Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 2(16), 2021.

Зора Нил Харстон (1891—1960) — не первая писательница афроамериканского происхождения, но, по-видимому, первая, бывшая при этом еще и практикующим ученым. Правда, ее вклад в науку сейчас оценивается неоднозначно. Но об этом чуть позже.

Семью Зора Нил Харстон никогда не пыталась создать, она умела оставаться в одиночестве, и это касается не только личной жизни. Ее взгляды оказывались «чужими» как для современников, вне зависимости от пола и цвета кожи, так и для нынешней прогрессивной общественности. Так, она не считала необходимым добиваться отмены сегрегации образования, считая, что это чревато гражданской войной, — а если так, то, значит, следует не идти до конца, а отступиться от своих требований, даже справедливых, и ждать, когда общество будет готово принять их без крови. Тем временем следует повышать уровень образования в школах и университетах для черных: когда он сравняется с тем, что доступен белым, вопрос, по мнению Харстон, должен отпасть сам собой…

Харстон была первым, да, строго говоря, по сей день единственным фольклористом и антропологом, исследовавшим худу (флоридскую разновидность вуду). Но существует мнение, будто она не столько изучала его, сколько создала, вольно или невольно поспособствовав тому, что этнографические обычаи консолидировались и «осознали себя» как этническая черная магия с криминальной подоплекой. С тех пор они зажили своей жизнью, недоброй и опасной, закрытой для исследователей даже с черным цветом кожи.

Так это или нет, нам сейчас, через девяносто лет после издания работ Харстон, сказать трудно. Но «Дядюшка Понедельник» как литературное произведение — результат именно этих работ.

Дядюшка Понедельник

Люди много болтают о дядюшке Понедельнике, но очень стараются, чтобы он об этом не узнал. Дядюшка Понедельник — знахарь-колдун. Уже одного этого достаточно, чтобы вести себя с ним осторожно, но есть еще кое-что, к худу не имеющее отношения. О нем никто ничего не знает, а это много что значит в поселении меньше чем на триста душ, особенно когда человек прожил там сорок с лишком лет.

Никто не знает, откуда он пришел и кто его семья. Никто не знает, когда именно он появился. Просто однажды утром все проснулись — а он здесь. Первым его увидал Джо Линдсей. Он ловил черепах в Лейк-Белл. А в этом озере рыбачить непросто, потому что его со всех сторон окружает мрачное болото, где полно пиявок и щитомордников. Если, направляя лодку багром, вывести ее подальше от зарослей сандарака, там много глубокой воды, да только в ней водится столько аллигаторов, что мало кто решается рискнуть половить там форель. Но Джо взял удочки, насадил на крючки наживку и забросил так далеко, как смог достать, не заходя в болото. И назавтра, едва рассвело, пришел взглянуть на улов. На каждой удочке болталось по черепашьей голове; вытаскивая их, Джо клял ограбивших его аллигаторов. Потом, по его словам, он отправился домой, но не успел отойти от своих удочек на несколько ярдов, как что-то заставило его обернуться, и он едва не помер прямо там. Потому что со стороны озера шел старик, вышагивая между торчащими корнями сандарака. Вода там была слишком глубока, чтобы идти вброд, и потом, как сказал Джо, вброд старик не шел, а просто шагал себе, будто посуху.

Линдсей говорил, что был слишком напуган, чтобы просто стоять и ждать, пока странный человек поравняется с ним, но и с места сдвинуться тоже не мог и потому застыл на месте и только смотрел, как он пересекает полосу болота и выходит на тропинку у Джо за спиной. Он рассказывал, что, когда человек подошел ближе, у него волосы на голове встали дыбом и представился подползающий аллигатор. Но добавлял при этом, что в то утро только об аллигаторах и думал, потому что сначала слышал, как всю ночь самцы аллигаторов дрались и ревели в озере, а потом они ограбили его удочки. Ну и, кроме того, все же знают, что в Лейк-Белл живет отец всех аллигаторов.

А старик все шел прямо на него, мелко семеня, потому что ноги у него были слишком короткие, и размахивая руками в такт шагам. Линдсей говорил, что только и мог, что стоять как можно ровнее и пытаться не показать, как же он напуган. Незнакомец подошел к нему вплотную — и пошел дальше, даже мельком не взглянув на него. Когда он уже отошел, Линдсей смог разглядеть, что на нем совершенно сухая одежда, и решил, что, должно быть, глаза обманули его. Должно быть, старик подошел к зарослям сандарака на лодке, а потом пересек болото, прыгая с корня на корень. Он подошел поближе к болоту, чтобы взглянуть — но там не было ни одного корня, достаточно большого, чтобы на него можно было наступить. Да и лодки на озере не было.

Старик всем казался странным, но все же Линдсею никто не поверил. Все говорили, что он наверняка видел то же, что и несколько человек после него: старика, идущего со стороны озера. Таким его увидели в первый раз, было это в конце восьмидесятых, и с тех пор о его прошлом никто ничего так и не разузнал. И это всех очень беспокоит.

Было еще кое-что, неприятно поразившее местных: он никогда не спрашивал, как человека зовут или как пройти куда-нибудь. Он вел себя так, будто прожил тут всю жизнь, и всегда называл всех людей их именами, а все вещи и места в округе — их правильными названиями. К тому же знал, кто где живет. И никогда не зарабатывал на жизнь так, как это делают нормальные деревенские. Он не ухаживал за садом, не охотился, не рыбачил и не работал на белых. Торчал день-деньской в хижине, которую выстроил сам, и бывало, что между его появлениями на людях проходило недели три.

Джо Кларк как-то узнал, что его зовут Понедельник. Просто Понедельник, ни фамилии, ни какого другого имени. Так что вскоре весь городок звал его дядюшка Понедельник.

Никто не может вспомнить, как выяснилось, что он — мастер худу. Но как-то все узнали, что именно этим он и занимается. И еще — что он очень хорош в этом. Его все побаивались, так что захаживали к нему с этим делом часто. Почаще, чем к тетушке Джуди, которая много лет не имела никакой конкуренции. Так что очень скоро он отбил у тетушки большинство клиентов.

Когда дядюшка Понедельник пришел в город, он выглядел очень старым, но все еще крепким. На болезни он никогда не жаловался.

Но однажды утром Эмма Лу Питман пришла к нему в хижину по делу, а вернулась, мчась во всю прыть, и рассказала леденящую душу историю. Она говорила, что заметила, как до самой двери и дальше, по ступеням, тянется широкий след, как будто кто-то затащил внутрь тяжелое окровавленное тело. Дверь была неплотно закрыта, и она слышала, как внутри кто-то большой рычит и громко чавкает. Точнее, это был даже не рык, а басовитый вой. Она чуть приоткрыла дверь и осторожно заглянула внутрь, думая, что, может, на дядюшку Понедельника напало какое-нибудь чудовище. Она подумала, что он мог уснуть с открытой дверью и в дом пробрался леопард, или пума, или рысь. К тому же совсем рядом было озеро Блу-Синк, что значит «голубая затопленная долина», и называли это место так за дело, так что аллигатор тоже мог сюда заползти, хотя она и не слыхала, чтобы аллигаторы утаскивали кого-нибудь крупнее собаки.

Но никакого чудовища внутри не оказалось. А звуки, которые она слышала, издавал сам дядюшка Понедельник. На лежанке из лапника он бился в агонии, такой сильной, что глаза его остекленели.

Его правая рука была ужасно изранена. Ниже локтя она была буквально оторвана. Еще у него пол-лица было изрезано. Эмма Лу позвала его, но он, казалось, ее не услышал. Тогда она бросилась за кем-нибудь из мужчин, чтобы они помогли ему. Мужчины бежали со всех ног, но их встретила хижина, запертая изнутри, а на стук никто не ответил. Миссис Питман прослыла бы страшной вруньей, кабы не кровавый след. Поэтому все решили, что дядюшка Понедельник каким-то образом сильно поранился, но смог дотащиться до дома или его дотащил друг. Но кто мог быть этим другом?

После этого с месяц никто не видел дядюшку Понедельника. Почти каждый день кто-нибудь заглядывал к нему в надежде на новости. Но их все не было, и в городе готовы были поверить, что он исчез так же таинственно, как появился.

И вот однажды вечером, в сгущающихся сумерках, Сэм Мерчант и Джим Гуден возвращались с охоты на белок у Лейк-Белл. И они клялись, что, когда обогнули озеро и вышли на тропу, ведущую к деревне, увидели то, что приняли за огромного аллигатора, вылезающего на берег. Мерчант хотел выстрелить в него, чтобы добыть его шкуру и зубы, но Гуден напомнил ему, что их ружья заряжены дробью, которая не только не прикончит аллигатора, но и шкуру его не пробьет. И тут, по их словам, та тварь, которую они приняли за аллигатора, принялась барахтаться, стягивая с себя нечто, похожее на длинную черную перчатку. Затем она лапами выкопала в мягкой земле ямку и аккуратно похоронила в ней перчатку, стянутую с правой лапы. После чего, не глядя по сторонам, встала на две ноги и зашагала по направлению к поселению.

Как по городу идет дядюшка Понедельник, видели все, но переварить историю Мерчанта все же было непросто. И тем не менее со временем люди поверили, что дядюшка Понедельник мог отбросить любую раненую часть своего тела и вырастить на ее месте новую. Так или иначе, когда он снова появился, на его правой руке не было никаких шрамов.

Местные даже не уверены, способен ли он вообще умереть. Однажды Джо Кларк спросил дядюшку Понедельника:

— Дядюшка Понедельник, а тебе того, ну, не страшно жить в стороне и бродить далеко, такому-то старому?

— А почему мне должно быть страшно? — поинтересовался дядюшка Понедельник.

— Ну, прихватит тебя как-нибудь ночью, да и помрешь раньше, чем кто-то узнает, что тебе нехорошо.

И тут дядюшка Понедельник поднялся с бочонка, на котором сидел, и сказал так тихо, что только те, кто был совсем рядом с ним, разобрали его слова:

— Я помер уже давным-давно, много лет назад. Я вернулся оттуда, куда вы все однажды придете.

И ушел прочь своей обычной семенящей походкой, размахивая руками в такт шагам.

Люди верят, что у него есть поющий камень — сильнейший оберег, какой только может быть в мире. Это бриллиант из бриллиантов, и его можно добыть лишь изо рта змеи — конечно, не обыкновенной, а совершенно особенной змеи. Поющий камень не только освещает дом своего хозяина так ярко, что не нужно больше никаких источников света, а еще и предупреждает, когда кто-нибудь приближается.

Змеи, у которых можно добыть эти камни, живут в глубинах озера Мэйтлэнд. Посреди этого озера есть крохотный островок, а на нем растет редкое растение, которым — и только им! — и питается такая змея. И она выползает на берег, чтобы поесть, только во время сильной грозы, когда ни один человек совершенно точно не окажется там и не застанет ее.

Просто убить или поймать ее невозможно. Есть только один путь: сначала девять здоровых, сильных человек должны умереть, чтобы проторить дорогу Предтечам, а потом еще сколько же погибнут, сражаясь со змеей. Но чтобы завладеть камнем, не обязательно ее убивать. Дело в том, что у нее два камня. Один — в голове, и его действительно не достать, не убив змею, но второй она носит во рту, и его можно заполучить, применив хитрость.

Пока камень у змеи во рту, она не может питаться. Чтобы поесть, она должна выпустить камень изо рта. Но она не может без него, ведь он предупреждает ее об опасности. И все же, выползая на берег, она срыгивает камень, зарывает его в землю и ползет на другой конец острова пообедать.

Чтобы заполучить этот бриллиант, оденьтесь полностью в черный бархат. У вас должен быть помощник, одетый так же. Еще вам следует прихватить с собой чашу, обтянутую черным бархатом. Вы должны приплыть на остров до того, как разразится гроза, а помощник должен ждать вас в лодке, готовый в любой момент грести что есть силы. Затем заберитесь на высокое дерево и ждите, пока явится змея. Выбравшись из воды, она оглядится по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Потом отрыгнет камень, прикроет его слоем грязи и поползет за едой.

Как только вы будете уверены, что змея занята трапезой, как можно осторожнее спуститесь с дерева, накройте холмик, под которым зарыт камень, обтянутой бархатом чашей и что есть духу бегите к лодке. Ваш помощник должен будет как можно скорее грести прочь от берега, как только вы запрыгнете. Ведь как только вы приблизитесь к камню, он зазвучит, будто колокольчики звенят, и змея услышит этот звон. Она бросится защищать свое сокровище. Но, вернувшись к тому месту, где зарыла его, не сможет его найти, потому что черный бархат скроет его от ее глаз. Тогда она начнет в ярости метаться по острову, словно ураган, сшибая своим могучим хвостом деревья. Вы же подождите ясного дня, чтобы вернуться за камнем. В хорошую погоду змея никогда не всплывает из глубин озера. Более того, потеряв свой камень, она больше никогда не сможет обедать в одиночестве. Ей придется приводить с собой товарища. Ведь поющий камень — ее защитник, и, потеряв его, змея окажется в вечной опасности, разве что рядом будет кто-то, у кого есть свой поющий камень.

Говорят, у дядюшки Понедельника есть такой камень, и именно поэтому он все знает, хотя никто ему ничего не рассказывает.

Но если поющий камень — это слухи и никто не знает точно, есть он у дядюшки Понедельника или нет, в его силе мастера худу не сомневается ни один человек из тех, кто c ним знаком. Его боятся, но именно к нему идут, когда судьба становится слишком безжалостной к тем, кто беспомощен перед ее ударами.

Мэри-Элла Шоу отказалась выйти за Джо-Натана Мосса накануне свадьбы. Джо-Натан уже успел украсить дом и заплатить за угощение для гостей. Его родня, ее родня — все пытались убедить ее выйти за него. Он любил ее без памяти, да к тому же потратил немало из своих скудных сбережений на эту свадьбу. Но Мэри-Элла просто уперлась: не пойду, и все. Ей, видите ли, приглянулся Кэдди Брютон, а она была из тех людей, кто на кого глядит, о том и думает.

И тогда мать Джо-Натана пошла к дядюшке Понедельнику. А он и говорит:

— Раз ее сердце трепещет лишь о том, кого она только что увидела, придется нам оставить все как есть, и пусть этот змеиный укус заживает сам. Иди домой. Не будет такого мужчины, который останется с ней. Даже если перед ней пройдут все мужчины мира, ни один из них не захочет остаться с ней после того, как одно полнолуние сменит другое.

Прошло пятнадцать лет. Мэри-Элла побывала замужем четырежды. Она была очень красивой девушкой, и мужчины липли к ней, но ни один из них не продержался возле нее больше двадцати восьми дней. Не только четверо ее мужей, но и многие другие мужчины, которых она привечала, прожили с ней лишь несколько недель. У нее восемь детей от разных мужчин, но мужа, который не захотел бы уйти от нее, так и нет.

Джон Уэсли Хоган был еще одним любителем разбивать сердца. Как признавался он сам, все женщины от восьми до восьмидесяти становились его добычей, но та из них, кто смогла бы его захомутать, не родилась, а ее мать уже мертва. Его никто не мог ни поймать на горячем, ни запугать. И все-таки миссис Брэдли пришла к нему поговорить о своей Динки. Она попросила его отойти от рабочего места и сказала так:

— Джон Уэсли, ты знаешь, что я вдова и рядом со мной нет мужчины, поэтому мне придется самой говорить за себя и своего ребенка. Я пришла к тебе со всем уважением и смиренно прошу: возьми мою дочь замуж, пока ее имя не написано на всех столбах и не покрыто позором.

Если бы эти слова не разозлили Джона Уэсли, то, должно быть, рассмешили бы. Так что он лишь презрительно скривился, отвечая ей:

— Эй, женщина, ты за кого меня держишь вообще? Убирайся с глаз моих с этой своей дуростью! С чего ты взяла вообще, что я знаю, с кем якшалась твоя Динки? Не пытайся навешать на меня всех собак, вот что! Да я весь Север объездил! Не равняй меня и здешних дурней! Ты, должно быть, думаешь, что я обычный местечковый молодчик. Ха! Всех молодчиков перестреляли сразу после жирных богатеев, так что в мире больше не осталось дурней, вот что! Видеть не хочу никаких женщин. И скажу тебе, как мартышка сказала слону: не наезжай на меня, доходяга! Если ты хочешь так по-дурному выдать замуж свою Динки, то иди окучивать местных шутов гороховых! Я тебе не по зубам, ясно? И если вдруг вздумаешь идти к шерифу, то и он тебе не поможет. Я докажу и свидетелей приведу, что Динки зналась с кучей мужиков, а я тут ни при чем.

К шерифу миссис Брэдли не пошла. Хлопотно, да и смысла не было. Ведь все, что он мог сделать, — это заставить Джона Уэсли взять Динки замуж, а к тому моменту, как их разговор закончился, бедная мать уже не хотела видеть этого человека своим зятем. Поэтому она дождалась темноты и отправилась к дядюшке Понедельнику.

Все говорят, что дядюшке Понедельнику ничего не нужно объяснять. Просто приходи, и вдруг окажется, что он только тебя и ждет. Так вышло и в этот раз: он усадил миссис Брэдли за стол лицом к огромному зеркалу, висящему на стене. Она рассказывает, что на столе перед ней лежали заряженный пистолет и здоровенный шотландский кинжал. Она смотрела на то и другое и никак не могла выбрать. Не говоря ни слова, дядюшка Понедельник дал ей бутыль из тыквы, полную воды, и она сделала глоток. И не успела вода пройти ей в горло, как, не раздумывая, она схватила пистолет. Дядюшка Понедельник указал ей на зеркало. Постепенно в нем возникла фигура Джона Уэсли, соткалась медленно, и наконец он стоял там как живой. Она аккуратно прицелилась и выстрелила. Зеркало, к ее удивлению, даже не треснуло. Но раздался громкий хлопок, все заволокло синеватым дымом, и фигура исчезла.

А когда миссис Брэдли шла домой, Брэззл сказал ей, что Джон Уэсли вдруг упал замертво, а мистер Уотсон пообещал утром съездить в Орландо за гробом для него.

Тетушка Джуди Бикерстафф

Дядюшка Понедельник был не единственным мастером худу в округе. Была еще тетушка Джуди Бикерстафф. Она жила здесь еще до того, как дядюшка Понедельник появился. И конечно, у нее быстро взыграла профессиональная ревность. Дядюшка Понедельник, по всей видимости, не обращал на нее особого внимания, но тетушка Джуди отчаянно злилась на него и не могла скрыть своих чувств.

Это и понятно, если учесть, что до его появления к ней стекались все жаждущие помощи, а теперь большинство людей ходило к нему.

Год от года ее негодование крепло. То тут, то там случались мелкие стычки и всякие мелочи, из-за которых соперничество лишь обострялось. Понедельник-то был на коне, а Джуди совсем нет.

Наконец она стала рассказывать, что якобы может развеять любое его проклятье. Более того, она даже утверждала, что может обернуть его против самого дядюшки Понедельника, не говоря уже о его клиенте. Ему самому никто о ее похвальбе не рассказывал. С ним вообще особо никто не говорил, по делу разве что. И тетя Джуди, должно быть, поэтому похвалялась, не боясь, что он узнает.

И вот однажды ей взбрело в голову сходить порыбачить. Дети и внуки пытались ее отговорить. Спорили, повторяли, что и возраст у нее уже не тот, и суставы больные. Но она только велела внуку приготовить наживку и удочку для форели и отправилась на Блу-Синк, озеро, по мнению местных, бездонное. Больше того, она вышла из дому незадолго до заката. Никого с собой брать не захотела. Спорить, доказывать что-то оказалось бессмысленно, она просто должна была пойти рыбачить на Блу-Синк, и все тут.

Когда стемнело, она не вернулась, и ее семья слегка забеспокоилась. Но, решив, что она, наверное, остановилась у кого-нибудь из друзей отдохнуть и поболтать, искать ее отправились не сразу. Уже почти ночью детей послали выяснить, куда же она запропастилась.

В поселении ее не было, и собрали людей прочесать окрестности Блу-Синк. Было уже девять вечера, когда ее наконец нашли. Тетушка Джуди оказалась в озере. Лежала на мелководье, подпирая голову локтем, чтобы та не ушла под воду. Ее сын Нед говорил, что заметил огромного аллигатора, который скрылся под водой, когда он посветил факелом над головой матери.

Тетушку Джуди принесли домой и сделали для нее все, что могли. Ее ноги безвольно обмякли, и она молчала, так ни слова и не сказала за три дня. А прежде чем она смогла рассказать, что же произошло и как она оказалась в озере, прошло больше недели.

Она говорила, что на самом деле не хотела идти на рыбалку. Ее семья, да и вообще вся округа могла подтвердить, что она никогда не таскалась к озеру с удочкой. Но в тот день ей понадобилось пойти во что бы то ни стало. Она не могла объяснить почему, но знала точно: нужно идти. Насадив наживку на крючки, тетушка Джуди стала ждать клева. Она опасалась сидеть на голой земле, ревматизм же. Клева не было. Когда солнце стало клониться к закату, она хотела пойти домой, но почему-то не сумела сдвинуться с места. Ей было страшно, невероятно страшно там, у озера, но уйти она не могла.

Когда солнце наконец село и вокруг стало темно, тетушка Джуди почувствовала, как подле нее разливается зловещая сила. А она все так же сидела, не в состоянии шевельнуться. У ее ног возник небольшой, но мощный смерч, что-то сильно ударило ее, и она упала в воду. Пыталась выбраться, но поняла, что ноги ее не слушаются. Тетушка Джуди подумала об аллигаторах и прочих местных чудищах, а еще о пиявках и панцирниках и стала кричать, надеясь, что ее кто-нибудь услышит и придет на помощь.

Вдруг от одного берега к другому через все озеро протянулась полоса красного света. Она была похожа на грозный меч. И тетушка Джуди увидела, как через все озеро по этой пламенеющей тропе к ней шагает дядюшка Понедельник. А с обеих сторон от красной дороги плыли тысячи аллигаторов, будто армия шла за своим генералом.

Свет сам по себе был жутким. Красный, но она никогда раньше не видела такого оттенка. Страшная тропа подергивалась и дрожала, ни на миг не оставаясь неподвижной, но неизменно тянулась через озеро прямо к тому месту, где беспомощно лежала тетушка Джуди. Озеро с милю шириной, но тетушка уверяла, что дядюшка Понедельник пересек его меньше чем за минуту — и вот он уже стоит возле нее. Она закрыла глаза от страха, но даже сквозь закрытые веки видела его. Спустя миг она снова закричала. Дядюшка Понедельник зарычал и подскочил к ней.

— А ну замолкни! — рявкнул он. — Еще раз откроешь рот — и это будет последнее, что ты сделаешь в жизни! Твой болтливый язык привел тебя сюда, и здесь ты и останешься, пока не признаешь мою силу. Ты, значит, можешь обернуть вспять то, что я делаю? Ну что ж, я забросил тебя в это озеро. Покажи же свое могущество, выберись из него! Ты не умрешь, но и не покинешь это место, пока не признаешь всем сердцем, что я — твой повелитель. Как только ты покоришься, придет помощь.

Она сражалась. Она точно знала: будь они сейчас перед ее алтарем, ей было бы что ему противопоставить. Какое-то время дядюшка Понедельник хмуро смотрел на нее, потом развернулся и двинулся по озеру той же дорогой, которой пришел. Жуткий свет исчезал там, где он проходил. Затем к тетушке Джуди подплыл гигантский аллигатор и устроился рядом с ней, дрожащей, чувствующей, как силы покидают ее. Она потеряла уверенность в своем могуществе. О, если бы только она смогла умереть или избавиться от этого ужаса! Она больше никогда не колдовала бы, никогда! Если бы только ей удалось избежать челюстей этого чудовища; любая смерть, только не такая! Она мечтала, чтобы дядюшка Понедельник вернулся, ведь тогда она могла бы умолять его об избавлении. Тетушка Джуди разинула рот, чтобы позвать его, но не сумела издать ни звука. Зато увидела огни, приближающиеся к берегу. Это были те, кто ее искал.

Ноги никогда больше не служили тетушке Джуди как прежде, но она поправилась до такой степени, что могла ковылять по дому и вокруг него. После того, как она рассказала о своих приключениях на озере Блу-Синк, от нее никто и никогда не слышал имя дядюшки Понедельника.

Остальные, в таких вещах весьма щепетильные, тоже почти перестали его упоминать. Но иногда, заслышав, как великий аллигатор, который, как всем известно, живет в Лейк-Белл, ревет пасмурным вечером, кто-нибудь показывал пальцем в сторону хижины дядюшки Понедельника и шепотом говорил:

— Сегодня Старик решил заглянуть к своим.

Перевод Марии Великановой