Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 5(7), 2020.

Обычно Вадим игнорировал полку с «библиотекой из подъезда». Так он называл неопрятную стопку книг, захламлявшую нишу в стене на первом этаже. Образовалась она, как часто бывает, спонтанно — кто-то бросил ненужную книгу — например, очередную нетленку Донцовой, оставшуюся после отпуска, — возле лифта, а кто-то взял почитать и поставил вместо нее что-то из древней советской фантастики: читать уже не будешь, а выбросить жалко. Так, книжка за книжкой, и появилась «библиотека из подъезда». Иногда в ней даже попадались относительно новые книги, но взять их с собой Вадима никогда не тянуло — какие-нибудь очередные «Пятьдесят оттенков чего-то там».

Но сегодня его взгляд буквально зацепился за яркий краешек тонюсенькой книжонки. Наверно, дело было в шрифте или в цвете — бывают такие вещи, которые врезаются в память с самого детства, и никуда их оттуда уже не вытравишь. Он увидел красный кусочек подписи «…СКИЙ», сразу напомнившей ему пионерское детство, школьные стенгазеты и плакаты. А еще на обложке был виден фрагмент какой-то живности — то ли кусок змеи, то ли щупальце.

Вадим протянул руку и вытащил тонкую книжку — по одному прикосновению он понял, что экземпляр ветхий и наверняка очень старый. Полузабытое пионерское детство его не обмануло — на книжке огненно-красными буквами горело имя автора: «В. МАЯКОВСКИЙ». На обложке была нарисована… тоже книжка, из страниц которой наружу вылезали животные, дословно соответствовавшие названию: «Что ни страница, то слон, то львица».

— Рисунки К. Зданевич, — прочитал Вадим рассеянно. Потом перевернул книгу и присвистнул: — Ничего себе! 1928 год!

Если это не репринт, то книжка могла оказаться настоящим раритетом — шутка ли, почти сто лет! Но Вадим решил забрать ее не ради денег. Его Петька обожал всякие книжки со зверями — у него их было уже, наверно, миллион, и, хотя в свои два года читать он еще не мог, с удовольствием листал книжки, тыкал пальцами в картинки и уже пытался называть знакомых животных. Любая кошка у него была «киса», а собака — «бака». В старой книжке Маяковского было от силы с десяток страничек, но на каждой красовался пролетарски грамотно нарисованный зверь: действительно то слон, то львица.

Вадим сунул книжку в сумку и вызвал лифт.

* * *

Книжка понравилась Петьке с первого взгляда.

— Лон! — уверенно ткнул он пальцем в изображение слона на обложке. Потом во второго зверя: — Киса!

— Нет, это не киса, — поправил его Вадим. — Это львица.

Петька взглянул на него так красноречиво, словно хотел сказать: «Папа, ты сам-то это слово выговоришь?»

— Льви-ца! — по слогам произнес Вадим. — Это жена льва. Льва знаешь?

Он перелистал странички и выбрал картинку с подписью: «Льва показываю я, посмотрите нате — он совсем не царь зверья, просто председатель».

— Ев! — гордо изрек Петька, ткнув пальцем в книжку так сильно, что чуть не продрал ветхую бумагу.

— Эй, осторожно! — пожурил его Вадим. — Правильно, это лев. А львица — это его жена. Как у нас мама. А ты у мамы львенок. Понял?

Петька преданно посмотрел ему в глаза и совсем по-взрослому кивнул, взмахнув белобрысым чубчиком.

Вадим рассмеялся:

— Вот и молодец!

— Вадя! — позвала с кухни Катя. — Ты посудомойку загрузил?

— Сейчас! — отозвался Вадим.

Он вручил книжку сыну и заговорщицки ему подмигнул:

— Дальше читаешь сам. Справишься?

Петька снова гордо кивнул, и Вадим с легким сердцем отправился на кухне помогать Кате, оставив сына в центре ковра с книжкой и кучей любимых игрушек.

* * *

На кухонные дела ушло не так много времени — Петька в комнате не плакал, но и зловещей тишины, которая, как знают все родители, куда хуже любого шума, не было: он явно был там чем-то занят: пищал, агукал, чавкал, говорил какие-то одному ему понятные слова.

«Пытается назвать остальных зверей, — гордо подумал Вадим. — Какой у меня молодец».

Катя вышла проверить, как там ребенок, и крикнула из комнаты:

— Вадь! Ты только посмотри на это!

По ее тону Вадим не смог догадаться сразу — то ли ее что-то насмешило, то ли рассердило. Войдя в комнату, он сам испытал тот же спектр эмоций. Петька с самодовольным видом жевал вырванную страницу из книжки Маяковского. Ту самую, со львом.

— Блин! Петька! Выплюнь немедленно! — почти одновременно выкрикнули родители.

Петька, сообразивший, что сделал что-то запретное, неловко вскочил, метнулся в угол комнаты, но тут же запутался в собственных ногах и грохнулся на толстый ковер. Раздался отчаянный рев.

Катя подхватила малыша на руки и начала успокаивать, а Вадим с досадой поднял мокрый разодранный кусок бумаги, похожий на заготовку для папье-маше.

— Жалко…

— Ты лучше скажи, где эта книжка раньше валялась, — напряглась Катя. — Сплошные микробы!

Вадима вопрос гигиены не так сильно беспокоил — Петька умудрялся зажевать и не такое, — а вот книжку было жалко. Все-таки антиквариат.

Он вздохнул и выбросил изжеванную страницу в мусорное ведро.

* * *

Утром, собираясь на работу, Вадим всегда включал новости: не потому, что хотел узнать, что нового в мире — для этого ему и ленты в социальной сети хватало, — а просто для звукового фона. Петька дрых у Кати под боком в спальне.

Намазывая бутерброд маслом, Вадим услышал краем уха из телевизора:

— …печальная новость для всего животного мира. Сегодня в нью-йоркском зоопарке скончался последний самец индийского льва, единственный оставшийся на планете представитель этого вида. Он уже давно был занесен в Красную книгу, но глобальное потепление и деятельность браконьеров…

Вадим расстроился. Он слышал, что недавно вымерли белые носороги и что амурские тигры под угрозой, но вот что у львов серьезные проблемы — этого он даже не слышал. И — вот те раз!

— Он совсем не царь зверья… — процитировал Вадим рассеянно.

Он подумал, что теперь Петька увидит льва только на картинке или по телевизору, но никогда — в цирке и зоопарке. От этого на душе у Вадима заскребли кошки.

— Покойся с миром, — пробормотал Вадим и принялся заканчивать завтрак.

* * *

Неделя в офисе выдалась суматошной, и Вадим редко видел сына: когда он уходил, Петька еще спал, а когда приходил — уже дрых без задних ног. Поэтому выходных Вадим ждал как праздника.

— Пойдем в зоопарк! — предложил он Кате. — Ни разу ведь с Петькой не ходили!

На эту мысль его натолкнула печальная судьба индийского льва. Мало ли кого еще доконает глобальное потепление — надо успеть с Петькой посмотреть на других зверей.

Катя идею поддержала, а Петька всегда был за любую авантюру — лишь бы с родителями.

Субботним утром они шли по дорожкам зоопарка. Петька королем возвышался в сидячей коляске, которая была ему уже маловата, и болтал ногами, почти доставая до земли. Пострадавшую книжку Маяковского взяли с собой: во-первых, Петька не расставался с ней и поднял бы крик, если бы ее забрали, а во-вторых, было так здорово показывать ему зверя на картинке, а потом — живьем.

— Смотри, это жираф! — показывал Вадим.

— А вон там — зебра! — перебивала Катя.

Петька путался, куда смотреть — то ли на жирафа, то ли на зебру, то ли в книжку. Зато потом он сам проявил чудеса сообразительности, выбирая в книжке именно ту картинку, где был изображен зверь, у клетки которого они стояли.

— «Это — зебра. Ну и цаца! Полосатее матраца», — прочитал Вадим из книжки.

— Йебра! — повторил Петя, гордо выговаривая нетвердое «р».

Все шло хорошо до лотка с мороженым. Увидев вожделенное лакомство, Петька вмиг превратился из послушного малыша в разъяренного дьяволенка.

— Хочу! — это слово он произносил безо всяких проблем.

— Сыночек, ты же знаешь, тебе нельзя! Ты как съешь мороженое, сразу простываешь, — защебетала Катя. — А давай мы на медведиков посмотрим. Смотри, какой медведик! Лапкой тебе машет!

Фирменный родительский трюк под названием «переключи внимание ребенка» Петька раскусил в один момент. Он побагровел, широко открыл рот и заорал так, что, кажется, бегемот в соседнем вольере перестал жевать:

— Ха-а-ачуууууу!!!

И в бескомпромиссном припадке детского гнева он схватил лежащую на коленях книжку, выдрал из нее страницу и остервенело начал рвать на клочки.

— Петя! — закричала Катя. — Немедленно прекрати!!! Мне за тебя стыдно!

Вопли Пети перешли в тихие всхлипы. Вадим с грустью смотрел, как разлетаются по дорожке клочки изуродованной страницы:

— Эх, Петька… Не быть тебе букинистом. Такую вещь портишь.

— Слушай, поехали домой, — предложила Катя. — Кажется, он уже нагулялся.

Они двинулись назад по направлению к выходу, когда услышали встревоженный шум голосов:

— Смотрите, смотрите…

Вадим оглянулся и увидел, как у вольера с зебрами собирается толпа. Несколько полосатых животин, еще недавно меланхолично гулявших по вольеру, сейчас лежали бездыханными тушами.

Сразу из нескольких мест одновременно раздался разноголосый детский плач, и Катя скорее покатила коляску к выходу.

* * *

Вечером Вадим услышал в новостях, что от неизвестной доселе болезни практически одновременно во всем мире погибли зебры.

* * *

— Катя, слушай, я не шучу! — Вадим почти шептал, хотя стояла глубокая ночь и Петька уже давно спал. — Смотри сама!

Катя смотрела на книжку, откуда торчал кусок оторванной страницы. Там виднелся черно-белый бок.

— Вадя, ты сам себя послушай! Ты хочешь сказать, что Петя вырвал в книжке страницу с зеброй — и все зебры на планете умерли. Прикалываешься, да?

Вадим нахмурился. Вслух это действительно звучало по-идиотски, но… Но…

— Но до этого он сжевал страницу со львом. И львы вымерли! На следующее же утро! Совпадение?

— Да! Да, Вадим! Это — совпадение. Удовлетворен?

Он обреченно кивнул. Перечить Кате было бесполезно. Но книжку Маяковского на всякий случай затолкал в стопку старых журналов на антресоль.

* * *

На следующий же день Петька устроил форменную истерику. Он обыскал всю свою комнату, все глубокие игрушечные закрома, но вожделенной книжки со зверями так и не нашел…

— Книжка ушла! — объяснил ему Вадим, тихонько косясь на антресоль. — Так бывает. Вернулась к себе в библиотеку в подъезде, и там ее дали другому мальчику. Который не рвет книжки!

Последнюю фразу он не планировал добавлять, но это как-то само собой вырвалось — в благом воспитательном порыве. В ответ Петька не заплакал, но сделал то, чего за ним раньше не водилось: сжал кулаки и со злобой посмотрел на отца. Словно обещая ему, что никогда не простит такого обвинения.

Вадим с радостью поступил бы именно так — отнес треклятую книжку в подъезд. Его останавливало одно… Вдруг эта книжка действительно попадет к другому мальчику… Который отнесется к ней еще хуже, чем Петя…

* * *

Вадим и Катя вернулись из поездки на море на двое суток раньше, чем планировали. У Кати в Подмосковье сильно болел отец — за две недели, что супруги провели на черноморском побережье, ему резко стало хуже, и жена настояла, чтобы они поменяли билеты — плевать на пропавшие дни и переплату.

Да и Петя ее беспокоил — почти не отвечал на звонки, а если и брал трубку, то говорил односложно: «Да, мама! Все хорошо, мама! К сессии готовлюсь, мама!» С отцом же Петя вообще предпочитал не общаться. Между ними что-то оборвалось уже давно — и Вадим сам не мог толком сказать, когда это случилось.

Открыв дверь квартиры, первым делом они увидели груду чужой обуви. Из комнаты Пети доносился приглушенный женский смех — вульгарный и пьяный. Громко играла музыка — что-то оглушающее, в стиле, которому Вадим даже не знал названия. Сам он называл это «дерьмо-поп». В доме пахло давно не выброшенным мусорным ведром… и густым приторным запахом дыма.

Услышав звук открывающейся двери, из комнаты Пети выглянула полуодетая девица. Она ойкнула, сказала: «Здрасьте» — и скрылась обратно в комнате. Музыку приглушили, и наружу вышел Петя в мятой футболке с черепом и надписью «Все сдохнем!» Из угла его рта торчала криво скрученная сигарета.

— А… Это вы… Чего вернулись так рано? — голос сына звучал бесцветно и тускло.

— Это я тебя должна спросить… — голос Кати дрожал. — Что здесь происходит? Ты куришь в доме?

— Мам, я уже взрослый, блин… Я…

— Я просила тебя не курить! Хотя бы в доме! — перешла на фальцет Катя. — Вадим! Хоть ты скажи.

Вадим чувствовал себя очень усталым. Вся свежесть моря, казалось, исчезла в удушливом облаке вонючего дыма.

— Что вы здесь курите? — пустился он в наступление. — Хочешь серьезных проблем?

Вместо ответа Петя пожал плечами, развернулся и скрылся в комнате.

— Нет, так не пойдет! — Вадим быстро пересек коридор и распахнул дверь вслед за Петей.

Вся комната была в сизых клубах дыма. На полу, на кровати, на подоконнике сидело несколько человек — парни и девушки, все примерно Петиного возраста. Никого из них Вадим раньше не видел. На столике он увидел целлофановый пакет с бурой травой. Рядом на столе лежали несколько разорванных листков бумаги. На ковре валялись окурки.

— Блин, Петюн, ты че, не мог сказать, что родаки приедут? — сказал лохматый парень, на коленях которого сидела та самая полуодетая девица.

— Выметайтесь все отсюда! Живо! — скомандовал Вадим. — Или я полицию вызову.

— Не вызовешь, — лениво процедил лохматый. — Или твоего Петюню с нами загребут.

И гости заржали, как гиены.

Через несколько неловких минут они ушли, наследив в коридоре. Лохматый унес с собой пакет с травой, и Вадим не решился его остановить — пусть лучше эту дрянь унесут подальше из дома. Катя открыла окно, чтобы проветрить, и ушла на кухню, тихонько всхлипывая.

Петя лежал на кровати и разглядывал потолок.

Вадим тяжело привалился к стене, глядя вниз. На этом ковре они когда-то играли вместе. Кажется, миллион лет назад.

— Петя… — начал он. — Я в последний раз…

Он осекся, потому что увидел на столе, среди старых разодранных журналов, цветастую книжечку со слоном и львицей на обложке. В. Маяковский. 1928 год.

— Где ты ее достал? — спросил он тихо, указав дрожащим пальцем.

— Чего? А, это? — лениво ответил Петя. — Анжела на антресолях нашла. У тебя там столько хлама…

Вадим почти не слышал сына. Он опустился на колени и перебирал окурки. На обрывках сгоревшей бумаги он видел кусочки ярких картинок. Верблюжья голова. Хвост кенгуру. Еще один похожий на верблюда зверь, но не верблюд. Альпака?

— Этот зверь зовётся лама. Лама дочь и лама мама, — машинально произнес он.

— Чего? — не понял Петя.

Вадим закатил ему оплеуху.

— За что? — закричал Петя.

Он так был похож на себя двухлетнего. Сжатые кулаки и удивление, смешанное с гневом пополам с детской обидой.

Вместо ответа Вадим бережно взял со стола книжку — в ней осталось так мало страниц, что она и книжкой-то уже не могла называться. Так, старая тетрадка. Он унес ее на кухню.

Катя сидела там с телефоном в руке и плакала.

— Папа умер, — сказала она.

Вадим шумно выдохнул. Он наклонился к жене и обнял ее. А потом резко отпустил и начал быстро перелистывать страницы книжки. Нет-нет, людей на картинках не было. Да и если бы были…

— Вадим, прекрати… — тихо сказала Катя. — У него был рак… Твоя чертова книжка тут ни при чем.

Книжка, похоже, и правда была ни при чем.

Но вечером из новостей Вадим узнал, что от пожаров в Австралии погибли все кенгуру. А всё семейство верблюдовых — вместе с ламами — вымерло от экзотической, но очень быстро распространившейся болезни.

* * *

После похорон тестя Вадим отвез остатки книжки Маяковского на дачу. Там он затолкал едва держащиеся вместе страницы в щель за обоями. Книжка была такая тоненькая, что со стороны было совсем не заметно.

* * *

Вадим проснулся от тяжелого сна. В нем он был Маяковским и пытался подобрать рифму к слову «бросьте». Подходило слово «кости», но он боялся его, как индейского проклятия. А другого слова найти не мог. Так и проснулся.

— «Гости», — выговорил он с облегчением.

Во дворе загудела машина — кажется, гости действительно пожаловали.

Опираясь на палку, Вадим медленно вышел на дачное крыльцо. Петр приехал на своем черном джипе. Он стоял, облокотившись на капот, и курил, не снимая темных очков.

— Хоть бы предупредил… — сказал Вадим, прищуриваясь. — Я бы тут это… прибрался.

— Отец, я предупреждал. Ты просто забыл. Ты все теперь забываешь. Сегодня первое число. Место тебе уже освободилось.

— Какое место? — не понял Вадим.

Петр закатил глаза.

— Я тебе сто раз об этом говорил. Специальное место, где о тебе позаботятся. Я сюда не могу мотаться каждый день, а Анжела тем более. Раньше хоть мама за тобой ухаживала.

Вадим вздрогнул. Катю он помнил. Она всегда говорила ему, что боится остаться одна… А в итоге оставила в одиночестве его. Инфаркт.

— Я никуда не поеду. Мне тут хорошо, — начал Вадим.

— Папа! — закатил глаза Петр. — Это не обсуждается. Ты завтра упадешь тут, сломаешь ногу и помрешь, а мне отвечать за тебя.

Вадим вздохнул. Как же сын снова походил на рассерженного ребенка! Он медленно и осторожно спустился с крыльца, встал рядом с сыном и, обернувшись, посмотрел на старый дом.

— Тут нам с мамой было хорошо, — сказал он. — И тебе тут было хорошо… маленьким… Только ты не помнишь.

— Всё я помню, отец! — с неожиданной злобой ответил Петр. — Хватит сюсюкать. Пойдем вещи собирать. Документы, главное, не забудь.

* * *

Устроившись на заднем сиденье джипа и тщательно пристегнув ремень, Вадим в последний раз посмотрел в окно на дачный домик.

— А что ты с ним сделаешь, сынок? — спросил он. — Будешь сюда приезжать?

— Да снесу тут все к чертовой матери! — сказал Петр, выплевывая окурок в траву и садясь за руль. — Построю нормальный дом. Анжела одобрила.

— Снесешь? — потрясенно прошептал Вадим.

— Ага. Или спалю. Так даже проще. Дешевле, — сказал Петр и завел мотор.

Вадим несколько раз пытался обернуться, чтобы посмотреть назад на исчезающий дом, но пристегнутый ремень и боль в шее не позволяли повернуться. Он что-то забыл там, в доме. Но что, не мог вспомнить. Что-то рифмующееся со словом «больница».

* * *

Он проснулся среди ночи и закричал. Пахло мочой и дезинфектантом.

— Не надо! — закричал Вадим в темноту.

Старики на соседних койках заворчали, заохали. Кто-то выругался матом.

— Не сжигай! — крикнул Вадим.

Он вспомнил рифму к слову «больница». «Что ни страница, то слон, то львица».

Вадим не знал, было ли дело в проклятой книжке, или в его сыне, или в их сочетании, замкнувшем цепь невероятных совпадений и катастроф. Но прямо сейчас — он чувствовал — огонь уже лизал старые обои в дачном домике. Подбирался к тоненькой книжечке, в которой еще жили слоны, жирафы, обезьяны. Они ни перед кем не провинились, чтобы их вот так стирали с лица Земли. Мир без них был обедневшим, как… как книжка с вырванными страницами. Книжка, которую так и не дочитали до конца…

Вадим уже не помнил, как звали его жену, что он ел на ужин и какой сейчас год. Но он вдруг с предельной ясностью вспомнил, как заканчивается книжка:

«Зверю холодно зимой.
Зверик из Америки.
Видел всех.
Пора домой.
До свиданья, зверики!»

И он увидел перед глазами картинку художника Зданевича на последней странице. Белокурый малыш в серых штиблетах и черных шортах, по моде двадцатых годов прошлого века, повернувшись вполоборота, так, что не видно лица, машет рукой рогатым зверям за оградой: бизону, антилопе, оленю… Белокурый малыш, похожий на Петю. Машет, и будто сам собирается уйти со страницы.

И если огонь пожирал старую дачу, то из мира прямо сейчас постепенно исчезали бизоны… антилопы… олени… А потом…

Вадим пытался вспомнить, что будет потом, но не мог. Только шептал:

— До свиданья, зверики…

Шептал до самого конца.