У вас так не бывало, что просыпаешься утром, и единственная мысль, которая приходит в голову: «Да пропади оно!»? Причём местоимение «оно» в данном случае означает всеобъемлющий абсолют и включает в себя дом, работу, хобби, друзей-приятелей, и даже заныканную для торжественного случая бутылку арманьяка… Вот честно, положа руку на сердце — случалось с вами такое? А со мной случилось.

Я встал и подошёл к окну. Грязный двор был истоптан вдоль и поперёк. На балконе стоявшей напротив кирпичной пятиэтажки неподвижно сидел полуголый жирный мужик с папиросой. Двумя этажами ниже чьи-то застиранные простыни и полотенца бились на ветру, как белые флаги, выброшенные в знак капитуляции перед жизнью. На детской площадке тощая девочка в сером пальтишке злобно пыталась спихнуть с качелей намертво вцепившегося в них малыша. B помойке рылись ничейная собака и приблудный бомж. На парковке мордатый амбал из соседнего подъезда совершал торжественный обход новенького джипа. Картина Айвазовского, блин. Вид на море и обратно. Желание послать всё подальше усилилось и окрепло.

По периметру двора росли худосочно-пыльные деревья. Уныние и серость. Я отчётливо ощутил, как сильно достала меня реальность во всех её проявлениях. Сколько можно под неё прогибаться? Пока не загнёшься окончательно? Подумалось: «Гори оно… синим огнём». В тот же миг оказавшийся на линии взгляда тополь вспыхнул бледным голубоватым пламенем и начал гореть — неярко, ровно и бездымно, как гигантская газовая конфорка.

— Ни себе фига… — потрясённо выдохнул я. Настроение слегка улучшилось. Припрятанная бутылка показалась не таким уж бесполезным предметом.

Через пару минут я уже смаковал благородный напиток, благостно поглядывая на догорающий тополь. После второй рюмки во двор въехала машина «01» и произвела на свет двух суетливых пожарников, тащивших за собой длинный шланг. Мальчик с девочкой, забыв про качели, подошли и встали поодаль. Бомж и собака, которым хлеб был важнее зрелищ, продолжали рыться в мусорных контейнерах.

Фальшиво напевая себе под нос «show must go on», я обдумывал происшедшее. Алкогольные пары унесли мои мысли к невероятному выводу — дерево загорелось потому, что я этого пожелал. Однако для стопроцентной убеждённости требовалось повторить эксперимент. Нужно было придумать такое желание, исполнение которого не объяснялось бы простым совпадением. И в то же время не привлекало бы ни ноль-один (два, три), ни журналистов из новостных каналов.

Вернувшись в комнату, я позвонил в офис и взял отгул. В любом случае, после вчерашнего не было никакого стимула туда идти. В прошлую пятницу мы проводили на пенсию руководителя нашего отдела, Максима Петровича. О его уходе было известно заранее. О том, что замену ему будут искать не на стороне, а в родном коллективе — тоже. Пять месяцев я вкалывал как каторжный, стараясь доказать свою исключительную талантливость и работоспособность. Генерировал идеи, доводил их до ума, интегрировал в проекты, ел и спал урывками, и окончательно пустил под откос свою и так не блестящую личную жизнь… И всё это только для того, чтобы вчера услышать, как высокоe начальство назначaeт на должность Лёшкy Голубева. Плюхнувшись в старое верное кресло, я приступил к придумыванию контрольного желания. Что мне загадать? Душа, стремительно впадая в детство, просила чуда. Хотелось чего-то яркого, наглядного, простого и радостного.

— Мандаринов, и побольше! — приказал я и запоздало прикрыл голову руками.

Ничего не произошло. Волшебного дождя из цитрусовых не случилось. Что не так? Может быть, дело в интенсивности желания? Надо как следует сосредоточиться на мандаринах, захотеть их так, чтобы скулы свело, тогда всё получится…

Десять медитаций спустя стало ясно, что мандаринов сегодня не будет. Ну и чёрт с ними. В самом деле, какой нормальный мужчина за тридцать может по настоящему желать каких-то кислых фруктов? Это прихоть для детсадовцев и беременных женщин. Потому и не получается — ведь в глубине души я знаю, что вовсе не хочу того, о чём прошу…

Чего же я действительно хочу? Ещё одну бутылку арманьяка? Джип как у амбалистого соседа? Говорящую резиновую бабу? Стоп, говорящую-то на фига… пусть молчит… Разговоров мне с Леной хватило.

При воспоминании о словах, сказанных в мой адрес Леной, резко потянуло допить всё, что ещё оставалось в бутылке, и пойти набить морду то ли Голубеву, то ли начальству, то ли жирному мужику в доме напротив. И тут меня наконец осенило — видимо, мысли о Голубеве и верхнем шефе сняли мозги с ручника. Должность! Вожделенная карьерная ступенька, на которую так радостно вспорхнул вчера виртуоз подхалимажа Лёшка. Вот то, что мне на самом деле нужно, и на чём я сосредоточусь без всяких усилий.

Я встал, собрался и поехал в офис.

***

Решимость не покидала меня до самой двери, ведущей в начальственную приёмную. Правда, удивление в глазах секретарши и её возглас: «Куда вы, Денис?» вызвали лёгкий сбой в дыхании. Однако арманьяк, упрямство и первый закон Ньютона не позволили прекратить равномерное прямолинейное движение. Игнорируя кудахчущий лепет за спиной, я потянул на себя дверь и оказался в кабинете шефа.

Самый главный на нашем этаже человек сидел за дорогим письменным столом и делал вид, что очень занят. Лысина его эстетично поблёскивала в мягком свете люминесцентных ламп. За спиной занимавшее всю стену огромное окно позволяло любоваться панорамным видом города. При виде меня шеф отложил в сторону журнальчик с судоку и выражение его лицa ясно говорило, что он не рад моему неожиданному визиту.

— Что случилось, Полозов? — недовольно проскрипел он. — Почему вы врываетесь в мой кабинет без стука? Я вас не вызывал!

Придвинув к себе стул, я уселся напротив шефа, стараясь, как рекомендуют психологи, не прерывать контакта взглядов. В голову вдруг пришла абсолютно трезвая мысль: » Что, если это было просто совпадение, а вовсе не исполнениe желаний?» Впрочем, уже неважно. Велика Россия, а отступать некуда. Раз вломился в этот заповедный кабинет пьяным и незваным, так хотя бы скажу всё, что на душе накипело.

— Не вызывали, Никита Никифорович, — чётко, как на плацу, подтвердил я. — Я пришёл по зову сердца, по велению души.

В глазах шефа тихо тлело изумление. Надо было ковать железо.

— Скажите, Никита Никифорович, почему вы назначили руководителем отдела именно Голубева? Он бездарен как канцелярская скрепка. За всё время, что мы работаем вместе, я не слышал от него ни одной оригинальной мысли. Каждый раз его вклад в проект минимален. Вы не можете не знать, что Максим Петрович постоянно был им недоволен — я сам слышал, как он жаловался вам на Алексея. Почему же из всей группы вы выбрали именно его?

Пока я говорил, Ник-Ник потихоньку оправлялся от лёгкого шока. Глаза его принимали привычное высокомерно-брезгливое выражение, тонкие губы сжимались всё плотнее, кривились всё ехиднее.

— А вы, Полозов, оказывается, завистливый субъект, — сказал он, откидываясь на спинку стула. — Вместо того, чтобы порадоваться за человека, пришли и льёте на него грязь. Ай-яй-яй. Нехорошо.

— Я не лью на него грязь, — возразил я, стараясь оставаться спокойным. — Просто пытаюсь понять, по какому принципу в нашей фирме продвигают людей. Вот и задал вопрос — почему Голубев?

— Да? А мне показалось, что это только первая половина вопроса. А целиком он звучит так: «Почему Голубев, а не я?» Угадал?

— Допустим. А действительно — почему? Вы же не можете не видеть, что как специалист я на порядок выше, чем Лёшка.

Всё. Дальше оттягивать нельзя. Самый подходящий момент для эксперимента. И, продолжая глядеть Ник-Нику прямо в глаза, я произнёс с чувством и внятно:

— Руководить отделом должен я.

Шеф усмехнулся.

— Даже так? Ладно, давайте по пунктам. Во-первых, не Лёшка, а Алексей Григорьевич — не забывайте, что он теперь ваш начальник. Во-вторых, раз вы считаете себя таким незаменимым специалистом, то не должны удивляться, что вас не перевели на административную должность, а оставили там, где вы нужнее всего.

Сначала я понял только одно — чуда не произошло. Значит, всё-таки совпадение. Я не стихийный маг и не супермeн, а дерево загорелось само по себе. Возможно, прямо под ним прохудилась газовая труба. А возможно, там был мини-торфяник. Только пару секунд спустя до меня полностью дошёл смысл сказанного Ник-Ником.

— Вы что, — медленно переспросил я, — хотите сказать, что я не получил повышения именно потому, что хорошо работаю?

— Ммммм… это не совсем то, что я сказал, — покачал головой Ник-Ник. — Я имел в виду, — есть хорошие исполнители, и есть хорошие руководители.

— Значит, по вашему, — медленно закипая, развил я его мысль, — я рождён для того, чтобы вкалывать, а человек, проводящий две трети рабочего дня за сплетнями в курилке — пожинать плоды мoих усилий? Или всё-таки дело в том, что хоть он и хреновый исполнитель, зато хороший задолизатор?

— Послушайте, Полозов, — шеф резко сдвинул брови. — Мне не нравится ваш тон. С какой стати вы требуете изложения причин кадровых решений? Скажите спасибо, что с вами вообще согласились разговаривать. Если я до сих пор не выставил вас из кабинета, то только потому, что вы действительно неплохой специалист. Pазговор окончен. Идите в свой отдел.

Я чувствовал себя воздушным шариком, который проткнули булавкой. Утреннее горькое недовольство миром быстро возвращалось. Зачем я пришёл к Ник-Нику? Какой справедливости искал? Поднявшись со стула и пробормотав что-то невнятное, я направился к двери. Шеф сухо кивнул и потянул к себе сборник судоку.

Уже взявшись за ручку двери, я услышал за спиной:

— Честно сказать, был о вас лучшего мнения, Полозов. Не ожидал, что чужой успех так заденет вас за живое.

Что-то с треском лопнуло — наверное, моё терпение. Обернувшись, я выпалил:

— Какой успех? О чём вы говорите?! Я за группу переживаю, за проекты! Он же развалит отдел, ваш драгоценный Голубев! От души желаю, чтобы он задел за живое вас, и как можно скорее, чтобы сами убедились, что он за человек!

Шеф поднялся, нависая над столом:

— Полозов, eщё один подобный срыв — и можете писать заявление по собственному. А сейчас убирайтесь отсюда немедленно! Неврастеник!

Ник-Ник собирался сказать что-то ещё, но в это время в приёмной послышался шум, дверь стремительно распахнулась, и в кабинет почти бегом ворвался пресловутый Лёшка. Не обращая на меня никакого внимания, он резво обогнул стол, с разбегу схватил оторопевшего покровителя и благодетеля за плечи, развернул лицом к себе, и, прежде чем тот успел хоть что-нибудь сказать, каратистским движением заехал ему ногой в пах. Ник-Ник согнулся пополам, выпучил глаза, разинул рот, словно собираясь крикнуть, однако сумел издать только придушенный скрипящий звук. В следующее мгновение Голубев разжал руки, шеф рухнул на четвереньки и его вырвало прямо на элегантно-серое ковровое покрытие Лёшка, не сводя глаз с сотрясающегося в спазмах Ник-Ника, начал медленно пятиться к стене. Выражение привычного самодовольства на его лице быстро сменялось ужасом. Он перевёл взгляд с шефа на меня:

— Что?.. Я не хотел…- забормотал он. — Никита Никифорович! Господи, ему плохо… Но я же не хотел! Что мне делать, Денис?!

— Наплюй, — авторитетным тоном посоветовал ему я.

Голубев, посмотрев на меня трагически-покорным взглядом больной дворняги, сделал шаг вперёд.. Ник-Ник хрюкнул и попытался отползти, но ему помешал письменный стол. Лёшка смачно плюнул нa его беззащитную лысину, взвыл, схватился руками за голову и пулей вылетел из кабинета.

— Сорри, я не имел в виду, что всё это должно произойти именно так, — извиняющимся тоном объяснил я хрипящему на ковре шефу.

И вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.

***

По дороге домой я пытался проанализировать случившееся. Mысли скакали, никак не желали додумываться до конца и складываться в логическую цепь — мешали эмоции. На фирму я больше не вернусь. После всего происшедшего нормально работать всё равно не дадут — не уволят, так выживут. Как ни странно, мысль об этом, ещё вчера вызвавшая бы взрыв паники, сейчас воспринималась совершенно спокойно, даже с облегчением. Обида на несправедливость миропорядка прошла бесследно — видимо, пинок, полученный шефом, выглядел настолько увесистым, что на чашках воображаемых весов Фортуны сбалансировал мои собственные неприятности. Теперь мне было даже немного жаль Ник-Ника.

Войдя во двор, я сразу же наткнулся взглядом на мужика из соседней пятиэтажки, -. на этот раз одетого и сидящего не на своём балконе, а за ветхим деревянным столиком у самого края парковки. Oн меланхолично доставал костяшки из коробки с домино и возводил из них шаткую ажурную конструкцию. Видимо, арманьяк из меня к этому моменту уже выветрился, упрямство выдохлось, а первый закон Ньютона взял тайм-аут, потому что, вместо того, чтобы идти к своему подъезду, я резко затормозил, развернулся и направился к мужику.

— Привет, — решительно сказал я, плюхаясь на скамеечку с другой стороны стола. — Забьём «козла»?

Толстяк посмотрел на меня с интересом.

— А умеешь?

— Умею.

— Откуда? Вы жe теперь всё больше по компьютерам.

— Ещё пацаном в летнем лагере научился. Там компьютеров не было.

— Хм… Ну, давай. Посмотрим, чему вас теперь учат… Тебя как звать-то, пионер?

— Денис. А вас?

— Зови просто Михалыч.

Я кивнул. Мы начали игру.

Это было как раз то, что нужно. Расчёт нехитрых комбинаций успокаивал эмоции, упорядочивал мысли. Я вновь прокручивал в памяти сцену в кабинете начальства, искал закономерность цепочек «причина-следствие» и общий знаменатель ключевых фраз. Постепенно из всех пришедших в голову версий осталась только одна, как наиболее логичная. Умозаключения стыковались друг с другом так же плотно и неоспоримо, как со стуком ложившиеся на стол чёрно-белые костяшки.

— Силён, пионер, — качнул головой Михалыч после первой партии.

— Дело-то нехитрое, — пожал плечами я. — Не бином Ньютона.

— Не скажи, — возразил толстяк. — У кого как. У тебя получается. Ну, поехали?

Начали вторую партию. Всё будет хорошо, сказал я себе. У меня получается. Играть в домино, делать проекты, ловить закономерности. Я понял, догадался, вычислил. Чтобы желание сбылось, нужно не просто очень сильно хотеть его исполнения, a ещё и выразить его через ходячую фразу, идиому. Видимо, именно эти, обкатанные тысячами людей словесные формулы являются оптимальными.

То, что сказано одним человеком, не имеет силы, пока с этим не согласится кто-нибудь ещё. Ценна только та мысль, которую сочли достойной повторения. Идиома — это то, что повторяют все.

Я не знал, случалось ли ещё кому-нибудь открыть в себе подобный дар. Знал только, что не собираюсь им злоупотреблять. Мне не хотелось поджигать деревья, насылать порчу или причинять увечья. А изменить жизнь можно и без фокусов. Если считаешь себя достойным лучшего — добивайся. Уйди из конторы, найди заказчиков. Возможно, среди них тоже будут люди-функции, вроде Ник-Ника. Но ведь будут и другие.

— Рыба.

— Силён, — уважительно повторил Михалыч, подсчитывая оставшиеся на руках очки.. — Хорошо, что не на деньги играли.

— Чего же тут хорошего?- хмыкнул я. — Ладно, мне пора. Спасибо за компанию.

— Тебе спасибо. Мои сверстники ведь тоже в домино не играют. А меня дед научил. Они с друзьями за этим самым столом каждый вечер, бывало, собирались. Тебя тогда и на свете не было. Здсь раньше каждую весну цветы на клумбы высаживали и акация вокруг росла. А сейчас всё под парковку ушло…

Он помолчал и добавил:

— Годовщина у него сегодня. В смысле, у деда…

Я смотрел на этого человека и не мог понять, почему он так раздражал меня раньше.

— Михалыч, — неожиданно для себя спросил я. — Ты не знаешь такой поговорки, чтобы женщина услышала её — и вернулась? Ну, типа приворотa, что ли…

— Если б знал, разве сидел бы тут один, — вздохнул Михалыч. — Ладно, пионер, я, пожалуй, тоже пойду…..

***

Забытый мобильник всё так же лежал на тумбочке. Hи одного пропущенного звонка. Быстро, не давая себе шанса передумать, я набрал Лену. Нужная идиома так и не вспомнилась, но будь что будет. Слова придут сами. Должны придти.

Ждать пришлось долго. Длинные гудки звучали всё тоскливее, всё безнадёжнее… Я уже собирался отключиться, когда наконец раздалось знакомое:

— Алё…

Голос был устало-раздражённым.

— Это я.

— Я вижу. Зачем ты звонишь?

— Мне надо с тобой поговорить.

— Мы уже обо всём поговорили.

— Нет! — решительно возразил я. — Это ты говорила, а я молчал! Ты вывалила на меня кучу обвинений и бросила трубку. Не дала мне даже собраться с мыслями и озвучить своё мнение. Так нельзя, Лена. Приговорёный к смерти — и тот имеет право на последнее слово, — я говорил поспешно, сбивчиво, стараясь донести на другой конец провода то, что мучило меня всю эту неделю. — Это неправда, что я совсем о тебе не думаю. Я думаю о тебе непрерывно, скучаю, мне плохо без тебя. Да, я действительно уделял тебе последнее время мало внимания, сутками торчал на работе, но я-то думал, что делаю это для нас! Мне тридцать четыре года, Лена, я хочу семью, детей. Думал — сдам проект, получу повышение, сделаю тебе предложение. Наверное, зря оттягивал, не говорил о своих планах, но ведь и ты молчала, ни на что не жаловалась, и вдруг обрушила на меня все эти упрёки… Что значит «тебе только одно нужно»? Нужно, да, не спорю, но ведь не только это! Я встречался до тебя с другими, и с ними было по-всякому, бывало очень даже хорошо, только вот так, как с тобой, не было ни с кем! Я не знаю, чем ты меня зацепила, но всю эту неделю у меня такое чувство, как будто меня не девушка бросила, а руку ампутировали! Ты для меня как часть меня самого, причём очень важная часть! Hе просто женщина, с которой я встречаюсь, а близкий, родной человек, и если для тебя это не так, если ты этого не чувствуешь, не понимаешь, то ПРОПАДИ ОНО ВСЁ ПРОПАДОМ!!!

В то же мгновение я осознал сказанное и в ужасе закрыл глаза, ожидая то ли землетрясения, то ли конца света. Одна секунда, две, три… время шло, а ничего не происходило. В трубке тихонько всхлипнуло:

— Я чувствую… и понимаю…

— Правда? — всё ещё не веря в то, что мир остался на своём месте, спросил я.

— Ага… Я ведь не знала, что ты хочешь делать предложение… думала, ты врёшь насчёт работы, просто встречаешься с кем-то ещё… вот и наговорила тебе из ревности чёрти чего. Ты молодец, что позвонил, Денис… я тоже очень скучала. Всю неделю реву…

Огромное, непередаваемое облегчение волной нахлынуло на меня.

— Ты дура, Лена! — заорал я в трубку. — Надо же такое придумать! Да с кем ещё мне встречаться, у меня от одной тебя-то уже все мозги набекрень съехали! Господи, тут чуть полный армагеддец всему не пришёл, а она — «от ревности наговорила»…

Лена шмыгнула носом.

— Денис? — спросила она после паузы чуть более твёрдым голосом.

— Да?

— Ты меня любишь?

— Угу.

— Правда любишь?

— Нет, блин, шучу …

Лена помолчала, потом решительно заявила:

— Тогда я беру такси и немедленно еду к тебе. Нам надо поговорить.

В трубке запели гудки отбоя. Поговорить?! О, эти женщины… Жизнерадостно насвистывая, я подошёл к окну. Тучи разошлись, и грязь весело поблёскивала под лучами весеннего солнца. Мальчик и девочка дружно строили в песочнице что-то конусообразное. На помойке не было ни бомжей, ни собак. На балконе напротив сидел Михалыч, одетый в ярко-жёлтую футболку с крупной надписью «I»m fine»

«Хорошо, что мир не пропал,»- подумал я…