— Айне! Просыпайся, пора…

Чуть дрогнули ресницы – и больше ничего.

— Айне, солнце скоро сядет!

Легкая тень недовольства  пробежала по ее лицу, но глаза по-прежнему закрыты.

— Сегодня самая короткая ночь в году! Неужели ты снова проспишь ее? Середина лета, Айне!

В голосах, что не дают ей спать, уже столько просительных интонаций, игнорировать их все труднее и труднее. Но сладкая дрема все еще не отпускает. Да и зачем?

— Зачем мне просыпаться?  Все позабыто, все ушло, и я хочу спать. Никто больше не разводит костров на моем Холме.

— Ты ошибаешься! Костер уже горит!

— Костер горит?!

Ресницы стремительно взлетели, и взгляд открывшихся глаз так же ясен, как летнее небо над Кнокайни.

— Горит-горит, сама посмотри!

Села, заботливые руки тут же стали расплетать  золотистые косы, чесать их частым гребнем, на плечи накинули тонкую ткань-паутинку, застегнули на левом плече серебряной фибулой-лебедем, а на ноги обули туфельки из чего-то нежного и бархатистого.

— Всего один костер! Немного… когда-то весь Холм пылал, мужчины высоко поднимали шесты с горящими пучками соломы, и размахивали ими, славя богиню.

Она встала, и белое одеяние тут же опоясали над бедрами серебряной цепью, расправили складки и тонкий стан стал казаться еще прекраснее.

— Да, всего один. Зато хлеб уже преломили, и сплеснули напиток в траву. А главное…

— Кровь. Да, я чувствую ее – эту каплю молодой горячей крови. Пора.

Айне шла по ситхену, и он оживал. Из зала в зал – свет, исходящий от самих стен замка вспыхивал при ее появлении, простой камень полов становился белым мрамором, а потускневшие узоры на стенах обретали давно утраченные краски.

Посреди большого круглого зала пылилась пустая чаша фонтана. Богиня покачала головой, увидав грустно поникшую голову каменного оленя, легко перешагнула невысокий бортик. Тонкие пальцы нежно коснулись холодного гладкого бока, осторожно погладили.  Рога качнулись, олень шевельнулся, и взгляд черных пронзительных глаз встретился с глазами Хозяйки.

— Беги. Что ты застыл, fianna?

Он сорвался с места, обрызгав ее с ног до головы, ударил задними ногами по воде, уже по щиколотки заполнившей фонтан и понесся по замку, а отовсюду слышались радостные возгласы и приветствия.

Воздух ситхена наполнился музыкой, Айне снова шла вперед – она хотела увидеть Древо.

Огромное, белое, оно высилось посреди зала, который люди назвали бы тронным, и росло сразу в прошлом, будущем и настоящем. С него срывались пожухлые листья, на нем распускались цветы, и золотились горько-сладкие плоды Истины.

Айне коснулась его гладкой коры, и Древо склонило к ней ветвь, лаская бледную щеку темной зеленью листа. Они о чем-то шептались – и диалог этот никто не мог услышать. Но ситхен вздохнул и заворочался, точно большой зверь, много лет пролежавший в спячке.

Богиня поцеловала напоследок нежный цветок, прятавшийся меж листьев, и он порхнул ей в волосы, украсив простое изящество прически изысканностью бело-розовых лепестков.

Вот, наконец, и выход – обитатели ситхена толпятся в нетерпении, ожидая разрешения выйти вслед за Хозяйкой. Ночь середины лета! Какой же это веселый праздник, как радостно звучит музыка, как танцуют и веселятся фейри! Столбы, охраняющие вход в Холм, медленно подняли тяжелую каменную дверь – и теплые летние сумерки встретились с волшебным воздухом Кнокайни.

Она шла по траве подлунного мира и улыбалась.  Крохотные феи-светлячки порхали вокруг нее светящимся облаком, касались обнаженных рук и запутывались в волосах.

Вот и они – три девочки, пробудившие ее сегодня. Изумленно смотрят, переглядываются. Рассыпанные по траве чипсы, опрокинутая бутылка колы. Они и понятия не имеют, что это означает в таком месте как Кнокайни. О, да они же купались в Лох-Гур! Айне ясно видела капли его темных вод в растрепанных ветром волосах малышек.

Пламя небольшого костра взвилось вверх, приветствуя Линнен Ши, и она спросила с улыбкой:

— Хороша ли эта ночь для вас, cailíní?

Они смешались, но потом ответили довольно бойко. Выяснилось, что ночь не слишком хороша. Сначала Сюзи неудачно вскрыла пачку с крекерами, и теперь их ужин валяется на траве, а кушать с земли им мамы запрещают строго-настрого. Потом Элин опрокинула колу, а пить, как назло, хочется просто ужасно! И в довершение всех бед Кэйт порезала палец на ноге, причем никто так и смог понять, как это получилось – наверное, наступила на что-то острое в траве.

Высокая красивая женщина выслушала их и утешила. Она сказала, что все не так уж страшно. Нужно только попытаться найти камень. Большой такой камень, валун, и посидеть на нем. Да, именно посидеть, ничего особенного. И тогда все будет хорошо. Точно-точно, она обещает.

Женщина помогла им соорудить факелы, и девчушки побежали вокруг холма. Им пришлось сделать это три раза, прежде чем они наконец-то нашли его. Катхар едва был виден, уйдя в землю почти целиком. Девочки по очереди усаживались на его теплую, согретую за самый долгий день в году поверхность и замирали на несколько секунд.

Женщина появилась рядом и, склонившись к камню, погладила его как большого старого пса.

-Cathair, — проговорила она певучим голосом с нездешними интонациями, — подари этим девочкам то, чем славятся дети Дану. Пусть они будут как Туата Де Дананн, понимать поэзию и музыку, уметь веселиться и привлекать взоры своим очарованием.

Девочки переглянулись. Что за странные слова говорит эта удивительная женщина? А Линнен Ши по очереди касалась их лбов и улыбалась. Она дарила им еще и власть над мужскими сердцами, но пока они еще слишком малы, чтобы воспользоваться ею. Пусть подрастут.

Она попрощалась с девочками и те ушли домой, удивляясь тому, что пить и есть совсем расхотелось, а на тропинке светло и видно каждую травинку. Айне улыбалась им вслед, брауни позаботятся о том, чтоб дома детей не ругали, а накормили и уложили спать.

Теперь, когда люди покинули Кнокайне, Холм открылся до конца. Высокие столбы  держали его вершину, а фейри сновали туда-сюда, танцевали и веселились, празднуя середину лета.

— И что же в подлунном мире, где о нас давно позабыли, станут делать с твоим даром эти девочки, Айне?

— Он им пригодится, не сомневайся! Они сложат песни о нас. Они станут их петь – и дар очарования привлечет к ним все сердца. Люди так хотят волшебства, — боятся, но хотят. А девочки дадут надежду, что все возможно. И на моем Холме снова будут гореть костры.

Богиня усмехнулась.

— А смертные мужчины снова станут искать встречи со мной.

— О, мужчины! Тот граф был весьма недурен!

— Как давно это было!

— Значит, будет снова!

— Будет, будет!

А девчушки торопились домой. Сюзи, для которой обычные слова теперь будут складываться в чудесные стихи, мечтательно улыбается. У Кэйт в голове уже звучат обрывки дивных мелодий,  что сложатся однажды в композиции небывалой красоты и мощи, и пальчики двигаются, будто перебирают струны гитары. А рыжая задира Элин подгоняет своих подружек, не ведая о том, что звук ее голоса заставит людей замирать в восхищении, когда, словно обещание рая на земле будут литься из ее уст слова, написанные молчаливой Сюзи.

Однажды они перевернут музыкальный мир людей, взойдут яркой звездой, как та, что сияет сейчас над Кнокайни, озаряя им путь во тьме летней ночи. Их назовут множеством лестных эпитетов, слова их песен станут так же известны, как когда-то сказания о богах и героях. И в то, что древнее волшебство сидхе живет рядом, поверить будет так радостно и просто.

Линнен Ши улыбалась, мечтательно глядя на пламя костра.

Волшебная ночь середины лета еще только вступала в свои права.