(Рассказ из цикла «Звездная педагогика»)

Итак, ребятишки, на чем мы остановились? На деятельности разведгруппы майора Кноррера во время второго и третьего ассанских конфликтов?

Выведите на экраны обеспечение группы, начиная с транспортеров и кончая инъекторами с противомозольной жидкостью. Ну да, если дурак при тревоге спросонья помчится не туда, и встроится в чужой экзоскелет, и проведет там трое суток, он может натереть самые обычные мозоли на пятках. Курсант, деточка, оставь в покое свой кубик с картинками и вытащи на экран педали управления сапогами экзоскелета. Теперь поняли?

Эти инъекторы у Кноррера появились не сразу. И, насколько я знаю, пригодились только раз — в случае с тем самым дураком. То есть про опасность натереть мозоли еще не знали, а инъекторы уже завезли и несколько штук даже вмонтировали в башмаки скафандров.

А устроила это одна женщина…

Я вот о чем хочу сказать. Вы, детки, после колледжа будете работать в дальней разведке — те, кого я пинками не выгоню за неуспеваемость. Вы будете неделями обходиться без депиляторов и даже гордиться тем, какие страшные бороды отрастили. Вы будете презирать всех, кто живет на базах и дальше орбиты нос не высовывает. Вы будете мечтать о хрупких кудрявых созданиях с тоненькими ножками и пухлыми губками, о нежных девочках, похожих на цветы, а станете добычей прожженных космических волчиц, решивших, пока не поздно, произвести на свет потомство. Появившись на базе, вы будете вести себя, как бешеные псы в курятнике… что такое курятник?.. Ну да, вы ведь и живой курицы-то никогда не видели…

Вам будет казаться, что вы нагнали на всех ужаса и заставили подчиняться себе одним только суровым голосом и взглядом голодного динозавра. И вы будете улетать с баз в полной уверенности, что тамошнее начальство сдалось без боя, когда пришли настоящие мужчины и потребовали того, что им полагается.

Скорей всего, в большинстве случаев так и получится. Но вас подстерегают случаи нештатные. Вот как профессора Виленского много лет назад этот случай подстерег и чуть было не треснул камушком по темечку. Темечко у него было очень живописное — на бритой голове мастер изобразил в двести пятьдесят шесть цветов карту звездного неба. Тогда-то мы профессора, которому было очень далеко до профессуры, и прозвали Гробусом. Эту карту он носил несколько лет, потом ему надоело сводить волосы с головы, и она заросла. Потом она опять проявилась — когда Гробус стал терять шевелюру. И ему вживили искусственные волосы, так он с ними по сей день и ходит.

Собственно, карта Гробусу не требовалась — разве что в зеркало ее изучать. Он просто проспорил свою голову.

Нас прикомандировали к группе Кноррера временно — ребятам нужно было высадиться на Дзетте и закрепиться там, а мы с Гробусом как раз были во втором разведдесанте на Дзетту. То есть наша задача была — убедиться, что они правильно понимают обстановку, и убедиться раньше, чем их сожрет медуза Винцента — это такая скотина, которая даже трехслойную спасательную капсулу переваривает. Высаживались мы в океане потому, что в место, где водятся медузы, ассанцы ни за что не полезут, и, значит, там можно развернуть плацдарм, поставить понтоны и устроить базу для «карасей». Кому-нибудь уже доводилось плавать на «карасях»? Ясно. Скажу на кафедре техобеспечения, что нужно дать вам хоть несколько уроков. Техника несложная, но лучше освоить ее заранее, а не когда удираешь от медузы. Вот я вывожу эту рыбку на экран. Одноместный, верткий и с покрытием «акулья шкура» аппаратик. Очень удобен, когда разведгруппа приценивается к большой военно-морской базе…

Так вот, мы десантировались, ушли в воду, добрались до шельфа, обезопасились от медуз и стали налаживать быт. И тут, как и следовало ожидать, сработал закон не помню кого: «Если что-то можно перепутать, это перепутают».

Из восьми контейнеров с имуществом шесть были наши, а два — неизвестно чьи. В них как раз должны были лежать запчасти для «карасей», световые батареи, большие индивидуальные аптечки, два походных опреснителя, упаковки с фильтрами и много чего еще, станции слежения, например. А получили мы взамен скафандры для высокогорья, снежные очки, буровую установку, чтобы брать пробы твердокаменного грунта, квадрикоптеры — ярко-красные и безумно-зеленые, а также два биотуалета.

Прокляв специалистов по логистике всеми доступными нам способами, сели мы думу думать. Уже то, что нам удалось успешно уйти незамеченными с орбиты в воду, было почти чудом. А если стартовать из воды и уходить на высоту в одном из двух наших челноков, ассанцы могут удивиться — что это за странные насекомые завелись над океаном? Обойтись без опреснителей и фильтров ребята Кноррера тоже не могли. Один-то у них был… Опять же, аккумуляторы нуждаются в световых батареях.

Думали мы, думали, и все яснее становилось, что нужно лететь на орбитальную базу, устраивать там апокалипсис и добывать наши блудные контейнеры. А они вместе с уникальными станциями подводного слежения могли улететь уже черт знает куда и очень обрадовать парней, которые, сидя на вершине какой-нибудь массагетской Джомолунгмы, получили технику для подводных работ.

Можно было, конечно, послать информацию о нашей беде импульсом. Но импульс могли перехватить ассанцы, и если до того они не знали о нашей высадке, то как раз узнают и посчитают, где мы засели.

Да и какой импульс сравнится с разъяренным разведчиком?

Есть люди, которых пока не повозишь мордой по каменной стенке, толку от них не добьешься — я имею в виду, быстрого толку. И некое особое чувство подсказывало нам с Гробусом, что в ближайшем центре логистики как раз такие господа сидят.

Посидели мы с Гробусом, подумали и поняли: кроме нас, вернуть контейнеры некому.

Кноррер выслушал наш план действий, долго ругался, но был вынужден согласиться. Как мы на маломощных квадрикоптерах перетаскивали сперва стартовый понтон, а потом челнок, — поэма, опера, оратория! Нужно было отволочь все это добро подальше от базы на шельфе и рвануть вверх. Как мы напоролись на дирижабль ассанцев, какая была перестрелка, как мы дрались прямо на корпусе дирижабля, цепляясь за ванты, — все это расскажу как-нибудь в другой раз.

Главное — мы оказались на орбитальной, орбитальная отбилась от атаки ассанцев, а мы понеслись на вторую орбитальную — искать контейнеры.

Центр логистики номер триста восемнадцать — та еще контора. По ней огнеметы плачут. Единственное, что до сих пор спасало этот поганый центр, — там в отделе мелкой комплектации работают женщины. Они собирают по заявкам аптечки, санитарные блоки, комплекты для травматологических отделений. А мужчин из этого центра я бы собрал и всех гуртом отправил на лесоповал куда-нибудь на Тауринду, в сезон цветения лилии Меркуса. И без скафандров! Как человек, подцепивший ядовитую пыльцу, сам превращается в безмозглый куст, я вам уже, кажется, рассказывал.

Посидели мы с Гробусом, подумали и решили: просить этих господ о помощи бесполезно, пообещают найти контейнеры завтра, а найдут через месяц. Подкупить их нечем. Остается одно — испугать.

А надо сказать, что после всех передряг мы выглядели страшненько. Гробусу глаз подбили, у меня царапина на щеке, а наши комбезы — те, что носят под скафандрами, — имеют такой вид, будто ими протирали жерло вулкана. Мы, конечно, могли переодеться в чистенькое, но это понижало наши шансы раз в десять.

Взяли мы у девочек в кухонном блоке измельчитель мусора. Вы его не видели, а зря. У него с одного конца раструб, куда кидают мусор, а с другого дырка, из которой выскакивают брикеты. К этому страшному оружию мы пристегнули сломанный руль от челнока и неведомую железяку, которую подобрали в одном из коридоров орбитальной. Еще нас девочки снабдили тюбиками с томатным соусом.

И вот врываемся мы в центр логистики — два разъяренных зверя, руки — в соусе, комбезы — в соусе, измельчитель — раструбом вперед, рожи — не то чтобы жуткие, но, как бы выразиться… почти людоедские… Врываемся, значит, и орем: если нам через полчаса не отдадут наши контейнеры, то мы из этой самой пушки разнесем тут все к чертовой бабушке, и суд нас оправдает. Потому что бездельники, которые путают контейнеры с ценным грузом в разгар ассанского конфликта, — вредители, предатели, и справедливый суд отправит их на Тауринду, в шахты, лет этак на пятнадцать.

Главного бездельника потом с трудом выковыряли из железного шкафа с проводкой и переключателями. Как он туда втиснулся — до сих пор не знаю. И больше мы его не видели, имели дело с заместителем.

Мы дали им полчаса на поиски и сели посреди этой конторы — наблюдать, как дармоеды суетятся.

И тут у одного из них хватило ума предложить нам кофе с булочками и ридеры для развлечения.

Сами понимаете, ребятишки, в Разведкорпусе не до возвышенной культуры. Мы не против хорошего текста на досуге, да только где ж его, досуг, возьмешь?

Почитали мы немножко, расслабились, полчаса прошло — контейнеров нет! Их и не могли так скоро найти, но если требовать у разгильдяев невозможного — в конце концов получишь возможное. Мы вскочили, зарычали и пошли по всем закоулкам — пугать дармоедов, Гробус — направо, а я — налево. Опять весь этот муравейник засуетился, а мы, ворча, вернулись к своим креслам и ридерам.

— Зря я так девчонок переполошил, — говорит Гробус. — Они тут вовсе ни при чем. Я не знал, что в том конце туннеля отдел мелкой комплектации.

Представьте, ребятишки, огромный склад, где разъезжают на карах с прицепами девушки и по спискам собирают всякую мелочь: упаковки с биокожей, пластыри там, инъекторы, запрессовки с ампулами, коробки с болтами и гайками, пакеты с однодневными пайками. Чистенькие, хорошенькие девушки и молодые женщины, которым никто никогда грубого слова не сказал. И врывается Гробус, рыча и щелкая зубами! Гробус, у которого на бритой башке — карта звездного неба в двести пятьдесят шесть цветов!

Самая смелая выглянула из-под стола и спросила, чего ему тут нужно. Он сказал — наши ребята на Дзетте ждут помощи, а здешнее начальство ни на что не способно, лишь заработную плату проедать. И сказал он также, что мы только вернем свои контейнеры, прихватим немного медицинского товара — и назад, на Дзетту, спасать ребят.

Гробус утверждает, что именно так он и сказал. И ни слова больше.

Уселись мы в кресла с ридерами и стали ждать результатов нашего устрашающего рейда. Сидим, читаем, и Гробус как заржет!

Вы не слышали смех профессора Виленского? Что, серьезен, как гранитное надгробие? Ну, вы много потеряли.

— Что с тобой? — спрашиваю. — Опять печеночные колики?

— Нет, — говорит Гробус. — Текст! Жутко смешной!

— Чей текст?

— Англичанин какой-то древний. Еще из тех времен, когда… — тут Гробус тяжко задумался и закончил как-то неуверенно: — Когда паровозы ходили…

Паровозы мы только на картинках видели. В курсе истории технического прогресса.

Сидим, читаем. Гробус опять ржать принимается.

— Ох, — говорит, — какой занятный англичанин! И баб насквозь видит.

Тут мне стало интересно.

Мы с Гробусом ровесники, обоим под тридцать, личная жизнь… Ну какая личная жизнь может быть у разведчика? Если отмечать наши скороспелые победы золотыми звездочками на плече, как трассовики отмечали раньше новые ответвления трасс, которые они застолбили, то плечо Гробуса простиралось бы, наверно, до пяток, а мое — всего лишь до колен.

— Чего же он видит в бабах такого, чего ты раньше не знал? — спрашиваю.

— Да знал я. Просто он очень смешно описывает эту… Что такое горничная?

— В ридере разве нет словаря?

Гробус узнал, что это девица, которую нанимают, чтобы она в доме следила за порядком, вовремя включала и выключала вентиляцию, собирала трансформеры и меняла простыни в спальных капсулах.

— От них, как я понял, большого ума не требуется, — стал рассуждать Гробус. — Вот эта — она не могла спокойно видеть солдата в мундире, а уж если марширует полк — она обязательно следом за полком увяжется и идет, пока ноги несут. Как багажная тележка.

— А потом? — спрашиваю.

— Потом приходит в себя и домой плетется.

— Ты уверен, что это человек, а не биоробот шестого поколения?

— Тогда шестого еще не было. Максимум второе. Но на имя она откликалась. Ее звали Аманда.

— Я тоже хочу это прочитать.

— Ищи автора на «Д», Джером и еще раз Джером.

Я нашел, вбил имя «Аманда» и вскоре тоже ржал, как Гробус. Там еще смешные анимации были: девица в длинном платье марширует вместе с солдатами, а на голове у нее — что-то вроде праздничной корзинки для пасхальных яиц.

В третий раз рычать на бездельников, махать измельчителем, клацать зубами и обещать жуткие кары было бы уже смешно. Мы с Гробусом молча подошли к заместителю главного дармоеда Центра логистики и просто выдернули из-под него стул. Он шлепнулся на задницу, но не заорал. И мы поняли, что теперь ему действительно страшно.

Этот стул Гробус разломал на мелкие кусочки. Более прочные делали просто погнул, а штырь, на котором торчала мягкая подушечка для головы, завязал узлом.

— Порча имущества… — пискнул какой-то юный дармоед.

— Она самая, сынок, — согласился Гробус, мы подошли к юному дармоеду и вытряхнули его из штанов. Как? Сейчас покажу… Не показывать? Ну, ладно.

Не прошло и двух часов, как наши контейнеры нашлись. Их еще никуда не успели направить. Это было даже удивительно. Мы связались с начальством, объяснили обстановку и стали ждать распоряжений.

Поскольку из-за бездельников, возомнивших себя логистами, практически сорвалась важная операция, решено было все переиграть, отправить на Дзетту десант дронов, чтобы он собрал на себя внимание, под прикрытием этого десанта спустить вниз наши контейнеры и притопить их в самом неподходящем месте, где водились медузы, там же спрятать все имущество группы Кноррера, а ребят забрать на орбитальную. Естественно, чтобы потом они вернулись, разогнали медуз и взялись за дело снова. Согласитесь, высадить ребят без багажа гораздо легче, чем с кучей контейнеров.

Так что мы вернули измельчитель на кухню, умылись, переоделись и стали готовиться к отлету.

Было у нас смутное подозрение, что дармоеды забыли сунуть в контейнеры что-то очень важное. Во-первых, разведчик в таких случаях должен слушать интуицию, а во-вторых, мы прекрасно понимали, с кем имеем дело. Мы пошли к складу возле стартовой площадки, забрались туда, как — не спрашивайте, и вскрыли контейнеры. Пришлось все вытаскивать и складывать обратно. Так вот, в контейнерах не оказалось больших аптечек.

Кое-какая медицина у ребят имелась. Для того, чтобы вытащить их, походная операционная не нужна. А когда они будут возвращаться, то и прихватят с собой аптечки. Так мы решили, закрыли контейнеры и пошли готовиться к старту.

Добираться до орбитальной нужно было двое суток. Мы убедились, что контейнеры стоят в грузовом трюме, и пошли в каюту — вздремнуть.

Разбудил нас сигнал тревоги и дикий вопли голосовой связи:

— На борту посторонний! Закрыть все двери! Ждать распоряжений капитана!

— Так, — говорит Гробус. — Чуяло мое сердце, будут приключения. Зря мы оставили там измельчитель.

Посторонним мог оказаться кто угодно. Даже ассанский сдвоенный организм. У них интересная анатомия — они работают в паре и почти срастаются, получается что-то вроде осьминога, а при необходимости разделяются. Да вы посмотрите в ксенологическом справочнике, там очень интересно написано, только насчет их способности в минуту опасности выделять литрами алкоголь — вранье. Бывают ситуации, когда во время операции объявлен сухой закон, и нужно объяснить начальству, откуда вдруг взялось спиртное.

Как ассанец мог попасть в Центр логистики? Да очень просто… Прозевали. Если ассанский челнок, стартовав с дирижабля, доберется до грузовых шлюзов орбитальной, то дальше этим осьминогам уже легче, они ведь могут расплющиваться и обволакивать собой любой предмет. Никто и не поймет, что пирамида розовых ящиков в углу трюма на самом деле — ассанец.

Насчет измельчителя Гробус, между прочим, был прав. Если врубить его на полную мощность и пойти по судну, тыча раструбом во все щели, то можно вытянуть ассанца. Другой вопрос — он вывалится из техники уже в виде брикетов…

— Связываемся с капитаном, — говорю я. — Экипаж живого ассанца в глаза не видел, так что мы — единственные, способные справиться с этой нечистью.

Ну да, так я и сказал. Это теперь у нас с ними дружба и полное взаимопонимание, я даже слышал, что кто-то из наших женился на ассанке, но обычной или сдвоенной — пресса молчит. А тогда они были главными врагами.

— Для этого нам нужны скафандры, — отвечает Гробус. — А мы их сдали в блок хранения.

Тут я высказался в том духе, что два парня из Разведкорпуса могли бы наконец поумнеть.

За скафандрами капитан послал робопогрузчика, мы в них влезли, вооружились всем, что нашли, и поплелись по судну, сканируя каждую пылинку. Во встроенных сканерах скафандров у нас, к счастью, сохранились и ассанские спектры — это означает, что мы три года пользовались одними и теми же скафандрами. А ведь их положено менять раз в год… теперь раз в полгода?.. Вот не знал. А о том, что нужно обязательно переписывать всю информацию со старого скафандра на новый, вас предупреждали? Вот то-то и оно…

И вот слышим мы подозрительный шорох. То есть мы понимаем, что это шорох, но в ушах по милости усилителей это как сход каменной лавины шириной в десять километров. Мы остановились, источник звука определили, и я закудахтал по-ассански.

А что вы думали? Разведка не только кудахтать научит…

Звук шел, между прочим, как раз из-за пластиковых ящиков. Сканер присутствия ассанцев не показывал, но ящики! Я же говорю — они растягиваются в ширину и обволакивают самые неожиданные предметы. Медуза Винцента тоже такое проделывает, имейте в виду.

И вот кудахчу я, обращаясь к ящикам, такое воззвание:

— Вы, гнилые плоды высохшего дерева, вы, неспособные сдвоиться безголовые черви, вы, отходы третьего жизненного цикла одноногой вонючей гидры, соберитесь в кучу и встаньте ровно, иначе вам будет очень плохо!

Детки, когда вас будут посылать в автономный поиск, первое, что вы должны сделать при контакте, — выучить такие заклинания аборигенов, от которых они проникнутся настоящим, а не дипломатическим уважением.

В ответ на кудахтанье из-за ящиков появилась человеческая фигура. Но мы были настороже: ассанец может, правильно собрав свои конечности, принять человекообразный вид.

Но вот чтобы ассанец заговорил по-человечески — такого еще не бывало. Нет, конечно, сейчас у них есть переводчики, но они выполняют письменный перевод. Хорошо хоть так у них получается…

Так вот, фигура заговорила не просто человеческим, а женским голосом.

— Ой, не стреляйте в меня, я ничего плохого не сделала! Я хотела отдать аптечки…

— Те аптечки, которых не хватает в контейнерах? — догадался Гробус.

— Да! Когда я поняла, что девочки забыли их положить, я все погрузила на кар и поехала вас догонять. Я въехала в грузовой шлюз и не успела выехать обратно — шлюз закрылся, был сигнал старта! Вот и кар со мной…

— И что же теперь с тобой делать? — спрашивает Гробус. — Можем оставить на первой орбитальной, оттуда с попутным челноком доберешься до своего Центра логистики.

— А вы оттуда — куда? — спрашивает бестолковое создание.

— На курорт, — отвечает Гробус. Не объяснять же девчонке, что у нас задание — забрать с Дзетты группу Кноррера.

— Как — на курорт?

— Должны же и мы хоть изредка отдыхать.

Это чистая правда: мы должны отдыхать. Нам даже дают кредитки для санаториев, для нас там даже бронируют места. Но вот как раз тогда, когда место оплачено и точное время назначено, выясняется, что в системе Арктура на Эс-Девятой бунт головоногих: им, видите ли, показалось, что наша база распространяет лучи, убивающие их икру. И все, знающие повадки головоногих, призываются в строй…

— Ах, на курорт…

Видим — девочка помрачнела.

— А ты думала? — спрашивает Гробус.

— Вы же сказали, что на Дзетту, ребят выручать…

— Мало ли что я сказал. На Дзетту контейнеры полетят, а не мы. Так что вылезай оттуда, кар мы вытащим и доставим тебя к капитану, — говорит Гробус. — Ну, недоразумение случилось, ничего страшного, тебе помогут вернуться.

— Но если вы — на курорт, то зачем летите на первую орбитальную?

— За вещами, — говорю, — там наши вещи остались. И контейнеры с рук на руки сдадим, чтобы они опять не пропали. Это, деточка, очень важные контейнеры.

Совсем, смотрим, крошка затосковала. Но мы ребята простые, из всего курса психологии помним лишь обрывки ксенопсихологии, утешать тоскующих девиц умеем только одним способом, а эта явственно дала понять, что такой способ ее не интересует. Согласитесь, для разведчиков, которым предстоит высадка на Дзетте, секс впопыхах и непонятно с кем — не предмет первой необходимости.

Ребятишки, мы с Гробусом по этой части были совсем не бестелесные ангелы. Но обстановка действительно не располагала, а девочка не проделывала всех этих девичьих штучек, чтобы привлечь наше мужское внимание. Ну, мы и препроводили ее к капитану судна, а ящики с аптечками оставили в трюме.

Потом Гробус вылез из скафандра и лег спать, а мне спать что-то не хотелось, и я потащился в кают-компанию. Мы так называли блок для всяких непредвиденных грузов, случалось, это были раненые, как-то везли с Дзетты целое дерево с дурными характером, дзеттянские деревья ведь полуразумные и могут вступать в симбиоз с ассанцами, а когда грузов не было — там просто сидели летчики и делились воспоминаниями.

Но парней, с которыми можно было потолковать об экспедициях на Дзетту, я в кают-компании не обнаружил. Там сидело бестолковое создание. Оказалось — ее туда отправил капитан и запретил высовывать нос. Мне быто так скучно, что я вступил с девочкой в переговоры. Ничего такого я не имел в виду! Просто стало жаль дурочку.

— Придется потерпеть, — говорю. — Если хочешь, могу изготовить кофе или молочный коктейль.

У нас с Гробусом в каюте был аппаратик для таких невинных напитков. Если бы лететь неделю — мы бы его перепрограммировали, но сейчас не имело смысла возиться.

— Вы пьете молочный коктейль? — спрашивает девочка.

— Почему бы нет? Можно с ванильным сиропом, можно с кокосовым.

Тут она тяжко вздыхает, я спрашиваю, здорова ли она, а бестолковое создание отвечает:

— Я здорова, просто я очень сильно ошиблась…

— Ну да, — говорю, — нужно было внимательнее смотреть на табло, там всегда время отлета и прилета большими красными цифрами показывается.

— Я не про это! Я не в этом ошиблась! — трагически восклицает она.

— А в чем?

— Не в чем, а в ком!

Стал я распутывать эту трагедию. Делать-то все равно нечего. И оказалось — это она в Гробусе ошиблась.

Когда он ворвался на склад, девчонки просто ошалели. А в ней сработало что-то такое, что умом понять можно, а как на самом деле действует — неизвестно.

Вот что я понял из получасового монолога со слезами, всхлипами, вытиранием хлюпающего носика и горестными вздохами.

Ворвавшийся на склад Гробус, перемазанный томатным соусом и грязный, как робот-уборщик, которого по ошибке отправили чистить дюзы, произвел на девочку неотразимое впечатление. Она поняла: это мужчина, вернувшийся с войны, и через несколько часов он улетает обратно на войну. Унылые клерки из Центра логистики ей осточертели, душа просила возвышенного, и — заказывали? Получайте! — к ней приперся мой лучший друг Гробус! Настоящий мужчина, ежеминутно рискующий жизнью ради нашей победы в бескрайнем космосе, во всем сразу!

Она поняла — нужно быть рядом с этим великолепным мужчиной. Нужно быть его боевой подругой, бинтовать ему раны и заряжать его «скорпион». И дальше она действовала уже без применения мозгов. Руки сами припрятали ящики с аптечками, ноги сами понесли к кару, а кар, понятное дело, безмозглый, дали ему программку въезда в трюм — он туда и катит.

А тут такое горе: мы с Гробусом умытые, чистенькие, в свежих комбезах — и собираемся не на войну, а на курорт. Тут девочка опомнилась и задала себе вопрос: неужели я ради этого скучного курортника бросила все и помчалась на край света?

Ну, думаю, очередная дурацкая ситуация. Правду девочке сказать нельзя — она за нами на Дзетту увяжется. Девочку нужно аккуратно доставить на склад, в отдел мелкой комплектации. Но мысль, что есть на свете бестолковое существо, считающее нас с Гробусом обычными сопровождающими ценного груза, устроившими в Центре логистики спектакль, тоже не самая приятная…

В общем, принес я ей молочный коктейль и отправился вызывать капитана. Нужно было убедиться, что девочку доставят туда, откуда она убежала и будет убегать в дальнейшем, потому что свое разочарование в Гробусе будет помнить ровно до той минуты, когда появится другой мужчина, примчавшийся с войны и убегающий на войну.

Гробусу я ничего не сказал — потом только, когда мы выполнили свое задание на Дзетте.

Вы полагаете, ребятишки, что он при первом удобном случае помчался в центр логистики, нашел девочку, рассказал ей правду и предложил руку и сердце? Может, так бы оно и было, только он клял бестолковое создание последними словами. В аптечках вместо упаковок биокожи лежали коробки с инъекторами, а в инъекторах — противомозольная жидкость. Когда это обнаружилось, сперва было смешно, потом две штуки пригодились, а потом какой-то чудак в центре снабжения взял да и внес эти инъекторы в список обязательных для аптечки препаратов. И нам их туда совали несколько лет с упорством, достойным лучшего применения.

Вас интересует судьба девочки? Да я даже имени ее не спросил. Просто мы с Гробусом запомнили, что бывает такой вид временного девичьего помешательства, а психогигиенист, которому мы эту историю рассказали, приведя в качестве доказательства еще и тот текст Джерома, написал ученую статью, где назвал помешательство синдромом Аманды. И доказал, что это, в общем-то, нормальное явление. Вот так мы с Гробусом внесли свой вклад не только в ксенозоологию и ксеноботанику, но в обычную человеческую психогигиену, которую вы проходите на третьем, кажется, курсе.

Что, нашли в списке «синдром Аманды»? Молодцы. А теперь вот вам мое строжайшее распоряжение — держитесь от него подальше!

Вернуться к содержанию номера