Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 9(11), 2020.

Солнце уходило за горизонт, когда тарелка Шика приземлилась возле одинокой яранги Вакаты. Выдвинулся язык трапа, хозяин показался в люке. Втянул воздух широкими ноздрями, почесал в скошенном затылке, глянул по сторонам и двинул в сторону жилища, что-то бормоча под длинный острый нос. Собаки подняли было тревогу, утробно зарычали, оскалили клыки, но принюхались и отчего-то раздумали связываться с чужаком, улеглись обратно, раздражённо дёргая хвостами.

Быстро темнело. Шик с ручного пульта активировал невидимость тарелки (так, на всякий случай) и, откинув полог из шкур, вошёл в ярангу. Росточку был небольшого, метр с кепкой всего, поэтому даже головы не пригнул. Ваката по этому поводу сильно ему завидовал: сам он заходил внутрь, склоняясь чуть ли не до пояса, — природа, наоборот, ростом не обидела.

— Здорово, туземец! — через лингвер поприветствовал Шик старого знакомого.

— И тебе хорошего дня, — ответил Ваката, поудобнее устраиваясь на шкурах. Гостю он был рад, хотя такого и не скажешь по выражению вечно хмурого скуластого лица. Лишь в глазах блеснуло что-то лукавое. — Прилетел? Время пришло?

— Да, пришло. Вот завтра с утра и… Надеюсь, моё койко-место свободно? Переночевать-то пустишь? Внепространственник всем хорош, да шкуры у тебя помягче, чем пилотский ложемент.

— Да куда оно денется, твоё место, — и велел жене приготовить всё как надо.

— Поужинаешь? — Ваката кивнул в сторону булькающего котелка.

— Давай. Помнится, в том году у тебя вкусная похлёбка была.

— Она и сейчас такая же.

За едой не разговаривали, только отдувались. Рыбные кости складывали в отдельную миску, потом собакам отнесут.

— А хорошо! — Шик откинулся на шкуры, посмотрел на хозяина. — Как жизнь вообще-то? Не обижают?

— Кто может чукчу обидеть? Найдёшь такого смелого — покажи, вместе посмеёмся. А у тебя как? Машина не ломается?

— Когда у внепространственника делаешь вовремя профилактику, то всё там будет в порядке.

— А что ж тогда так подзадержался-то? Мне уже обратно пора, бригадир по башке надаёт за такую отлучку, а я тебя тут всё дожидаюсь. В следующий раз может и не отпустить.

— Извини, как нарочно силовой контур заклинило, пришлось помучиться с кувалдой и такой-то матерью. Спасибо, кстати, за кувалду и за богатый идиоматический выбор. Пригодилось. Особенно второе.

— Русским спасибо скажи. Без них мы бы не знали ни кувалды, ни матери. Да много бы чего не знали. Водки, например… Во, кстати, может по чуть-чуть? Для внутреннего сугреву?

— Не, вставать рано. Да и водка у тебя плохая. Вот завтра, как дело сделаем, и отметим. Ящик отличного нагатского по такому случаю взял, не водка — огонь! Всё же юбилей.

— Ну, завтра так завтра, — легко согласился хозяин. Он, пока ждал гостя, своей сорокаградусной-то не брезговал, и время скоротать, и вообще, для порядку. — Тогда давай на боковую, чудо звёздное. Ты откуда родом вообще-то, всё забываю спросить?

— Из центра галактики.

— По-моему, это далеко.

— Это очень далеко, мой друг папуас. Потому и летаем вне пространства.

— А это как? Вот же оно кругом. Его не обойти, не отодвинуть.

— Поверь на слово, есть способы… Ладно, что мы о высоком? Как там с моими подопечными? Всё в порядке? Не чахнут случаем?

— Да чего им? Тыщу лет мимо шли, и ещё столько же проходят. Нас давно не будет, а они останутся.

— Рад слышать. Завтра поглядим, что да как. Спокойной ночи, чукчаноид…

И уже засыпая, Вакат пробормотал:

— Сам ты — чукчаноид, морда залётная…

Ранним утром, когда забрезжило светом на востоке, а Чукотское море стало различимо не только прибоем, но и обрело вполне зримые очертания, Вакат, расположившись на большом валуне, курил трубку, смотрел вдаль и размышлял.

Лет двадцать уже они с Шиком знают друг друга, сейчас толком не вспомнить, как и встретились-то. Но тоже осенью. Вакату тогда занесло на побережье по каким-то своим чудным делам, а тут и Шик вдруг с неба нарисовался — здорово, дружище! Как жизнь молодая? Не подсобишь ли в одном дельце? И рассказал, в каком. Ну, это подготовиться надо, почесал под шапкой Ваката, то да сё, где я тебе сейчас снаряжение возьму? Да нормально, не стал выпендриваться звёздный гость, ровно через год на этом же месте и встретимся, вот и подготовишься как надо, держи задаток. Отдал какую-то хрень и отбыл восвояси. Хрень Ваката потом приспособил в хозяйстве, она, как оказалось, снабжала жилище водой и никакой розетки не требовала. Красота! Вот так и познакомились. Двадцать лет каждую осень прилетает Шик на это самое место на день, другой. И всем хорошо. Вакате, потому что имеет он каждый год по разной хреновине; жене Вакаты, потому что в хозяйстве прибавляется; самому Шике, потому что делает для всех доброе дело, как он это понимает. Он даже не просит сохранять в тайне его визиты — всё равно ведь никто не поверит, мало ли какой палёной водкой чукча мозги себе затуманил, вот и видится всякое.

Стало почти светло, Вакат аккуратно выбил трубку, спрятал и взял бинокль. Навёл на море, стал внимательно осматривать поверхность. Оптика хорошая, забугорная, и видно в неё побольше и порезче. Ага, а вот и они.

Возле яранги завозились собаки, и Вакат опустил бинокль, оглянулся. Шик делал зарядку, смешно пуча глаза. Потом подошёл, уставился на море. Вакат протянул бинокль:

— Вот слева, метрах в ста от берега.

— Да я и так вижу… Ну, красавцы! Ну, молодчики! Умницы мои. Папа прилетел, сейчас начнём процедуры. Лодка готова, мой юный абориген?

— Давно готова.

— Вот и славно. Пошли тогда. Раньше начнём, раньше закончим и будем отдыхать со всеми вытекающими. Ты же не против, любезный?

— Я завсегда, — не стал кривить душой «юный абориген».

Но сначала заглянули в тарелку, из которой через пару минут вытащили длинный ящик и понесли к берегу. Ящик оказался на удивление лёгким, несмотря на габариты. Вакат припомнил, что точно такой же они затопили в самый первый прилёт гостя со звёзд. Видать, серьёзная и нужная штука, раз он летает сюда каждый год проверять и что-то менять. Вакат удивлённо поцокал языком и зауважал Шика ещё больше. Впрочем, водка у него тоже хорошая.

Осторожно загрузили ящик в лодку, столкнули её в воду. Вакат завёл мотор, порулил дальше, смотря на буруны от водомёта и пенный след — вода нынче спокойная, в последние-то деньки осени, даже и непривычно такое наблюдать. Шик, что ли, опять постарался с погодой? Никогда ещё в его присутствии не было ни шторма, ни высокой волны, ни разу за эти двадцать лет. Вот и думай. Но Вакат старался на такие вещи не обращать внимания. Голова лопнет от всяких неожиданностей, если станешь обращать и доискиваться до причин. Шик хороший парень, не скупердяй, нос свой острый не задирает, с ним можно дело иметь. А то, что он издалека, так Вакат тоже почти на краю света живёт и ничего, не кашляет…

Шик посматривал на пульт, там мигало и щёлкало. Когда защёлкало особенно громко, велел глушить мотор.

— Прибыли. Давай сбрасывать.

Вакат покосился за борт. Буквально в четырёх-пяти метрах резвились серые киты. Чуть дальше кто-то пустил фонтан, потом ещё один. Китов было много.

— А что это за ящик, не навредит?

— Ха-ха, очень смешно, — Шик удивлённо посмотрел круглыми глазами. — Впрочем, тебе простительно по незнанию. Как экологический инженер ответственно заявляю: не навредит, мой наивный абориген. Даже наоборот. Понимаешь, дружище, репродуктивный цикл этих китов почему-то удлинился и составил на сегодняшний день порядка трёх с половиной лет. То есть детёнышей рождается меньше. При таких темпах это бедствие. Плюс ваша квота на добычу, сто сорок китов в год. А это вообще катастрофа для популяции. Вот я и хочу исправить положение, стимулирую, так сказать. С помощью безвредного Д-излучения. Так что бросаем за борт аппаратуру и ждём результатов.

Бросили. Ящик легко булькнул и ушёл на дно. Шик сверился с пультом.

— Одиннадцать метров, нормально. А теперь включаем.

На пульте нажата соответствующая кнопка.

— Порядок. Двадцать лет назад я запустил процесс, но генератор сдох. Ничто не вечно под вашей Луной. Так что меняем на новый. Ты не представляешь, каких трудов мне стоило его раздобыть! Мол, больше не положено, и всё тут. На других планетах, говорят, тоже генераторы нужны. Видал? Интересно, у вас такая же бюрократия, или это только у нас?

Вакат благоразумно промолчал.

Некоторое время они любовались, как киты играют в свои брачные игры. Не подозревая, что прямо под ними, на дне, лежит генератор стимулирующего поля. Для их же пользы. Наверное, это и правда доброе дело, подумал Вакат, смотря на фонтан воды. Пусть тут зародится жизнь, появится на свет у берегов Калифорнии или Мексики, а потом эта жизнь в виде большого кита приплывёт обратно. Чтобы повторить всё заново, и опять по кругу. Надо же вырабатывать квоту, верно? Сто сорок особей в год. Гарпунами и с моторок, потом на берег под ножи и топоры. И так — каждый год. Он, Ваката, и сам в бригаде китобоев, знает, как метать гарпун и как дурманяще пахнет свежая кровь. И двадцать лет, особо не задумываясь, помогает чужому для этого мира существу спасать ту самую жизнь. Давать ей ещё один шанс. Потому что природа с некоторых пор не справляется.

— Ладно, поплыли обратно. На будущий год сверю показания. И если всё будет нормально, то ещё через двадцать лет поменяю этот генератор опять на новый. Как думаешь, бюрократия к тому времени сдохнет? И я получу его наконец без кучи подписей и взяток?

Вакат опять промолчал. В сказки он не верил. Даже инопланетные.

Пока жена кашеварила, они сидели на валуне и смотрели на море. Вакат курил, Шик водил биноклем туда-сюда. Вид имел удовлетворённый. Но потом погрустнел.

— Как подумаю, что поплывут они обратно мимо ваших лодок с гарпунами, так всё настроение падает. И сколько уже не сможет родиться из-за этой вашей квоты.

— Однако они спасают наши жизни, голод никто не отменял, — пыхнул трубкой Вакат. — Круговорот китов в природе, однако.

— Ты мне сейчас будешь тут доказывать, что так надо, что ли? Ну, надо, — вдруг согласился Шик. — Но я крепко подумаю, что тут можно сделать. Очень крепко. Чтобы без квоты и гарпунов этих ваших…

И замолчал.

А ведь придумает, отчётливо понял Вакат, обязательно придумает.

Поднялся.

— Пошли, дорогой гость, водку кушать. Ты говорил, у тебя своя есть? Это хорошо, моя целей будет.

— Пошли, — вздохнул Шик. — Сопьёшься тут с вами, аборигенами…

И неожиданно запел, копируя известного исполнителя:

О том, что мне близко, чего не терплю,
Сказать я любому готов.
Но больше всего я на свете люблю
Следить за игрою китов…