Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 7(45), 2023.

Продолжаем прервавшуюся на много номеров традицию фиксировать «незамеченные» криптозоологические описания, содержащиеся в общеизвестных и общепризнанных источниках. В данном случае речь пойдет о рассредоточенных по нескольким книгам воспоминаниях Джима Корбетта (1875—1955): не только выдающегося охотника, посвятившего 32 года своей жизни преследованию зверей-людоедов (тигров и леопардов), но не менее выдающегося натуралиста, защитника дикой природы, одного из первых энтузиастов фото- и киносъемки животных в естественных условиях и вообще несравненного знатока индийской фауны. Добавим, что немаловажно: Корбетт славился поистине легендарной честностью.

Список его наблюдений, относящихся к нашей теме, приводим без четкой привязки к хронологии. Напомним: объект изучения криптозоологии — не только реликтовый гоминоид. Впрочем, первое описание в нашем перечне (а хронологически, наоборот, самое позднее), по-видимому, имеет отношение как раз к нему. «По-видимому» — поскольку эта встреча состоялась не на взгляд, а, так сказать, на слух.

1. Книга «Кумаонские людоеды» («Man-eaters of Kumaon», 1944), глава «Такский людоед», посвященная охоте на тигрицу из Така, последнюю из убитых Корбеттом людоедов. Дело происходит в конце 1930 года, Корбетту уже 63:

«Луна сияла в течение двух часов, и замбар¹ подошел на пятьдесят ярдов к моему дереву. На горе над деревней подал голос каркер². Олень кричал несколько минут, как вдруг от деревни донесся крик; весьма приблизительно я могу передать его как „а-а-а!..“, заканчивавшееся протяжной нотой. Крик был столь неожиданным и внезапным, что я невольно приподнялся на своем сиденье, чтобы соскочить и побежать в деревню: у меня промелькнула мысль, что тигр-людоед убивает кого-нибудь из моих людей. Но в следующее мгновенье я вспомнил, что проверил их, когда они проходили под моим деревом, и следил за ними, пока они не исчезли на пути в лагерь, чтобы убедиться в выполнении ими моего приказа — идти тесной группой.

Крик все же принадлежал человеку в предсмертной агонии. Возник вопрос, как такой звук мог слышаться из покинутой населением деревни? Он не был плодом моего воображения: его слышал и каркер, внезапно переставший подавать голос, и замбар с олененком, бросившиеся в бегство по полям. Когда два дня назад я сопровождал жителей Така в их деревню, то обратил внимание, что они были вполне уверены в сохранности своего имущества в незапертых домах. Староста при этом ответил мне, что, если бы деревня оставалась пустой несколько лет, имуществу крестьян ничего не будет угрожать, так как они — жрецы Нунагири и никто и не подумает их обворовать. Он добавил, что, пока тигрица жива, она будет лучшим сторожем имущества жителей, чем сотня людей, если бы сторож все же понадобился, потому что никто не отважится с какими бы то ни было делами приблизиться к деревне через окружавшие ее густые леса без такой охраны, которую я предоставил жителям Така.

Крик не повторился, и, так как мне больше делать было нечего, я опять уселся на мое веревочное сиденье. В десять часов вечера жировавший на озимом поле пшеницы каркер с криком бросился в бегство, а через минуту тигрица два раза подала голос. Она теперь вышла из деревни и была на ходу».

После этого случая Корбетт вспомнил, что одно из предшествующих нападений, так и оставшееся гипотетическим, сопровождалось описанием подобных же звуков. И постарался выяснить, действительно ли тот недавний эпизод был нападением тигрицы-людоеда на человека — или крики могут объясняться как-то иначе:

«Среди присутствующих был староста из Така. Когда люди разошлись, я стал расспрашивать его об обстоятельствах гибели человека 12-го числа, когда он сам едва не стал жертвой людоеда.

Староста еще раз подробно рассказал мне о случившемся: он отправился на поля выкапывать имбирные корни, взяв с собою внучку; услышав крик жены, он схватил девочку за руку и побежал домой; и жена бранила его за легкомыслие, угрожавшее жизни не только его самого, но и ребенка; а на несколько минут позже тигрица убила человека, срезавшего листья на дереве поля, расположенного выше его дома.

Эту часть рассказа я уже слышал. Тогда я спросил старосту, видел ли он сам, как тигрица убила человека. Он ответил отрицательно и добавил, что дерева нельзя было видеть с того места, где он тогда был. Я поинтересовался, как же он узнал, что человек убит. Он сказал, что слышал это от других. В ответ на дальнейшие вопросы староста заявил, что человек закричал, но не звал на помощь. На вопрос, кричал ли человек один только раз, он сказал: „Нет, три раза“ — и по моей просьбе попытался изобразить этот крик. Это с очень небольшими видоизменениями был тот самый крик, который я слышал предыдущей ночью.

Я тогда рассказал старосте о слышанном мною и спросил, возможно ли, чтобы кто-нибудь случайно зашел в деревню; ответ был отрицательным. В Так вели только две дороги, и каждый мужчина, женщина или ребенок в деревнях, через которые проходили эти дороги, знали, что Так покинут жителями, знали и причины этого.

Когда я спросил, как же объяснить эти доносившиеся из деревни крики, если в ней, по его словам, не было ни единой души, староста ответил, что не может дать никакого ответа».

Корбетт тоже не смог предложить никакого объяснения, в чем откровенно признался. Если у него и возникли подозрения такого типа, которые сразу приходят в голову криптозоологам (похоже, возникли!), он предпочел не озвучивать их открыто. Ну а мы постараемся суммировать все известные данные:

— Серия диких «нечеловеческих» воплей, звучавших как посреди дня (первый случай), так и ночью.

— Вопли эти совершенно реальны: их слышат как люди, так и олени двух разных видов.

— Существо, издававшее эти крики, по-видимому, не опасалось пребывать в районе, контролировавшемся тигрицей-людоедом, которая у местных жителей вызывала такой ужас, что они полностью покинули свои деревни.

— Тут можно упомянуть и обстоятельства, часть из которых прояснилась впоследствии. Тигрица, вызывавшая у крестьян Така такой страх, была молода, невелика размером и обладала пониженной (разумеется, по тигриным меркам) боеспособностью: когда, всего через пару дней, Корбетт будет снимать с нее шкуру, он обнаружит на плече тигрицы следы обширного ранения крупной дробью, заживавшего долго и трудно. Именно эта рана, несомненно, и сделала ее людоедом; столь беззащитная (по тигриным меркам) добыча, как невооруженный человек, еще оставалась ей по силам, но даже на домашний скот она уже не нападала. Это привело к дополнительным затруднениям: обычно на тигров, включая людоедов, охотятся с приманкой, используя для этого молодых буйволов, почти телят — однако тигрица даже их не трогала. В ночь, когда Корбетт услышал загадочный крик, он как раз сидел в засаде над тушей такого буйволенка… однако погиб тот не от нападения тигрицы, а от укуса кобры.

— Добавим и то, что описываемая местность — не «просто» индийские джунгли, а джунгли горные, на отрогах Гималаев. Прямо за рекой — Непал, «вотчина» йети…

Вот, собственно, и все. Безусловно, тигр — опасный хищник даже для взрослого самца реликтового гоминоида в расцвете сил. Однако небольшая ослабленная тигрица, которая и на безоружных людей (кстати, в качестве жертв она выбирала главным образом женщин) охотилась лишь из засады, наверно, и вправду поостереглась бы атаковать столь небезопасную добычу. Потому что эта «добыча» заведомо более сильна, чем буйволенок, а подобраться к ней скрытно куда труднее, чем к плохо ориентирующемуся в джунглях крестьянину…

2. Та же книга, глава «Моханский людоед». События происходят в мае 1928 года; Корбетт отправляется избавлять жителей Мохана (уезд Алмора) от тигра-людоеда — и по пути делает мимолетное наблюдение, еще раз заставляющее нас вспомнить, что криптиды — совсем не обязательно таинственные гигантские существа, окруженные шлейфом впечатляющих легенд:

«В ясный и жаркий майский день я с двумя слугами и шестью гарвальцами, взятыми из Найни-Тала, сошел в час дня с поезда в Рамнагаре и начал пешеходное движение — двадцать миль — до Картканоула. Первый этап был всего лишь семь миль, но в Гарджия мы пришли только с наступлением вечера. Получив письмо Бенса, я так поспешно выехал из дому, что не успел получить разрешения занять лесную сторожку в Гарджия, поэтому ночевать пришлось на открытом воздухе.

На противоположном берегу Коси, близ Гарджия, есть скала в несколько сотен футов высотой. Не успел я заснуть, как услыхал что-то, показавшееся мне стуком падения камней на лежавшие ниже скалы. Звук был именно таким, как если бы два камня с силой ударились один о другой. В жаркие ночи сон бывает неспокойным. Так как взошла луна и было достаточно светло, чтобы не наступить на змею, я встал с походной кровати и пошел посмотреть, в чем дело. Оказалось, что звук шел из колонии лягушек в болоте у края дороги. Мне приходилось слушать водяных, наземных и древесных лягушек, издающих странные звуки в разных странах, но я никогда не слыхал ничего более странного, чем голос лягушек в Гарджия.

Выступив очень рано следующим утром, мы успели до наступления жары пройти двенадцать миль до Мохана».

Еще раз напомним, что это описание сделано человеком, великолепно знающим все звуки джунглей. И уточним: за прошедший с тех пор почти век никто из герпетологов так и не разобрался, о каких лягушках идет речь.

Может быть, названия и расстояния (а в оригинальных изданиях «Кумаонских людоедов» присутствуют и карты) помогут современным специалистам раскрыть эту загадку? Конечно, с тех пор местность могла измениться неузнаваемо — и, весьма вероятно, того болота уже нет. Но столь же вероятно, что оно сохранилось — и обитающий в нем эндемичный вид амфибий, до сих пор не известный науке, терпеливо ждет, когда наконец какой-нибудь герпетолог вообще или батрахолог в частности повторит маршрут Корбетта. Который спешил спасать человеческие жизни от тигра-людоеда и потому не мог уделить лягушкам, даже столь странным, больше, чем мимолетное внимание…

3. Книга «Леопард из Рудрапраяга» («The Man-eating Leopard of Rudraprayag», 1948), глава «Выстрел в темноте». События происходят в апреле 1926 года.

«В этот одиннадцатый и последний вечер провожал меня Ибботсон. Приблизившись к Голабраи, мы увидели людей, стоявших на обочине дороги и смотревших вниз на поле, находившееся на небольшом расстоянии от мангового дерева. Люди нас не заметили, и, прежде чем мы подошли к ним, они повернулись и пошли по направлению к убежищу паломников. Однако один из них посмотрел назад и, увидев, что я кивнул ему, возвратился. В ответ на наш вопрос он сказал, что вместе со своими спутниками в течение целого часа смотрел на грандиозную битву между двумя большими змеями внизу на заброшенном поле. В последний раз за ними можно было наблюдать поблизости от большой скалы в середине поля. На этой скале виднелись пятна крови. Человек сказал, что это кровь змей, покусавших друг друга. Сломав ветку с ближайшего куста и пользуясь ею как палкой, я спрыгнул вниз на поле, чтобы посмотреть, имеются ли какие отверстия около скалы, и, разглядывая почву, заметил обеих змей, лежавших в кустах чуть ниже дороги. В это время и Ибботсон тоже вооружился основательной палкой, и, когда одна из змей попыталась вылезти на дорогу, он ее убил. Другая же скрылась в отверстии около бугра, откуда нам было трудно ее выгнать. Змея, которую убил Ибботсон, оказалась около семи футов длиной, однотонного светло-соломенного цвета; на ее шее виднелось несколько следов от укусов. Это не был полоз; увидев ее заметно выдававшиеся ядовитые зубы, мы пришли к заключению, что это какая-то разновидность бескапюшонной кобры. Холоднокровные животные также восприимчивы к змеиному яду. Я видел лягушку, ужаленную коброй и умершую через несколько минут, однако мне не было известно, могут ли отравить друг друга змеи одной и той же разновидности. Возможно, что та, которая скрылась в отверстии, умерла через несколько минут, но, может быть, она осталась в живых и умрет в глубокой старости».

Если лягушки Корбетта интересовали разве что в плане «звукового фона», то в змеях он разбирался хорошо. Мы постоянно встречаем на страницах его книг описания того, чем отличаются друг от друга очковые кобры и королевские гамадриады, какая опасность исходит от гадюки Рассела, какая — от крайта, как следует фотографировать и как ловить (если уж приходится) сетчатых питонов… Сообщает он любознательному читателю и информацию такого типа: «На тропе, у твоих ног, виден след змеи, она переползла тропу за час до рассвета. Змея пересекала тропу справа налево, была трех дюймов в обхвате, и ты можешь с уверенностью сказать, что она была ядовитой. Завтра на той же или другой тропе след поведает тебе, что змея, побывавшая здесь за пять минут до тебя, ползла слева направо, что толщина ее — пять дюймов и была она неядовитой»…

В общем, описание такого человека можно смело считать компетентным. Но… бескапюшонных кобр не существует; значит, речь идет о каком-то ином виде — и этот вид не входит в число известных науке!

Вряд ли можно упрекать Корбетта и его спутника Ибботсона за то, что они не сохранили убитую змею и не попытались поймать вторую, скрывшуюся в лазе под камнями. Этот вечер был «одиннадцатым и последним» потому, что охота на леопарда-людоеда, требующая напряжения всех сил и внимания, еще продолжалась; она победно завершится всего через несколько часов — но этого пока никто не знает…

4. Книга «Наука джунглей» («Jungle Lore», 1953). Время действия «разбито» на два этапа: само наблюдение относится, видимо, к середине или второй половине 1920-х (известно, что Корбетт вышел в отставку в 1924 году и тогда же поселился вместе со своей сестрой Мэгги в деревне Каладхунги) — а вот первоначальный рассказ относится ко времени, когда Корбетт был подростком и жил… собственно, там же: в деревне Каладхунги, в Кумаоне, в предгорьях Гималаев. Это были его родные края, и знал их он намного лучше подавляющего большинства коренных индийцев…

«Дансай был до предела суеверным ирландцем³, нисколько не сомневавшимся в абсолютной правдивости всех этих выдумок, поэтому его истории звучали весьма убедительно. <…> На крик филина, часто по незнанию путаемый с ревом тигра, откликнулся его сородич, в небрачный период живший на дереве фикуса на берегу канала. Эти крики послужили Дансаю предлогом, чтобы закончить свои истории про привидения и переключиться на рассказы о банши, которые казались ему еще более реальными и опасными, чем привидения. По словам ирландца, банши представлял собой злой женский дух, который обитал в глухих лесах и был настолько злобным, что достаточно было просто услышать его, чтобы и сам услышавший, и его близкие попали в беду, а увидеть его означало для несчастного верную смерть. Дансай описывал крик банши как длинный протяжный вой, который скорее всего можно было услышать в темные ненастные ночи. Истории таили в себе нечто пугающе завораживающее для меня, поскольку их действие разворачивалось в джунглях, где я любил бродить в поисках птиц и их гнезд или ловил бабочек.

Я не знаю, какой облик принимали банши, которых Дансай слышал в Ирландии, но я знаю, какими были те двое, которых ему довелось слышать в джунглях Каладхунги. Об одном из них я расскажу вам позже, другой же известен всем обитателям предгорий Гималаев и многих других частей Индии как чурил. Чурил, самый зловещий из всех злых духов, является в облике женщины. Завидев человека, эта женщина с вывернутыми назад стопами гипнотизирует свою жертву, как змея птицу, и, отступая, заманивает в свое логово. <…>

Поскольку Дансай постоянно жил среди местных жителей и месяцами говорил только на их языке, было вполне естественно, что их суеверия добавились к его собственным. Наши горцы отнюдь не лишены мужества. Дансай также был храбр настолько, насколько может быть храбр мужчина, но, я уверен, из-за своей веры в сверхъестественное ни горцы, ни Дансай никогда не допускали и мысли о том, чтобы разобраться с тем, что первые называли чурил, а последний считал банши.

За все годы, что я прожил в Кумаоне, и за многие сотни ночей, проведенных в джунглях, я слышал чурил только три раза — всегда ночью, а видел лишь однажды.

Это было в марте. Только что собрали небывалый урожай горчицы, и в деревне, посередине которой располагался наш коттедж, раздавались оживленные и счастливые голоса. Мужчины и женщины пели, дети шумно перекликались друг с другом. До полнолуния оставалась ночь или две, и видимость была почти такой же хорошей, как при дневном свете. Мэгги и я собирались обедать (время близилось к восьми вечера), когда четко и пронзительно в ночи прозвучал крик чурил и тотчас же в деревне смолкли все звуки.

Примерно в пятидесяти ярдах от нашей усадьбы, справа, росло старое дерево адины. Поколения грифов, орлов, ястребов, коршунов, ворон и караваек убивали и потрошили своих жертв, обосновавшись на верхних ветвях старого дерева. Наша парадная дверь была закрыта, спасая от холодного северного ветра. Открыв ее, мы с Мэгги вышли на веранду, и в этот момент чурил закричал вновь. Крик доносился с адины, и там, на самой высокой ветке, в мерцающем лунном свете сидел чурил.

Некоторые звуки можно описать с помощью комбинаций букв или слов, как, например,  „ку-у-и-и“⁴ человека или „тэп-тэп-тэппинг“ дятла, но я не могу подобрать слова, которыми можно описать крик чурил. Если я скажу, что он похож на крик грешника в аду или умирающего в агонии, — это ничего вам не объяснит, потому что ни вы, ни я их не слышали. Я не могу сравнить эти звуки ни с какими из услышанных в джунглях. Это нечто совсем иное, не связанное с нашим миром, потустороннее, леденящее кровь и останавливающее сердцебиение. В предыдущих случаях, когда я слышал этот вопль, то все-таки подозревал, что его издает птица. Я думал, что кричит сова, возможно залетная, поскольку в Кумаоне мне известен крик каждой птицы. Зайдя в комнату, я вернулся с полевым биноклем, который использовался во времена кайзеровской войны для корректировки артобстрелов и, следовательно, был настолько хорош, насколько может быть хорош бинокль. С его помощью я внимательно рассмотрел птицу. Я подробно опишу увиденное в надежде, что кто-то более сведущий, чем я, сможет ее идентифицировать:

а) По размеру птица была чуть меньше беркута.

б) Она стояла прямо на своих довольно длинных ногах.

в) Хвост ее был коротким, но не настолько, как у совы.

г) Ее голова не была ни круглой, ни такой большой, как у совы, а шея не была так коротка.

д) На ее голове не было ни хохолка, ни «рожек».

е) Кричала она с равными интервалами примерно в полминуты, запрокидывая при этом к небу голову и широко открывая клюв.

ж) Оперение ее было совершенно черным или, возможно, темно-коричневым, но казавшимся черным при свете луны.

В оружейной стойке у меня был дробовик 28-го калибра и легкая винтовка. Дробовик был бесполезен, поскольку птица находилась слишком далеко, а стрелять из винтовки я побоялся. При свете луны очень трудно точно прицелиться, и, промахнись я, все, услышавшие отдаленный выстрел, уже никогда бы не усомнились, что крик принадлежит дьявольскому духу, против которого и пуля бессильна.

Прокричав раз двадцать, птица расправила крылья и, спланировав с дерева, исчезла в ночи.

Деревня безмолвствовала, и на следующий день никто даже не упомянул о чурил. „Когда ты находишься в джунглях, — предупреждал меня мой друг-браконьер Кунвар Сингх, когда я был еще маленьким мальчиком, — никогда не упоминай о тигре, иначе он обязательно появится“. Потому-то обитатели предгорий никогда не говорят о чурил».

Опять-таки прошло почти сто лет, но никто «более сведущий» не смог идентифицировать эту птицу. А в птицах Корбетт разбирался не только как «практический» знаток джунглей: у англичан орнитология — своего рода национальный спорт. В воспоминаниях о временах своей юности он приводит и такой факт: «Наш кузен Стефен Диз составлял в это время книгу о птицах Кумаона, и большинство из четырехсот восьмидесяти цветных иллюстраций к ней были выполнены по чучелам птиц из моей коллекции или по экземплярам, которые я подбирал специально для него»!

Так что перед нами, безусловно, неизвестный вид — и вид на сей раз действительно очень примечательный: по птичьим меркам почти великан (чуть меньше беркута, но больше филина), громогласный, окруженный пугающими суевериями… И эти суеверия, полностью исключающие помощь местных жителей (наверняка — до сих пор!), крайне затрудняют его поиск. Что ж, криптозоологам ситуация хорошо знакома…

Показательно, что по крайней мере часть грозных легенд, рассказываемых о чурил, перекликается с той опирающейся на реальность мифологией, которая сопровождает реликтового гоминоида. Например, поверье о «женщине с вывернутыми назад стопами», которая, отступая, заманивает преследователя за собой в глушь. Эта легенда, видимо, основана на способности гоминоида очень быстро пятиться, отступать спиной вперед с такой скоростью, что человек даже бегом не настигнет, — при этом следы, если они где-то отпечатаются, будут обращены пятками назад, в сторону движения… А пронзительный «бабий» крик характерен и для взрослых самцов — не говоря уж о том, что такие самцы обычно предпочитают куда более недоступные угодья, чем самки и молодняк, поэтому в поле зрения людей куда чаще попадают именно последние категории.

Так или иначе, Корбетт явно отличал крик птицы чурил от того не менее жуткого, но другого вопля, который он слышал, сидя в засаде на тигрицу из Така. Что ж, за десятки лет в предгорьях Гималаев вполне можно встретить и двух совершенно разных криптидов, даже если сопровождающие их легенды отчасти пересекаются.

А что это за другая разновидность банши, о которой Корбетт намеревался рассказать позже? Он сдержал свое обещание — и рассказ действительно оказался очень впечатляющим.

Жуткий пронзительный крик откуда-то сверху, с деревьев(«без сомнения, это был „банши“, о котором рассказывал Дансай») Корбетт услышал вскоре после рассказа Дансая, еще мальчиком. Остерегся рассказать о нем кому-либо: «Дансай говорил, что на услышавших крик банши и его родственников обрушиваются напасти. Боясь, что меня могут посчитать виновником любого несчастья, которое выпадет семье, я ни словом не обмолвился о происшедшем», однако вскоре вновь пришел на то же место, в равной степени обуреваемый страхом и стремлением разобраться в загадке. И действительно сумел это сделать:

«Довольно давно, во время сильной бури, дерево-исполин было выворочено из земли, но не упало, а зацепилось за исполина поменьше, навсегда согнувшегося под его тяжестью. Когда налетал сильный ветер, он раскачивал оба дерева, в точке соприкосновения кора на обоих стволах давно истерлась, и отполированная до блеска древесина при трении издавала те ужасающие звуки, которые так походили на крики. Но я только тогда поверил, что разгадал причину своих страхов, когда, положив ружье на землю, вскарабкался на склоненное дерево и, сидя там, убедился, что теперь жуткий скрежет раздается прямо из-под моих ног. С этого дня мое страстное желание докапываться до сути всего необычного, что я слышал или видел в джунглях, только закрепилось».

Что ж, такое желание можно только приветствовать: и у подростка, и у зрелого исследователя. Однако за все миновавшее время ни одному орнитологу, разделяющему эту позицию, так и не довелось докопаться до сути птицы чурил, которая, как видим, представляет собой существо из плоти и крови. Или представляла: крупные редкие виды птиц очень уязвимы в нынешнем мире, даже если суеверия продолжают их охранять…

5. Та же книга. События, судя по косвенным признакам, происходят в конце 1920-х, осенью:

«Ивлин Джилл, сын моего старого приятеля Гарри Джилла, был одним из наиболее страстных коллекционеров бабочек, которых я знавал. Как-то он заезжал в Найни-Тал, и в разговоре я обмолвился, что видел на Повальгарской дороге бабочку с переливающимися ярко-красными пятнами на верхних крылышках. Ивлин сказал, что он никогда не встречал таких бабочек, и умолял меня добыть ему одну.

Несколькими месяцами позже я стоял лагерем в Сандни-Гага, в трех милях от Повальгара. Я пытался снять фильм о поединках читалов⁵-самцов — в то время как раз был период, когда на равнине Сандни-Гага можно было одновременно наблюдать несколько подобных схваток. Однажды утром, рано позавтракав, я решил попробовать отыскать экземпляр обещанной Ивлину бабочки и отправился в путь, захватив с собой сачок для ловли. В сотне ярдов от моей палатки проходила лесная дорога, связывавшая Каладхунги с Повальгаром. В протянувшейся на милю вдоль дороги лощине была лужа, куда приходили валяться замбары. Здесь-то я и надеялся поймать бабочку».

После встречи со страшной птицей чурил, действительно соответствующей «общеизвестным ожиданиям» о криптидах, это описание может показаться насмешкой. Тем не менее напомним еще раз: в число криптидов входят не только «древние чудовища», но и вполне ординарно выглядящие змеи, лягушки… насекомые тоже…

Свое намерение Корбетт не выполнил: помешало появление сначала леопарда, потом тигра. Никто из них не был людоедом, но сачок для ловли бабочек пришлось отложить до более удобного случая… который, похоже, больше не представился. Так что во второй половине 1920-х эта загадочная бабочка не попала в руки одного из ведущих энтомологов, который прежде о ней никогда не слышал… и, видимо, тогдашняя наука о ней не слышала тоже.

По все-таки довольно поверхностному описанию (надо думать, Ивлин Джилл услышал больше подробностей!) вид бабочки определить невозможно. Как знать: может быть, он с той поры уже и перестал числиться неизвестным.

А может быть, не перестал. Ведь давно уже миновали времена, когда энтузиаст, занимающийся коллекционированием насекомых, мог вот так запросто обратиться за помощью к прославленному охотнику на тигров…

---

¹ Самый крупный из индийских оленей: высота в холке взрослых самцов иногда достигает 160 см, а вес может превышать полтонны. (Здесь и далее — примеч. ред.)

² Местное название мунтжака, небольшого (размером с косулю) оленя, настоящего «сторожа джунглей»: по его крикам можно проследить передвижение опасных хищников.

³ Из ирландской семьи происходил и сам Корбетт (родившийся в Индии), но его суеверным назвать никак нельзя.

⁴ Специальный «лесной» крик, использующийся при дальней перекличке на закрытой и пересеченной местности.

⁵ Местное название аксиса, пятнистого оленя средних размеров.