Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 5(43), 2023.

Мне так и не довелось познакомиться с Мари-Жанной Кофман, хотя с середины 1980-х она значительную часть своей жизни проводила в Париже. Этот цикл статей написан на основе того, что я нашел в российских источниках, на основе информации, содержащейся в оставшейся почти не замеченной книге, которая была опубликована в 2015 году (о ней см. ниже), и особенно информации, предоставленной Флораном Баррером, моим соратником по блогу Strange reality, автором последнего видеоинтервью с Кофман, предоставившим мне доступ к ее драгоценному собранию документов, многие из которых, насколько мне известно, никогда не публиковались.

Речь сейчас идет лишь о том, чтобы дать самое общее представление о ее жизни и исследованиях, связанных с поисками алмасты, «кавказского йети». Вообще же проделанная Кофман работа настолько колоссальна, что на этих страницах немыслимо охарактеризовать ее сколько-нибудь полным образом. Мы пока даже не вполне можем оценить масштабы этого уникального опыта.

От редакции «Горизонта»:

Мы публикуем эти материалы (в несколько отредактированном виде, так как ряд сведений, для французов требующих особых пояснений, нашим читателям понятен без комментариев) с разрешения автора и Флорана Баррера. А блог Strange reality, см. https://strangereality.blog/2019/07/12/welcome-to-my-blog/, всячески рекомендуем тем, кому интересна криптозоология.

В этой статье, первой из цикла, речь пойдет о жизни Кофман до 1959 года, то есть до того, как она начала заниматься проблемой реликтового гоминоида. Почему? Потому что ранние годы жизни Мари-Жанны, ее детство и юность являются ценнейшим свидетельством эпохи. Отправимся же в путешествие по времени, вдоль этапов долгой жизни, посвященной поискам «кавказского йети». В итоге, надеемся, мы сумеем понять, по какой причине столь умный и мужественный человек, прошедший через тяжелейшие испытания, поставил себе такую цель (многим кажущуюся совершенно неуместной) и не свернул с этого пути.

Мари-Жанна Кофман родилась 22 июля 1919 года в Париже, в районе Сен-Жермен-де-Пре, на протяжении большей части ХХ века считавшемся сердцем французской интеллектуальной жизни.

Его отец, Иосиф Борисович Кофман, был российским подданным. В 1905 году, когда ему было 20 лет, произошло восстание экипажа броненосца «Потемкин». Кофман, проживавший тогда в Санкт-Петербурге, являлся убежденным сторонником революционных социалистических идей, поэтому он принял участие в распространении информации, передаваемой командой мятежного броненосца. Вскоре он был арестован царской полицией, через несколько месяцев освобожден, но поставлен перед выбором: ссылка или эмиграция. Он выбирает Швейцарию, начинает учиться, путешествует.

От редакции «Горизонта»:

По нашим данным, Иосиф Кофман (Кауфман) во время восстания на броненосце «Потемкин» находился не в Петербурге (откуда было бы мудрено поддерживать связь с мятежным экипажем), а в Одессе; после ареста ему угрожал не «выбор между ссылкой или эмиграцией», но смертная казнь — однако в результате удачно организованного побега молодой Иосиф сумел выбраться за границу. Причем сперва он оказался в Италии, а в Швейцарию перебрался уже позже.

Когда разразилась Первая мировая война, Иосиф Кофман все еще находился в Швейцарии, нейтральной стране, поэтому он решил отправиться на велосипеде во Францию, чтобы поступить на военную службу и воевать против Германии. Вскоре он был отправлен на фронт, принял участие в битве при Вердене. Часть, где служил Кофман, была расквартирована в деревне — и там Иосиф познакомился с Жанной Эстев, племянницей своей квартирной хозяйки. Они поженились за несколько дней до завершения войны. Молодая пара поселяется в Париже, где и родились их дочери: Мари-Жанна в 1919 году, ее сестра Женевьева тремя годами позже.

У их матери был красивый голос, она мечтала о карьере певицы, но ей пришлось отказаться от этого, потому что, в соответствии с менталитетом того времени, это не считалось подобающим занятием для приличной женщины. Всю жизнь она давала уроки пения, но никогда не выходила на сцену.

Между тем в России произошла революция и завершилась гражданская война. Иосиф Кофман становится секретарем посольства ныне социалистической России, но эта нехлопотная жизнь его не удовлетворяет. Он тосковал по дому, не видел мать двадцать лет. В 1927 году, несмотря на противодействие своей французской семьи, он вернулся в Россию — пока один. Год спустя, когда Мари-Жанне Кофман было девять лет, она вместе с матерью и сестрой уехала, чтобы присоединиться к нему. В Москве сперва было трудно: мать и девочки не говорили по-русски, жить приходилось в одной комнате, санузел общий с соседями…

Потом семья переехала в небольшой городок. Жизнь была по-прежнему тяжелой, но сестры Кофман пошли в школу, выучили русский язык, катались на лыжах и на коньках… Однако в 1930 году их отец исчез. Тогда это называлось «чисткой», но для Иосифа Кофмана она обернулась не увольнением, а тюрьмой. Семья выживала, как могла, но через несколько месяцев мать отправила Мари-Жанну и ее сестру во Францию, а сама еще на некоторое время осталась в СССР.

Девочки пересекли на поезде Европу и добрались до своих бездетных дяди и тети, живущих в парижском в районе Монпарнас.

Они возвращаются к привычной для них парижской жизни, безопасной и комфортной. Несколько позже к ним присоединяется и их мать. Короче говоря, наступает нормальная жизнь по меркам начала 1930-х… Увы, долго эта идиллия не продлилась.

В 1935 году сестры Кофман были вынуждены последовать за матерью, которая решила вернуться в СССР. Для Мари-Жанны, которой тогда исполнилось 15 лет, это было такое горе, которое едва можно вынести. По пути в Москву их поезд делает всего одну остановку: в Берлине. Мари-Жанна придумывает план «побега» и вместе с сестрой, воспользовавшись моментом невнимательности взрослых, спрыгивает с поезда и исчезает в вокзальной толпе. Они пробираются по улицам немецкой столицы, переживающей пору абсолютного нацистского триумфа, наивно надеясь найти там сочувствие и помощь. Вскоре обеих девочек арестовывают, сажают в камеру, затем привозят в российское посольство, где их ждет мать.

От редакции «Горизонта»:

Добавим, что юная Жанна Кофман тогда готовилась к поступлению в Сорбонну и была убеждена, что ее призвание — стать историком; особый интерес у нее вызывала эпоха ее «тезки», Жанны д’Арк. Семья ее дяди и тети была религиозной (Жанна вспоминала, что одно время их с сестрой обуревало желание стать монашками), девочки учились в католической школе. Незадолго до отъезда в СССР Жанна как раз сдавала серию экзаменов, по-видимому связанных с переходом на старшую ступень обучения (мы не настолько разбираемся в системе школьного образования Франции, а спросить тогда не догадались), и некоторые из них принимали университетские профессора. Об одном из этих профессоров, принимавших историю, было известно, что он атеист и, как считали многие, намеренно «валит» выпускниц католических средних школ. На самом деле, как выяснилось, он просто не верил, что там хорошо преподают историю — и имел для этого основания: юные «католички» обычно срезались у него именно по причине плохой подготовки. Жанна Кофман ответила блестяще; он был этим очень удивлен — но без колебаний поставил ей высший балл и с уважением произнес: «Мадмуазель, мы, несомненно, вскоре встретимся в Сорбонне — и, уверен, вы будете отличным историком!»

Это желание вернуться, точнее, бежать во Францию, никогда не покинет Мари-Жанну Кофман. Как только это позволит ее «подпорченная» биография (см. ниже), она подаст заявление на получение французской визы и будет готовиться к своему окончательному возвращению на родину.

От редакции «Горизонта»:

Возможно, с «французской колокольни» все так и выглядит. Но советские соратники Жанны Иосифовны Кофман отлично помнят, что она, получив возможность свободно и в любое время выезжать на родину, отнюдь не рассматривала это как «окончательное возвращение». Вплоть до перестроечной эпохи она проводила гораздо больше времени в СССР (в своей московской «однушке», в многомесячных кавказских экспедициях), чем во Франции.

Как бы там ни было, жизнь в СССР понемногу налаживается. Отца Мари-Жанны Кофман наконец выпускают на свободу, но он по-прежнему остается «вписан» в тюремную вселенную — и со своим полученным в Европе инженерным образованием продолжает работать в системе исправительно-трудовых лагерей. Это странная жизнь, семья перемещается по стройкам (трудовые лагеря, как правило, передвижные, они «кочуют» в соответствии с программами строительства инфраструктуры), но при этом все же живет за пределами ГУЛАГа, с которым связана работа Иосифа Кофмана. Мари-Жанна Кофман постепенно интегрировалась в советскую действительность, в возрасте двадцати лет она начала изучать медицину. Но, когда разразилась Вторая мировая война и Франция была оккупирована, Мари-Жанна сразу же захотела присоединиться к Сопротивлению, однако не могла покинуть страну.

От редакции «Горизонта»:

Да, Жанна Иосифовна рассказывала, каким шоком для нее стала тогдашняя ситуация: ее родина сражается с фашизмом, побеждена, пытается как-то сопротивляться в оккупации — а ее новая родина СССР относится к этому скорее безразлично, причем дежурная антифашистская риторика постепенно стихает, сменяется формулировками в том духе, что, мол, велика ли для нас разница, если одни капиталисты одолели других… и что французские капиталисты сами виноваты, они даже хуже немецких… и вообще с Германией пакт…

Она тогда активно и целенаправленно искала возможность использовать козырь своего французского рождения для того, чтобы выехать за границу и тем или иным способом примкнуть к Сопротивлению. Все эти попытки были безуспешны. По-видимому, ее тогда первый (или уже очередной?) раз «взяли на карандаш».

Потом, когда война пришла на территорию СССР, Кофман оказалась в составе отряда пожарных-добровольцев, расставленных по крышам Москвы, бомбардируемой немецкой авиацией.

От редакции «Горизонта»:

Не совсем так. На крыши с ведрами песка, чтобы тушить зажигательные бомбы, выходили люди без особой подготовки. А у Кофман уже была хорошая альпинистская подготовка — и она возглавляла команду тех пожарных, которым требовалось подключаться в по-настоящему сложных случаях, когда для тушения пожаров, вызванных «зажигалками», надо было лезть на труднодоступные участки зданий.

Вообще же Жанна Иосифовна вспоминала, как в первый же день, 22.06.1941, к ней, студентке-медику, подошел отец и сказал: «Ну, ты ведь понимаешь, каков сейчас твой долг?» (В российской «Википедии» содержится информация, что после освобождения из заключения Иосиф Кофман вместе с женой были сосланы в Углич, где они и провели весь остаток жизни. Это не так.) «Да, конечно! — ответила Жанна. — Но все-таки до чего же жаль, что все закончится прежде, чем я успею добраться до фронта…» Отец выслушал это с неподвижным лицом, ни словом, ни жестом не прокомментировав ее слова, и лишь много позже она поняла, что это и был его ответ…

Она с однокурсницами тут же подала заявление об отправке на фронт. И их даже куда-то отправили (Жанна Иосифовна помнит, как в пути обсуждала с подругами происходящее — и все они были единодушны: «До чего жаль, что война закончится прежде, чем мы доберемся до фронта!»), но вскоре вернули с дороги: медикам предстояло доучиваться.

Затем, в 1942 году, она оказывается в армии, попадает в горный батальон, становится командиром отряда альпинистов-инструкторов. В Тбилиси, на стадионе «Динамо», она учит солдат спускаться на альпинистском тросе — и другим горным премудростям.

Незадолго до призыва Кофман завершила медицинское образование по ускоренной программе во Втором медицинском институте, ныне Медицинском университете имени Пирогова, но официально получает диплом врача в 1954 году.

От редакции «Горизонта»:

Наши читатели уже поняли, почему так: 1954 год — тот, который следует за 1953…

Мари-Жанна Кофман дослуживается до звания капитана Красной армии, несомненно, принимает участие в боевых действиях, в частности за снятие на Эльбрусе фашистского флага, установленного немецкими войсками в 1943 году. По словам ее сестры, Мари-Жанна получила в общей сложности семь военных медалей за храбрость.

От редакции «Горизонта»:

В российской «Википедии» говорится: «Сведения журналистов о том, что Жанне Кофман было присвоено звание капитана и что она была участницей боёв за снятие с Эльбруса нацистского флага, установленного немецкими войсками в 1943-м, не подтверждаются обнародованными документами военного времени. Жанна-Мария не имела воинского звания и была демобилизована в декабре 1942 года». Эта информация нуждается в корректировке.

Насчет того, что она не имела офицерского звания, — правда: Жанна Иосифовна с удивлением рассказывала о невесть откуда взявшейся легенде про ее «капитанские погоны». Формулировка насчет «боёв за снятие с Эльбруса нацистского флага» сама по себе дефектна: флаг сняла группа военных альпинистов, одним из которых была Жанна Кофман, это никакая не легенда — но вот БОЕМ эта операция по замене нацистского флага советским не была, ибо немецкие горные егеря, доставившие туда флаг во время предыдущего этапа битвы за Кавказ, отнюдь не продолжали все это время сидеть на вершине Эльбруса.

Официально демобилизовавшись в 1942 году, Жанна Иосифовна продолжала оставаться востребованным военным специалистом (в обеих своих ипостасях, альпиниста и военврача) еще долго — и пребывание ее на фронте включало 1943 год. Участие в боевых действиях — тоже.

Помним, как ближе к концу 1980-х в одной из экспедиций, возглавляемой Кофман, был парень, недавно вернувшийся из Афганистана. В какой-то момент зашел разговор об участии в боевых действиях — и этот афганец несколько наигранным голосом начал вещать, что, мол, никто из здесь присутствующих не представляет, что такое пребывать в настоящей опасности, не представляет, что чувствуешь, когда убиваешь человека… Жанна Иосифовна пожала плечами: «А что там особенно чувствовать? Сколько раз уж было… Они наступают перебежками — ты стреляешь; они большей частью не падают, дистанция большая, но некоторые после твоих выстрелов все-таки падают и не поднимаются… Но что-то „чувствовать“ по этому поводу можно было бы лишь в мирное время: на войне чувствуешь разве что отдачу».

Мы все, включая афганца, молча переглянулись — и вспомнили, из какого мира мы, а из какого она…

А насчет военных наград — мы как-то не догадались в свое время спросить. Ордена и медали Жанна Иосифовна Кофман надевала редко, главным образом если надо было повлиять на какое-либо местное начальство (например, во время переговоров с руководством заповедника о разрешении экспедиции действовать на его территории) — и тогда на груди у нее был целый «иконостас»…

Весной 1945 года, сразу после завершения войны, она была назначена врачом в экспедиции на Кавказ, организованной Центральным управлением спорта. Целью этой экспедиции было обследование разрушенных боями спортивных баз и подготовка их к возрождению: вскоре этим базам предстояло принять новых альпинистов, теперь уже не военных, а спортсменов. Мари-Жанна Кофман подружилась со знаменитой альпинисткой Еленой Казаковой и неоднократно участвовала в альпинистских походах по горам Кавказа.

От редакции «Горизонта»:

И не только Кавказа…

Однако в 1948 году она была осуждена по пресловутой 58-й статье за государственную измену и шпионаж. Опасно быть француженкой в СССР после ​начала холодной войны, независимо от того, являетесь ли вы героиней Второй мировой войны или нет…

От редакции «Горизонта»:

В российской «Википедии» сказано: «Алла Андреева, сидевшая в следственной тюрьме вместе с сёстрами Кофман, сообщает, что причиной ареста была тайная попытка сестёр бежать обратно во Францию». Поправим жену Даниила Андреева: речь отнюдь не шла о тайном побеге — сестры Кофман совершенно открыто сделали запрос во французское посольство по поводу того, могут ли они теперь вернуться во Францию. Конечно, это было крайне наивный поступок — но они, все-таки француженки, не вполне осознавали его опасность. Кроме того, все-таки только что завершилась война, в которой Франция и Россия были союзниками: казалось, что ситуация 1940 года давно миновала и никак не может повториться…

(Продолжение следует.)

Перевод с французского Григория Панченко