Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 9(11), 2020.

Вы слыхали о таком местечке — Биненшток? Это захудалая планетка в трёхстах световых годах от Земли. Скучный мир, хоть и красивый: бесконечные луга с гигантскими цветами, зелёные холмы и огромное количество жалящих и кусающих членистоногих. Для колонизации в самый раз, да только там своя цивилизация обосновалась. И не какая-нибудь, а пчелиная! Что, Сергей? Ага, тех самых, что лечебный мёд делают. Слыхали, стало быть, о гигантских ульях разумных псевдоапидов? Во-о-от. А ваш покорный слуга проторчал в таком улье добрых три месяца, командуя постройкой маяка, таская мешки с цветочным клей-цементом, восковые блоки, земляные кирпичи и прочие стройматериалы пчелиного народа. Пока не вляпался в неприятную историю.

Собственно, псевдоапиды — никакие не пчёлы и даже не похожи. Да, они собирают нектар, делают мёд и его производные, строят соты и являются общественными жалящими членистоногими, но на этом сходство заканчивается. Взрослый псевдоапид смахивает на разжиревшего богомола величиной с дога. Стоит на шести ногах, передние конечности превратились в подобие когтистых рук с тремя суставами, сзади скорпионье жало торчит. Короче, неправильные пчёлы. Жуткие твари, но я за время странствий по Галактике видал и пострашнее. Что оказалось гораздо хуже, чем внешний вид моих работодателей, так это запах, стоявший в улье и окрестностях. Вы когда-нибудь нюхали гниющую кучу компоста? Добавьте к этой вони острый запах насекомого, смешайте с мёдом, присыпьте щепоткой сушёных луговых трав — и можете подавать на стол. Вот вы уже кривитесь, а я девяносто дней это всё нюхал. К концу срока совсем привык и больше не замечал, но вначале без нейтрализатора запахов не обходился. Попшикаешь из баллончика вокруг себя, и жить можно. Пчёлы — я лучше буду их пчёлами звать — были очень недовольны и сердито жужжали на меня рудиментами крыльев, но я не сдавался. А сердились они потому, что я мешал им разговаривать.

Что, Юрген? При чём тут разговоры? А это у них самое интересное! Разумные пчёлы Биненштока говорят на двух языках. Первый, простой — оригинальная смесь жестов, звуков и танцев. Для землянина — форменная галиматья, но с помощью гипнопедического курса можно худо-бедно выучить. А второй, главный язык основан на запахе. По части нюха никакая ищейка пчёлам в подмётки не годится. Запахи у них вроде нашей письменности. Ими пчела передаёт сложнейшую информацию, с их помощью распознаёт других пчёл, как люди определяют личность по паспорту, и ещё много всякого. И вот начинают пчёлы беседу, окутываясь тончайшими ароматами, а тут я со своим нейтрализатором. Все понятия и символы в кашу! Тогда они и ругались вслух на первом, понятном языке. Хотели меня и вовсе выгнать, но вступилась сама королева.

О, пчелиная королева! Я, когда её впервые увидел в тронном зале, просто обомлел, чтобы не сказать больше. Меня, понятное дело, близко к трону не подпустили, но видно было хорошо. Народу набилось, в смысле, разных пчёл собралось видимо-невидимо. Начался шум, жужжание, а уж запахи попёрли такие, что никакой нейтрализатор не помогал. Это они все скопом так разговаривали. Пришлось заткнуть ноздри воском.

Вдруг наступила тишина, в том числе и запаховая. Словно кто из баллончика попрыскал. Из боковых ходов выбежали слепые стражи, страшные своими зазубренными лапами-лезвиями и смертоносными жалами, за ними появились фрейлины, относительно стройные, резвые пчёлки под предводительством толстой, огромной гофмейстерины. Эта самая гофмейстерина меня сразу невзлюбила, ещё по приезду. Просто так, без причины. Даже стала обвинять в краже готового мёда. А мёд для пчёл… Короче, про мёд попозже. Ну а за фрейлинами вышла королева.

Это была гигантская пчела, раза в три больше своих подданных. Голову и торакс украшали сложные орнаменты, ноги были обмотаны яркими тканями, брюшко покрывал плетёный плащ тончайшей работы в виде распущенных крыльев ­­— символ происхождения пчёл от летающих существ. Кстати, только королева имела право носить подобие одежды, которая была непременным атрибутом власти.

Королева забралась на грибовидный трон, а остальные пчёлы шлёпнулись на брюхо и застучали руками по полу, вероятно таким образом выражая своё почтение. Я тоже стал подумывать, не пасть ли ниц перед высокородной особой, но тут королева издала скрипучий звук и вяло помахала усиками. Не успел я сообразить, что это означает, ко мне приблизилась гофмейстерина. Я попятился.

— Привет, чужестранец, — засемафорила и загудела придворная пчела. — Королева знает, сколь важен твой труд, и говорит: добро пожаловать!

Это в моём исполнении речь гофмейстерины звучит так складно. На самом деле я понимал через два на третье, да ещё и язык этот у них примитивный в смысле грамматики. В общем, говорила она примерно так:

— …чужак… спасибо… прилететь… помогать… строить… нужно… работа… мёд… нельзя… мёд… трогать… наказание… мёд… нельзя…

Меня заранее предупредили, что у пчёл отношение к мёду как у нас к золоту. На целебном мёде основывается всё их благополучие, ведь это самая доходная статья экспорта, поэтому кража мёда — страшное преступление, за которое можно поплатиться жизнью. Теперь понимаете, как я себя почувствовал, когда эта жирная богомолиха стала кидаться такими намёками? С чувством собственного достоинства я ответил, подражая жестикуляции гофмейстерины и бездарно жужжа:

— …никогда… понимаю… обещаю… мёд… важно…

Придворная пчела уставилась на меня своими фасетками. Чёрт их разберёт, мимики никакой, понятия не имею, что она думала, но тут снова заговорила королева:

— …дом… чужак… работать… строить… спасибо… мёд… не будет…

На этом встреча в верхах завершилась. Мне с очаровательной непосредственностью указали на дверь, и я отправился в свою келью. Нужно было хорошенько выспаться. Пчёлы просыпаются с восходом солнца и сразу начинают трудиться. Должен сказать, что строители они прекрасные, это заложено в их природе. Под моим началом был целый отряд рабочих, весьма толковых. Постройка росла как на дрожжах. Мне говорили, то есть жужжали, что королева мной довольна. Лишь гофмейстерина слова доброго не прогудела. Меня это беспокоило, а что поделаешь? Я твёрдо решил: буду качественно работать, и баста. И работал. Ух, как я работал! Вечером падал от усталости и засыпал сразу. Ещё раздражало отсутствие животной пищи. На Биненштоке нет позвоночных, суп варить не из кого. А питаться жуками… Миль пардон, или, как говорят пчёлы, — гз-з-з, бз-з-з, з-з-зып. Пока строил этот маяк, я сбросил двенадцать кэге! Короче говоря, работа спорилась, маяк рос, я худел и мысленно прикидывал свой счёт в Первом Галактическом, как вдруг… Да-да, Сергей, именно вдруг! Когда я сладко дрых в своей келье, полог поднялся, и меня схватили стражи! Четверо вцепились в меня сабельными когтищами, двое стали обшаривать келью. Я ничего не успел сообразить, как из-под койки была извлечена какая-то восковая запаянная посудина, а меня куда-то поволокли, и я оказался в сотовой ячейке, голый, босый, без личных вещей, без универсального посоха, а главное — непонятно, почему! Но вскоре всё разъяснилось. К моей камере — я уже понял, что нахожусь в тюрьме, — приблизилась гофмейстерина в окружении полудюжины фрейлин.

— …чужак… — зажужжала она, — …правила… преступление… мёд… кража… много… кража… поймали… наказание…

Сказать, что я был потрясён, значит не сказать ничего. Меня взяли с поличным за преступление, которого я не совершал! Мёд, разумеется, был в том самом восковом горшочке, но откуда он взялся у меня под кроватью? Подбросили, решил я и попробовал объясниться, но куда там! Гофмейстерина ничего не желала слушать, а стражи только тупо шевелили усами. Фрейлины сбились в кучку в отдалении, таращась на меня, как мне показалось, с презрительным негодованием. В общем, из нескольких слов, сказанных главной придворной пчелой, я понял, что завтра меня будут судить. На этом разговор закончился. Мою ячейку запечатали воском, приставили двух стражей, и я остался размышлять над невесёлым будущим.

Ничего хорошего от процесса я не ждал. Во всяком случае, с карьерой свободного мастера можно было распрощаться. Представляете, какую характеристику мне бы дали пчёлы? С таким документом только старые соты после личинок чистить, и то не возьмут. Потом я вспомнил, как пчёлы поступают с расхитителями мёда, и понял, что дело пахнет сквернее, чем целое кладбище псевдоапидов. Тут не до характеристик, унести бы ноги целым и невредимым! Но что я мог сделать один, без посоха, без инструментов, наглухо замурованный в восковой ячейке? Впрочем, если бы мне и удалось разрезать клапан и отбиться от стражей, далеко бы я не ушёл. Чтобы выбраться из улья, потребовалась бы сама лейтенант Рипли с огнемётом и отрядом космодесантников в придачу.

Прошло часа три. Уснуть на гладком твёрдом полу не удавалось. К тому же баллончик с нейтрализатором запахов остался в кармане униформы, и мой нос решительно отказывался мириться с вонючей симфонией, которую исполняли, казалось, сами стены моей тюрьмы. Воздух превратился в нечто густое, мерзкое. Мне уже чудилось, что до утра я не доживу, как неожиданно послышался тихий звук, словно садовые ножницы работали. Я увидел, как нечто тёмное прорезает и отгибает восковую крышку камеры.

Это оказались пчелиные жвалы!

Вот и конец, мелькнула обречённая мысль. Похоже, меня прикончат сейчас, не дожидаясь утра. Ноги подогнулись, и я сел на пол, едва не лишившись чувств.

Крышка отвалилась, и в камеру заглянули две круглые пчелиные головы. Несмотря на дурноту, я заметил, что это были не стражи, а фрейлины, причём совсем молоденькие, по нашим меркам — юные девушки. Этакие пчёлки Майи. Одна кинула мне к ногам тючок, в котором я узнал свою котомку, другая подпихнула одежду и посох. Я ничего не мог понять, когда раздалось взволнованное жужжание и понеслась отчаянная жестикуляция. Обе пчёлки заговорили разом, и я с трудом разбирал слова:

— …чужак… бежать… быстро… хранилище… мёд… опасность… бежать… поймать… запах… маскировка… чужак… запах… кража… мёд… жало… неопасно… запах… маскировка… быстро… хранилище… поймать… кража… мёд… хранилище… жало… чужак…

Они так и сыпали словами, пока я одевался. Пробиться через этот поток сознания оказалось нелегко, но я понял главное: нужно срочно бежать в хранилище мёда, где сейчас находится вор, изобличить его и доказать свою невиновность!

Осторожно высунувшись из камеры, я убедился, что оба стража пребывают в состоянии блаженной каталепсии, даже усом не ведут. Как объяснили те же Майи, они подсунули охранникам пыльцу какого-то растения, действующую на пчёл подобно наркотику. Попросту говоря, стражники были пьяны в зюзю. Но ведь у хранилища тоже дежурит стража, причём много! Как же я пройду? Не успел я продумать и высказать эту важную мысль, обе девушки приподнялись на цыпочках и… облевали меня с головы до ног.

Это уже был не запах, а ВОНЬ с большой буквы. Поэтому я для начала присоединился к общему блёву. Пока желудок выковыривал из недр остатки ужина, пчёлки кое-как смогли мне втолковать, что теперь я пахну как не самая высокородная, но всё-таки фрейлина, стало быть, меня пропустят. Только фрейлины могут туда заходить и выходить. Стражники слепые, не глазами видят, а носом. Но надо пошевеливаться, пока запах не ослаб. Пошатываясь и опираясь на посох, я отправился к святая святых гигантского улья — хранилищу мёда.

Я оказался прав: стражи там было видимо-невидимо. И темно, как… Словом, как в улье. Пришлось надеть инфракрасные очки. В неверном свете передо мной предстало фантастическое зрелище: уходящая куда-то вверх восковая стена, вся в шестиугольниках сотовых ячеек, дышащая теплом дыра входа, куда мог спокойно въехать грузовой джетмобиль, и сотни стражей вокруг. Они лениво ползали у входа, забирались в ячейки и вновь вылезали, шевелили усами, разминали страшные конечности, задирали оснащённые жалами хвосты. Движения охранников были медленны и вялы, но я знал, на что способны эти мрачные существа в ближнем бою. Словно парализованный, я подошёл ко входу, стараясь не думать, что случится, если маскировка не сработает.

Сработала.

Десяток стражей повернулись ко мне, шевельнули усами, но задерживать не стали. Сердце у меня бешено стучало, колени стали ватными, однако я собрался с силами и зашёл в хранилище неторопливо, как подобает солидной придворной пчеле. Отойдя на пару метров от входа, огляделся. Так вот как выглядит пчелиная сокровищница!

Мне показалось, что я попал в земную пивоварню, только бочки были не круглыми, а шестиугольными. Пчёлы выстроили их пирамидами вдоль стен, а посередине возвышались диковинные переплетения трубок, батареи сосудов, какие-то подставки, фильтры, желоба — и всё из воска разных сортов. По-видимому, сокровищница служила ещё и лабораторией, а может, фармацевтической фабрикой, не знаю. Я как зачарованный приблизился к удивительной машине, где что-то чмокало, булькало, вздыхало. Иногда слышалось тихое «кап-кап» — это готовый продукт собирался в разнокалиберные бочки и бочонки. Потрясённый, я едва не забыл о цели своего прихода. К несчастью, мне напомнили о ней в весьма грубой форме.

Сильный удар сшиб меня с ног. Я покатился под сооружение, похожее на заросший бородавками стол, и на четвереньках, словно кот, получивший тапком по заднице, помчался в другой угол. К счастью, я не потерял посох, но котомка осталась лежать где-то у стола. Не успел я высунуться, сверху метнулся столь знакомый скорпионий хвост и едва не ударил меня в лицо. Противник ловко передвигался по столу сверху! И это был не страж, он явно меня видел! Я бросился на всех четырёх конечностях назад, схватил котомку и запустил её как можно дальше по гладкому полу, как гранитный снаряд в кёрлинге.

Всё-таки пчёлы — на редкость простые существа. Купиться на такую тухлую приманку мог разве что тот же кот, которому показали искусственную мышь. Пчела спрыгнула с возвышения и ринулась за тючком. Она отвлеклась всего на несколько секунд, но я успел вылезти, распрямиться и приготовиться к бою. Схватив котомку и убедившись, что ошиблась, пчела развернулась, и я ахнул. Эту мерзавку я узнал бы из тысячи! Толстая, огромная, сильная, круглоголовая… Гофмейстерина! Теперь я понял, в чём заключалась её коварная задумка. Наворовать мёду, подставить чужака и пользоваться самой всеми привилегиями, которые предоставляет богатство на любой планете. Дурацкий план, говорите? Так ведь пчёлы наивны, как луговые цветы! Гофмейстерине подобные детские ухищрения, вероятно, казались шедевром феодальной интриги. Пока я вертел в уме эти соображения, главная придворная пчела встала на дыбы и ринулась в атаку.

Моё счастье, что я всего за полгода до контракта с ульем работал на второй планете Бета Лиры, где красил стены местного монастыря дзынь-кубистов. Вечерами третий наставник, пожилой кинаусгангец, похожий на сушёную ящерицу, обучал меня приёмам ближнего боя, принятым у его народа. Немного мешало отсутствие хвоста, но я научился вместо него орудовать посохом. Спасибо тебе, мастер Дс-Пенг-Бафц! Много раз впоследствии я с благодарностью вспоминал старого мудрого рептилоида. Cтычка с огромным псевдоапидом стала первой, где мне довелось на практике применить знания ящериц Кинаусганга.

Пчела наносила удары в бешеном темпе. Я с трудом парировал их посохом, стараясь держаться подальше от страшного хвоста. Одна царапина смертоносным жалом — и я смело мог считать себя покойником. Пчелиный яд сам по себе не столь силён, но в хвостовой железе псевдоапида его содержится столько, что хватит на небольшой табун лошадей. Огромное членистоногое теснило меня к выходу. Я понял, что пчела собирается позвать на помощь стражей. Странно, почему она не сделала этого раньше? И тут я заметил нечто странное. В пылу борьбы я столь тщательно следил за движениями передних лап, что не сразу понял: гофмейстерина почти не пользуется хвостом. Я присмотрелся и увидел… На хвосте не было жала!

В моём мозгу пронёсся вихрь мыслей. Все пчёлы — самки, и жала есть у всех. Фрейлины Майи что-то говорили про жало и запахи… Маскировка! Единственная пчела, не обладающая способностью жалить, — это либо сама королева, либо…

Мощный удар выбил посох из моей руки. Я зазевался и пропустил удар, а противник не преминул этим воспользоваться. Передо мной стоял матёрый самец, самый настоящий трутень! Где только были мои глаза? Его бронированная харя, казалось, сияла злорадным торжеством. Широко расставив когтистые лапищи, враг двинулся вперёд. Я лихорадочно зашарил по карманам в поисках хоть чего-нибудь, что могло сойти за оружие, но под руку попался лишь нейтрализатор запахов. В полном отчаянии я выхватил баллончик и направил струю на трутня.

Самец отчаянно замахал усами и попятился, вытирая морду. Я брызнул ещё, и трутень, к полному моему восторгу, развернулся и помчался прочь. Издав торжествующий вопль, я бросился следом, поливая брюхо врага нейтрализатором. Топоча, словно взбесившиеся кентавры, мы промчались к выходу… где на нас тут же набросились стражи. Я совсем забыл, что должен пахнуть как фрейлина, но было уже поздно. Нейтрализатор смыл пчелиный запах, и мы с трутнем были теперь как на ладони. Я прижался к стене, трутень стоял рядом в боевой стойке. Вот теперь всё, конец, мелькнуло в голове. Стражи окружили нас, выставив жала. Я приготовился к страшной, мучительной смерти, но тут нечто гигантское, крылатое слетело откуда-то сверху и встало между нами и стражей.

Королева! Она спланировала на своём плаще, будто на парашюте. Но зачем? Что ей тут нужно? Не успел я даже подумать всё это, началась безобразная свалка.

Все стражи набросились на владычицу, да так агрессивно, что мне пришла в голову мысль о цареубийстве. Какое там! Грозные воины превратились в игривых щенков. Они торопливо облизывали королеву, валялись перед ней на спине, подпрыгивали, юлили и снова лезли, чтобы насладиться близостью хозяйки. Одинокий трутень стоял, прижавшись боком к стене и понуро опустив лобастую голову. Я всё ещё ничего не понимал, когда волна мощного запаха прокатилась по залу, и воины замерли. Это заговорила королева.

Не буду пересказывать, что именно она говорила. Я ведь узнал содержание её речи гораздо позже. В ту минуту мне оставалось только глупо моргать, зажимая нос. Через несколько минут набежали фрейлины, в том числе и мои пчёлки Майи, появились члены рабочих отрядов, сборщики нектара, строители, няньки — короче, представители всех каст. А королева всё говорила и говорила… Словом, вот что случилось на самом деле.

Трутень был женихом королевы и, разумеется, её любовником. Собственно, выбирать жениха королева вольна сама, но в этом случае возникли непредвиденные сложности, поскольку жених происходил из враждебного улья. Королева хотела продолжить династию именно с ним, потому что его геном был гораздо чище, чем у всех легальных претендентов на лапу её величества. Вот только народу это могло не понравиться. А потому королева решила жить с трутнем тайно, замаскировав его под гофмейстерину из касты фрейлин. Тем временем дипломатам было дано задание помириться с враждебным ульем. Переговоры постепенно давали плоды, но бедняга трутень хирел день ото дня. Чтобы оставаться в хорошей форме и быть готовым к размножению, трутням необходим мёд из улья невесты. Переговоры затягивались, а трутень неуклонно превращался в евнуха. Вот и пришлось парню тайно проникать в хранилище и поедать мёд. Вынести его было невозможно, зато каждую ночь самец объедался волшебным продуктом. Кражу, конечно, заметили, но кто мог обвинить главную придворную пчелу? Недовольство зрело. И тут прилетел я. Моё появление спровоцировало трутня на интригу: чужака обвиняют в краже мёда, а жених остаётся чист. Инопланетянина казнить не могли, таков пчелиный закон. Мне грозила всего лишь высылка с планеты. Невероятно наивный план — впрочем, совершенно в пчелином духе. Своим замыслом жених не поделился с невестой, всецело понадеявшись на собственные силы. Ну и болван. Фрейлинам, которые были в курсе дела, это настолько не понравилось, что они рискнули меня освободить и тут же бросились к королеве. Остальное вам известно.

Что остаётся добавить? На следующий день явились посланцы бывшего враждебного, а теперь родственного улья и заверили королеву в своём нижайшем почтении и вечной дружбе. А через неделю королева и трутень сыграли свадьбу. О, что это было за пиршество! Я сидел на почётном месте у королевского стола, жевал какие-то растения и про себя благодарил Галактику, что королева объявила меня смелым, честным и благородным защитником. Ведь я не знал, с кем иду сражаться, думал, что с преступником, стало быть, я — рыцарь её величества. Пчёлки Майи получили повышение по службе и теперь сидели справа и слева от молодой четы. Танцы, жужжание, запахи — всё это кружило голову, я сильно окосел и, попросив прощения, ушёл спать. А пчёлы гудели до самого утра и нанюхались пыльцы до полной каталепсии, так что работать на следующий день никто не мог. Уникальный факт, такого не бывало за всю историю улья. Но потом жизнь вернулась в прежнюю колею. Маяк был закончен ещё через две недели. Я получил звание рыцаря, призовой горшочек с мёдом — тот самый! — и, что гораздо важнее, гонорар за выполненную работу. С тем и улетел. Правда, мёд у меня отобрали на таможне. Инопланетный пищевой продукт нельзя без особого разрешения ввозить на планеты, населённые людьми. Враньё, разумеется. Для личного пользования можно завозить любые продукты. Этим хапугам медку захотелось, вот и всё. Ну и пёс с ним, не жалко. Надеюсь, таможенникам мёд вышел боком. Или другим местом. Дело в том, что внутрь его можно употреблять только с лечебными целями, не больше, чем одну столовую ложку в сутки. В противном случае длительное расстройство пищеварения гарантировано. Попросту говоря, таможенники вместе с семьями наверняка дня два не слезали с толчка и проклинали мой медок на чём свет стоит!