Голосуем за темы блица

Как вы помните, уже второй заход у нас можно голосовать за темы блица и, даже больше, выдвигать ту, которая как вам кажется, хорошо выстрелит и наберет много авторов и хороших текстов. Делать это можно вот в этой записи Вконтакте

Так что не отвлекаемся, срочно заходим и выдвигаем или голосуем за понравившиеся. А потом смотрим. что же из всего этого получилось. Если помните, прошлая тема про цыган, очень хорошо пошла. и вот даже Сергей Игнатьев с рассказом не только победил (что не удивительно по такому тексту) но и тут же получил приглашение в Эдиту. Теперь рассказик ждет своей очереди на публикацию.

А в этот раз у нас впервые в гостях в составе жюри будет Георгий Кулишкин, главный редактор журнала «РХ» (Харьков). И  тоже попробует что-то в свой толстый журнал отобрать. Дело это для него новое, но все же посмотрим, как и что будет. А пока участвуем,  не сидим.

Николай Бершицкий. С добрым утром, Я!

Дело было в пятницу. Ноябрь только вступил в свои права, прохладный ветер гонял жухлые листья, а в академии имени Сеченова начинались занятия. Профессор Ждан Никифорович Лыткин бодрой походкой прошагал в кабинет. Как всегда за пять минут до начала лекции по фармакологии. Студенты уже заняли кабинет, зная обычай профессора приходить ровно за пять минут. Причем он ни разу не опоздал, не явился раньше и никогда не брал больничного, словно и не болел вообще. Его впору было прозвать роботом, да только студенты ни за что не дали бы Ждану Никифоровичу такое имечко, ибо профессор был бодрее, живее и веселее всего потока. Хоть ему исполнилось шестьдесят пять лет, он выглядел на все сорок. Ни седины, лишь виски подернулись, ни отвисшего брюшка, как это порой наблюдается. Лыткин знал предмет превосходно и умудрялся делать занятия по фармакологии интересными, редкий лентяй пропускал их, обычно же шли на лекции с охотой, хотя бы ради того, чтобы послушать остроты и зарядиться позитивом нестандартного преподавателя. Читать далее

Господа авторы!

Судьи заканчивают работу над первым туром, трясут головами, стряхивая морок, медитируют, стараясь очистить душу — и так найти единственно верную оценку. Уже начинают появляться «простыни» с результатами медитаций (здесь и здесь).
И в связи с этим просьба ко всем, кому дороги понятия справедливости, гуманности и чего-то ещё (я забыла, но очень важного чего-то) — просьба помочь авторам, получившим экстремальные оценки. Гляньте одним-двумя глазками тексты с колами (и десятками)! Поделитесь своим мнением! Мы выделили несколько таких рассказов в «Разночтения» — их авторам очень важны ваши мнения. И судьям важны — вдруг мы чего-то недопоняли и упустили?

Максим Тихомиров, «Люди и нелюди» 5,4,1 — 3.3

Хьяви окончательно осознал, что сбит, только когда пришел в себя среди груды обломков дерева вперемешку со снегом и колотым льдом — уже здесь, внизу.
Мир вокруг был всех оттенков красного — от нежно-розового перелива далеких облаков в вышине до багрово-алой равнины растрескавшегося льда, что уходила от кроваво-красных клыков иззубренной горной цепи за спиной Хьяви к огненному оку садящегося в океан солнца у самого горизонта.
Вокруг не было ни души — ни в небесах, ни под ними. Читать далее

Андрей Жмакин, «Разбитый бокал и капли красным по скатерти» 7,4,2 — 4.3

О самое бессильное и позорное
время в жизни моего народа…

Венедикт Ерофеев

Время до открытия магазинов.

Татьяна усмехнулась, вспомнив, откуда это.

Да, рассвет уже наступил, но ещё слишком рано – она не рассчитала – и двери магазина закрыты.

Ну что ж, хотя теперь, когда прошло так много лет с тех пор, когда были написаны вспомнившиеся ей слова, и давно настала новая эпоха – с круглосуточной торговлей – Татьяна остановилась возле закрытой стеклянной двери. Она подождёт, спешить некуда. Читать далее

Светлана Волкова, «Тощий Якоб» 4,10,3 — 5.7

«Человек — мал, а дом его -мир»

Марк Теренций

 

Я лежу на холодном полу, раскинув руки в стороны, как морская звезда. Толстые влажные каменные квадраты под мной плотно держат мой тонкий позвоночник, словно скрипичную деку. Отражаются болью. Мои пальцы касаются стен, по которым сбегают капли, причудливо  ломая свою совершенную траекторию о шероховатость плит, припудренных малахитово-серым мшистым велюром. Мои ступни упираются в ледяную решётку единственного окна-амбразуры, льющего скупой дневной свет сквозь пелену привычного тумана. Белый день цвета сывортки.

 

Это единственное положение, в котором я не вижу моря. Иногда его видеть невыносимо.

 

Читать далее