В армии Юнико научили обращаться с импульсным мечом, гранатометом и шокером. А вот универсальный компас, из любой точки показывающий путь к расположению войск улбегоев, гругбендире новобранцу не выдал. Когда боевая тройка возвращалась из его первой ночной разведки, Юнико потерялся, заблудился и вышел прямо к штабу противника – мерзких танаров. Он поступил как истинный улбегой. Юнико выбрал из бегущих на него людей мужчину с прической высшего офицера, и прижал к плечу гранатомет.

Сагразарх, старший сын императора Дастирра и Меконнена, погиб из-за чрезмерной практичности завхоза одной из рот противника.

Впрочем, его отца, императора Хейнелеаха, погубила гораздо менее значительная мелочь — чужой взгляд, брошенный через плечо на экран компьютерного терминала.

* * *

Геллар постучал в дверь и окликнул брата:

— Маларен! Пойдем, позавтракаем. Потом в шары партейку скатаем…

Ответа принц не дождался и раздвинул створки.

Геллар сразу заметил, что одежды брата в комнате нет. Геллар прошел длинной анфиладой, тихой и пустынной, надел унты, и как был – в одних штанах, без кафтана и рубашки – вышел на террасу.

Внизу булькал и шипел горячий источник, запертый в каменную чашу. Вода стекала в бассейн – изумрудно-зеленая, как глаза Маларена. Снежные шапки гор искрились под солнцем. Свежая лыжня вспарывала бок ближайшей, уходя к темным развалинам на хребте.

К Могиле Бога.

Геллар не чувствовал холода. Он не мог отвести глаз от лыжни. Лиловый, с черными полосочками тигр, тотем династии Катинагархе, тоже смотрел на лыжню с торса принца. И оба они весьма романтично смотрелись на фоне увитой мертвым плющом башенки, сложенной из красного кирпича.

Да только оценить эту картинку было некому. Эту ночь в Летнем дворце императрицы Саанви братья провели вдвоем. Но Геллар не был склонен к нарциссизму, а Маларен глядел только вперед.

* * *

Похороны привели Маларена в крайне неприятное состояние духа. Геллару тоже было не по себе – после смерти Сагразарха наследником престола становился он. Он позвал Маларена во дворец Саанви покататься на лыжах, и тот охотно согласился. Нуль-транспер во дворце работал исправно, и путь на отдаленное побережье занял всего несколько минут. Весь день братья высекали лыжами искры из белого, плотно-крупчатого покрывала. И с каждым виражом, с каждым бешеным спуском боль и печаль уходила. Геллар, глядя на младшего брата, постепенно заулыбался тоже. Отношения между детьми двух королев складывались по-разному, но второй сын Бразанет и младший ребенок Эмилавифи всегда дружили.

Они остановились передохнуть в небольшой долине. Маларен заметил причудливые черные зубья на хребте чуть к югу и спросил:

— Что это, Геллар?

— Это Могила Бога, Арти-ад-Бендире. Он привел нас сюда с Архавады. Сейчас здесь ледник, но когда мы пришли сюда, здесь была уютная теплая бухта. Сюда ездили лечиться грязями… Потому и дворец Саанви называется летним.

— Вот эти развалины и есть Могила? — Маларен махнул палкой в сторону развалин.

С того места, где стояли братья, склеп казался вычерненными клыками чудовища, вонзающимися в мягкое брюхо неба. Огромными сосульками из застывшей крови, выросшими наперекор природе вверх, а не вниз.

—  Да, там Бендире и жил, — закончил Геллар. — К нему приходили за помощью и советом. Он всем помогал, всем отвечал.

— А потом?

— А потом Бендире ушел от нас, — ответил Геллар и добавил, горько усмехнувшись: — Наверно, у него были какие-то другие дела. Или устал, помогать людям – что может быть тяжелее… Так говорят жрецы, но кто знает правду? Может, никакого бога и нет на свете.

Маларен промолчал, задумчиво разглядывая развалины. Он знал, что Солнце, мать Ургавады, умирает. Но о том, что и отец людей, Бендире, покинул их, принц слышал впервые.

— То, что ты видишь, — продолжал рассказывать брат. – Это верхушка усыпальницы, где стоит саркофаг. Его раньше не было видно, но из-за землетрясения сто двадцать лет назад курган просел… Могила расположена так, что с востока ее защищают горы. С юга – река. На западе находится наша столица, на севере – Меконнен. В то время он еще не входил в состав Дастирра. Говорят, под землей Бендире поставил целую армию – так сильно он опасался их нападения. Дозорные той призрачной армии смотрят на север. Та часть катакомб была ближе всего к поверхности. Возможно, там после землетрясения тоже появились щели, и теперь среди пластиковых солдат играют тигрята или спят медвежата…

Братья спустились вниз по склону, взметая белоснежно-алмазные фонтаны из-под лыж.

А утром Маларен Вантара, младший сын императора Хейленеаха хир Катинагархе, поднялся по склону – на хребет, к северной стороне Могилы Бога. Там, где пролезет тигренок, проберется и подросток.

Путь наверх всегда сложнее, чем путь вниз, да и Могила находилась дальше, чем казалось принцу.

В горах предметы часто кажутся ближе, чем они есть.

* * *

Раздался сигнал вызова и вывел Геллара из оцепенения. Он вернулся с террасы в жарко натопленную комнату. Крошечные иголочки впились в руки, тело и лицо принца, и только тогда Геллар понял, что проторчал на морозе очень долго. Он нажал клавишу приема:

— Геллар хир Катинагархе слушает.

— Говорит королева Бразанет, — раздался в ответ голос матери. – Сегодня ночью император Дастирра и Меконнена, Хейнелеах хир Катинагархе, ваш венценосный отец, скончался от горя и тоски по своему погибшему сыну Сагразарху.

— Врачи так и говорят?

— Врачи говорят, что это был сердечный приступ.

«Конечно», подумал Геллар. – «Три капли инискиса в бокал вина за ужином – вот что было. Это даже я знаю».

Но вслух он ничего говорить не стал. Старинный род, к которому принадлежала Бразанет и сам принц, относился к числу самых высокопоставленных семей. В истории Дастирра был период, когда именно этот род правил страной – и присоединил к империи вечно мятежный Меконнен. Помимо этого, семья Геллара славилась своими умениями по части изготовления ядов. Принц представлял, каково сейчас матери. Но она все еще была жива, и это означало, врачам не удалось обнаружить следов их фирменного, семейного яда. Однако разговор Бразанет и Геллара наверняка прослушивался.

— Вам необходимо вернуться в столицу, сын мой, — продолжала королева. – Император Хейнелеах воспользовался своим правом назначить своего преемника, во внутренней сети дворца есть упоминание о файле «Завещание». К сожалению, мы уже никогда не узнаем его последнюю волю. Ночью, из-за скачка напряжения, все файлы, созданные за последние два дня, были утеряны. Как вы наверняка помните, Эйлен, старший сын второй жены нашего государя, отказался от права на престол еще десять лет назад.

«Она не называет ее по имени», подумал Геллар. – «До сих пор». Эмилавифь, мать Эйлена и Маларена, была второй женой императора. В тот день, когда невысокая застенчивая толстушка с огромными, всегда печальными темными глазами вошла в императорский дворец, Бразанет узнала, что быть первой – не значит быть любимой.

Эмилавифь умерла пять лет назад. Сердце остановилось во сне.

— Страна не может без императора, — продолжала Бразанет. — Вы должны прибыть и принять в свои руки бразды правления государством.

— Хорошо, — сказал Геллар. – Вот только дождусь Маларена, и вместе вернемся.

— А где сейчас принц Маларен?

— Брат с утра убежал покататься на лыжах.

— Не задерживайтесь долго. Сейчас не время для развлечений. До встречи, сын мой.

— До встречи, мама.

Он отключился.

— Приказ дому, — негромко произнес он.

— Слушаю, господин, — откликнулся из-под потолка нежный женский голос.

— Я желаю завтракать. Бхеви, жареное моккола, а так же бутылка заке – вот мой завтрак.

— Большая, средняя или малая бутылка?

— Большая, — сказал Геллар.

— Позволю себе напомнить, ваше высочество, что алкогольные напитки крепостью свыше пятидесяти градусов в таких объемах не могут считаться оптимальным завтраком.

— Позволю себе напомнить, — сказал Геллар. – Что вот уже как полгода вышло новое мозговое обеспечение для домов. Здесь переустановка не производилась, как я погляжу. Видимо, из-за отдаленности Летнего дворца. Но судя по количеству накопившихся в программе багов…

— Ваш завтрак готов, ваше высочество, — перебил его дом.

— То-то же, — пробормотал Геллар и направился в сторону столовой.

* * *

Эйлен любил ходить в университет пешком. Он создал не только этот университет, но и городок при нем. Принц собрал здесь своих единомышленников, всех, кого сжигала мучительная тяга познания. И превратил одиночные вспышки душевных фейерверков в ровное, гудящее от своей мощи пламя. На котором можно и импульсные мечи ковать, а можно и моккола варить – все зависит от вкуса и необходимости.

Сам Эйлен последние два года занимался перековкой, образно выражаясь, мотыги в меч. Десять лет назад принц обучил первых эйленере, умевших применять учение божественного Бендире на практике. Получившийся элитный отряд успешно действовал на восточном и южном фронтах. Но время элиты безвозвратно ушло; Дастирр нуждался в воинах и оружии, которое смог бы применить даже малограмотный крестьянин. Эйлен создал Браслет Жизни – небольшой агрегат, в котором не было почти ничего механического. Браслет облегчал Путь эйленере. Его охотно носили не только воины, но и простые люди. А два года назад Эйлен понял, как нужно изменить принципиальную схему Браслета Жизни, чтобы превратить его в Браслет Смерти. Теперь, будучи надет на руку любого, даже самого неподготовленного человека, браслет наделял его способностями, к которым первые эйленере шли годами упорных тренировок и высшей концентрации духа.

Сегодня Эйлену предстояло допаять пару-другую проводков, и опытный образец был бы готов. Принц вздохнул. Он не одобрял механических подпорок для духа, хотя и понимал, что без них Ургавада давно превратилась бы в заснеженную пустыню.

В ухе принца запищала крохотная черная кнопочка телефона. Звонила Кунами, младшая сестра.

— Да? – спросил Эйлен.

В телефоне зарыдали так, что, казалось, содрогнулись ближайшие деревья. Принц остановился:

— Кунами, ты меня пугаешь. Вдохни, выдохни, и скажи хоть пару слов.

Принцесса последовала его совету. Ей удалось сказать гораздо больше пары слов.

— Завещание уже огласили? Отец говорил мне…

Эйлен выслушал быстрый, сбивчивый ответ сестры не до конца.

— А Маларен? – перебил ее брат. – Где Маларен?

На этот раз ответ был коротким.

— Я понял, — произнес Эйлен. – Спасибо, Кунами.

Он развернулся и быстрым шагом двинулся университету.  Кабина нуль-транспортировки имелась и в доме ненаследного принца, но университетская была мощнее. Да и Эйлену надо было кое-что захватить в своей лаборатории.

Эйлен отказался от права на корону, потому что всегда любил истину больше, чем людей.

Но некоторых людей он все же любил.

Да и от крови сорока поколений воинов в своих жилах так просто не откажешься.

* * *

Изящные серебряные щипчики воткнулись в стену рядом с кривым ножом. Израсходовав весь столовый прибор на прицельное метание, Геллар запустил руки в миску с бхеви – как дикарь, как варвар. Но манеры были последним, что сейчас волновало принца – да что там, почти императора Дастирра и Меконнена. Против его воли вчерашний разговор с братом, случившийся в этой самой столовой, прокручивался в голове принца подобно микропленке с фильмом. И все, что Геллар хотел сказать вчера, но не смог, сегодня он произносил вслух.

Хотя сам себя – не слышал, а больше слышать было некому. Разве что насмерть перепуганному мозгу Летнего дворца императрицы Саанви.

… Маларен подцепил кусочек бхеви щипчиками. Ловко прижал его специальным кривым ножом, полил беловатым соусом и забросил в рот. Геллар, снисходительно наблюдавший за манипуляциями брата, усмехнулся и сказал противным голосом:

— Как вы ведете себя, принц! Как дикарь, как улбегой!

— Хуже, — смеясь, сказал Маларен. – Как улбегой из самой далекой деревни!

Геллар расхохотался. Он отпил из кубка, крякнул, и обтер усы рукавом. Маларен прыснул.

— На самом деле, зря мы так, — произнес он. – Мне папа рассказывал про них. Совсем не такие они дикари и идиоты, как мы думаем… Ну, как их нам изображают.

— Вот о чем он с тобой разговаривает, значит? А со мной о положении на фронтах… Как посмели уступить дикарям… И не волнует его, что если бы я не ушел, я бы там всех своих людей положил! Сагразарх – тот понимал… А отец…

Геллар с интересом посмотрел на брата.

— Да? – спросил он. – И каковы же улбегои на самом деле?

И Маларен рассказал ему.

Удары по тяжелой кожаной груше разносятся по всему залу. В этот поздний час Маларен в нем один. Принц сдувает со лба намокшую челку, и повторяет серию ударов.

— Я – сын улитки и утки? – бормочет он себе под нос. – Я никогда не стану эйленере, даже если на меня нацепить десять штук браслетов?

Он останавливается. Мышцы гудят от усталости, но перед глазами принца, кажется, мелькнула искорка… долгожданная Запятая Эйлена. И вдруг Маларен понимает – это приходит как вспышка, как озарение – что его спиной кто-то стоит. Стоит уже давно, незамеченным, и наблюдает. Дальше принц уже не думает – на него сходит транс эйленере.

Принц разворачивается, приседая, и бьет прямым в сердце. Человек успевает уклониться. Маларен видит на его правом запястье россыпь лилово-черных искорок на желтом фоне. Принц останавливается, хоть видит Бендире, это так же трудно, как остановить гравилет на взлете, когда двигатель уже активирован. Маларен опускается на колени. Язык почти не слушается, но надо, надо протолкнуть эти слова через вдруг пересохшее горло.

— Прошу прощения, господин король-отец. Я не видел, что это вы…

Хейнелеах машет рукой.

— Оставь это, — говорит он. – Я не Бразанет. Ты уже закончил тренировку?

Принц кивает.

— Пойдем, надо смыть пот.

Хейнелеах смотрит на искорки счастья, мелькнувшие в глазах сына.

— Пойдем-пойдем, — говорит император. – Помочь в омовении столь славному бойцу – это честь для меня. Тем более, когда я последний раз купал тебя, ты был меньше вон этой груши…

— А я не помню, когда я последний раз мылся! Дезкабина раз в неделю, и хватит! С воина его императорского величества…

— Не шути так, папа! – восклицает обиженный Маларен. – Мастер Картх тоже все время надо мной подшучивает… Ругает меня… Сыном утки и улитки.

Хейнелеах хохочет. Если Картх ругает – это очень хорошо. Император кладет руку на плечо сыну.

— Ты ж меня чуть не убил, сын улитки и утки, — говорит Хейнелеах.

В глазах Маларена – испуг. Принц знает, что если бы не Браслет Жизни, отец бы сейчас разговаривал не с ним, а с душами предков. Изобретение Эйлена продлевает жизнь того, кто носит браслет. Еще никто не знает, насколько. Но еще никто из рода Катинагархе не встречал свою шестьдесят шестую зиму в кругу живых родственников. Кроме Хейнелеаха.

Отец и сын идут в купальню. Маларен раздевается и ныряет в бассейн. У Хейнелеаха щемит сердце, когда он видит это юное, стройное тело. Он знает, что таким Маларен останется недолго. Эйлен, как и его мать, с годами капитулировал перед генетической склонностью к полноте, то же самое ждет и младшего сына. Но сейчас Маларен еще строен – так, как была стройна его мать, когда Хейнелеах встретил ее в Белом Лесу. Пока принц купается, Хейнелеах отдает дворцовому мозгу несколько команд. Затем подает вышедшему из бассейна сыну халат, полотенце, и приглашает разделить с ним легкий ужин. Маларен на седьмом небе от счастья, и не пытается это скрыть.  

 — А твои дела как, папа? – спрашивает принц, опустошив тарелку моккола со сладкой подливой.

—  Да ты вряд ли поймешь… — мягко отвечает Хейнелеах.

— Я хоть послушаю, — спокойно предлагает Маларен.

И император вдруг вспоминает, что его младшему сыну уже не восемь, а восемнадцать лет.

— Скоро нас ждет кризис, — говорит Хейнелеах. – Социологи предсказывали его еще двести лет назад.

— Когда ученые заявили, что похолодание – это не новый ледниковый период, а смерть нашего Солнца?

— Да. Тогда первый Катинагархе по совету социологов начал войну с улбегоями.

— Я знаю, папа, это мы проходили. Ресурсов остается все меньше и меньше, нужно сократить количество ртов… Но что за кризис?

— Внутриполитический кризис. Видишь ли, сынок, люди должны быть чем-то заняты, иначе все рухнет. Только загруженность делом до отказа спасает людей от понимания того, что все это, вся наша жизнь – она бессмысленна.

— И наша борьба с выродками севера?

— Конечно, сынок, конечно.  

— И улбегои – они тоже нормальные, обычные люди, которые ищут себе занятие?

— Да, Маларен. Ты посмотри на наши знамена хотя бы. На нашем знамени – Солнце. На их знамени – Мертвое Солнце. Но что значат пара значков, пририсованных художником? Мы все одна кровь. Мы все пришли с Архавады вместе с великим Бендире. Но если мы помиримся, чем займутся люди? Можно жить, ничего не делая, автоматизация производства это позволяет. На войну тратятся излишки ресурсов. Ты знаешь, сколько стоит час полета тяжелого бомбардировщика? Вот-вот. Но что тогда, если мы откажемся от войны? Люди будут жить, конечно, лучше… Намного лучше.

 

— Два крючка, добавленные художником? – воскликнул Геллар. — Братья по крови? Я детей жег! А Сагразарх – тот вообще…

Принц жадно припал к кубку, страшась произнести то, что рвалось наружу. А затем он закрыл лицо ладонями, испачканными в соусе и жире, и заплакал. Слезы сочились сквозь пальцы и падали в недоеденное бхеви.

—  Папа, ты сейчас говоришь как оппозиционер, как его звали… Которого ты распял на городских воротах.

— В том-то и дело, Маларен,  что те, кто предлагают мир, не видят дальше собственного носа. И поэтому их распинают на воротах. Тот, кто должен править страной, не ищет любви у черни. Чем займутся люди, если не надо будет воевать? Они займутся бессмысленным развратом. И все, порвутся социальные связи, и общество исчезнет. А вместе с ним исчезнут и люди. И даже не потому, что встанут механизмы – наши механизмы таковы, что они могут обслуживать себя самостоятельно еще много веков, и фактически жизнь сможет существовать в теплых наших замках…. Но никто не будет рожать детей, ибо контрацепция у нас на уровне, а вырастить ребенка – это тяжелый труд. И вся проблема в том, сынок, что люди начинают об этом догадываться. Страх – это лучшее средство мобилизации населения. Наши идеологи работают над этим, следят, чтобы уровень тревожности не опускался ниже необходимой планки. Но люди устают от всего, и от страха тоже. Усталость духа, скука — самая сложная проблема нашего периода. И даже я не знаю, что с этим делать.

— Скука, значит? Вот зачем я воевал? Чтобы быдло не скучало? Ну, я вам устрою! Даже слово такое забудете! – тихо сказал Геллар и налил себе еще.

— А крайне правые? – задумчиво говорит Маларен.

Принц не замечает, как меняется выражение лица отца при этих его словах. Родительская теплота глаз превращается в уважение.

— Или они тоже не видят далеко? Папа, а почему мы не захватим Архаваду? Там тепло, мы торгуем с ними, долететь сможем… И мы же оттуда пришли, они должны принять нас.

— Захватить Архаваду мы можем – не огнем и мечом. Надо провести разведку, купить нужных людей в правительстве… А потом нанести один, решающий удар. Но я уже слишком стар для этого.

Маларен вздрагивает.

— Да, — улыбается император. — Нет ничего позорного в том, чтобы признать – «этого я уже не могу». Гораздо глупее пыжиться, когда сила уже ушла от тебя. Возможно, Сагразарх возглавит поход на Архаваду. Хотя куда ему – он не видит дальше бруствера… Да и потом, вот даже если мы ее захватим? Жизнь на Архаваде гораздо легче и приятней, чем у нас. И все захлебнутся в изобилии… но единственный плюс – это будет очень, очень нескоро.

— Неужели ничего нельзя придумать, папа?

— Попробуй, сынок, — отвечает Хейнелеах. — У тебя должно получиться… Но сейчас тебе пора отдыхать.

Император чуть поднимает голову и говорит:

— Приказ мозгу дворца. Активировать главный терминал.

— Приказ выполнен, — отвечает дворец.

— Я еще поработаю, — говорит Хейнелеах сыну. – Сводки с фронтов почитаю… а ты спи. Утро вечера мудренее.

Геллар потер виски, отгоняя воспоминание. Самое больное и ненужное воспоминание вчерашнего вечера. Принц не хотел запомнить брата стоящим на коленях и дающим ему клятву вечной верности.

— Теперь ты будешь императором, — сказал тогда Маларен. – А я всегда буду твоим верным младшим братом. Ты всегда можешь положиться на меня.

* * *

На обнаженное плечо Геллара легла чья-то рука. Горячая и мягкая рука того, кто никогда не держал в ней импульсного меча.

— Маларен? – воскликнул принц.

Это было глупо, но он действительно обрадовался. Не всякому дано стать братоубийцей.

– Ты вернулся? Но как ты… Ты не нашел вход в Могилу?

Геллар крутанулся на стуле. За его плечом стоял высокий полный мужчина в полушубке из песца и песцовой же шапке, с которой свешивался беленький хвостик.

— Я так думал, — сказал Эйлен.

Карие глаза его стали черными, как два агата:

— Ты раздразнил его байкой о божественной помощи. И о том, какую плату Бендире берет за свои советы, ты Маларену, конечно, не сказал.

Геллар пьяно захихикал, отрицательно покачал головой.

— Ты всегда был умен, — ответил Эйлену принц, да что там – уже почти император Дастирра и Меконнена. – Конечно, нет. Я не мог даже подумать, что Маларен пойдет туда…

Эйлен ударил его. Геллар опрокинулся назад. Кровь из разбитого носа заалела на лице. Эйлен стоял и смотрел на оскаленную морду тигра, злобно глядевшего на него с могучей груди брата. Сам Эйлен не мог похвастаться таким точеным рельефом мышц даже в молодости.

Затем он повернулся и пошел в кладовую дворца за лыжами.

Летний дворец императрицы Саанви был излюбленным местом отдыха правящей семьи. И каждый ее член знал его закоулки как свои пять пальцев.

Пройти же пять миль на лыжах мог любой из детей императора Хейнелеаха, независимо оттого, чему он посвятил свою жизнь – науке или войне.

* * *

Разрушенный землетрясением склеп вблизи походил на скорлупу разбитого яйца. Маларен покрутился рядом, снял лыжи и забрался внутрь, проваливаясь по колено в снег.

Ничего.

Ни кресла  для бога, ни жертвенника или хотя бы саркофага. Принц выбрался на склон через трещину в стене, остановился рядом с лыжами. Перед тем, как идти в храм, Маларен воткнул их вертикально в снег. Сейчас четкая черная полоска тени указывала на север. Крепления превратились в сжатый кулак, верхняя часть лыж – в требовательно торчащий указательный палец с хищно загнутым ногтем.  Принц решил вернуться во дворец. «Скажу Геллару, что просто катался», решил Маларен. Ему было действительно обидно, что сказка оказалась лишь сказкой. «Если бы я был настоящим эйленере, я бы сразу нашел вход», подумал принц. – «Я бы почуял его… Но почему бы сейчас не попробовать? Я уже ничего не теряю».

Он глубоко вдохнул, выдохнул, сконцентрировался…

После краткого мига невыносимой боли принц увидел мир так, как его видит эйленере. Сзади, под развалинами храма, сверкали силовые линии какого-то механизма. Он был очень стар, но все еще работал. Маларен увидел пустоту под ногами, и в этой пустоте двумя колоннами по четыре стояли фигуры, похожие на игрушечных солдатиков — только очень уж большие. Принц понял, что брат не врал. Маларен почувствовал самый тонкий участок породы, и нажал на него всей силой своей мысли.

Громкий треск вырвал принца из транса. Земля под ногами качнулась. Маларен упал на колени. Когда принц открыл глаза, то увидел длинную трещину, расколовшую скалу метрах в двадцати ниже по склону. Маларен надел лыжи и торопливо спустился к ней.

Принц прошел вдоль трещины в поисках места, достаточно широкого, чтобы пролезть. Обнаружив его, Маларен перекинул лыжи через черную щель. Перед выходом из дворца он захватил с собой некоторые полезные вещи, в число которых входили и пять метров альпинистской веревки, обмотанные вокруг талии принца. Маларен связал лыжи веревкой, закрепил узел, и спустил конец веревки в трещину. Затем извлек из кармана шахтерский фонарик на тканном обруче, надел его поверх шапки и плотно закрепил. Маларен начал спускаться, упираясь ногами и спиной в противоположные стенки. Принц включил фонарик. Бледный луч осветил излом серой породы. Маларен крепко взялся за веревку, оттолкнулся от стены и соскользнул вниз. Мимо мелькнули стены. Перчатки от трения нагрелись так, что рукам стало неприятно.

Веревка кончилась за секунду до того, как пятки принца ударились об пол.

* * *

Летний дворец Саанви был излюбленным местом отдыха семьи императора Хейнелеаха. И каждый ее член знал его закоулки как свои пять пальцев, а уж в особенности – где хранится оружие. Предыдущая династия пала как раз из-за того, что ее представители оружия не любили и не умели обращаться с ним, и хранили во дворцах только парадные мечи.

На этот раз Геллар оделся перед тем, как выйти на террасу. Поверх шелковой рубахи принц надел стеганый кафтан. Старинный доспех, служивший еще лучникам на Архаваде, укрепили карбоновыми нановолокнами, и теперь он защищал от прямого удара импульсным мечом ничуть не хуже, чем от мороза и скользящего удара палашом. Не забыл принц и теплые варежки – ему совсем не хотелось обжигать ладони о застывшую от холода сталь.

Геллар увидел Эйлена только через окуляр прицела – белый полушубок был практически незаметен для глаза на снежной равнине. Геллар поудобнее переложил стальную трубку гранатомета на плече, поймал фигурку в алое перекрестье и выстрелил. Стена дворца за его спиной тяжело охнула, гулким стоном откликнулось эхо в горах. Кирпич потемнел от сажи. Зазвенели разноцветные стекла в окнах. Принц снова глянул через прицел, но тела брата не увидел.

Очевидно, Эйлена засыпало снегом.

Но Геллар не был бы потомком Катины, если бы не проверил это сам.

Пройти же пять миль на лыжах мог любой из детей императора Хейнелеаха, независимо оттого, чему он посвятил свою жизнь – науке или войне.

* * *

Не сделав и пяти  шагов, Маларен наткнулся на высокую фигуру. Макушка Маларена находилась на уровне плеча пластикового солдата. Принц не мог пожаловаться на малый рост, скорее, он был выше среднего. Очевидно, Бендире специально поставил у своей могилы великанов, чтобы напугать враждебных духов севера. Синий кафтан с красными полосами не сменил своего цвета за прошедшие века. Судя по ромбовидной прическе, перед принцем стоял офицер среднего ранга. Меч в его указывающей на север руке был совсем не пластиковым; сталь тускло блестела в свете фонаря. Края лезвия потемнели от ржавчины. Маларен, ловко пробираясь между фигурами,  двинулся дальше, к центру каре. Он миновал три линии лучников, стоявших на одном колене, стрелков второго эшелона, стоявших в полный рост, с более мощными луками в руках, и вышел к меченосцам. В этот момент его внимание привлек странный звук. Принц замер. Шум повторился. Сначала Маларен подумал, что слышит стук падающих капель – за века вода пробить могла путь там, где не смогли пробраться дикие звери. Но, прислушавшись, принц понял, что подземные воды здесь ни при чем.

Больше всего низкий гул, заканчивающийся сухим треском, напоминал об игре в шары. Маларен заметил слабое сияние впереди, чуть слева, и пошел на свет. Когда принц выбрался из-за пышно украшенной колесницы, его взору предстала площадка для игры в шары. Лунки были окантованы золотой вязью – красивое дизайнерское решение, одновременно поднимающее уровень сложности игры на порядок. На первой линии лунок стоял старичок в потертом кожаном камзоле. Клюшку в его руках украшал затейливый вензель из мелких бриллиантов. Маларен узнал герб рода Шаазенов.

— Кто выдумал это понятие – «покой»? – сварливо сказал старичок, заметив принца.  – Ни сна, ни отдыха измученной душе. Уйди в монастырь – на позаброшенных до этого тропках вырастут гостиницы для паломников, и будут давать казне четверть годовой прибыли… Умри – но и в могилу к тебе заползут, за твоим бесценным советом. Или ты пришел сыграть, юный император из рода Катины?

Старик взмахнул клюшкой, бриллианты сверкнули, на миг ослепив Маларена.

— Я не император. Я его самый младший сын, — ответил принц. – И я пришел вовсе не для того, чтобы нарушить твой покой. И не для того, чтобы ограбить твою могилу. Ты угадал. Я просто шел мимо и подумал – а вдруг великому Бендире не с кем сыграть партию в шары?

— Клюшка вон там, — ответил Бендире.

Маларен снял шапку и полушубок из лилового, с черными полосами, меха, чтобы ничто не стесняло движений. Длинные темные волосы, которые так любила гладить его подруга, он заплел в косичку. Клюшка оказалась легкой и удобной.

— Я готов, великий Бендире, — сказал Маларен.

— Бендире – это не имя мое, а звание, — проворчал старик. – Знаешь, как у улбегоев — кабендире, лабендире, гругбендире… А я был — просто бендире.

— В системе званий танаров это будет генерал… а хотя нет, генералиссимус, — сообразил принц. – У меня пока нет воинского звания. В нашей семье есть, кому воевать.

— Меня зовут Аршас. А тебя как?

Маларен поколебался. Язык за прошедшие века изменился, но не так сильно, чтобы Маларен не узнал в имени и фамилии великого Бендире одно чрезвычайно знакомое словосочетание. Да и Картх неоднократно предостерегал принца, чтобы он не говорил своего настоящего имени подозрительным незнакомцам.

— Мое имя Вантара, — ответил принц, чрезвычайно довольный своей находчивостью.

Старик остро глянул на него:

— В мое время, если выйти на площадь и не глядя скосить из пулемета человек пятнадцать, семеро убитых носили бы это имя.

— Сейчас немногое изменилось в этом плане, господин Аршас, — вежливо ответил Маларен. — Что значат деньги между благородными мужами? Играем, конечно, на интерес?

Старик задумчиво качнул клюшку в руке.

— Мертвому деньги ни к чему, здесь ты прав, Вантара из рода Катины. Но на интерес пусть играют дети. Если ты выиграешь – я отвечу на твой вопрос, за ответом на который ты полез в мерзлое подземелье, не побоявшись осквернить могилу… Если выиграю я – ты останешься здесь, со мной, и мы будем играть до конца твоих дней. И не только в шары…

Он улыбнулся, почти не разжимая губ. Под седыми усами мелькнули крохотные мелкие зубы. Маларен почувствовал каплю пота, стекающую по позвоночнику. Именем «Аррх’шаас Шааз’н» в языке танаров обозначался могучий упырь, родоначальник всех тварей ночи. Они питались снами и душами людей. Легендам о том, что Бендире завоевал Ургаваду, заключив союз с Королем Тьмы, это не противоречило. Именно поэтому мистическое учение, созданное Аршасом Шаазеном, так долго не разрабатывалось потомками. Только Эйлен не испугался Тьмы и смог вырастить на ее плодородной почве семена истинного Знания.

— Я согласен, господин Аршас, — ответил Маларен.

— Ну что же, начнем, — произнес хозяин подземелья.

И они начали.

* * *

Пока фигурка в лилово-черном карабкалась вверх по склону, у Эйлена было время подумать. Холодно принцу не было. Он вообще не чувствовал своего тела. Видел, что полушубок и штаны целы, и, значит, опасаться обморожения не стоило. Главным источником опасности была приближающаяся фигурка. Геллар хир Катинагархе, сводный брат Эйлена, шел проверить результаты своей стрельбы.

Эйлен радовался тому, что в арсенале Летнего дворца не нашлось станкового гранатомета с осколочными зарядами. Но и кроме этого было о чем подумать. О том, что когда Эйлен сегодня допаивал две последние проволочки в браслете, его руку наверняка поддерживал сам Бендире. О том, что использовал всю свою энергию, чтобы защититься от гранаты, посланной ему в спину любезным братом. И неизвестно, сможет ли Эйлен снова сконцентрироваться и создать новый защитный импульс, когда Геллар доберется до него. Новый браслет придаст, конечно собственному импульсу Эйлена дополнительную мощность – если во время первого использования не сгорели те самые две проволочки, что он в спешке допаивал сегодня утром.

* * *

Последний шар глухо щелкнул, входя в двенадцатую лунку. Маларен сдержал победный вопль. Подчеркнуто неторопливо он убрал с лица намокшую челку и сказал:

— Партия.

— Партия, — откликнулся старичок.

Маларен аккуратно поставил клюшку в стойку, прошел к своим вещам и стал натягивать полушубок. Когда он всунул в рукав вторую руку, Аршас сказал:

— Ты так и уйдешь, ни о чем не спросив? Ведь победа дает тебе полное право удовлетворить свое любопытство.

— Пожалуй, что нет, — сказал Маларен. – Я понял, что вы были правы, господин Аршас. Нет такого вопроса, ответ на который нельзя было найти самому. Глупо тревожить чей-то покой и разрывать могилы в поисках ответов, потому что они не там. Они все здесь…

Маларен постучал указательным пальцем по виску.

— Ты точно уверен, что ты не император, Вантара из рода Катины?

— Нет, — засмеялся Маларен. – И никогда им не буду.

— Да, малыш. Не становись великим человеком, пока у тебя есть выбор. Как только ты им станешь — мердереирр и фамилию не спросят.

Принц не стал переспрашивать, что такое «мердереирр», хотя такого слова в языке танаров не было, а улбегойского он не знал. И так ясно было, что ничего хорошего этот глагол означать не может.

— Простите, господин Аршас, что потревожил ваш покой, — сказал Маларен. — Играть с вами было большой честью для меня. А теперь я пожалуй пойду.

— Я провожу тебя, — сказал бендире. – Заодно и заделаю щель, через которую ты попал сюда.

— Я буду очень рад прогуляться в компании столь великого человека, — ответил Маларен.

Мертвый император и его гость двинулись по гладкой дорожке.

— А все же, что ты хотел узнать? – спросил Аршас.

— Я хотел найти выход, — ответил Маларен. — И я его нашел. Я расскажу о нем Геллару.

— А какова была проблема, которая смущала столь юный, но глубокий ум?

— Отец говорит, что истины нет, — ответил Маларен задумчиво. — Что люди могут принять только правду – и от нее, от правды, и устают. Надо дать им другую правду, отличную от той, прямо противоположную той, к которой они привыкли. Надо объединиться с улбегоями и идти на Архаваду. Сам факт объединения сильно освежит умы. А война – это то, к чему мы привыкли. Все привыкли – и мы, и улбегои.

— И ты просишь победы на Архаваде? – с интересом спросил бог.

— Нет, бендире, не прошу, — подумав, сказал принц. — Пусть все будет честно.

— Так за чем же дело стало? Твой отец боится нарушить соглашения – не потому, что он боится, а потому, что понимает, что он слишком стар. Я не следил за геополитикой последнее время, но ведь тебе не меньше двадцати лет, и это значит, что твой отец уже дряхлый старик, ему минимум сорок пять…

Маларен не стал перебивать Аршаса и объяснять про браслеты Жизни. Все же он помнил, что разговаривает с богом. Даже бог может проиграть партию в шары, но остаться при этом великим сможет только истинный бог.

— Ему не пережить вторжения, не ему стоять во главе войска, — продолжал хозяин подземелья. — Да и прежде чем воевать, надо провести разведку.

— Я знаю, бендире.

— Так чего же ты хотел? Ты все знаешь и сам. Сделай так, попробуй.

— Я… Наверное, я хотел, чтобы кто-нибудь сказал мне: ты прав, Вантара. Именно так и нужно поступить.

Бендире засмеялся:

— Ты прав, Вантара хир Катинагархе. Именно так и нужно поступить.

* * *

По рукаву Эйлена проскочили ослепительно яркие искры. Геллар замер в двух шагах от тела брата. «Что за ерунда?», думал принц, да что там – уже император Дастирра и Меконеннена, настороженно наблюдая за танцем холодных разноцветных огоньков. Они сливались, как капли сливаются в лужу. Яркие шарики скатывались с плеч и рук неподвижного Эйлена на его живот.

«Заряд был самый обычный», размышлял Геллар, вытаскивая меч. – «Тела мертвых эйленере я видел, никогда не было такой пакости…»

Дальше он подумать не успел. Эйлен открыл глаза. В его ладонях затрепетал раскрывающийся бутон огненного цветка. Огромные лепестки сомкнулись над головой Геллара, и мир для него исчез.

Браслет, который Эйлен сегодня утром допаивал в спешке, выдержал полевые испытания с честью, несмотря на опасения его создателя.

* * *

Маларен увидел впереди конус света, падающий из дыры в потолке. Принц передернул плечами – почему-то он мерз все сильнее. Даже теплый полушубок не спасал от  мертвенного, тягучего мороза. Его спутник тоже заметил свет впереди.

— Эту дырку ты проделал? – спросил Аршас.

Маларен кивнул.

— Кажется, вы наконец повзрослели, – сказал Аршас. – Я рад.

— Ты всегда так отвечал тем, кто приходил к тебе? – спросил принц. – Успокаивал и говорил, что все будет хорошо?

— В основном – да. Когда родишь детей, избавиться от необходимости успокаивать их можно только одним способом.

— Каким, о бендире?

— Умереть, Вантара. Только умереть.

— Это жестоко. По отношению к тебе, бендире.

Аршас пристально посмотрел на него:

— Не тебе рассуждать о жестокости, юный Вантара, не имеющий никакого воинского звания.

— Да, бендире, конечно. Простите, — поправился принц.

В этот момент в конусе света мелькнула темная фигура. Кто-то еще спускался в подземелье, и этот кто-то очень торопился – человек спрыгнул в щель, даже не держась за веревку.

— Геллар? – обрадовался принц.

Вдруг грудь его сдавило – словно толстая стальная змея душила Маларена в своих объятиях. Принц схватился за грудь, но его пальцы ощутили только мех полушубка. Странное чувство исчезло.

Человек приземлился на корточки, затем выпрямился. Маларен увидел, что на нем белый, хотя исильно испачканный полушубок, и понял, что это Эйлен. Брат вот уже десять лет не носил императорских цветов. Эйлен быстро подошел к ним и сказал, глядя куда-то в потолок:

— Я не сомневаюсь, Аршас Шаазен, что ты дал ему хороший совет. Возьми меня в уплату за это, о бендире! Я здесь, я отдаюсь добровольно! Только позволь мне на прощание поговорить с ним и отдать кое-что.

— Значит, он все-таки обманул меня, — усмехнулся Аршас. — Такой юный, и уже император…

Маларен от изумления закашлялся. Холод, сковывавший все его тело, куда-то уходил, с тела принца словно убирали огромную тяжелую плиту, к тяжести которой он успел привыкнуть настолько, что уже не замечал.

— Да, — сказал Эйлен. — Он должен уйти. Я останусь.

— Ты так его любишь?

— Отец верил, что Вантара найдет выход. Я – не смогу. Нация может прожить без одной руки, но без мозга – нет. Пусть живет мой брат.

И вот тогда Маларен окончательно все понял. Он еще не хотел верить в то, что понял, но уже знал, что это правда. Принц закусил губу, чтобы не закричать.

— Да мне все равно, который из вас, — ответил хозяин подземелья.

Эйлен торопливо обнял Маларена. Полушубок старшего брата пах гарью, порохом и кровью.

— Уходи быстро, не оглядывайся, — прошептал Эйлен в ухо Маларена. – Возвращайся в столицу, немедленно. Все готово в коронации. Мачехе на глаза не попадайся, иди к Картху. Понял меня?

— Эйлен, я не хочу так!

— Ты ведешь себя недостойно императора, — ответил Эйлен, застегивая браслет на запястье Маларена. – Это отдашь парням из моей лаборатории, пусть наладят массовое производство. С этой штучкой каждый чумазый пастух станет эйленере… Иди!

Он обошел застывшего от горя Маларена и сильно толкнул его в спину.

— Не желаешь ли партию в шары, для начала? – услышал Маларен голос Аршаса.

И в этот момент принц понял, что больше никогда не увидит Эйлена.

«Только умереть», прозвучал в голове принца усталый голос бога.

Нет, не так – голос усталого бога.

Маларен сжал кулак.

Это был простейший способ насытить браслет энергией и активировать его – по крайней мере, с Браслетами Жизни надо было обращаться именно так.

* * *

Ослепительную вспышку, гул и грохот, за которым последовала тьма, Эйлен воспринял как побочный эффект подключения. Однако когда его крепко двинуло по плечу чем-то железным, он засомневался. Насколько было известно принцу, разъемы вшивались в позвоночный столб и по периметру черепа в том месте, где обычно проходит нижний край шапки. И вдруг Эйлен понял, что происходит. Маларен воспользовался Браслетом Смерти, и сейчас крушил все, до чего мог дотянуться. Заповедь эйленере – «Не трать время и силу на щупальца осьминога, вырви ему сердце» — Маларен либо еще не проходил, либо уже забыл. Эйлен сконцентрировался и призвал всю силу, какую смог. Где-то на самом дне души шевелился червячок сомнения – Аршас был известен своими фокусами, и все, что видел и ощущал Эйлен, могло быть галлюцинацией, направленной на скорейшее высасывание из него жизненной силы. Но Эйлен все же рискнул. Маларен слепо мял и рвал все вокруг, а Эйлен направил вектор удара на машину, находившуюся под развалинами храма,.

Удар достиг цели. Взрывом Эйлена подбросило вверх. Затем крепко приложило обо что-то головой, и Эйлен отключился.

* * *

Пахло горелой изоляцией, затхлой, застоявшейся смертью и сыростью. Взрывом подземный зал вывернуло наизнанку. На черном от сажи снегу оказались стальные ниточки рельс и трупы, крепившиеся к рельсам сложной системой сервоприводов. Рельсы расходились радиально от того места, где еще сегодня утром находились развалины храма, а сейчас дымилась огромная черная воронка. Маларен с отвращением смотрел на высохшие, словно мумифицированные тела. Самые ближние к воронке трупы рассыпались в прах, но тела рядом с принцем выглядели почти живыми. Эйлен смотрелся немногим лучше. Маларен уже и тряс его, и растирал щеки, и кричал в ухо – но брат не приходил в сознание. Император Дастирра и Меконнена понимал, что он должен оставить тело и идти. Такое иногда случалось с эйленере – человек вкладывал в удар всю свою силу и умирал от мгновенного истощения.

Но Маларен не мог.

Когда он поборол эту недостойную императора слабость и протянул руку, чтобы закрыть брату глаза, Эйлен застонал и повернулся на бок.

— Эйлен! – завопил Маларен.

Тот чихнул. Вантара помог ему сесть.

— Что ты сделал, брат? – спросил Эйлен.

— Я убил бога, — признался Маларен.

— Ну что же, — произнес Эйлен. — Тебе больше ничего не остается, как стать богом самому.

Маларен грустно усмехнулся и осведомился:

— Мердереирр и фамилию не спросят?

— Так ты знал? – изумился Эйлен. – Знал и полез сюда?

— Знал что?

— Аршас питался эмоциями пленников, в этом легенды не врут.  Он делал цифровые копии людей, мердере. Если угодно, мердере можно считать духами – каждая такая копия помнит все, что помнил человек при жизни. Аршас сам был такой копией. А жизнь попавшего сюда была очень бурной и счастливой, за исключением одного – она была не жизнью, а сном…

Маларен снова посмотрел на бесстыдно обнаженные смертью тела, на низкий, алый глаз солнца, и сказал:

— Даже армия мердере не остановит истинного Катинагархе. Ты сможешь идти? Скоро стемнеет.

Эйлен, кряхтя, поднялся. Лыжи обоих братьев унесло огненным смерчем, и им предстояло спускаться ко дворцу пешком по заснеженному склону. Они двинулись, поддерживая друг друга. Когда черная дыра оскверненной могилы скрылась за хребтом, Маларен спросил:

— Его советам можно верить?

— Да, — кивнул Эйлен. – Аршас был не только копией Бендире, с его опытом и эмоциями. Он был единственным удачным симбионтом человеческого и искусственного интеллекта. Его советы славились точностью.

— Но почему… почему нельзя было дать Аршасу другой источник питания? Технологии того времени не позволяли?

— Не знаю, — признался Эйлен. — Думаю, что позволяли. Бендире был большим поклонником старых ритуалов, ну знаешь, раньше в могилу военачальника клали лучших его воинов – и не всегда мертвыми. Или, возможно, Бендире хотел, чтобы люди помнили – ничто не дается даром. Он мог сделать так и для того, чтобы люди научились ценить человеческую жизнь. Жизнь в уплату за ответ – это слишком много, ты не находишь?

Они с Малареном посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Наш прадед сто пятьдесят лет назад именно поэтому разрушил храм, — закончил Эйлен. — Но уничтожить пси-излучатель в его фундаменте не смог. А что Аршас посоветовал тебе?

Маларен задумчиво рассматривал черное пятно на стене дворца, над террасой. Его было хорошо видно даже отсюда. Затем перевел взгляд на воронку чуть ниже по склону. Сейчас ее заполнили глубокие тени, но император знал, что лежит под непрозрачным покрывалом тьмы.

— Мы пойдем на Архаваду, — ответил он брату.

Эйлен помолчал. А потом ответил:

— Да, о бендире. Мы возьмем ее? Мы убьем живущих там?

— Не знаю, победим ли мы, — признался Маларен. — Не знаю, сколько из живущих там мы убьем, хотелось бы как можно меньше. Но я знаю – и знаешь и ты – что нет ничего, кроме времени, которое надо занять, и скуки, которую надо убить.

— Может, и так, — ответил Эйлен задумчиво. – Мне никогда не было скучно.

— Ты творишь.

— Пожалуй, ты прав, — кивнул Эйлен. – В конце концов, разрушение – это тоже занятие.

Они спустились вниз еще метров на двести, по молчаливому соглашению обошли воронку стороной. До дворца, казалось, уже рукой подать. В горах предметы часто кажутся ближе, чем они есть. Братья остановились передохнуть.

— Мне тут недавно подруга анекдот рассказала, — произнес Маларен. – Хочешь послушать?

— Отчего же нет.

— Представь, что ты прожил долгую, насыщенную жизнь, — размеренно произнес император Дастирра и Меконнена. – Захватил Архаваду, родил восемь детей от двух жен, стал великим эйленере и самым духовным, самым мудрым человеком двух планет. А потом приходит день, и ты умираешь. Переплываешь на лодке через Черную Реку, и вдруг видишь свет. Над тобой склоняются треугольные морды с восемью глазами и хоботом и спрашивают тебя: «Ну что, пацан? Хороший имиз? Круто вставляет?»

Эйлен расхохотался.

— Ты тоже об этом думаешь, — сказал он. – Что Аршас поймал тебя?

Маларен неохотно кивнул:

— Зря ты мне об этом рассказал. Мне теперь не отделаться от мысли, что я на самом деле не здесь с тобой, а там, вишу на этих стальных хомутах, и все это – галлюцинация, наведенная самым мощным в мире пси-излучателем… Но сон это или нет, мы должны действовать.

— Да, Вантара, — сказал Эйлен. — С тобою – не соскучишься.