Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 3(5), 2020.

…Итак, у Европы оказалось два полюса: на одном — Испания и Италия, на другом — Англия, берега Балтики, огромная часть Центральной Европы.

Между ними оказались страны, находившиеся в состоянии религиозного раскола: Германия, надолго успокоенная Аугсбургским договором¹, Швейцария, внимавшая слову Кальвина, но охотно предоставлявшая солдат для католических армий, Нидерланды, готовые на что угодно назло Габсбургам.

Во Франции по приблизительным подсчетам примерно треть населения обратилась в новую веру, причем следуя Кальвину, а не Лютеру. Возможно, потому, что кальвинизм подчинял государство церкви и новые благочестивцы считали, будто только духовные лидеры, просвещенные мудростью Господней, способны навести порядок в государстве.

География протестантизма во Франции достаточно сложна. Прежде всего это сельские, пограничные с Германией районы, район «Трех епископств» (Туля, Меца и Вердена). Сильны позиции кальвинистов в Шато-Тьери, Эперне, Шалоне, Витри-ле-Франсуа, Уасси, Бургундии, Бурбоннэ, Нивернэ. Торговля и международные экономические связи разнесли доктрину по процветающим городам и портам: Дьепп, Канн, Гавр, Руан, Сен-Мало, Нант, Витрэ. На берегах Марны, Сены и Луары протестанты утверждались главным образом как интеллектуалы, случалось, как университетские преподаватели (Орлеан). Но главная их вотчина была на юге — в Беарне, обращенном Жанной д’Альбре, королевой Наварры, повелевшей разрушить церкви; в Лангедоке, древнем питомнике альбигойской ереси; на протяжении всей долины Роны до Лиона, где была очень интенсивна коммерческая деятельность и бурлили идеи. С юга кальвинизм хлынул на запад в Гиень, Онис, Сентонж, Пуату, Ла-Рошель, Бретань. Сельская местность была затронута гораздо меньше городов, но бедствия, причиненные войнами, и непомерные налоги порождали недовольство, способствовавшее обращению. Чем больше провинции страдали от податей, тем больше в них оказывалось приверженцев кальвинизма среди деревенских жителей. Так произошло даже в богатой Нормандии (Руан и его окрестности), в Оверни, Виварэ, Ругэрге, Жеводане.

Считается, что главными распространителями Реформации были духовные лица из низшего духовенства и люди науки. Но больше всего пугало короля даже не географическое распространение протестантизма, а то, что он постепенно проник во все слои общества, во все важнейшие сферы. Даже оплоты ортодоксии Университет и Парламент перестали быть едиными. Среди людей, которых арестовывали во время протестантских собраний, часто оказывались знатные, известные в обществе особы, ересь проникла в окружение короля, увлекла Роганов, Крюссолей, Субиз-Партене, ее жертвой пал Гаспар де Колиньи — племянник самого коннетабля. Протестантизм увлекал бедняков, искавших веры, более чутко отзывающейся на их нужду, и богачей, особенно буржуазию, видевшую в нем больше свободы для коммерческой деятельности.

Люсьен Февр дал исчерпывающую характеристику этому явлению:

«Благодаря факторам, экономическим, политическим и социальным, которые часто рассматривались вместе, целый класс людей одновременно завоевал, приобретая богатство, свое место под солнцем, потеснив знать. Далеко не везде и не всегда то были авантюристы без устоев, выскочки, в одну ночь вознесшиеся из небытия. Среди буржуа имелись люди серьезные, сторонники твердых моральных правил, которые, несомненно, не были связаны ни с социальным лицемерием, ни с фарисейской ложной стыдливостью, ни с суровостью фасада и внешности, ни с чем, что, как правило, вызывает инстинктивную ненависть; но их строгий реализм не существовал отдельно ни от глубокого чувства долга, ни от страстной нужды в религиозной определенности. Эта торговая буржуазия, которая знала, как Одиссей, обычаи многих людей, постигла на своем опыте, насколько могут меняться оценки чего-либо; для этой буржуазии мантии и должности создавали твердую иерархию. Наконец, у тех, кто занимался требующими точности ремеслами с тонкой и развитой техникой, обострился практический дух, склонный к изящным и простым решениям; им, соответственно, требовалась ясная религия, разумная и в меру гуманная, которая была бы для них столь же светом, сколько опорой»².

Като-Камбрезийский мир только усугубил ситуацию. Многие из дворян были разорены, из опустошенной казны больше не поступало жалования, цены на пшеницу — основу их благосостояния — не соответствовали общему росту цен, равно обесценивались их феодальные права. Приходилось продавать земли буржуазии. Возникшая военная безработица только усиливала раздражение. Короля винили во всех бедах, считали злейшим врагом собственного королевства и… вставали под знамена еретиков. Это дало новой доктрине то, чего ей так не хватало, — «мирскую руку», т. е. политическую и военную защиту.

Теперь Реформации недоставало только фетиша, способного узаконить самый мятеж. В те времена таким фетишем могла стать лишь королевская кровь. Это было достигнуто путем обращения ближайших родственников Валуа — Бурбонов, Наваррских и Конде, которых король оставил без могущества, влияния и стояния, в отличие от купающихся в роскоши Монморанси и Гизов.

Таким образом, французское общество оказалось полностью поражено ересью. «Секта» превратилась в сплоченную партию. Если верить докладу Колиньи, представленному королеве в 1561 году, во Франции насчитывалось 2150 протестантских церквей, «охватывавших все провинции».

25 мая 1559 года в Париже состоялся первый протестантский Синод под председательством пастора Франсуа Мореля. Вскоре рядом с духовными руководителями кальвинистов встали их политические вожди, полководцы, казна, дипломатия.

В течение Рождественского и Пасхального постов 1559 года проповедники гневными возгласами колебали стены церквей. Экзальтация, до которой доводили толпу, объясняет, почему король, одумавшийся и решивший вернуться к либеральной политике отца, не смог этого сделать. С обеих сторон звучали призывы к убийствам, народ «искал жертвы для мщения наугад, жаждал убивать, и неважно кого. Один студент у церкви Св. Евстахия имел несчастье рассмеяться во время проповеди. Некая старуха заметила и указала на него. Он был убит в один миг». В марте жуткие сцены разыгрались в церкви Невинноубиенных младенцев. Запах крови витал над Францией и разжигал безумие и ярость.

2 июня был издан Экуанский эдикт, после которого протестантам не осталось иного выбора, кроме как между бегством и мятежом. Это и было настоящим объявлением войны. Однако Парламент более не скрывал снисходительного отношения к еретикам и потребовал созыва собора для исправления их заблуждений.

Крайне взволнованный, Генрих сам явился на заседание с коннетаблем и Гизами, но не добился повиновения. Выйдя из себя, он приказал заточить в Бастилию главных смутьянов: Анна дю Бурга, Клода Виоля, Луи дю Фора.

Впрочем, через месяц протестанты во всеуслышание славили справедливость Божью: 10 июля 1559 года Генрих II умер от ранения в глаз, полученного во время турнира в поединке с капитаном собственной шотландской гвардии Монтгомери. Однако перед тем, как скончаться, король совершил еще одну непростительную глупость: призвал Филиппа II стать защитником его народа и его сына.

Наследник незадачливого короля-рыцаря Франциск II был совсем юнцом, скудоумным, необузданным, нездоровым. Он во всем слушался свою очаровательную супругу Марию Стюарт, а следовательно, Гизов, которым прекрасная шотландка приходилась близкой родственницей. Таким образом власть в королевстве захватила ультракатолическая партия, и противостояние вспыхнуло с новой силой.

Вдовствующая королева Екатерина была бессильна этому помешать. Вернувшись после смерти супруга из Амбуаза, где она жила с младшими детьми, в Париж, флорентийка сначала попыталась бороться, даже изгнала ненавистную Диану де Пуатье. Но Гизы вкупе с Марией и во всем ей покорным королем быстро поставили ее на место и стали хозяйничать в королевстве как дома. Екатерина проглотила обиду и до времени смирилась, затаив бешенство. На публике королева играла превосходно: ее покорный и простодушный вид, глубокий траур и набожность вводили в заблуждение самых подозрительных. А закрывшись в своей молельне, она исписывала страницу за станицей и потом передавала эти опусы странным гонцам чопорного вида в строгих одеждах.

Чопорные ли гонцы королевы сделали свое дело несколько рьянее, чем просила королева-мать, легкомыслие и честолюбие младшего принца Конде, тесные связи английского короля с оппозицией — неизвестно. Вернее, скорее всего, все «удачно» сошлось в нужном месте в нужно время.

В начале 1560 года возник заговор с целью передачи власти Бурбонам. Раскрытый из-за неосторожности нескольких вертопрахов, он породил один из известнейших политических процессов того времени — так называемое Амбуазское дело. Власть была беспощадна, мятеж подавлен жестоко и удивительно быстро (впрочем, Гизы очень старались), и заговорщики гроздьями повисли на стенах замка Амбуаз.

Дальше события развивались с невероятной скоростью: в начале ноября принц Конде и король Наваррский, приглашенные Гизами в Лувр якобы на мирные переговоры, были вероломно схвачены и осуждены на смерть. Только внезапная смерть самого юного короля спасла их от казни.

Новому королю Франции Карлу IX было в то время десять лет. Встал вопрос о регентстве. Враждующие стороны бросились в схватку.

Неожиданно для всех кроткая флорентийская овечка показала зубы и, одурачив Гизов, обольстив Монморанси, запугав Антуана, стала официальной регентшей от имени десятилетнего короля. До времени не раскрывая истинные намерения, она первоначально не препятствовала правительству продолжать прежнюю политику, и костры пылали как раньше. На одном из них погиб Анн дю Бург. Кальвинисты встретили эту жертву почти с радостью: у них появился свой мученик.

Однако Реформации нужен был лидер. Логично, что подобную роль взял на себя первый принц крови среди протестантов Антуан де Бурбон, король Наварры, личность нелепая, непостоянная, не пользовавшаяся никаким престижем.

Его охотно заменяли супруга — «железная леди», ревностная протестантка, суровая Жанна д’Альбре — и младший брат Луи, принц де Конде. Этот авантюрист королевской крови руководствовался отнюдь не убеждениями, он просто хотел взять реванш за несправедливость своего жребия младшего отпрыска без веса, состояния и власти. Ему не занимать было храбрости, честолюбия, пыла и в то же время великой легкомысленности и склонности к любовным безумствам. Он не боялся бросать вызов Гизам, и веселая семейка опасалась его. Он взывал к древнему монархическому праву, в силу которого принцы крови могли рассматривать иностранных регентов как узурпаторов. «На стороне Лотарингцев были их дела, на стороне Бурбонов традиция. Так сложился лейтмотив религиозных войн»³.

Дабы обезвредить принца, возник беспрецедентный временный союз между Екатериной Медичи, Гизами и Колиньи, с которым флорентийка в то время была в большой дружбе. Его результатом стал Амбуазский эдикт от 19 апреля 1561 года, разрешающий протестантам молиться при закрытых дверях и фактически отменявший Экуанский.

Но до этого произошло еще два события, имевших принципиально важное значение: выступление канцлера Мишеля де Лопиталя на открытии Генеральных Штатов в Орлеане 13 января 1560 года, лейтмотивом которого был призыв к полному уничтожению ереси, и создание на Пасху (6 апреля) католического триумвирата (Франсуа де Гиз, коннетабль Монморанси и Сент-Андре), горевшего желанием осуществить этот призыв. Они тут же потребовали, чтобы королева «выбрала ту или другую сторону».

Екатерина, напротив, пыталась сохранить мир и договориться. Она настолько сблизилась с Колиньи и другими вождями кальвинистов, что Теодор де Без в разговорах с Кальвином называл ее «наша королева»⁴. И в то же время флорентийка не хотела ссориться с Гизами и Испанией, тем более что у нее были большие матримониальные замыслы в отношении многочисленных детей. Игнорируя все угрозы Филиппа II и триумвиров, она сделала еще одну попытку договориться. С 9 сентября по 18 октября под ее эгидой в Пуасси прошла встреча между католиками и протестантами. Никаких результатов она не дала: стороны не желали мириться и поступаться хоть чем-то.

Тогда королева решилась на отчаянный шаг: 17 января 1562 года был принят знаменитый Пуасский эдикт⁵, предоставлявший протестантам свободу вероисповедания.

Событие поистине революционное, ибо никогда еще европейская держава не признавала вторую конфессию наравне с государственной. Екатерина ликовала: извечный предлог для внутренних распрей наконец уничтожен, можно заняться наведением порядка в государстве и устройством будущего собственных детей.

Но, увы, это были только мечты. Общественное мнение рассудило, что, разрешив сосуществование двух конфессий, племянница римских пап совершила святотатство и расколола единство королевства. Враждующие стороны отнюдь не хотели примиряться, религиозный фанатизм и личные амбиции заглушали голос разума.

Гизы, поддерживаемые парижанами, начали резню, перепуганная королева-мать призвала на помощь принца Конде, но тот, памятуя о кануне кончины Франциска II, испугался и упустил шанс вместе со всей своей партией.

Пока он опасался, ультракатолики действовали и переманили на свою сторону двор. Екатерина, оскорбленная отказом протестантов, поняла, что опираться на них при управлении государством нельзя, поскольку они отстаивают только собственные интересы. После этого царственная актриса снова сменила маску: изображала ревностную католичку и вновь подружилась с Гизами.

Теперь ничто не могло остановить гражданскую войну. Королевство запылало: Гиз открыл границу для испанских банд, реформаторы впустили в Гавр англичан. Францию охватило кровавое безумие.

Но это безумие умело направляли вожди враждующих партий, без зазрения совести отдавшие Францию на растерзание во имя своих амбиций. Кратким знакомством с ними можно закончить повествование об истоках Французских религиозных войн.

Итак.

Клан Бурбонов — один из самых могущественных и влиятельных дворянских кланов Франции. Прямые потомки Людовика Святого. В описываемую эпоху главой его старшей ветви был Антуан де Бурбон, король Наварры, женатый на Жанне д’Альбре. Краткую характеристику обоих супругов мы уже давали, она вполне достаточна.

Осталось добавить только, что отпрыском достойной четы стал знаменитый Беарнец, Генрих IV, будущий король Франции, прекративший войну, которую с таким пылом разжигали его родители.

Младшую ветвь возглавлял принц Луи де Конде, о котором мы также говорили. Ему усердно помогал младший брат Анри, еще более незадачливый, «прославившийся» вместе с Беарнцем «кровавой свадьбой»⁶ и рогами, которые ему наставил дофин Генрих (будущий Генрих III).

Им противостоял дом Гизов — младшая ветвь Лотарингского дома.

Род Гизов на протяжении многих лет был злым гением Французского королевства. Эти неутомимые потомки герцога Рене⁷ на протяжении целого столетия были одержимы мечтой овладеть французским престолом. Никаких реальных прав по рождению они для этого не имели, хотя и вели происхождение от Каролингов, но честолюбию и жажде власти границы неведомы, поэтому веселая семейка не чуралась никаких средств для исполнения главного дела их жизни. Будучи одними из самых могущественных вассалов французского короля, они со времен Франциска I играли видную роль в политике королевства. Многочисленный и сплоченный род — они умели занимать ключевые позиции в расстановке сил и знали, с какой стороны подбираться к власти. В их активе были и тесные связи с папским престолом, и кардинальские должности, и кровное родство с династией Стюартов — королей Шотландии, а также с королями Наварры, герцогами Тосканскими и другими знатнейшими домами Европы. Заполучили себе в родственники они и династию Валуа: принцесса Клод — старшая дочь Екатерины Медичи была женой Карла III, герцога Лотарингского, и сами короли Франции не избежали их сетей: стараниями матушки Генрих III был обвенчан с очаровательной и кроткой Луизой де Водемон, кузиной Генриха де Гиз.

Но всего этого главе рода хитроумному герцогу Франсуа казалось мало. Французский престол был крепким орешком, и чтобы его расколоть, годились все средства. Поэтому с некоторых пор дом Гизов стал поддерживать теснейшие связи с самым могущественным государем того времени — Филиппом II Испанским, державшим в руках 23 короны. Для более крепкой дружбы с суровым королем-монахом Лотарингцы сделались неистовыми католиками, и с самого начала религиозного противостояния «борьба за истинную веру» была ключом, открывавшим для них сердца французов, и самым верным средством добиться положения при дворе и подобраться к короне. Святая Лига была их изобретением — вернее, уменьшенной копией Христианской лиги Филиппа II, действовавшей в масштабах государства. Сколько несчастий Франции принесла эта организация, объяснять не стоит, на ее счету тысячи жертв кровавого безумия, в которое амбициозные принцы неоднократно ввергали страну.

Франсуа де Гиз был интереснейшей фигурой, масштабной личностью — тонким дипломатом и умелым полководцем; достоин его был и младший брат — кардинал Лотарингский, на всю Европу прославившийся своей хитростью; дочь герцога Франсуа — герцогиня де Монпансье — была взбалмошной, но умной, очаровательной и деятельной дамой, вскружившей немало голов и всегда активно помогавшей братьям. Столь же лестную характеристику можно дать Людовику, сыну Франсуа, кардиналу де Гиз. Наименее приятной персоной из всей семейки, с которой столь близко были знакомы французские короли со времен Генриха II, был Карл, герцог Майенский — грузный и наглый грубиян с наклонностями мясника. А наиболее знаменит благодаря причудам фортуны, хронистам и неутомимому Дюма-отцу стал младший сын Франсуа — Генрих, знаменитый Меченый⁸, которого веселая семейка сделала символом и знаменем своей партии. Достоин ли был младший из Гизов этой высокой чести?

Позвольте в этом усомниться. Атлетический красавец с роскошной фигурой, голубыми глазами и пшеничными кудрями, он был великолепен, умел пленять сердца женщин и очаровывать мужчин, был смелым и лихим рубакой, роскошным вельможей… Но и только. Ни особенной остротой ума, ни высокой образованностью, ни военным или дипломатическим даром этот идол парижской толпы не отличался. Если глубоко покопаться в истории эпохи, невозможно найти ни одного серьезного успешного предприятия, осуществленного лично им без чьей-либо помощи, кроме, пожалуй, пленения сердца очаровательной Маргариты Валуа (что, по правде говоря, сделать было совсем не сложно). Впрочем, даже эта победа оказалась недолгой, ибо пылкий любовник не смог отвлечь принцессу от планов на корону Наварры.

Однако у истории странное чувство юмора: Меченый остался в ней знаковой фигурой религиозных войн, хотя лишь пользовался «плодами с поля, вспаханного семьей». Но и этого не смог как следует, в конце концов проиграл и погиб. Причем по иронии судьбы виновником его гибели стал лучший друг детства король Франции Генрих III.

Впрочем, с точки зрения политической вина короля за эту смерть может быть оспорена. Разве не худшей кары заслуживал человек, который беззастенчиво позволял испанцам шастать по территории Франции и находился на содержании у императора, действуя в королевстве как его резидент, человек, который в течение почти 20 лет постоянно устраивал заговоры и смуты, возобновляя едва стихшую гражданскую войну?

Впрочем, это будет потом. В 1562 году во главе веселой семейки герцог Франсуа, и Поль де Метре еще даже не вычистил свою аркебузу⁹.

Могущественный дом Монморанси, один из старейших аристократических родов Франции, был представлен в этой игре Анном де Монморанси — коннетаблем Франции, о котором мы говорили выше в связи с Генрихом II. Незадачливый рыцарь окончил дни плачевно: семидесятилетним старцем он нашел смерть, сражаясь против собственных племянников в одной из бесчисленных стычек противостояния, развязанного при его горячем участии¹⁰.

Его племянник Гаспар де Колиньи, адмирал Франции, опять же по иронии судьбы возглавил после смерти старшего принца Конде (1569 год) протестантскую партию. Личный враг Меченого, который не без оснований считал адмирала виновником гибели отца, пылкий старец хоть и сделался главой партии политиков, т. е. тех, кто стремился разрешить религиозный конфликт политическими средствами, тем не менее стал главным мучеником французских кальвинистов¹¹.

Такова была обстановка и расстановка сил во Французском королевстве к началу противостояния, вошедшего в историю как Религиозные войны.

Начавшееся с Пуасского эдикта, давшего королевству свободу вероисповедания, многолетнее разорение страны завершилось сменой царствующей династии и Нантским эдиктом, провозглашавшим фактически то же самое 36 лет спустя.

Библиография

1. Документы по истории гражданских войн во Франции. 1561—1563 гг. Под ред. А. Д. Люблинской. М.—Л., 1962.

2. Маргарита де Валуа. Мемуары. Пер. И. В. Шевлягиной. М., 1995.

3. Д’Обинье Т.-А. Трагические поэмы. Мемуары. Пер. А. Ревича, В. Парнаха. М., 1996.

4. Лучицкий И. В. Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции. Киев, 1989.

5. Лучицкий И. В. Католическая лига и кальвинисты во Франции. Киев, 1991.

6. Клуа И. Екатерина Медичи. М., 1997.

7. Констан Ж.-М. Повседневная жизнь французов во времена религиозных войн. М.: Молодая гвардия, 2005.

8. Эрланже Ф. Резня в ночь на Святого Варфоломея. СПб: Евразия, 2002.

---

¹ Аугсбургский религиозный мир 1555 года признавал равноправие католиков и лютеран в Германии, предоставляя выбор вероисповедания правителям.

² Lucien Febvre, Une question mal posee.

³ Жан Эрите. Екатерина Медичи.

⁴ Эрланже Ф. Генрих III. СПб: Евразия, 2002. С. 38.

⁵ Документы по истории гражданских войн во Франции. 1561—1563 гг. Под ред. А. Д. Люблинской. М.—Л., 1962.

⁶ Имеется в виду резня в ночь Святого Варфоломея (24 августа 1572 года), поводом к которой стало бракосочетание принца Конде с Марией Клевской и Генриха Бурбона, короля Наваррского с Маргаритой Валуа, дочерью Екатерины Медичи.

⁷ Рене II — первый герцог Лотарингский (1473—1508).

⁸ Прозвище получил из-за шрама на лбу.

⁹ 18 февраля 1563 года Франсуа де Гиз был убит под Орлеаном протестантом Польто де Метре.

¹⁰ Анн де Монморанси был убит 10 ноября 1567 года в сражении при Сен-Дени между армией короля и протестантами.

¹¹ Гаспар де Колиньи был убит по приказу Генриха де Гиза в Варфоломеевскую ночь.