К. Б. – пусть и с опозданием – ко дню рожденья.

 

Окончательно запутавшись в лабиринте тесных улочек, Кирилл понял, что заблудился.

Это было по-своему забавно – заблудиться через каких-нибудь пятнадцать минут после того, как вышел из гостиницы. В городишке, который можно было пересечь пешком из конца в конец за час-полтора…

Тем не менее, он заблудился. По обеим сторонам улиц тянулись крепкие каменные дома постройки позапрошлого еще, девятнадцатого века. Сурово смотрели сверху на чужака окнами с лепными карнизами, похожими на нахмуренные брови. И даже яркое весеннее солнце не могло разогнать атмосферу угрюмого сонного оцепенения. Когда-то, еще до революции, здесь, в этих домах обитали купцы, зажиточные горожане и знать. Росшие вдоль улиц древние деревья, наверное, еще помнили те времена. Потом, с приходом новой власти, жизнь города постепенно переместилась в так называемую «новую часть», выросшую вокруг выстроенной трикотажной фабрики, и про эти старые кварталы просто забыли, предоставив их самим себе и полудремотному оцепенению, свойственному для всех провинциальных городов. Возможно, благодаря этому забвению старая часть города и пережила более-менее благополучные все бурные пертурбации двадцатого века. Купечество строило основательно, надежно, на века, и не было никаких сомнений, что эти дома простоят еще лет сто. Как минимум.

Улица была пуста. В дальнем конце ее мелькнули человеческие фигуры, но тут же исчезли. Впрочем, обращаться за помощью к местным жителям Кириллу не очень хотелось. Как всякий обитатель большого города, он считал зазорным, что ли, признаться в том, что заблудился в трех соснах.

В конце концов, можно просто идти вперед – городок не так велик, рано или поздно куда-нибудь да выйдешь…

Приняв решение, Кирилл с решительным видом зашагал вдоль неширокой улицы, засаженной старыми раскидистыми липами. Дул порывистый, холодный, совсем не весенний ветер, пронизывающий насквозь даже несмотря на кожаную куртку. Сунув руки поглубже в карманы, Кирилл шел быстрым шагом, не забывая, однако, смотреть по сторонам.

Размытое легкой облачной дымкой пятно негреющего солнца висело, как запутавшийся воздушный шарик, в ветвях голых деревьев. Под деревьями кое-где еще белели ноздреватые кучки грязного весеннего снега, но тротуары были чисты и подметены. Чистенький ухоженный городок после мегаполиса казался каким-то ненастоящим. Тишина на улочках, практически полное отсутствие машин – все это на взгляд столичного жителя выглядело просто фантастикой. А старая часть, которой Кирилл сейчас двигался быстрым шагом, чтобы не озябнуть, его буквально очаровала.

За четыре дня, проведенных в городе, он впервые оказался в лабиринте этих узких улочек, пересекающихся совершенно без какой-либо геометрической правильности. Каждый день служебная черная «Волга» местной городской администрации отвозила их от гостиницы в новую часть города, на трикотажную фабрику. Кирилл и двое его коллег были направлены сюда, в глухую провинцию, в качестве экспертов, задачей которых было оценить реальное состояние фабрики, заинтересовавшей столичную финансовую группу, и перспективы приобретения контрольного пакета акций. Работа была не хуже прочих.

И вот сегодня, в субботу, Кирилл получил долгожданную возможность просто погулять по незнакомому городку, осмотреть провинциальные достопримечательности. Владлен Георгиевич с Сергеем укатили с самого утра за город, где бойкий директор фабрики, похожий чем-то на румяного сказочного колобка, обещал организовать грандиозную «культурную программу» – с банькой, шашлыками на свежем воздухе и так далее…

Кирилл, любивший более спокойные виды отдыха, предпочел остаться в гостинице. После завтрака в уютном и на удивление недорогом гостиничном ресторанчике посидел часок за ноутбуком, настучал пару страниц задуманного еще на прошлой неделе рассказа. Но текст не шел, и Кирилл решил немного проветриться, пройтись. Он любил такие вот неспешные прогулки, особенно в городах, где не бывал прежде, когда взгляд на каждом шагу вылавливает из окружающего какие-то детали, образы, а в голове сами собой складываются уже готовые предложения и абзацы, которые только и ждут, когда пальцы лягут на клавиатуру компьютера.

…Н-да, расскажи коллегам о том, как заблудился в двух шагах от гостиницы, – засмеют ведь. Впрочем, Кирилл уже немного сориентировался. Выйдя на очередной перекресток, он увидел над крышами домов зеленую маковку старой церквушки, что стояла на берегу разделявшей городок надвое речки. Из окна номера церквушка была видна слева, значит, гостиница – где-то там, справа…

Восстановив ориентиры, Кирилл с самоироничной улыбкой окинул взглядом площадь, на которую вышел. Небольшая площадь казалась почти игрушечной. В центре размещался крошечный скверик, а трехэтажные здания, окружавшие ее, были все той же основательной купеческой постройки позапрошлого века. На первых этажах располагались – по часовой стрелке – аптека, офис некоего местного ООО «Вариант-А» с броской вывеской у входа, и небольшой магазинчик затрапезного вида. Все было закрыто по причине выходного дня, как это принято в провинции, когда на выходные и без того полусонные улочки выглядят вымершими.

Кирилл уже направился было в сторону улицы, которая по идее должна была вывести его к гостинице, когда вдруг заметил в дальнем конце площади еще одно заведение, почти полностью скрытое за старыми разросшимися вязами. На небольшой скромной вывеске над входом можно было прочесть только одно слово, начертанное потускневшим золотом вычурным шрифтом с завитушками: «КНИГИ».

На секунду Кирилла охватило сомнение, но он все же свернул к этому магазинчику, особо ни на что не надеясь. Конечно, там тоже окажется закрыто, и тогда можно будет идти прямо в гостиницу…

Он пересек площадь, рассматривая безымянный книжный магазинчик. Впрочем, подумалось ему, это заведение, судя по внешнему виду, не хочется называть сухим и безликим словом «магазин». Нет, это был не книжный магазин, а книжная лавка. Именно так. Высокая двустворчатая дверь потемневшего от времени дуба, со сложным фигурным переплетом окошек, небольшая темная витрина сбоку. Поневоле начинало казаться, что эта книжная лавочка вынырнула из глубин времени, из тех лет в самом начале прошлого века, когда дамы носили длинные платья с турнюрами, а господа щеголяли напомаженными усами… Из тех лет, когда книги печатались на плотной и желтоватой, как пергамент, чуть шероховатой бумаге, в переплетах из сафьяна либо настоящей кожи, тисненной золотом, с «ятями» и «фитами». За пыльным стеклом витрины было темно, и разглядеть что-либо было невозможно. Виднелись только какие-то запыленные, выцветшие до полной неузнаваемости книги, расставленные за стеклом.

Закрыто, конечно, закрыто, думал Кирилл, поднимаясь по вытертым ступенькам невысокого крыльца. Не может быть, чтобы в выходной и не было закрыто…

Однако, к его немалому удивлению, за стеклом с внутренней стороны двери обнаружилась табличка, сообщавшая, что лавка как раз открыта. Судя по табличке, лавка работала вообще практически круглосуточно, без выходных и даже без перерыва на обед. Чуть сбоку на стекле имелась и вполне современного вида наклейка с рекламой жевательной резинки, предупреждавшая, что дверь открывается от себя, какие встречаются обычно в магазинах средней руки.

Кирилл мысленно хмыкнул. Это было более чем странно для маленького провинциального городка. Или они здесь все поголовно – заядлые читатели?..

Невольно в памяти всплыли «Гадкие лебеди» Стругацких, мокрецы. Представив себе, как какой-нибудь местный забулдыга, вместо поллитры бежит часа в два ночи за томиком Мураками или Маркеса, как отсчитывает трясущимися руками заветную мелочь, Кирилл снова хмыкнул и с какой-то неожиданной внутренней неловкостью оглянулся по сторонам. Как будто он собирался зайти не в книжный магазинчик, а, по меньшей мере, в секс-шоп.

Площадь была пуста. Переступив с ноги на ногу, Кирилл вынул руку из уютного нутра кармана и коснулся витиеватой бронзовой ручки на двери. После тепла в кармане прикосновение к позеленевшей бронзе ручки показалось ледяным, заставив его вздрогнуть, как от удара тока.

Но массивная дверь отворилась легко, словно только ждала касания руки, плавно приоткрылась в полумрак лавки; над головой мелодично звякнул невидимый колокольчик.

Кирилл вошел, аккуратно прикрыв дверь за собой. После яркого, хотя и негреющего весеннего солнца на улице лавка казалась погруженной в зеленоватый сумрак. Сквозь пыльное стекло витрины проникало совсем мало света.

Загадочный полумрак поневоле побуждал фантазию рисовать мрачный полуподвал с сырым каменным сводом, крепкие дубовые полки, на которых рядами стоят толстенные инкунабулы с пожелтевшими пергаментными страницами, испещренными готическим шрифтом, в черных переплетах толстой кожи, инкрустированных медью, прикованные к полкам тяжелыми железными цепями, как это было принято во времена доктора Фауста… Лавка, однако, когда глаза немного привыкли к полумраку, оказалась гораздо менее экзотичной. Кирилл испытал даже некоторое разочарование: внутри магазинчик выглядел куда современнее, чем казался снаружи. Небольшой зал явно несколько лет назад подвергся капитальной перестройке, придавшей ему вполне модерновый интерьер. Голубоватая кафельная плитка пола, пластиковая облицовка стен… На потолке имелись несколько люминесцентных панелей дневного света, правда, ни одна из них не горела.

Маленький зал лавки был пуст, на звук колокольчика никто так и не появился. Слева от входа располагался прилавок с кассовым аппаратом, за ним виднелась дверь, ведущая, по видимости, во внутренние помещения лавки, закрытая. Все остальное пространство занимали забитые книгами стеллажи, поставленные так тесно, чтобы только можно было между ними пройти, и без того небольшой зал казался еще меньше.

– Эй, есть здесь кто-нибудь?.. – вполголоса спросил в пространство Кирилл, не отходя от двери. Звук увяз в тишине, заглушенный книжными стеллажами.

Ответа не последовало.

Пожав плечами, Кирилл собрался было уйти, но все же не удержался и подошел из любопытства к ближайшему стеллажу, пробежал глазами по полкам.

Полки были буквально забиты книгами. Тесными рядами стояли томики в целлофанированных переплетах, покетбуки и брошюрки в бумажных истрепанных обложках, какие-то растрепанные толстые журналы и монументальные монографии. Книгами были забиты даже промежутки между полками. И – никакой системы, никакого порядка. Это было больше похоже не на книжный магазин, где товар все-таки стараются расположить «лицом», чтобы завлечь потенциального покупателя, а на какую-нибудь маленькую библиотеку из глухой деревни.

Кирилл пробежал глазами по шеренге разнокалиберных корешков. Имена авторов были ему большей частью совершенно незнакомы и ничего не говорили, но вот взгляд его задержался на покетбуке весьма известной писательницы детективного жанра. Детектив назывался «Алиби для покойника». Вытащив книжечку, Кирилл принялся листать ее, порой прочитывая абзац-другой. Детектив был ему совершенно не знаком, и это было странно. Не то чтобы он был поклонником детективного жанра, однако за новинками следил, и уж новый роман популярной писательницы не пропустил бы. Заглянув на первую страницу, Кирилл был заинтригован еще больше. Дата выпуска книги отсутствовала, равно как и название издательства, как и какие-либо выходные данные вообще.

– Все страньше и страньше… – пробормотал Кирилл, ставя покетбук на место.

Он просмотрел наугад еще несколько книг, но все они также были напрочь лишены сведений, по которым можно было бы определить время и место их издания.

Кирилла исподволь охватил азарт завзятого библиофила, который дорвался до бесценных сокровищ, сродни азарту золотоискателя. Забыв обо всем на свете, Кирилл переходил от одной полки к другой, жадно листал книги, поворачивая их к скудному свету, что лился в запыленную витрину, и время от времени с его губ срывались изумленные восклицания вполголоса.

Удивляться было чему. Всего за полчаса он наткнулся на добрую дюжину книг, которые заставили его ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все происходит с ним не во сне, а наяву. Здесь была «Клеопатра» Проспера Мериме, «Люди и боги» Герберта Уэллса, сборник новелл Хемингуэя и монументальная драма Вильяма Шекспира «Александр Великий»…

Это было невозможно, немыслимо. Кириллу казалось, что он сходит с ума. В голове вертелись вопросы, на которые не было ответов. Как попали эти уникальные книги в этот никому не известный магазинчик из провинциального городка? Откуда они вообще взялись?.. Ну ладно детективы, они живут недолго и улетучиваются из памяти, как только перевернешь последнюю страницу. Но роман Уэллса, о котором Кирилл никогда не слышал?! Но неизвестная пьеса Шекспира?!. Разум, не находя ответов, лихорадочно пытался ухватиться даже за соломинку зыбких предположений. Мистификация… Да, это могла быть мистификация, такое уже случалось раньше. Если бы такая книга была одна, тогда не было бы сомнений, что это именно мистификация. Но десятки томов?!. Кому, какому «шутнику» пришла бы в голову, да и – будем смотреть правде в глаза – был бы по силам (и по карману!) столь масштабный «прикол»? Такая затея влетела бы в немаленькую копеечку.

И, тем не менее, книги были вполне реальны. Об этом говорил их вес, приятно ложившийся на ладонь, текстура переплета, шелест перелистываемых страниц… Благоговейно затаив дыхание, Кирилл листал толстенный том, по объему не уступавший «Войне и миру», на обложке которого наполовину стершимся золотом было вытиснено: Лев Толстой «Круг земной».

И когда за спиной раздался негромкий голос, он, забывший, где находится, вздрогнул от неожиданности и едва не выронил книгу.

– Интересуетесь, молодой человек?

Голос был старческий, скрипучий, но достаточно бодрый.

Кирилл обернулся.

Перед ним стоял низенький старичок, почти карлик, – но, возможно, Кирилл просто привык смотреть сверху вниз на всех людей среднего роста с высоты своих метр восемьдесят девять. Реденькие длинные седые волосы старика, гладко зачесанные назад с высокого лба, опускались до плеч и сияли белым ореолом, обрамлявшим изрезанное морщинами почти кукольное личико, которое на их фоне казалось темнее, нежели было на самом деле. Это лицо, цветом напоминающее печеное яблоко, невольно вызывало ассоциации не то с бальзаковским Гобсеком, не то с Оле Лукойе – но с тем Оле Лукойе, который приходил к непослушным детишкам. Из-под строго сдвинутых седых бровей цепко смотрели не по возрасту живые глазки.

– Д-да, собственно… А вы – владелец этой лавки?

– Совершенно верно. К вашим услугам.

Неожиданное появление этого странного старичка выбило Кирилла из колеи, он даже позабыл все вопросы, которые вертелись в голове. Он смотрел на владельца книжной лавки, и его внимание улавливало какие-то второстепенные детали, придававшие облику старика еще большую странность. Например, отсутствие мизинца на левой руке. Или аккуратно заштопанный рукав пиджака. Старичок был одет в чистый, но безнадежно устаревшего фасона костюм-двойку. Затруднительно было даже предположить, когда такой фасон был в моде – не то в середине прошлого двадцатого века, не то вовсе в его начале.

Хозяин лавки доброжелательно улыбнулся, растянув одни морщины и сложив другие.

– О, я вижу, вы уже подобрали себе кое-что…

Тут Кирилл заметил, что держит, оказывается, зажав под мышкой, несколько книг.

– Да, я как раз хотел спросить… Эти книги… Таких я более нигде не встречал! Мистика какая-то…

– Никакой мистики, – ответствовал старик тоном, в котором прозвучала почти аристократическая гордость. – У нас вы найдете только все самое лучшее. Другого не держим.

– Но постойте… Неизвестная доселе пьеса Шекспира, Диккенс, Толстой! Откуда они у вас?!

Старик твердо вздернул подбородок, отчего вроде бы даже стал выше, сухо усмехнулся.

– Скажем так, это секрет фирмы, молодой человек.

Кирилл уже открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, вертевшийся на языке, однако старик деликатно и одновременно настойчиво взял его за локоть и потянул куда-то вглубь прохода между стеллажами.

– Идемте, идемте, я покажу вам кое-то действительно стоящее.

Он тащил Кирилла вперед, на ходу выхватывая с книжных полок то один, то другой том, демонстрируя его спутнику, и – говорил, говорил быстро и без умолку.  Его речь, звучавшая монотонно и глуховато в тесном пространстве между стеллажами, обладала каким-то почти что гипнотизирующим эффектом. Будто во сне, Кирилл шел за странным стариком, чья речь журчала в сознании, словно маленький, но стремительный ручеек. Иногда в этом ровно журчащем потоке проскальзывало нечто почти знакомое, вызывающее какие-то смутные догадки и ассоциации, но не успевали эти догадки оформиться достаточно четко, как хозяин лаки уже перескакивал на другое. Насколько Кирилл понимал, он рассказывал о каких-то завсегдатаях или известных посетителях своего магазинчика, умудряясь при этом упоминать их таким образом, что невозможно было наверняка сказать, о каком известном лице идет речь; если же он прямо называл фамилии и имена, то имена эти не говорили Кириллу ровным счетом ничего. Время от времени в журчании старика мелькали вообще загадочные до оторопи фразы, заставлявшие Кирилла настораживаться с тревожным холодком в области сердца.

– Этот Н. был многообещающим литератором, да, весьма и весьма… но так и не пошел дальше фельетонов-однодневок в городской газете… А вот тоже интересная вещица. Как я уговаривал Михаила Афанасьевича приобрести ее! Только он все отказывался, гордый был человек, да. «Я сам, – говорил, помню, закуривая «Герцеговину-Флор». – Что у меня получится – то и будет мое…» И читал по памяти отрывки, что-то про Иерусалим и плащ прокуратора… Должен признать, получалось у него тоже недурственно, весьма и весьма…

Чем дальше, тем сильнее Кирилл чувствовал себя участником какого-то фантасмагорического сна. Или Алисой, провалившейся в кроличью нору. Старик все говорил и говорил, ведя его по лабиринту стеллажей. После первых же поворотов Кирилл потерял направление, он был уверен, что они прошли уже намного дальше, чем можно было предположить из размеров лавки, но этому лабиринту, казалось, не было конца.

Вопросы, которые он порывался задать поначалу, давно улетучились. Кирилл решил воспринимать происходящее просто как необычный сон, не более того, в противном единственной альтернативой было безумие… Что ж, сон – не худшая из гипотез, она прекрасно объясняла все. Да, забавный сон. Кирилл представил себе, как дремлет в своем гостиничном номере, и усмехнулся. Из этого сна впоследствии может получиться неплохой рассказ…

Внезапно старый хозяин лавки остановился, выдернул с полки какую-то книжицу небольшого формата.

– Ага, вот она где! – воскликнул он. – Вот это должно быть действительно небезынтересно для вас, Кирилл Николаевич…

– Откуда вы знаете…?

Недоговоренный вопрос застыл у него на губах, когда старик протянул ему книжку. Едва только взгляд скользнул по глянцевой цветной обложке, едва только нервный импульс дошел от глаз до мозга, Кирилла мгновенно бросило в жар. Задрожали руки, все остальное вылетело из головы. Он снова и снова, не веря собственным глазам, перечитывал имя и фамилию, начертанные на обложке.

Его собственные имя и фамилия.

Чуть ниже располагалось название.

«ПРЕДЕЛ ПОСТИЖЕНИЯ».

Под черепной крышкой сумбурно толклись и роились мысли. Не мысли даже, а обрывки мыслей. «Каким образом?.. Откуда?!. Ведь никто не знал…»

Его принадлежность к писательскому ремеслу действительно была тайной для окружающих. Даже непосредственное начальство и коллеги по фирме, в которой он работал вот уже несколько лет в качестве дипломированного специалиста по инвестициям, не подозревали, что практически все свободное время он проводит за компьютером, складывая слова в фразы, а фразы – в рассказы и повести. Два скромных покетбука, вышедших в не слишком известном издательстве, выпускающем преимущественно детективы, и три десятка рассказом, рассеянных по разным журналам и сборникам, он неизменно подписывал псевдонимом.

Но эта книга, которую он сейчас держал в руках, жадно изучая глазами в меру шаблонный рисунок на обложке, – эта книга попросту не могла существовать!..

Она не могла существовать, потому что он ее не писал.

Кирилл наугад раскрыл книгу на середине, пробежал взглядом пару абзацев.

«Истина подобна скорости света: можно бесконечно стремиться к ней, и все же достичь ее невозможно…»

Да, это были его слова, слова, которые он когда-то, много лет назад, записал в заветную тетрадь, куда заносил наброски, мысли, отрывки для большого задуманного романа. Вернее, для Романа – именно с заглавной буквы. Романа о любви и предательстве, о боли и прощении, об одиночестве и безысходности… о жизни. Романа, так и оставшегося ненаписанным, существующим лишь в виде нескольких разрозненных эпизодов. Кирилл забросил его в дальний ящик своего стола, когда несколько журналов подряд отклонили его рассказы, которые он сам считал программными для своего творчества, и он понял, что серьезная, настоящая литература, которую он старался писать, никому не нужна, а нужно не особо напрягающее мозги чтиво – детективы или легкая беллетристика. После этого понимания пробиваться в те или иные издания стало как-то проще, и буквально через полгода у него вышла первая книга… Наверное, это было предательство. По отношению к самому себе. Скорее всего, предательство. Попытка продать первородство свое за миску чечевичной похлебки.

Кирилл поднял глаза на старого хозяина лавки, сглотнул враз пересохшим горлом. Слова почему-то оказалось очень трудно вытолкнуть изо рта.

– Кто вы?

Старик улыбнулся в ответ – сдержанно и почти снисходительно, покачал головой.

– Ну, подумайте сами, Кирилл Николаевич, какое это имеет значение. Вы ведь разумный человек. Я просто продаю книги, и больше ничего.

– Но откуда, черт побери… откуда у вас эта книга?!

Старик снова покачал головой, на сей раз уже с легкой укоризной, как будто обращался к ребенку, допустившему какую-то бестактность.

– Вы ведь уже догадались, в чем дело? Не так ли, Кирилл Николаевич?

Да, Кирилл догадался. Но догадка казалась настолько безумной и невероятной, что невозможно было заставить себя произнести ее вслух. Старый хозяин книжной лавки сделал это за него.

– Вы, наверное, обратили внимание на то, что здесь не найти двух книг одного и того же автора… Дело в том, что в моей лавке продаются лучшие книги всех, кто когда-либо был или будет писателем. Но лучшие книги, как правило, остаются ненаписанными. Одним не хватает таланта, другие бросаются в омут коммерческой литературы, который приносит деньги, но никого не выпускает обратно… третьи, потерпев первые неудачи, в конце концов забрасывают писательство, выбирая более прибыльные занятия, и то, что они могли бы написать, так и остается нереализованным…

– Так вы… вы продаете ненаписанные книги?..

– Совершенно верно. Этих книг не существует за порогом моей лавки. И, тем не менее, каждый писатель может найти у меня свой magnum opus.

Кирилл растерянно скользнул взглядом по ближайшим полкам, порой натыкаясь на знакомые фамилии.

– Вы говорите – каждый? Но как же Шекспир?.. Лев Николаевич?.. Михаил Афанасьевич?.. Они… тоже?..

Ответом ему был сдержанный кивок.

– Разумеется. Каждый. Те, кого вы назвали – и многие другие, неназванные – действительно добились немалого… но кто в вашем мире может сказать, каковы могли бы быть их вершины творчества?

– Но каким образом, ради Бога?.. Ваша лавка расположена здесь, в маленьком провинциальном городишке…

– А, я понял, что вы хотите сказать. Поверьте, это не имеет ровным счетом никакого значения. У этой лавки нет какого-либо определенного места в физическом пространстве. Она находится везде… и одновременно нигде. Ее расположение относится скорее ко времени, нежели к трехмерному пространству. Каждый может найти ее тогда и именно тогда, когда для этого придет его время. Как это произошло с вами, Кирилл Николаевич. Вы нашли мою лавку именно здесь и сейчас. Значит, ваше время пришло.

Кирилл посмотрел на книгу, которую все еще держал в руках. Спросил, погладив глянцевую обложку:

– И вы предлагаете мне купить этот мой ненаписанный роман?

– Не в буквальном смысле, не этот томик, который вы держите. Я предлагаю вам возможность реализовать свой давний замысел. Возможность написать главную книгу своей жизни.

– Но… понятие «купить» всегда подразумевает соответствующую плату. Что вы потребуете взамен?

Он теперь смотрел прямо и твердо в глаза старого хозяина мистической книжной лавки, в глаза, темные, глубокие и непроницаемые, в которых не было и следа обычной стариковской блеклости и прозрачности. Они были как две дыры в черноту космической пустоты.

Окружавшие их стеллажи, полные книг, незаметно раздвинулись, растаяли; теперь вокруг них сомкнулась серая пустота, похожая на плотный туман на рассвете пасмурного дня.

Продавец Книг чуть заметно покачал головой. Его облик ничуть не изменился, но голос его в зажатом пространстве лавки звучал, казалось, все раскатистее и громче, словно под сводами какого-нибудь храма, да и сам Продавец Книг словно бы рос, превращаясь из карлика в величавого великана. Его пронзительные глаза взирали на Кирилла уже как бы снизу вверх, вопросительно и неотрывно.

– Ничего из того, что только что пришло вам в голову, Кирилл Николаевич. Никаких подписанных кровью договоров, отдающих мне вашу бессмертную душу, никакого запаха серы… Я предлагаю только выбор, сделать же его предстоит вам самому. На одной чаше весов перед вами эта книга, ваше величайшее произведение, которое принесет вам славу и известность. На другой –  энное количество лет предсказуемой жизни, карьера, финансовый успех, женитьба не по любви, а по расчету, обеспеченная старость, которая не принесет ни покоя, ни успокоения… да, едва не забыл!.. еще полтора десятка забытых всеми посредственных детективных романчиков, которые вы напишете в качестве развлечения и хобби… Выбор за вами, Кирилл Николаевич.

Пальцы Кирилла сжали книгу, которую он так и не выпустил из рук, с такой силой, что твердые края переплета больно впились в кожу. Сердце бухало в груди, будто стремилось разорвать изнутри ребра. В голове царила гулкая пустота, только кровь шумела в висках.

Продавец Книг выжидательно смотрел на него.

– Итак, что скажете, Кирилл Николаевич?.. Что скажете?..

 

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….

 

…Владлен Георгиевич задумчиво потер залысый высокий лоб, глядя на лежащую перед ним на столе новенькую, еще пахнущую типографией и краской книгу в глянце суперобложки.

Кирилл Воронов

«ПРЕДЕЛ ПОСТИЖЕНИЯ»

– Да… Я ведь даже не догадывался, что Кирилл был… писателем, – проговорил он, словно преодолевая некое внутреннее сопротивление.

Сергей, свободно откинувшийся в кресле по другую сторону стола, пожал плечами и стряхнул пепел со своей сигареты в пепельницу.

– Об этом никто не знал. Даже Марина… в некотором роде гражданская жена. Его книжки выходили в мелких издательствах под псевдонимом. Его считали посредственным детективщиком, не графоманом, но и не хватающим с неба звезд… А после той поездки в Н*** прошлой весной, помните? – с ним словно что-то произошло… странное. – Не сумев подобрать слов, Сергей очертил в воздухе сигаретой дугу.

Владлен Георгиевич покивал.

– Да-да, я ведь тогда так и не понял, почему он так внезапно написал заявление об уходе… накануне предстоящего повышения.

– Он не просто уволился с фирмы. Он, казалось, пытался оборвать все связи со своей прежней жизнью. Переписал свою квартиру и все имущество на Марину, а сам, не сказав никому ни слова и никак не объясняя своего поступка, скрылся в неизвестном направлении, взяв с собой лишь самые необходимые бытовые мелочи да ноутбук… Уже потом выяснилось, что на последние деньги он купил полуразвалившийся дом в одной глухой деревеньке, где обитало полтора десятка древних старух. Говорят, за все время он не обмолвился ни с кем ни словом. Отпустил бороду, как какой-нибудь отшельник, и целыми сутками сидел перед ноутбуком, колотя по клавишам… Неизвестно, чем он питался и когда спал. Он словно спешил… спешил, боясь не успеть…

Сергей снова стряхнул пепел, сделал затяжку, прежде чем продолжить вполголоса.

– Зима была суровая, а печь он иногда просто забывал растопить. И в конце февраля слег с двусторонней пневмонией. Односельчане узнали об этом только через несколько дней, вызвали к нему участкового врача из соседней деревни… но было уже поздно. Пневмония дала массированные осложнения на сердце… Кирилл умер раньше, чем Марина успела добраться до той деревни. Уже потом на жестком диске ноутбука нашли файл с текстом этой его книги. Когда Марина разослала его по разным издательствам, они буквально дрались за право издать роман первыми. Говорят, это гениальная вещь. Ее собираются выдвинуть на Букеровскую премию. Но знаете, Владлен Георгиевич…

– Что?

– Мне не дают покоя слова, которые произнес Кирилл перед самой смертью.

– Какие слова?

Сергей чуть нахмурил брови, задумчиво глядя перед собой, забыв о тлеющей сигарете, словно пытался проникнуть в потаенный смысл фразы, которую собирался произнести.

– «Оно того стоило…» Говорят, когда он умер, на его губах застыла улыбка.