Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 1(39), 2023.

Эта миниатюра Чехова относится к периоду, который принято называть эпохой «Антоши Чехонте» (впрочем, в данном конкретном случае Чехов воспользовался другим псевдонимом той поры: «Брат моего брата»). Место первой публикации — журнал «Будильник»; о времени публикации догадаться нетрудно…

На полях «Завещания…», как и ряда других текстов того же периода, Чехов сделал пометку: «В полное собрание не войдет». Как видим, он ошибся.

Некоторые пункты завещания сохраняют свою актуальность и по сей день, по поводу других же требуются комментарии.

Так, быть у Саврасенкова означало провести новогодние праздники в одном из фешенебельнейших московских ресторанов (известный по сей день оборот «подшофе» во времена Чехова писался несколько не так). Компрачикосы перешли в «Завещание…» непосредственно из романа Гюго «Человек, который смеется», у российских читателей пользовавшегося огромной популярностью уже более пятнадцати лет, а у самого Чехова вызывавшего несколько ироническое отношение своим «нагнетанием ужасов». Не менее ироническое отношение вызывает театр Мошнина (говоря современным языком, это скорее клуб сценической самодеятельности) и мазь Иванова (фантастический препарат, который в полной мере предвосхищает «заряженную воду» Чумака и К^о: первоначально изобретенный «для излечения страждущих лошадей», но также могущий излечивать все болезни людей, а заодно с успехом употребляться «вместо помады, ваксы, дегтя и замазки»).

С. С. Окрейц (1834—1922) — автор, публицист и издатель, литературно почти бездарный, но активнейший, плодовитейший, а главное, совершенно «непотопляемый», на что и намекает уходящий 1883 год. Рецепт неуязвимости Окрейца был довольно прост: позиционировался он как сторонник новых веяний и реформатор, однако действовал с настолько националистических позиций (прежде всего разыгрывая антисемитскую карту, востребованную не только в то время), что постоянно находил поддержку в самых реакционных кругах.

Рассказчик Гулевич (автор) — не писатель, но эстрадный чтец-декламатор, при этом всячески подчеркивавший, что рассказываемые им со сцены сюжеты представляют собой его собственное авторское творчество (хотя на деле это была «сборная солянка»). Для современников указание на него звучало примерно так же, как для нас — грустная усмешка по поводу «петросянистого» юмора.

Дело Корсова с Закжевским… — Богомир Корсов (настоящее имя — Готфрид Геринг, 1845—1920) и Юлиан Закжевский (на самом деле Закржевский, 1852—1915) — знаменитые оперные певцы. Их репертуар не пересекался (Корсов — баритон, Закржевский — тенор), тем не менее в 1883 году, на московском этапе карьеры, у них возникло крайне прискорбное для ценителей оперы соперничество, приведшее Корсова к обвинению Закржевского в клевете. Современником казалось, что это дело будет тянуться бесконечно, тем не менее оно оказалось одним из тех немногих, которые 1884 год сумел разрешить.

Поэт и экс-редактор Сталинский — Евгений Сталинский (совсем никакой поэт, не слишком выдающийся журналист и издатель) «взят в Лету» не потому, что умер, а потому, что перестал быть редактором журнала «Москва», в 1883 году проданного с торгов другому владельцу.

Шуба художника Ч. — очевидно, Н. П. Чехова, брата писателя. Что случилось с этой шубой, не знаем: скорее всего, она была украдена или, не раз чиненная, наконец окончательно расползлась. Братья Чеховы тогда были очень стеснены в средствах, поэтому при других обстоятельствах вряд ли кто из них мог «оставить» шубу в миновавшем году…

Любезнейший сын мой, 1884-й год!

Находясь в здравом рассудке и при полной памяти, несколько, впрочем, «под шефе» (был, знаешь, у Саврасенкова и хватил перед отъездом ½ бутылки финь-шампань; но «шефе» не возбраняет стряпать нотариальные акты никому, даже нотариусам), завещаю тебе следующее:

1) Весь земной шар с его пятью частями света, океанами, Кордильерами, газетами, компрачикосами, Парижем, кокотками обоих полов и всех возрастов, Северным полюсом, персидским порошком, театром Мошнина, мазью Иванова, Шестеркиным, обанкротившимися помещиками, одеколоном, крокодилами, Окрейцем и проч.

2) Денег тебе не завещаю, ибо оных не имею. За всё мое годовое пребывание на земном шаре не видал их нигде, даже в кассе такой богатой дороги, как Лозово-Севастопольская. Нечто похожее на деньги видел я только в ссудных кассах, за голенищами господ кабатчиков, в сундуке таганрогского турка Вальяно и в карманах московских официантов.

3) Купно с старыми калошами завещаю тебе то, что завещали мне деды и прадеды (начиная с 1800 года) и что придется тебе, вероятно, оставить твоим внукам и правнукам:

a) Хор песенников и рожечников.

b) Композиторов полек и вальсов.

c) Рассказчика Гулевича (автора), его фрак, цилиндр и манеры.

Если сумеешь продать это старье старьевщикам-татарам, то тебя назовут по крайней мере благодетелем человечества.

4) Окончи дело Корсова с Закжевским и в угоду московским барыням начни другое.

5) Расставь в этом завещании знаки препинания, а если сам не умеешь, то поручи это сделать кому-нибудь из сотрудников «Будильника».

6) В качестве секретаря беру с собою в Лету поэта и экс-редактора Сталинского.

7) Беру с собою и шубу художника Ч., чем делаю великое одолжение господам эстетикам.

8) Больше я тебе ничего не завещаю.

Твой отец, 1883 год.

С подлинным верно:

Брат моего брата.