Сибирская сказка
Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 11(25), 2021.
В ретро-рубрике «Горизонт» обычно публикует авторские произведения, но тут автора нет, точнее, автор — народ. Эта формулировка слишком часто использовалась всуе и потому неизбежно выглядит слишком картинной, однако в данном конкретном случае все так и есть. Перед нами — фрагмент книги «Ленин в русской народной сказке и восточной легенде» (составитель и редактор — А. В. Пясковский), выпущенной московским издательством «Молодая гвардия» в 1930 году. В ту пору уже достаточно широко распространились «псевдофольклорные» работы, перевирающие предмет исследования и безбожно льстящие его объекту, но сборник Пясковского не из таких: это фольклористика реальная, соблюдающая все научные требования. Другое дело, что печать времени все равно неизбежно присутствует: условия публикации, да и сбора данных практически исключают возможность попадания в список «страшных», нелицеприятных сказок и легенд. Пожалуй, народные сказители и сами поостереглись бы озвучивать их в присутствии фольклористов, пусть даже происходило это в 20-х годах, сравнительно «вегетарианских» по меркам наступающей эпохи.
Тем не менее, как видим (и еще увидим в дальнейшем: «Горизонт» планирует регулярно возвращаться к этим публикациям), честно зафиксированные народные предания выглядят, с точки зрения официальной агиографии, до крайности странно. И до крайности небезопасно. Еретически. Фантастически.
Публикация такой «фантастики» в 1930 году была столь рискованным событием, что поневоле задумаешься о судьбе всех, кто был к ней причастен. Впрочем, хотя участь конкретных собирателей фольклора вроде упомянутого ниже Андрея Серова проследить не удается, а их источники («дед-крестьянин» и пр.) в большинстве своем мудро предпочли остаться анонимными, судьба редактора-составителя сложилась в целом благополучно. Анатолий Владимирович Пясковский (1895—1975) был средней руки, но достаточно неплохим востоковедом, сотрудником института истории АН СССР, несколько лет провел на дипломатической работе в Китае; участник Великой Отечественной — правда, главным образом как политработник и инструктор в редакциях фронтовых газет, но, с другой стороны, и возраст у него уже был не для строевой службы. Его послевоенная научная работа тоже проходила все больше «по политической линии», в ней не видно особых достижений, однако и черных пятен вроде бы нет…
За три года до выхода книги «Ленин в русской народной сказке и восточной легенде» Пясковский опубликовал сборник «Песни. Донбасс»: тоже советский фольклор, в тогдашнем определении — «коллективная пролетарская поэзия». В дальнейшем постараемся добраться и до него: очень вероятно, что там тоже есть фантастика, причем не менее «странная»!

[Примечание составителя сборника.] Записана в 1924 году Андреем Серовым в одном селе Новониколаевской губернии. Серов слышал ее от деда-крестьянина, который на лошадях вез его в подшефное село. Названия села, к сожалению, привести не можем. Известно лишь, что оно расположено на бывшем Московском тракте, примерно в 10—12 часах езды на лошадях от города Новосибирска (бывш. Новониколаевска).
*
Ведь вы, поди, знаете, что там-ко, середь Москвы, значит, большущий-пребольшущий столб стоит каменный, почитай чуть не до неба. Ну, так вот, ежели забраца на этот столб, то с его видать не токмо Расея вся, но и земли все чужие, значит, не русские. Много людей всяких — может, тыщи, али милиены ученых, интеллигентов — забраться пробовали на столб этот. Куда тут! Руки коротки! Потому — смекалки не хватило у них, и котелок ешшо не так варит, да и неправильные люди были эти.
Этак, может быть, сто продолжалось годов, и больше, может быть. Ну, значит, так, хорошо-о. Так.
И вот, значит, вдруг неведомо откедова объявился Ленин. Што за человек это, ево и мало хто тогда знал. Только один раз, поосенясь, когда трава в поле засохла, он, значит, Ленин-то, с товарищами и явился к столбу. А у столба-то народу — море.
— Ну, — товарищам говорит своим он, — знать, настал мой черед: надоть лезти и искать правду…
И понимаешь, и пошел, и пошел чесать по столбу-то, как белка! А с народом не поймешь, чо и деется. Которы кричат: «Молодец, ура, щаслива!» А которы: «Голову сломишь, чтоб те! Больше, знать, захотел других и штоб омманывать людей». А которы же завистники были, то из леворликов стреляли даже. Руки коротки! Ленин выше и выше все…
Ну, с тех пор и находитца на этом столбе Ленин-то. Чижало, шибко чижало ему-то, Ленину, приходитца. Днем глядит и по ночам глядит в стороны во все и распоряжацца по-хозяйски. Чуть что, скажем, министр какой, царь земли чужой, али комиссар наш, али другой хто — Ленин чичас же:
— Шалишь, брат, стоп, давай наказать, не туда, паря, гнешь, пошел прямо, придерживай полевей!..
Потому — ему, Ленину-то, с вышины видно все, как на ладонке, и следит сторожко за всем подходяво и направлят жисть на дорогу праведную.
Вот за это, а может стацца, и за то, что Ленин мучитца и страдает за народ, за мир честной, значит, ему-то и послал благодать бог-то.
Когда, примерно, на Расею навалились богатеи и миллиончики из землей чужих, штоб сбить, значит, Ленина с пути праведного, вдруг гром страшный ударил и над Москвой-матушкой небо огневое все разверзнулось, и голос громовой:
— Не робей, товарищ Ленин, ты всех врагов и супостатов покоришь под ноги себе! Иди, — говорит, — дорогой своей и веди мир честной за собой к жизни щасливой, праведной, уготованной! А за правду, — говорит, — твою, за страдания и мучения твои за мир честной не возьмет тя, — говорит, — ни нуля, ни нож, ни огонь, ни вода. И будешь, — говорит, — жить ты вовеки веков до скончания мира. Аминь.
Ну, с тех пор вот и доспелась благодать-то с Лениным: кажинный месяц делается он раз молодым и раз старым. Примерно, когда на небе месяц моложавит, серпом висит, Ленин — вьюноша, парень кровь с молоком, а как только полнеть почнет месяц и делацца круглым, как краюха хлеба, Ленин стареет, становитца дедушкой… Вот, значит, так дела-то.
Источник публикации: Пясковский А. В. Ленин в русской народной сказке и восточной легенде. — М.: Молодая гвардия, 1930. — С. 33—35.
Уня-уня-уняня!
Жи-ши Бабай-ага, бяк мухтар. Лян пахта бухты батрак.
Бабай-ага дык бабух, татух, косух, ня батрак подцых у нах.
Ким тата атас хана, батрак бундук: «Атас хана тата, бастель-пистёж. Нана мана мин дюк, чапай ля аглы-бублы Ленин-бобо.»
У чапай бухты батрак ля атас-кишлак Маскава, Ленин-бобо дам ум. Причапай Кумач-поле у мамай: «Ленин жи! Ленин ши! Ленин пи-ши!»
Бух трах, бибиц Ленин на броневикы.
— Мана-мана, бухты батрак, ху из ху?
— Бабай-ага, бяк мухтар, шлах нах, кумыш калым на-на мин фин!
— А, хурда модра! — мамай Ленин. — Ана лян башка бузук, бра бунду.
Чапай бухты батрак ля кишлак-ама, лян хвоста бибиц Ленин у няняй: «Хар, хар, бяк мухтар!»
Узыр бяк мухтар Бабай-ага Ленин на броневикы — абдул трепатух с переляку.
— На-на капут мин, Ленин-бобо! Ана тата бухтук!
— На-на ламца найоп! — мамай Ленин-бобо, Аврора выр у бузук башка Бабай-ага.
Затыр бяк мухтар на-гора.
Чапай Кумач-Орда — салфет, Бабай-ага.
Пархар каркуш — ку-ку, Бабай-ага.
А нашюк тыгыдым — ламца уняняй:
«Жи-иги Бабай-ага, бяк мухтар. Лян пахта бухты батрак…»
Пётр Бормор, если вдруг что.
Среди восточных легенд в этом сборнике есть и такие, которые на апокриф Бормора действительно очень похожи.