Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 8(22), 2021.

Людмила Веселицкая

Еще недавно в Германии с великим придыханием говорили о мультикультурализме, сейчас ореол его потускнел — зато слышны разговоры об интеркультурализме. С таким же придыханием и в основном от тех же политиков «зеленого» толка. Наверно, между этими двумя понятиями есть какая-то сакральная разница, но я ее не улавливаю. А вы?

От редакции

Почему двумя? Тремя. Есть еще и транскультурализм. То есть мы не поручимся, что он действительно есть (во всяком случае, как масштабное явление) — но, по утверждениям вышеупомянутых политиков «зеленого» толка, ДОЛЖЕН быть.

Что такое мультикультурализм, более-менее понятно. Это определение характеризует «раздельное» многообразие, как теперь уже не вызывает сомнений, противоречащее интеграции (о которой тоже принято говорить с придыханием). То есть существование в одном социуме множества независимых, разных по происхождению культур, многие из которых сохраняют враждебность как друг к другу, так и к этому общему социуму — причем адепты мультикультурализма настаивают на их священном праве сохранять вышеупомянутую враждебность. Правда, обычно избегая называть вещи своими именами.

Интеркультурализм предполагает взаимное влияние и обогащение этих культур, благотворно воздействующее на общий социум. Что ж, не будем отрицать: такое бывает, причем не так уж редко… но на фоне торжествующего мультикультурализма — не так уж и часто.

Транскультурализм — это, условно говоря, удавшийся интеркультурализм. Причем удавшийся не в единичных случаях, а как глобальное явление, делающее погоду в масштабах социума.

Нашим читателям в Германии вряд ли нужно объяснять: применительно к сегодняшним реалиям транскультурализм — нечто вроде Полудня братьев Стругацких применительно к современной им социалистической действительности. То есть нечто гипотетическое, далекое — и не факт, что реализуемое…

К. А. В.

Я с трудом воспринимаю сотни миллионов лет эволюции сознания. По-моему, сознание или есть — или его нет. Если мозг сформирован достаточно для того, чтобы мыслить, то всё происходит гораздо быстрее, обновления в мозгу примитивных будут происходить лавинообразно и не за миллионы лет. Только внешние причины могут сдерживать развитие сознания: вымерли от голода, погибли в катаклизме и т. д.

Вот путь от первобытности до Эйнштейна будет долгий. Но путь от дурной обезьяны, живущей на всём готовом, к охотнику + хранителю собранного подножного корма будет короткий: сообразительность рулит.

От редакции

Что ж, сознание — не синоним разума. Сознанием в достаточной степени обладают и развитые млекопитающие, как минимум от уровня псовых включительно, и умные птицы (большинство врановых, многие гуси, как минимум часть попугаев). Так что первые его образцы появились если и не сотни миллионов лет назад, то десятки миллионов — точно. Но развивать преимущественно мозг — дорогостоящий и, главное, не единственный путь эволюции. Высшим приматам в определенном смысле повезло: у них и тело оказалось подходящим для эволюционной доводки, включая последующую орудийную деятельность. При этом языковые способности сами по себе у птиц точно имели более высокий потенциал: не случайно обезьянам по силам лишь язык жестов, а среди птиц есть те, кто способен освоить человеческую речь, причем определенную сознательность в этом давно уже не отрицают. Однако «само по себе» ничего не работает, только в комплексе.

Тем высокоразвитым животным, кто по уровню сознания дорос до уровня где-то австралопитека, но «заперт» в теле дельфина, тюленя, слона, волка, ворона, никакие лавинообразные обновления мозга ничего хорошего не сулят. Потому их эволюция идет менее затратными путями. А если какой-нибудь вид гусей или медведей начнет развивать мозг в ущерб всему остальному — он как раз и вымрет, в том числе от голода.

Даже для рода Homo процесс цефализации, в общем, не вполне оправдался: слишком дорого подобный мозг содержать, да еще он и плодовитость ограничивает (рожать детенышей с такими головами трудно, приходится рожать их на гораздо меньшей стадии развития — и потом долго доращивать, защищать, учить…). Вплоть до стадии поздних архантропов человеческих видов было единовременно совсем немного, все они были малочисленны и явно не процветали. И вот тут, видимо, на помощь чистой биологии пришел язык — пусть еще далеко не в современной форме, но уже такой, который позволяет накапливать и передавать опыт. Для популяций с долгим ростом и обучением молодняка это стало подлинным «козырем в рукаве». Между тем до членораздельной речи род Homo, похоже, дотянулся случайно: уже исчерпывающийся эволюционный тренд на совершенствование мозга вдруг вышел на пороговую величину — а дальше все начало развиваться по логике автокаталитических процессов.

А вариант «охотник + хранитель собранного подножного корма» явно не следует считать таким уж человеческим. Практически он достигнут на уровне тех же шимпанзе: «на всём готовом» им жить отнюдь не приходится…

Дмитрий Резник

Ваш журнал писал о пятнистых львах, обитающих (или обитавших ранее) в Кении, — а мне где-то встречалось упоминание, что Нельсон Мандела в молодости видел тигра, то есть «полосатого льва». Если так, то, может быть, это один и тот же зверь? От Кении до ЮАР далеко, а пятна — не полосы, но если это была встреча ночью, то Мандела мог не рассмотреть толком. Врать он, наверно, не должен: к каким бы результатам в итоге ни привело продолжение его политики для нынешней ЮАР, за ним самим даже враги вроде бы всегда признавали безупречную репутацию.

От редакции

Нельсон Мандела был вообще-то человеком скорее городским, но на природе ему, конечно, в молодости бывать доводилось. Главным образом в Капской провинции, там преобладают холмистые саванны — местность, для тигра не слишком подходящая, однако кто сказал, что неведомый зверь, о котором идет речь (если идет), — действительно тигр, а не какой-нибудь саванный криптид?

Сообщений о встрече Манделы с тигром нам в криптозоологической литературе найти не удалось, но после долгих поисков прототип этой истории все-таки обнаружился. Это один из мимолетных эпизодов, упоминаемых в его автобиографии «Long Walk to Freedom» (1995), в котором Мандела вспоминает о разговорах, ведшихся в тюрьме на острове Роббен, где он отбывал срок c 1964 по 1982 год:

«One subject we hearkened back to again and again was the question of whether there were tigers in Africa. Some argued that although it was popularly assumed that tigers lived in Africa, this was a myth and they were native to Asia and the Indian subcontinent. Africa had leopards in abundance, but no tigers. The other side argued that tigers were native to Africa and some still lived there. Some claimed to have seen with their own eyes this most powerful and beautiful of cats in the jungles of Africa. I maintained that while there were no tigers to be found in contemporary Africa, there was a Xhosa word for tiger, a word different from the one for leopard, and that if the word existed in our language, the creature must once have existed in Africa. Otherwise, why would there be a name for it?»

Переведем:

«Одной из тем, которую мы раз за разом обсуждали, был вопрос о том, водятся ли тигры в Африке. Некоторые утверждали, что, несмотря на популярность этих слухов, речь все-таки идет о мифе и тигры в Африке не живут, они обитатели Азии и Индийского субконтинента. В Африке же во множестве водятся леопарды, но не тигры. Другие уверяли, что тигры — уроженцы Африки, причем и некоторые из них сохранились тут до сих пор. Иные из нас даже настаивали, что своими глазами видели эту самую сильную и красивую кошку в африканских джунглях. Мое мнение было таково: хотя в современной Африке тигров нет, в языке народа коса существует слово, отличное от названия „леопард“ и обозначающее тигра, а поскольку это слово существует в нашем языке, то и соответствующий зверь должен был когда-то обитать в Африке. Иначе откуда бы взялось такое название?»

Итак, сам Мандела тигров не видел, а логика его в данном случае может устроить не криптозоолога, но разве что политического деятеля. «Тигр — самая красивая и сильная кошка, поэтому у нас (подразумеваются исключительно те южноафриканцы, которые имеют честь относиться к народу коса: с зулусскими, готтентотскими или бушменскими соотечественниками борец против апартеида делить это богатство отнюдь не намерен, трайбализм есть трайбализм) она должна была обитать хотя бы в прошлом, мы это заслужили, вот в нашем языке и слово соответствующее имеется!»

При этом само слово он так и не назвал. А жаль: возможно, оно имеет отношение пусть не к тигру, то к какому-нибудь реальному криптиду из семейства кошачьих? Или к тому, что могло сойти за криптида для городских борцов с апартеидом, слабо разбирающихся в родной фауне. Допустим, речь идет об одном из локальных наименований сервала: кошка довольно крупная и сильная (по сравнению с домашней), безусловно очень красивая, а местами даже полосатая. Встреча с ней, при пересказе через десять уст, теоретически может сойти за наблюдение тигра… особенно если очень этого захотеть!

Интересно, где соузники Манделы (в основном такие же коса) видели «африканские джунгли»: в Кении и Танзании, откуда приходили сведения о пятнистых львах, джунгли есть, но для ЮАР это крайне нехарактерный ландшафт. Ну и, конечно, примечателен круг вопросов, обсуждаемых ими в том, что описывается как жесточайшие условия заключения. Впрочем, если вспомнить, что именно в эти годы Мандела, не выходя из тюрьмы на острове Роббен, заочно обучался в Лондонском университете, вскоре получил там степень бакалавра юридических наук, а вслед за тем чуть-чуть не был избран почетным ректором (в последний момент дочь королевы Елизаветы принцесса Анна все же обошла его на несколько голосов)…