Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 6(32), 2022.

Этот рассказ условно может быть соотнесен с дяченковским циклом «Скитальцы». Условно — потому что он смещен не в пространстве, а во времени: в самих «Скитальцах» приметы времени соответствуют скорее XVII веку, здесь же — Викторианской эпохе. А при таком сдвиге меняется почти всё. Но, возможно, есть и некие глобальные константы, остающиеся неизменными. И для миров, и для эпох, для людей.

Раз так, то читателям этого рассказа тоже предстоит их отыскать, с оглядкой на творчество Дяченко или самостоятельно…  

С тех пор как над Ферезами тридцать лет назад прошла Желтая Туча, в нашем маленьком городке рождаются только девочки.

Можете себе представить, что население Ферез составляют в основном женщины. И устраиваются они в жизни, как умеют.

Нас в семье три сестры.

Старшая, Рамона, самая красивая, в семнадцать лет родила дочку Виолетку от заезжего комедианта.

Средняя, Жолика, самая практичная, устроилась поварихой в строительную бригаду, отыскала среди работников наименее пьющего и женила на себе.

А я, Ганка, самая упрямая, сложила в старый фибровый чемодан кусок фиалкового мыла, нижние юбки, шерстяной шарф и подалась в столицу.

Все наше семейство, начиная от мамы и кончая трехлетней Виолеткой, было против. Но, если я что-то вбила себе в голову, отговорить меня уже невозможно.

Встала на рассвете, спрятала свои небольшие сбережения не скажу куда, села в дилижанс и уехала.

И, представьте себе, не пропала.

В первый же день нашла комнату в недорогом пансионе вдовы Блюм и стала счастливой обладательницей тощего матраса, скрипучего комода, колченогого стула и фаянсового кувшина с отбитой ручкой для умывания.

Работа подвернулась через неделю. Оказалось, что, если ты знакома с грамотой, место найти не так уж и сложно.

Меня взял в помощницы господин маг Долгоносик. Сухой, ломкий и слегка заплесневевший, как забытый на полке старый бисквит. И так же, как бисквит, слегка присыпанный липкими крошками.

Господин Долгоносик часто повторял, что он любимый ученик самого великого Луаяна, остановившего Черный Мор. Но я не очень в это верила. Магу Луаяну стоял памятник в центре города, а Долгоносика-то и на собрание старейшин Гильдии не всегда приглашали. А если и приглашали, то место ему доставалось в самом дальнем углу.

К магии моя работа, конечно, отношения не имела. Я встречала посетителей, записывала имена в толстую учетную книгу, принимала плату, подавала жидкий цветочный чай. А вечером, перед уходом, вытирала пыль с мебели в приемной и мыла полы. А еще разносила письма и пришивала магу постоянно отрывающиеся пуговицы на плаще.

В святая святых, кабинет господина Долгоносика, я доступа не имела. Но нос свой любопытный совала туда при любой возможности. Интересно же. Хрустальный шар, сам по себе висящий в воздухе, плотно задвинутые бархатные шторы, полумрак, свечи, старинные фолианты на полках. Там было на что посмотреть. Одна медвежья шкура, всегда норовившая нежно потереться о мои ноги, чего стоила!

Платил мне господин Долгоносик не очень много, но и не так уж мало — пять монет в неделю. Хватало и на комнату в пансионе, и на новые чулки, и на покататься на карусели или мороженое купить. А к осени, к Празднику Дня Усекновения, я собиралась заказать новое синее платье на кринолине с тугой шнуровкой на корсете.

Как я скоро поняла, магом господин Долгоносик был отнюдь не выдающимся. То есть в Гильдии состоял, а до Академии не дотянул. В основном брал заказы на перемену погоды. На маленьком участке земли. На большее его сил не хватало.

Приходили к нему молодые пары — просить солнца над храмом в День Венчания. Крестьяне из соседних деревень, с корзинами снеди в качестве оплаты, заказывали летние дожди в поле. Продавцам мороженого нужна была жара во время частых летних ярмарок. А некоторые бездельники, у которых водились лишние деньги, могли и просто потребовать, чтобы над их лужайкой все время светила радуга.

В один из теплых майских дней, ближе к вечеру, когда прием был окончен и я отмывала серые следы с плиток пола, в наше заведение заглянул молодой человек.

Он тщательно вытер ноги о коврик, снял с давно не стриженных волос фетровую шляпу и спросил:

— Могу ли я сделать заказ? Хочу попросить солнечную погоду на крестины племянницы.

Я немедленно кинула тряпку в ведро, отерла руки о фартук, села за стол и открыла книгу заказов.

И тут случилось непредвиденное. Я потянулась пером к тяжелой малахитовой чернильнице, но её на месте не оказалось. Перо коснулось столешницы.

С открытым ртом я наблюдала, как громоздкая чернильница легко перелетела в противоположный угол комнаты, ударилась о стену и с грохотом рухнула вниз, но чернила при этом не выплеснулись, а синими блестящими шарами поднялись в воздух и расплылись во все стороны, мирно покачиваясь на уровне моего лица.

Выскочил из кабинета Долгоносик, нацепил очки, осмотрел место происшествия, ткнул пальцем в один из шаров (тот немного сдвинулся, но не упал), пошевелил усами, помахал лапками и озадаченно объявил: «Каталист».

— Что «каталист»? — хором спросили мы с посетителем.

— Не что, а кто, — назидательно поднял палец Долгоносик. — Вот он — каталист. А ты — каталитический маг. И это чрезвычайно редкое явление.

Молодой человек опомнился первым.

— И что нам теперь делать? — спросил он.

— Ну-у-у, — Долгоносик снял очки, задумчиво покусал дужки, — например, посмотреть, на что наша Ганка теперь способна.

Маг подошел к окну и поманил меня к себе.

— Для начала сооруди нам что-нибудь простое. Нагони тучу на солнце.

— А как — нагнать? — тупо спросила я.

— Как, как… Просто подумай. Или попроси.

— Угу, — послушно согласилась я, не веря в успех. — Пусть на солнце набежит туча. И пусть пойдет дождь. Только не сильный. У меня дома белье на веревке сохнет.

И что бы вы думали? За окном сразу резко потемнело. Я услышала, как стучит дождь по крыше. По стеклу зазмеились водяные струи.

Мне вдруг стало нехорошо. Я вцепилась в подоконник. Перед глазами все поплыло. Пришлось сильно ущипнуть себя за руку.

За спиной что-то упало. Наш посетитель лежал на полу, неподвижный и бледный, как скелет в Музее естествознания. Долгоносик присел рядом и похлопал парнишку по щекам.

— Принеси воды, — приказал он мне. — Ничего, скоро привыкнете в паре работать, перестанете в обморок падать. Повезло тебе, Ганка. Ты сама еще не понимаешь, как тебе повезло.

Через несколько минут мы с посетителем чинно сидели на стульях, на всякий случай облокотившись на спинки.

— Теперь слушайте, охламоны! — объявил Долгоносик.

И мы стали слушать.

Способности магов — врожденные. При должном усердии, натерев мозоль на седалище, можно достичь определенных высот даже при небольших природных данных. Но с этими способностями надо родиться. Точка.

Обычно магический дар проявляется в раннем детстве. Младенец еще в люльке лежит, а в доме уже сами собой хлопают двери, разбиваются кувшины с водой и вином, визжат кошки, будто кто-то невидимый наступил им на хвост. А то просто может вспыхнуть вязанка хвороста в углу. Родители хватаются за сердце и пьют пустырник. А потом в дверь стучит маг-воспитатель. И все встает на свои места.

Будущих волшебников начинают учить. Да что я буду рассказывать о том, что и так всем известно.

Но встречаются маги, чьи способности проявляются только в присутствии каталиста, случайного человека, который усиливает их обычно почти не проявляющееся дарование в десятки, а то и сотни раз. Но это большое везение — встретить своего каталиста.

Ключик подходит только к строго определенному замку. А отыскать такой ключик — все равно что отыскать жемчужину на дне моря. А тут — пожалуйста — каталист сам приплыл Ганке в руки.

Теперь, задним числом, я понимаю, что Долгоносик поступил как исключительно порядочный человек. Мог бы ничего не объяснять, и я так бы и осталась в неведении насчет своих способностей.

Ведь, здраво рассуждая, я теперь становилась конкурентом старичку магу. Молодым, напористым и способным.

Но господин Долгоносик не стал хитрить — рассказал все как есть.

Я с интересом рассматривала свою удачу. Ничего особенного. Может, чуть постарше. Состоит весь из острых углов. Острые локти и коленки, длинный нос, длинный подбородок и большие ножищи в залатанных сапогах.

— Иржик, — представился каталист и смущенно улыбнулся.

— Ганка. Ганка Веселка.

Больше я не знала, что сказать, и затеребила передник.

Молчание прервал Долгоносик.

— Вот что, дети, — объявил он, — идите-ка, погуляйте вместе. Познакомьтесь поближе. Вам теперь вместе работать. А я завтра переговорю кое с кем в Гильдии. Такое редкое событие. Будет фурор. Я чувствую.

И мы пошли знакомиться. Плохо себе представляя — как.

— Ганка! А кто пол домывать будет? — донеслось мне вслед.

— А давайте я, — предложил Иржик и закатал рукава.

Знаете, чем отличаются влюбленные дураки от невлюбленных? Они все время улыбаются. Идут — улыбаются, сидят — улыбаются, спят… Ну, вы догадались!

Я — дура влюбленная. И, как ни странно, мне это нравится. Невозможно поверить, что только три месяца назад все было совсем по-другому.

Спросите меня, как за это время длинноносый и косолапый Иржик сумел добраться до самой моей сердцевинки, — не смогу ответить.

Только я точно знаю: если Иржика кто-нибудь обидит — я ему голову оторву. По-настоящему оторву. Я теперь каталитический маг, я сумею.

Мы всегда вместе. С утра спешим в Академию, где знаменитые маги только качают головой, проча мне блестящее будущее. И там я получаю очень приличную стипендию. Прошли те времена, когда мне приходилось экономить на чулках.

Я могу поднять ураган. И могу его унять одним движением руки. Могу вызвать ветер, который надует паруса целой флотилии. Я могу сдвинуть гору. Я даже могу, наверное, заставить землю крутиться в другую сторону. Но только этого делать нельзя.

Господин Долгоносик получил медаль «За заботу о молодежи». О нем писали газеты, и теперь у старого мага нет отбоя от посетителей. А Иржик в знак благодарности починил Долгоносику крыльцо. Потому что он добрый и обо всех помнит.

Днем и вечером мы тоже не расстаемся. Выбираем яблоки на базаре или идем в зверинец глазеть на тигров и слонов, обедаем в трактире или просто лежим в парке на лужайке и смотрим, как плывут облака.

И держимся за руки. Или Иржик меня целует, и тогда небо падает на землю. И я тону в синем океане.

Сегодня я надеваю новое платье. Портной как раз закончил его к Празднику Дня Усекновения, как и обещал. Долго верчусь перед зеркалом, расправляя оборки, а потом выхожу из дома. Иржик будет знакомить меня со своим лучшим другом Пишем.

Мы встречаемся в кондитерской на главной площади, и — сюрприз, сюрприз — я приду туда невидимой. Научилась буквально только что. Еще никто не знает. Я просто растворяюсь в воздухе, и все.

Город пахнет праздником, как новогодний торт — корицей и ромом. От этого запаха кружится голова, а тело становится легким, невесомым. Кажется, стоит только подпрыгнуть, и я взлечу в воздух.

Люди вокруг торопятся закончить последние приготовления. Комедианты на наспех сколоченных подмостках расставляют декорации, фонарщики доливают масло в фонари, протирают стёкла обшлагами рукавов. Городская стража, улыбаясь в усы, развешивает на стенах домов и оградах гирлянды из цветов и бумаги. Маленькая девочка на щербатом крыльце тщетно пытается надеть на шею лохматому псу гофрированный воротник Пьеро. Хитрый пес мотает головой и, так же как и стражники, улыбается в усы.

Пробираюсь между столиков, стараюсь никого не задеть. Вот они, Иржик с Пишем, самые здесь видные. Даже странно, что на них никто не оглядывается. Подхожу совсем близко. Вот сейчас я…

— Понимаешь, — продолжает Иржик начатый разговор, — она, конечно, относится ко мне совсем хорошо. Только и у меня намерения самые серьезные. Я жениться хочу. Я ее знаешь как уважаю? Ганка будет знаменитым магом. И моя обязанность ей помогать. Мы с ней теперь все время должны быть вместе. Иначе я ее просто подведу.

— А Олица? — спрашивает Пишта.

— А с Олицей я поговорил уже. Она все понимает, — вздыхает Иржик. — Не делай из меня мерзавца. Ну не могу я от такого шанса отказаться. Мы с Ганкой такая сила! И чем больше вместе, тем сильнее становимся. Ганка очень хорошая! И потом, уважаю я ее, понимаешь?

Мне кажется, что сейчас меня вывернет наизнанку изъеденными внутренностями: разбитым сердцем, кровоточащей душой и, заодно, недавно съеденной булочкой со взбитыми сливками.

Не помню, как оказываюсь на улице. Знаю одно: мир рухнул и насмерть придавил меня под обломками.

Пытаюсь вздохнуть, но не могу. Я задыхаюсь, лицо горит, перед глазами становится черно, земля плывет под ногами…

От тяжелой пощечины голова откидывается назад. Холодный вечерний воздух обжигает легкие.

Передо мной стоит высокий худой старик с кожистыми красноватыми веками без ресниц.

— Что мне делать? — спрашиваю я.

Старик пожимает плечами, отвечает, чуть помедлив:

— Это не по моей части, девочка. На свете мало магов, но еще меньше людей, которые точно знают, как им быть.

— Я не хочу жить!

— Ничем не могу помочь, — старик обходит меня, как растущий на дороге куст бузины, и направляется в трактир напротив.

Я не куст. Я Ганка. И мне плохо!

Старик, будто услышав мои мысли, оборачивается.

— Завтра будет легче, — говорит он и заходит в открывшуюся дверь.

Я поворачиваюсь и бегу, насколько хватает сил.

Дома, запыхавшаяся и заплаканная, забираюсь с ногами на кровать и пытаюсь собраться с мыслями.

Прижимаюсь лицом к подушке в сиреневой наволочке. От нее немного пахнет фиалковым мылом, моим любимым. Иржик теперь моет им голову.

Я люблю Иржика. А он меня уважает. И еще есть какая-то Олица.

Если я не выставлю Иржика сегодня за дверь, то он меня будет уважать еще лет пятьдесят, а то и больше.

Не хо-чу!

На душе расплывается грязная, бурая лужа в бельмах пузырей. Еще немного, и я в ней утону.

Но если выставлю — останусь и без Иржика, и без магии.

Вон там, на столе, лежит приглашение на летнюю ассамблею Академии.

Живут же люди вместе и так, без всяких чувств. И хорошо себе живут. Без проблем.

Лужа на душе противно чавкает.

Нет, не хо-чу!

— Ничего, цаца какая, потерпишь, — вступает в тишине внутренний мой голос. — А то рот раззявила. Поёшь, как идиотка: все хорошо, все прекрасно. А всё хорошо и прекрасно не бывает. Даже дети малые об этом знают. Иржик ведь тебя бить не будет, как некоторые мужья. Наоборот, всю жизнь будет пылинки сдувать. Он без тебя никто. Но и ты без него никто. А два никто — это уже один кто-то. Вытри нос, малахольная. А рот закрой. Ты нигде не была и ничего не слышала. Поняла?

Хочу крикнуть: «Не поняла! Нет!»

Только с губ не может, не желает сорваться ни одно слово. Даже очень плохое…

Иржик приходит через час, открывает дверь, смотрит на меня с тревогой.

— Что-то случилось?

— Ничего, — отвечаю я. — Кажется, простыла немного.

— Сбегать в аптеку за пилюлями? — заботливо предлагает Иржик.

— Не думаю, что поможет. Ничего, поболит немного и пройдет. Завтра будет легче.

Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

Как-то раз, много лет спустя, в сопровождении пышной свиты мы с Иржиком побывали в Ферезах. Я прочитала там новое заклинание. Чтобы в моем родном городе наконец рождались сыновья.

Но в Ферезах все равно продолжают рождаться одни девочки.

Ключик и замочек. Тут много тонкостей. Прав был Долгоносик. Может, он все же был учеником великого Луаяна?