Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 3(41), 2023.

Ева проснулась до будильника и обрадовалась возможности немного понежиться в постели. Но додумать эту приятную мысль до конца не получилось. Экран телефона засветился, и ненавистная задорная мелодия разрушила все надежды на несколько спокойных минут.

«Надо выбрать другую музыку», — с раздражением подумала Ева, отлично понимая, что всё равно, под какие звуки начинать новый день: сам факт раннего подъёма не станет от этого менее неприятным.

— Кофе? — раздался из кухни бодрый голос Михаила. В отличие от жены, он был жаворонком.

— Мышьяка, — пробормотала Ева и пнула одеяло.

Оно и подушка казались по утрам самыми настоящими предателями, продолжавшими валяться в постели, в то время как хозяева зарабатывали в поте лица на пододеяльники и наволочки.

— Опять с постельным бельём дерёшься? — донеслось из кухни.

— Всё-то ты видишь, ничего не скрыть, — попыталась съязвить Ева, но ответ прозвучал сонно и жалостливо.

Одной из утренних пыток было умывание холодной водой. Нелюбимое, но необходимое — иначе не получалось стряхнуть остатки сна до обеда. Зеркало, по мнению Евы, тоже было совой, потому что по утрам отражало так себе.

За кухонным столом уже сидели сыновья и жевали бутерброды с сыром.

Один такой лежал и на блюдце рядом с дымящейся чашкой кофе.

— Ты же знаешь, я не завтракаю, — сказала Ева, как каждое утро.

— Ты знаешь, что это очень нездорово, — как каждое утро, ответил муж.

Потом он чмокнул жену в щёку, взлохматил волосы сыновей, вызвав их довольное ворчание, и — звон ложки для обуви, шуршание куртки, щелчок двери — убежал на работу.

— Слава, не чавкай! — как каждое утро, сказала Ева.

В ответ прозвучало обычное:

— Да, мам.

Чуть позже уже совсем проснувшиеся мальчики, толкаясь и болтая, ушли в школу.

Ева сполоснула чашки и тарелки, накрасилась — ни она, ни зеркало ещё не чувствовали себя бодрыми — и тоже покинула квартиру.

Всё шло как обычно. Случались дни, когда Ева ненавидела эту рутину, но чаще смиренно принимала её необходимость. Иногда даже испытывала ощущения уюта и безопасности. Как сегодня.

День перестал быть нормальным, когда по дороге к автобусной остановке рядом с Евой затормозила тёмная машина. Задняя дверь распахнулась, и не замеченный до сих пор прохожий неожиданно толкнул женщину в салон, где сидел незнакомец. Их глаза встретились.

«Надо закричать!» — подумала Ева, засыпая. Уже во сне она пыталась дозвониться мужу, чтобы попросить отвести сегодня Славу в спортивную секцию. Никто не брал трубку, а Ева судорожно пыталась придумать быстрое объяснение, почему не может сама.

«Что-то меня задержало», — повторяла она мысленно под пение длинных гудков. Что-то… или кто-то. Кто-то…

Кто-то сидел перед ней, а Ева осознала, что уже не спит.

— Мы понимаем, что вы сбиты с толку и испуганы, — заговорил мужчина, оказавшийся незнакомцем, сидевшим в машине, — но нам нужен ответ на один вопрос.

— А что потом? — спросила Ева, пытаясь осмотреться. С ужасом она осознала, что хотя, по-видимому, не связана, но не может пошевелить и пальцем. Она не стояла на своих ногах, но находилась в вертикальном положении, словно её подвесили. Вокруг царила темнота, рассмотреть удалось только мужчину, то ли слабо освещённого невидимым источником… то ли светящегося самого по себе. Он вообще был очень странным. Еве не удавалось рассмотреть черты его лица. Как только её взгляд скользил в сторону или она моргала, лицо незнакомца менялось. Разве его глаза только что не были карими? Сейчас они точно серые… или зелёные? Пока внимание занимали глаза, куда-то пропал нос с горбинкой, уступив место тонкому точёному с большими крыльями ноздрей.

— Что происходит? — простонала Ева.

Со всех сторон раздались звуки, похожие на смех. Казалось, кто-то тихо прошептал: «Так человечно».

«Они накачали меня наркотиками», — другого объяснения не находилось.

— Кто вы? И что вам надо от меня? — выкрикнула Ева.

— Мне очень жаль, что вам приходится пережить не самые приятные минуты, — спокойно проговорил мужчина, в лице которого теперь мелькнули явные азиатские черты. — Я обещаю: скоро всё закончится.

Последнее прозвучало в ушах Евы зловеще, и она всхлипнула.

— Теперь ответьте на вопрос: позволить ли человечеству существовать дальше?

— Что? — от неожиданности Ева забыла страх. Неожиданная догадка вызвала истеричный смешок. — Это такое шоу, да?

— Если вам так проще. Если бы решение зависело от вас, быть человечеству или нет?

«…Или сумасшедшие?» — подумала Ева, но вслух произнесла другое:

— Конечно, быть.

— Обоснуйте, — потребовал незнакомец, теперь высоколобый блондин.

— Как? — растерялась Ева.

— Обоснуйте ваше решение.

Очень кстати вспомнился недавно просмотренный фантастический фильм.

— Надо спасти любовь, — пробормотала Ева, чувствуя, что звучит не так убедительно, как Брюс Уиллис. — Вообще люди придумали много чего интересного и полезного… Искусство… Религии там всякие. Закаты…

— Закаты вне обсуждения. Речь идёт исключительно о человечестве, — серьёзно возразил мужчина.

— Человечество восхищается закатами, — сказала Ева, поняла, что сморозила глупость, хихикнула-всхлипнула и тут же ощутила свинцовую усталость. — Хватит, — попросила она жалостливо.

— Хватит, — неожиданно согласился незнакомец и отдал в темноту приказ: — Воссоединить сущность и память!

Внезапно окружение преобразилось: вокруг стало светлее, под ногами снова оказался твёрдый пол, а лицо незнакомца наконец приобрело ясные и знакомые черты — совсем нечеловеческие, естественно. А помещение — просторный ангар — оказалось заполненным коллегами и друзьями. Всего на миг, потребовавшийся для адаптации восприятия, они показались Еве уродами.

— Советник, ваша маскировка оставляет желать лучшего, — произнесла Ева на своём родном — нечеловеческом — языке.

— Виноват, ваша честь. — Голова с единственным большим фасеточным глазом опустилась в знак почтения.

— Если бы вы были человеком, то, наверное, улыбнулись бы… Знаете, так: немного виновато.

— Знаю. Теоретически, — ответил советник. — У меня, конечно, не было возможности изучить человеческую природу столь досконально, как это сделали вы. На этом месте… Ваш предварительный приговор гласил: удаление человечества.

Ева, Высшая судья интергалактической комиссии по вопросам соблюдения равновесия, непривычно медлила с ответом. Когда она заговорила, то слова её родного языка зазвучали с непривычными интонациями — типичными человеческими неуверенностью и сомнениями.

— Мой предварительный приговор гласил: удаление. Чтобы наверняка быть уверенной в правильности такого радикального решения, я согласилась на процедуру погружения в тело и жизнь одного из аборигенов. Тридцать пять земных лет я прожила среди людей как Ева.

Высшая судья замолчала. Сказанное было самой простой частью, фактом.

— Люди… Всё не так просто, как казалось сначала… Они причиняют друг другу боль, но их страдания служат рамкой, в чьём обрамлении счастливые моменты сверкают, как кристаллы в Пещерах Предков. И сами люди, даже самые незначительные, — рамки. Каждый носит в себе иногда маленький, но сияющий кристалл.

Ева обвела взглядом лица соплеменников. Все они слушали с нескрываемым интересом.

— Простите сумбурное изложение. Мои мысли ещё очень тесно сплетены с человеческими. Столько эмоций, столько сомнений… Я ещё не знаю, помешает ли мне это принять верное решение.

— Вы сделали всё возможное, чтобы принять наиболее мудрое решение, ваша честь, — уважительно произнёс советник.

— Надеюсь.

Один из соплеменников попросил:

— Ваша честь, расскажите ещё, каково это — быть человеком.

Ева кивнула. Потом некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Никто не торопил её.

— Ложь, — наконец заговорила она, — то, что мы сначала единогласно осудили, то, что так чуждо нам самим… Она неоднозначна. Есть ложь во благо. Люди лгут не всегда из-за корысти, иногда они просто придумывают истории для развлечения. И это немного так, словно они порождают новые миры, как Отцы Созидатели.

Слушатели удивлённо загудели.

— Человечество ценит красоту… Наверное, поэтому моя человеческая сущность упомянула закаты.

Ева вспомнила отпуск на Эгейском побережье: плеск волн, тепло песка под босыми ногами, прекрасные закаты, которыми они любовались всей семьёй, сидя на скамейке под пальмой. На родной планете судьи тоже были закаты, но они никогда не вызывали у неё таких чувств, какие она испытала, будучи человеком.

— Увы, люди не всегда способны сохранить красоту. Что ещё? Они умеют ненавидеть и убивать, но способны и на любовь.

В груди и животе появилась непривычная тяжесть.

— Будучи человеком, я познала дружбу и симпатию, и как дети любят родителей, как любят друг друга пары, как родители любят детей. У них гораздо больше видов любви, чем у нас. Большей частью иррациональные чувства, возникающие под влиянием гормонов, но часто они идут глубже. Можно рассказать так много, и всё равно сути это не меняет.

В своём естественном облике судья не могла плакать, но что-то в ней требовало слёз.

— Мои человеческие воспоминания усложняют решение, но данная нашей расе мудрость помогает не дать ослепить себя блеском кристаллов. У человечества был бы огромный потенциал к развитию на пути равновесия, но их скоротечная жизнь не позволяет индивидуумам прийти к спокойствию и мудрости. Люди вынуждены быстро учиться самому необходимому и принимать поспешные решения — решения, дальние последствия которых человечеству не интересны. Эта суета нарушает гармонию вселенной. И я не вижу для человечества выхода из этого замкнутого круга.

Наступившее молчание длилось долго.

— Огласите ваш окончательный приговор, — тихо попросил советник.

* * *

Михаил и мальчики с раскрытыми ртами слушали, что рассказывала им жена и мама.

— …В самом конце Верховная судья подумала о своей семье: муже и сыновьях. О том, как она их полюбила и как миллионы других людей любят друг друга и желают их родным долгой и здоровой жизни. Судья сочувствовала людям, и это помутило её объективность… или помогло принять самое мудрое решение в её жизни.

— Слушай, ну и фантазия! Тебе надо писать книги! — воскликнул Михаил.

— Так люди выжили, да, мам?

— Конечно, дубина, — ответил Славе брат.

— Не ссорьтесь.

В дверь позвонили.

— Я открою, — сказала Ева.

На пороге стоял незнакомец советник в своём не самом удачном воплощении мужчины с невнятными чертами лица.

— Красивая история, — сказал он. — Ложь во благо, так?

— Да, — сказала Высшая судья.

Они помолчали.

— Ваша честь, ещё не поздно…

— Мой приговор окончательный, — перебила его Ева.

— Как и ваше решение остаться?

— Да.

От грусти советник забыл о маскировке.

— Тогда не было бы гуманнее сохранить вам только человеческие воспоминания?

— Ни в коем случае. Иначе последние отведённые нам месяцы потонут в рутине. Так хочется сделать ещё многое. А под конец мы поедем на Эгейское побережье.

— Я помню… Закаты, — произнёс советник.

Вопрос не был задан, но светился в большом фасеточном глазе.

— Наша раса служит тому, что целесообразно для равновесия, тому, что хорошо для большинства и поэтому правильно, — ответила Ева. — Но оказывается, иногда то, что правильно, и то, что нам дорого, — не одно и то же. Мы любим иррационально.

— Мы? — спросил советник.

— Мы, — ответила Ева и улыбнулась по-человечески: немного виновато.