Посвящаю Л.В. Ксанфомалити, рассмотревшему на снимках

поверхности Венеры объекты, имеющие свойства живых существ

Ошибочно полагая, что «утренняя звезда» и «вечерняя звезда» — две разные планеты, Древние египтяне называли её Тиомутири и Оуайти, Древние греки – Люцифер и Геспер.

Но Мы знаем, что она едина, что она одна. Это она является нашему взору и на утренней заре, и в вечерних сумерках заката. Мы зовем ее Венерой — именем богини любви и красоты из Древнеримского пантеона богов.

Конечно, глубокое заблуждение – назвать эту планету таким нежным женским именем. Возможно, ее следовало бы назвать в честь какого-либо бога подземного мира, властелина ада. Ад, в том понимании, которое сложилось из религиозно-мистических представлений, — вот с чем ассоциируется эта планета, когда стоишь на ее поверхности.

Венера, именем своим олицетворяющая саму любовь, крайне ненавистно встречает своих гостей: плотная атмосфера давит тяжестью девяноста двух атмосфер раскаленного до полутысячи градусов ядовитого газа.

Красоты, в общепринятом эстетическом понимании, во внешнем облике планеты, тоже очень мало: блеклое серо-оранжевое небо, по которому, быстро меняя очертания и формы, движимые атмосферным потоком мчатся грязно-желтые облака; горячая каменно-базальтовая поверхность, присыпанная мелкой крошкой реголита цвета сухой глины; могучий ветер крутит мириады пылинок у поверхности, видоизменяя очертания рельефа; мир Венеры погружен в полумрак: солнечный свет с трудом проникает через газовую оболочку планеты.

А как шумит Венера!.. Первый раз он услышал ее много лет назад в юности, когда учился на отделении пилотируемой космонавтики в Академии. В ее электронной библиотеке имеется раздел с многочисленными звуковыми файлами, на которых записаны «голоса» планет, переданные автоматическими зондами с их поверхностей. Планет, чьи голоса человечество услышано, было не так много, но Венера среди них была представлена, почти десятком записей.

Говор Венеры не спутать ни с чем: ни с немым молчанием вакуума Луны и Меркурия, ни с еле слышным шепотом Марса, ни с завыванием атмосферы спутника Сатурна Титана.

Слушая запись, закроешь глаза: будто стоишь на берегу моря, а море неспокойное, штормовое: волны бьются о берег, ветер шумит, изредка доносятся гулкие громовые раскаты…

Венера. Северная оконечность равнины Геневры, в 60 км от Области Альфа.

Функции скафандра не позволяют слышать планету, но он знает, как она с ним говорит. В голове отчетливо звучит ее голос, выступая звуковым фоном, делая восприятие картины этого мира более полным.

Тяжелый ботинок скафандра подмял реголит, оставив на поверхности четко прорисованный неглубокий отпечаток.

Здесь, за сверхпрочной внешней броней скафандра, за многочисленными слоями внутренней изоляции, ярость характера Венеры не ощущается: система жизнеобеспечения поддерживает оптимальные для человека параметры микроклимата: температуру в двадцать градусов, нормальную влажность и давление – маленький объем Земли в этом «сюрреалистическом» враждебном мире.

Секундное оцепенение прервалось: сквозь шипение помех раздался голос. Говорит Земля.

ЦУП (Москва): «Орел-1, качество картинки плохое. Поля, вне области обзора, размытые. Проведите фокусировку».

Орел-1: «Принял. Провожу».

Конструкция венерианского скафандра значительно отличается от «классической» компоновки подобных изделий, предназначенных для перемещения по небесным телам: шлем не оборудован прозрачным забралом светофильтра. Изображение с внешних камер проецируется на внутренний экран шлема. Камеры передают значительно более широкую панораму, чем охватывает взор человека. Космонавтом это воспринимается, как полное отсутствие шлема, словно стоишь на планете с открытой головой. Изображение дополняется многочисленными функциональными параметрами скафандра, данными о внешней среде, картой позиционирования на поверхности в районе посадки с указанием пунктов-целей миссии. Все, что запечатлевают камеры скафандра, видят на своих мониторах операторы Центров управления полетом, находящихся в Москве и Иокогаме.

Первая пилотируемая российско-японская экспедиция на Венеру. Первые люди на ее поверхности – одно из величайших событий в истории человечества.

Эйфория, связанная с первым шагом человека по Венере, быстро прошла. Отгремели аплодисменты, отзвучали восторженные поздравительные речи, полные пафоса величия этого события. Люди были настроены на работу, работу насыщенную, тяжелую.

Космонавт с позывным «Орел-1» — командир экспедиции, россиянин Виктор Терехов – разместился боком ко второму участнику миссии. Камеры автоматически произвели настройку улучшения качества «внеобзорных» полей панорамы, ориентируясь на четкость изображения плавных обводов огромного, весом (на Земле) около трехсот килограмм, высотой почти три метра, кирасного роботизированного скафандра с шарнирами-сочленениями на местах сгибов конечностей. Картинка скафандра отделилась от общей панорамы, увеличилась. Стали хорошо различимы детали: на белоснежном корпусе, в верхней правой части, — эмблема первой пилотируемой экспедиции на Венеру, ниже – имя японского космонавта-исследователя, начертанное красными буквами, кириллицей и иероглифами. Акира Танигава — второй номер экспедиции, бортинженер, обладатель позывного «Орел-2».

В связи с огромным расстоянием, операторы на Земле увидят произведенную настройку изображения лишь спустя некоторое время, время, которое требуется сигналу для преодоления космической бездны между планетами. Несмотря на единовременность происходящих событий, все действия людей на Венере становятся достоянием землян только через несколько минут. Столь большая задержка в передаче данных является (хоть и несущественной) проблемой исследователей планет Солнечной системы.

Хронометры экспедиции и Центров управления синхронизированы. Не видя происходящего на планете, специалисты в ЦУПах знают, что в то или иное время выполняют космонавты-исследователи: каждый этап миссии скрупулезно отработан на «венерианском полигоне» на Камчатке.

Сейчас, спустя чуть более двух часов после посадки, отставание от графика-регламента составляет не более пяти секунд (сказалось замешательство от лицезрения облика Венеры и настройки изображения с камер).

В московском Центре управления полетами кипит бурная деятельность. Десятки специалистов выполняют возложенную на них работу. Каждый из них прекрасно знает свое дело, каждый вносит неоценимый вклад в успех экспедиции.

Аркадий Сенчин руководитель программы пилотируемого полета на Венеру, раскрасневшийся от волнения, как колосс возвышается над рядами рабочих мест. Его лаконично краткие и четкие команды, словно электрические разряды, подстегивают всех членов команды трудиться как единый организм, сердце и мозг миссии.

— Закончили загрузку данных с аэростата?

В ответ утвердительный кивок одного из специалистов.

— Выведи на экран.

По одному из трех гигантских мониторов, установленных в Центре управления, поползли буквенно-цифровые строчки с данными, содержащими информацию об функционировании одного из важнейших элементов экспедиции: венерианского аэростата «Venus – Sky Start», который позволит космонавтам покинуть атмосферу Венеры и подбросит их на орбиту.

Сенчин внимательно вгляделся в монитор, жадно, строчка за строчкой, поглощая и анализируя информацию. Ход логических размышлений прервал лысоватый начальник группы, ответственной за функционирование стартовых систем:

— Аркадий Петрович, все системы VSS работают нормально. Отклонений нет.

— Отлично, — подытожил Сенчин.

Со своего места подскочил один из заместителей Сенчина:

— Посмотрите, — заместитель развернул монитор компьютера в сторону начальника. — Иокогама передает картинку места посадки с буровой.

Венерианский пейзаж. Матово-белый диск взлетно-посадочного корабля «Aurora». Еле различимые фигурки космонавтов, вытаскивающих научное оборудование из грузового отсека.

— Аркадий Петрович, — окликнул шефа начальник группы, ответственной за выполнение этапа программы на поверхности планеты. — Орлы разгрузку закончили. Через двадцать секунд выдвигаемся к буровой.

Несмотря на кажущуюся массивность скафандра, перемещаться в нем довольно легко: любое движение человека многократно усиливается электроприводами роботизированной системы. Путь до буровой, длинной в километр, преодолели за двадцать минут.

Довольно большой, размером с автомобиль, японский венероход VSL, оборудованный буровой установкой, прибыл на планету на шесть часов раньше пилотируемой экспедиции. Управляемый из иокогамского Центра, он добрался до пункта, в котором будут производиться работы, подготовился к бурению: выдвинул опоры-аутригеры, установил буровую колонну в вертикальное положение.

Место бурения выбрано неслучайно: предполагается, что этот сравнительно небольшой участок – древнейшая поверхность в северном полушарии, ненакрытая лавовым покрывалом, извергнутым венерианскими вулканами в недалеком, по геологическим меркам, прошлом планеты.

Перед космонавтами, на первый взгляд, стоит простая рабочая задача: углубиться в грунт почти на пять метров, извлечь колонку керна, разместить его частями в специальных герметичных контейнерах-тубах, и доставить их в грузовой отсек корабля.

В соответствии с регламентом полета, управление процессом бурения принял на себя Акира Танигава. На экран шлема вывелся интерфейс программы управления венероходом. Подчиняясь командам космонавта-оператора, буровая установка произвела работу в «холостом», тестовом режиме: коронка бура начала быстро крутиться, периодически меняя направление вращения, бур несколько раз переместился вверх-вниз, «рука-манипулятор» совершила набор движений, имитируя подъем-опускание груза. Венероход VSL прекрасно перенес полет и посадку – все системы работают превосходно.

Пока Танигава упражнялся с буровой, Терехов прошел еще сотню метров на север в поиске удобного места для установки датчика сейсмической активности. Подходящее место нашлось быстро: ровная каменистая площадка практически чистая от крошки реголита.

Скафандр «Hercules-V» — вершина воплощения эргономики в глубоко интегрированных системах «человек-машина». Работать в нем не менее удобно, чем в превосходно подогнанном костюме.

Терехов легко опустился на одно колено, раскрыл кейс с научным оборудованием, извлек сейсмометр, внешне похожий на большую перевернутую тарелку, смел перчаткой скафандра с камня местную пыль, установил датчик на поверхность, предварительно его активировав.

— Приступаю к бурению, — раздался в наушниках шлема голос Танигавы.

Алмазная буровая коронка медленно начала вгрызаться в очень твердый грунт, разбрасывая по сторонам мелкие частички разрушенной породы.

Терехов поднялся, огляделся: бескрайняя унылая равнина, лишенная разнообразия красок, присущих Земле, не выдавая каких-либо возвышенностей рельефа, простирается на многие километры, вплоть до слабо различимой линии горизонта. На карте позиционирования, которую видел перед собой на экране космонавт, точка-пункт, обозначающая площадку установки датчика сейсмической активности, сменила цвет с красного на зеленый, указывая на успешное завершение этого этапа экспедиции.

Подхватив кейс, Виктор двинулся в путь. Следующий пункт индивидуальной программы исследований космонавта – поле крупногабаритных валунов, расположенных в полукилометре от места установки сейсмометра.

— Прошли отметку в тридцать сантиметров, — сообщил японский космонавт.

— Хорошо. Продолжаем работу. Двигаюсь к валунам, — выдал в эфир Терехов.

— Виктор, вижу трещины, — взволнованный голос Танигавы заставил Терехова остановиться.

— Грунт проваливается, — буквально прокричал японец.

Терехов, насколько быстро это можно было сделать, развернулся и увидел: участок венерианского грунта, на котором проводилось бурение, сильно прогнулся, вздрогнул, на мгновение замер, и, окутанный пеленой серой пыли, провалился, увлекая за собой японского космонавта и венероход. Из наушников, сквозь треск помех, вырвался душераздирающий крик, передающий ужас, который испытывал японец. Крик быстро ослаб и исчез, утонув в шуме помех.

— Акира! – выкрикнул Терехов и, отбросив в сторону кейс с оборудованием, бросился к образовавшемуся провалу.

Бежать по поверхности Венеры – мероприятие довольно затруднительное: плотность атмосферы очень велика – все движения получаются неестественно медленными, словно пробираешься сквозь толщу воды, несмотря на приложение неимоверных усилий, естественно со стороны роботизированного скафандра.

В голове неслось бесчисленное количество мыслей, но растерянность, охватившая Терехова, не позволяла сосредоточиться хотя бы на одной из них. Виктор осознал, что сейчас он сообщает в ЦУП о случившемся, но ни одно из произнесенных им слов он не запомнил. Все сказано им автоматически, заученными фразами в соответствии с предписаниями инструкций.

Восприятие времени изменилось. Как долго он добирался до провала? Но сейчас он стоял у самой его кромки, всматриваясь в темень возникшей бездны.

— Акира?! – с надеждой в голосе негромко позвал Виктор. Прислушался. В ответ – тишина. Нет даже, ставшего привычным для слуха, шума помех.

Терехов немного наклонился вперед, чтобы хоть что-то попытаться разглядеть во мраке. Вдруг камни, на которых он стоял, резко сдвинулись и поползли, стаскивая его вниз, в пропасть. Терехов машинально взмахнул руками в попытке сохранить равновесие – ощущение свободного падения возникло внезапно. Мышцы резко напряглись, голова самопроизвольно вжалась в плечи: Виктор падал. Бездна мгновенно поглотила его.

Страх сковал тело и волю космонавта, на вдохе перехватило дыхание. Перед глазами промелькнули пласты породы, и в следующий миг Терехов влетел в огромный объем пустоты дна, которой не видно. Восприятие действительности прекратилось…

Впервые плотная атмосфера этого мира сыграла для человека положительную роль. Благодаря ей, падение прошло сравнительно медленно. Достигнув дна, Терехов рухнул на грунт. Сознание покинуло его…

… Московский ЦУП гудел сотней голосов: помещение Центра заполнилось специалистами различных отделов, работающих в программе пилотируемого полета. На мониторах непрерывно просматривали последние минуты записей, переданных с камер скафандров, прослушивали переговоры космонавтов и спешный, краткий доклад командира экспедиции, делали бесчисленные, непрекращающиеся попытки связаться с Тереховым и Танигавой.

Вся эта многочисленная толпа, на первый взгляд совершенно не организованная, лихорадочно пытается выработать единственно верный алгоритм действий по спасению членов экспедиции.

Все специалисты сошлись в едином мнении: вероятно, исследователи угодили в провал, образовавшийся из-за бурения.

Картину произошедших на планете событий дополнили данные, полученные с сейсмометра, который установил Терехов за полминуты до трагедии.

В том, что произошла именно трагедия, никто из присутствующих в Центре управления не сомневался, но даже видом своим никто не выдавал тех мрачных мыслей, которые вкрадывались в их головы – все продолжали работать.

Перед специалистами стоит определенная первоочередная задача: найти потерянных  участников венерианской миссии.

Индивидуальные навигационные датчики космонавтов молчат, поэтому их положение не отображается на карте поверхности. Причин отсутствия сигнала может быть несколько: во-первых, поломка, но вероятность одновременного выхода из строя сразу двух датчиков крайне мала; во-вторых, нахождение космонавтов в месте, из которого получение сигнала затруднительно. Учитывая собранную, на данный момент, информацию, второй вариант принимается за единственно подходящий.

С момента потери связи с экспедицией прошло ровно тридцать томительно долгих минут. Все ждали сведений с венерианского аэростата «Venus – Sky Start» камеры, которого должны снять место посадки на планете сквозь толщу облачного покрова.

Мировая прямая трансляция полета на Венеру была прервана. Несмотря на позднее время, главы космических ведомств России и Японии выступили с поспешным официальным докладом, в котором утверждалось, что потеря связи с пилотируемой экспедицией произошла в результате технических неполадок, которые сейчас устраняются. Естественно, истинные причины прекращения связи не назывались.

Аркадий Петрович Сенчин в своем маленьком кабинете по закрытому каналу видеосвязи докладывал о принимаемых мерах по спасению космонавтов лично премьер-министру страны Краснову Григорию Евгеньевичу. Сенчин был предельно честен: он не скрывал, что говорить о спасении членов миссии слишком рано: их необходимо еще найти; Сенчин обращал внимание премьера на тот факт, что если глубина провала, в который, вероятно, попали космонавты, велика, то они могли погибнуть при падении, но если они на данный момент живы, то попросту не смогут выбраться на поверхность.

Слушая Сенчина, премьер хмурился, поджимал губы, мелко кивал головой, но, будучи человеком тактичным, слушал внимательно и не перебивал его. По лицу Краснова понятно – в его голове происходит непрерывный мыслительный процесс.

— Таким образом, — подытожил руководитель программы пилотируемого полета на Венеру. – Сейчас мы можем только ждать.

Премьер, закрыв глаза, несколько раз провел ладонью по лицу, уперся кулаком в подбородок и, вопросительно уставившись на Сенчина, спросил:

— Аркадий Петрович, сколько, по-вашему, нам необходимо ждать?

— Определенно магу вам сказать, — ответил Сенчин. – Система жизнеобеспечения скафандров проработает еще четыре часа. Затем шансов на спасение, к сожалению, не останется.

— Четыре часа, — задумчиво повторил премьер, растягивая слова. – У нас есть еще четыре часа.

Краснов поблагодарил за доклад, сказал, что лично передаст этот разговор президенту, и отключил связь.

Сенчин встал, сделал глоток остывшего горького кофе из пластикового стаканчика. Через стеклянную перегородку его кабинета видно зал Центра управления полетами. Один из специалистов, подняв руку вверх, пытался привлечь его внимание, указывая на мониторы.

Сенчин выскочил в зал. В ЦУПе воцарилась тишина: все внимательно смотрят на центральный экран, на котором формируется изображение поверхности Венеры в месте посадки пилотируемой экспедиции, переданное аэростатом VSS.

Снимок имеет хорошее разрешение – различимы детали венерианского ландшафта размером до одного метра. Оператор медленно передвигает изображение. Видно диск корабля «Aurora», научное оборудование, извлеченное космонавтами из его грузового отсека, посадочная платформа, доставившая на планету венероход VSL, также можно разглядеть, брошенный Тереховым, серебристый кейс с приборами. Одного на поверхности планеты не видно – космонавтов-исследователей. С экрана на специалистов ЦУПа, пугающая своей глубиной, взирает черная полоса провала. Сомнений не осталось – именно она поглотила членов экспедиции.

Спустя несколько минут после разговора Сенчина с премьер-министром по одному из коридоров Кремля быстрым шагом, граничащим с бегом, мчалась глава пресс-службы президента. В ее руке большая красная папка с позолоченным гербовым теснением. В папке – некролог, с которым должен выступить глава государства на экстренной утренней пресс-конференции. Некролог – обращение к нации, содержащее скорбную новость о гибели космонавтов первой венерианской экспедиции.

Примерно в то время, когда камера аэростата VSS сделала снимок участка посадки, Терехов начал медленно приходить в себя. Первые осознанные мысли прорезали муть сознания. Воспоминания о последних событиях пронеслись в голове – Виктор вздрогнул. Чувство тревоги навалилось щемящей болью в груди. Терехов открыл глаза: он находится в громадном подповерхностном образовании, подобном пещере. Все пространство погружено в темноту, лишь сверху лучом спускается слабый свет. Свет проникает через образовавшийся провал, который отсюда, снизу, кажется серо-оранжевой полосой на черном фоне свода пещеры.

Виктор слегка приподнялся на локтях. Это простое движение далось ему с трудом: тиски боли сдавили голову, помутнело в глазах; сильнейшая слабость сковала тело, возникло непреодолимое желание лечь – космонавт завалился назад, но сразу же вновь поднялся. Его внимание привлекло что-то, что лежало на нем. Терехов присмотрелся: перед ним, несомненно, некое существо. Существо внешне походило на черепаху: имело большой панцирь, покрытый камнеподобными симметричными наростами, четыре тонкие длинные конечности-лапы, как у насекомого и короткую толстую шею с небольшой головой, лишенной глаз, но покрытой многочисленными усиками, которые, извиваясь, шарили по броне скафандра.

Впрочем, это нечто, один взгляд на которое вызывал отвращение, назвать черепахой можно было только с большой натяжкой.

Превозмогая слабость и боль, Терехов вскочил на ноги, сбросив с себя существо. Мерзкая тварь упала, показав космонавту свое панцирное темно-коричневое брюхо, ловко перевернулась и, быстро засеменив конечностями, скрылась во тьме.

— Что за тварь?! – в страхе выкрикнул Виктор и крепко выругался.

Космонавт пошатнулся, сделал пару шагов назад и остановился, упершись в метровую каменную глыбу. В глазах опять помутнело. Пульсирующим давлением в висках отдавалось бешеное биение сердца. Собственное тяжелое дыхание – единственное, что сейчас он слышал в полной тишине скафандра.

Так! Стоп! Хватит! Прекрати! Возьми себя в руки! Ты – космонавт, а не сопляк!

Встряхнутое внутренними порывами, вернулось самообладание. Сжав кулаки, Виктор начал успокаиваться – стали приходить в норму дыхание и ритм сердцебиения. Запредельные значения этих жизненных показателей приводят к повышенному потреблению кислорода, запас которого ограничен.

Терехов обвел взглядом окружающее пространство. Изображение с камер, автоматически подстроенное под отсутствие освещения, позволило лучше разглядеть место, где он находится.

Ботинком скафандра Виктор очистил от обвалившейся породы небольшой участок, на котором он стоял: под ним ровная базальтовая поверхность, покрытая множеством мелких трещин, из-за чего она частично крошилась под тяжестью скафандра «Hercules-V».

Вернувшиеся самообладание и ясность мышления позволили Виктору трезво оценить сложившуюся ситуацию. Выбраться на поверхность тем путем, которым он сюда попал, не получится: высота свода подповерхностного образования никак не менее тридцати метров. Система жизнеобеспечения сможет поддерживать пригодные для существования параметры внутри скафандра еще четыре часа. Значит, есть четыре часа на то, чтобы попытаться спастись. Эта мысль не придала Виктору оптимизма. Медлить нельзя – надо выбираться. Осмотр пространства пещеры позволил предположить ее значительную протяженность. Поэтому единственное, что можно предпринять – двигаться в одном из направлений, которые не просматривались из-за темноты. Но сейчас, в первую очередь, необходимо отыскать японца. На призывы Виктора Акира, как и ЦУП, не отвечает. Где он находится можно только предполагать. Терехов разглядел, не очень далеко от себя, торчащее из кучи породы колесо венерохода – значит где-то рядом может быть японский космонавт, но в огромном навале грунта ничего не указывало на его присутствие.

Существует способ связаться с роботизированным скафандром Танигавы посредством дистанционного управления в режиме «дублирование действий». Это позволит полностью руководить скафандром, все движения которого будут выполняться синхронно с «Hercules-V» Терехова.

Виктор осуществил подключение. На мониторе отобразилось графическое изображение скафандра японца с указанием его функциональных параметров. На первый взгляд все системы работают хорошо, но Терехов заметил, что температура воздуха его внутренней полости перевалила за отметку в тридцать градусов. А это не соответствует тому значению температуры, которое должно быть после нескольких часов нахождения на поверхности и которое поддерживается в скафандре Терехова. Ничего хорошего такая высокая температура не сулила: существенно ограничивалось время, отведенное на жизнь.

Терехов сделал резкое движение руками вверх в надежде, что «Hercules-V» японца повторит это движение и его удастся обнаружить, но руки-манипуляторы изображения скафандра замигали красным, указывая на невозможность полноценного повторения, очевидно, из-за тяжести придавившей породы. Виктор отметил, что в том месте обвала, где, по его мнению, может находиться Акира, немного сполз грунт.

Не раздумывая, он бросился к этому месту. Вся картинка скафандра японца, которую видел перед собой Терехов, вспыхнула красным: заваленный робот пытался бежать. Его безуспешная попытка бега заставила кучу обвала слегка шевелиться. Сомнений нет: Танигава здесь.

В несколько прыжков преодолев расстояние до кучи, Виктор принялся неистово разгребать грунт. На то, чтобы докопаться до японца, потребовалось минут десять непрерывной работы и огромное количество энергии, потраченной скафандром. Наконец, показался корпус робота, его руки-манипуляторы взметнулись вверх, повторяя движения Терехова. Виктор отключил режим «дублирование действий» — «Hercules-V» неподвижно замер. Боковым зрением космонавт заметил, что рядом с ним, метрах в семи, на плоском камне, прижавшись к нему брюхом, сидит венерианская «черепаха». Ее длинные подогнутые конечности, высоко возвышающиеся над панцирем, неспешно переминались, словно она готовится к прыжку.

— Отвали тварь, — что есть мочи заорал Виктор и швырнул в «черепаху» обломком породы, подхваченной с кучи. Булыжник, шлепнувшись о камень, на котором она сидела, отлетел в сторону. Существо, отреагировав на опасность, отпрыгнуло назад, остановилось, повело вправо-влево головой, словно осматриваясь, развернулось и молниеносно нырнуло в темноту пещеры.

Виктор, опять выругавшись матом, продолжил высвобождать Акиру из-под завала.

Нижние конечности скафандра японца оказались придавлены крупным куском породы. Упершись руками, Терехов сдвинул тяжелый камень. Датчик динамической нагрузки отобразил вес – почти сто килограмм. Удар такой массы мог повредить «Hercules-V». И, действительно, повредил. Терехов, с сожалением, отметил, что на левой конечности, в области коленного сочленения, имеется небольшая вмятина. Но этот, на вид незначительный, ущерб может стать непреодолимым препятствием к спасению: любое повреждение скафандра приводит к снижению его термоизоляционных свойств. Это объясняет высокую температуру воздуха внутренней полости.

Терехов передал команду на подъем. «Hercules-V» встал. На изображении с внутренней камеры шлема видно бледное лицо, покрытое потом, глаза закрыты. Танигава без сознания. Его жизненные показатели снижены: редкий пульс, замедленное дыхание, низкое кровяное давление. Возможности помочь ему, здесь, нет — надо уходить.

— Пошли, — утвердительно произнес Виктор и двинулся вдоль завала. «Hercules-V» повел японца за Тереховым.

Обойдя кучу, космонавт остановился. Куда идти? В какую сторону? Необходимо сделать выбор. Но оба направления ничем не отличаются друг от друга. Кромешная тьма скрывает их. Этот момент раздумий напомнил Терехову эпизод из народной сказки про богатыря, стоящего на распутье перед камнем-указателем. Но разница между положениями былинного героя и русского космонавта огромна. По какому пути идти, чтобы голову не сложить – неизвестно.

Некоторое время Терехов стоял в растерянности, глядя на смутно угадывающие в непроглядной темени очертания свода пещеры. В нескольких метрах перед ним, между камней, прошмыгнула «черепаха». Виктор ринулся к ней, замахнулся ногой, чтобы как следует треснуть – ботинок скафандра прорезал пустоту. Существо, вновь проявив немыслимую верткость, умчалось. Умчалось в одном из тех направлений, которые поставили перед космонавтом задачу выбора. Виктор двинулся вслед за тварью. Выбор сделан.

Терехов решил не упускать венерианское животное из виду. Сделать это, конечно, будет достаточно трудно: благодаря окрасу, «черепаха» сливается с окружающим миром, единственное, что отличает ее от местных камней – способность двигаться, но и это больше минус, чем плюс, так как она может просто быстро убежать.

Идти пришлось медленно: под ногами то и дело попадались крупные каменные глыбы и неглубокие, но достаточно широкие расщелины, которые приходилось обходить стороной.

Прошли метров пятьсот, как в наушниках раздалась еле разборчивая речь Танигавы; говорил он на японском. Приятно слышать голос друга — Виктор улыбнулся.

— Акира! С возвращением, дружище! Как самочувствие?

Японец покряхтел, откашлялся и с трудом, нещадно коверкая каждое слово, хотя превосходно владел великим и могучим, негромко произнес:

— Во-ро-де но-ро-мально. Торь-ко си-рь-но бо-ри-ть го-ро-ва.

— Голова болит!? Отлично! Ну… В смысле… Хорошо, что живой.

Перво-наперво японский космонавт поинтересовался о том, что произошло. Похоже, он частично потерял память и не помнит последних событий. Виктор кратко отповествовал. Хотя, что тут долго рассказывать? Упали, пытаются выбраться. Правда, куда они идут – одному богу известно. И кто знает, долго ли продлятся их подвенерианские блуждания. По тяжелому вздоху понятно – Танигава осознал всю опасность их положения. Никакой паники и истерии не последовало. Стальные нервы. А что можно было ожидать от настоящего мужчины, национального героя Японии? Ну, не припадка рыдания же?!

— Витя, у меня температура тридцать два градуса и продолжает расти, — бесстрастным басом отметил японец.

— Я знаю. Поднимется до критической – объединим системы охлаждения.

Не тратя время на разговоры, они двинулись дальше. Терехов не стал рассказывать Танигаве о мерзкой венерианской черепахе, потому что не хотел волновать, а тем более пугать японца. Кстати, где она? Впереди ее нет. Впереди только непроглядный мрак, в который все глубже и глубже погружались гости с Земли.

Не обмолвившись ни словом, прошли еще два километра, потратив на это почти час. Идти становилось все труднее. Чаще стали попадаться не отдельные каменные глыбы, а их высокие и протяженные нагромождения, через которые приходилось переползать, так сказать, на карачках. Виктору почудилось, что темнота, окружающая их, стала гуще и приобрела некую осязаемость, словно предрассветный плотный туман. Навалившееся, от вновь проснувшегося чувства безысходности, отчаяние рисовало в воображении немыслимые образы. Как нередко бывает в сложных жизненных ситуациях, все помыслы человека устремляются к всевышнему. «Господи, спаси! Господи, сохрани! Господи, помоги!», — непрерывно и практически подсознательно звучало в голове Виктора, отгоняя остальные, надо заметить, только дурные мысли. В трудную минуту даже такой закоренелый атеист как Терехов становится самым ярым адептом христианской веры.

Еще через полчаса Виктору до смерти надоело это бесконечное странствие по длиннейшему и мрачному подвенерью. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью, казалось – идти нет сил. Психику стала разъедать томительная неопределенность – чувство, способное раздавить любую, даже железную, волю. Конец был неподалеку, и космонавты ясно это понимали.

Неожиданно рука-манипулятор чиркнула по каменной стенке туннеля. Еще шаг по инерции – и «Hercules-V» уперся в нее плечом. Подвенерианская галерея заметно сузилась. Терехов остановился, оперся на стену. На каменной поверхности, чуть-чуть ниже уровня глаз, Виктор рассмотрел светлое пятнышко. То ли обман зрения, то ли золотистого цвета жилка – непонятно. Скребнул пальцами руки. Из-под бронированной перчатки посыпались мелкие кусочки породы. Внимательно присмотрелся: пятнышко не исчезло. Скребнул еще раз и только теперь заметил, что точка переместилась и находится на руке. Блик света?! Да! Да! Это определенно свет! Держа светлое пятнышко на ладони, Терехов поднес руку ближе к шлему. Маленькое, слабенькое, и как он смог его увидеть?!

Танигава зачерпнул горсть реголита, мощная рука-манипулятор сжала его, еще больше размельчив, превратив в пыль; подбросил вверх – пылинки тусклыми искорками засверкали на свету, и в пылевом облачке сформировался солнечный лучик. В душе блеснула надежда на спасение. Свет пробивается с поверхности – значит, в стене есть отверстие. А оно может дать возможность вырваться из этого заточения.

Примерно определив откуда может исходить свет, космонавты стремглав бросились к противоположной стенке туннеля.

Разницу между вертикальными поверхностями подвенерья определили сразу: та стена, где обнаружили пятнышко света, сплошная, а эта — состоит из отдельных камней. Отверстия не видно, но можно предположить, что оно находится в нескольких метрах над головами. До него возможно добраться: имеется небольшой уклон. Терехов вскочил на глыбу, потерял равновесие и спрыгнул назад. Но сразу же повторил попытку и удержался. Залез выше. Видно, что карабкаться нелегко. На несколько секунд замер, осматривая стенку, в поисках удобной и надежной опоры. Еще шаг вверх – и массивный ботинок скафандра соскользнул. Терехов чудом удержался от падения. Ручеек камешек стек к ногам японца. Вот оно — пространство между камнями, через которое струится свет и просматривается поверхность Венеры. Пальцы с трудом просунулись в узкую полоску. Виктор приложил усилие и немного расширил отверстие. Сразу стало немного светлее. Тут же, откуда-то сверху, его обдало потоком мелких камней. Опасно. Можно вызвать обвал. Но выбирать не приходится: в их положении любое действие или бездействие чревато гибелью.

Терехов осмотрел свод пещеры, ногами потопал по основаниям, на которых стоял, убедившись в их надежности, и, просунув обе руки в щель, со всей силы дернул их на себя, выкорчевав из стены несколько крупных камней. Случился обвал. Обломок скальной породы ударил Виктора в район грудины – он упал. Высота небольшая – повреждений не получил. Японец протянул руку и помог ему подняться.

Сквозь оседающую завесу пыли видно появившееся отверстие, достаточное для того, чтобы пролезть в скафандре. Неяркий свет заполнил пространство этого участка туннеля, давая возможность космонавтам оглядеть маленький уголок планеты, который мог стать им могилой. С некоторой долей уверенности, теперь можно сказать, что они все это время находились в подповерхностной лавовой трубке.

— Уходим! – с неким оттенком эмоционального подъемы сказал Терехов, вскарабкался по камням, и, протиснувшись в отверстие, выбрался на поверхность. За ним последовал японец. Виктор опустился на колени, схватил Акиру за руку и буквально выдернул его из-под венерья. Русский космонавт бросил последний взгляд на подвенерианскую галерею и увидел: там, внизу, среди камней, покачиваясь на своих длинных ножках, сидит насекомоподобная венерианская «черепаха» и словно пристально смотрит на него своей безглазой головой. Вновь возникло малоприятное чувство отвращения и страха перед этим чуждым существом. Терехов отвернулся, выпрямился, оглядел местность. Они сейчас находятся на дне протяженного углубления в поверхности планеты. Углубление сравнительно мелкое и стенки его частично обрушены, образуя пологие склоны – выбраться не составит большого труда.

— Командир, сигнал со спутника восстановился, — отрапортовал японец.

Действительно, экран шлема отобразил карту позиционирования в районе посадки. По ней видно, что до корабля «Aurora» чуть меньше пяти километров в юго-западном направлении. Также определили, что они стоят в так называемой Борозде Царевны Несмеяны. Виктор прекрасно помнил тот момент, два года назад, когда получили мелкодетализированные снимки поверхности предполагаемых мест посадки первой экспедиции на Венеру. Тогда возникла необходимость дать названия некоторым объектам рельефа планеты. Причем, по настоятельной рекомендации Астрономического союза, названия должны носить только женские имена. Сообразили сразу: более-менее крупным образованиям присвоили имена своих жен, дочерей, сестер и матерей, но имена близких родственников быстро закончились, поэтому переключились на любовниц (конечно, у кого они были) и на тех с кем когда-либо встречались или мечтали встречаться. Мужская часть коллектива, занимающегося выбором участка посадки, настолько увлеклась поисками женских имен, что произошло отставание от графика работы. Руководство отреагировало сразу и запретило в рабочее время заниматься этим вопросом, но энтузиазм был настолько велик, что решили это делать в нерабочее время, так сказать, факультативно. Сформированный список с наименованиями поверхностных образований передали в Астросоюз России, который категорически отверг ряд названий, ссылаясь то на их неприемлемость, то на уже имеющееся наличие подобных. Отдел опять погрузился в поиски, раздумья и воспоминания, пока один из молодых специалистов не принес сборник русских народных сказок…

Раздираемые помехами, с Земли прилетели обрывки фраз:

— … ответьте… Вызывает…

— Земля! Земля! – заорал в эфир Виктор. – Говорит Венера! Командир экспедиции Терехов! Выбрались на поверхность! Движемся к кораблю! Повторяю…

Пока командир передавал сообщение в Центр, японец присмотрел неподалеку подходящий склон, по которому можно подняться из этой венерианской канавы.

— Виктор! – окликнул он Терехова. – Давай быстрей! Пойдем!

Космонавты, взбежав по каменистому склону, двинулись по направлению к кораблю. Старались идти как можно быстро. Но сил становилось все меньше и меньше. Роботизированные скафандры израсходовали большую часть ресурсов реакторов – движения стали даваться трудней.

Протопали с километр. Японец остановился и, тяжело дыша, не очень внятно, почти шепотом, произнес:

— Командир, у меня температура воздуха — сорок пять.

— Ты, почему до сих пор молчал?! – начал отчитывать коллегу Виктор. – Я же сказал тебе, когда поднимется до предельной, то сообщи мне!

Космонавты объединили системы охлаждения с помощью гофрированного, покрытого изоляцией шланга, длинной в два с половиной метра, который, через разъемы, присоединялся к бронированным пластинам на груди скафандров. Это позволит увеличить аварийный ресурс скафандра и, хоть и на не очень долгое время, снизить температуру воздуха внутренней полости робота Танигавы. Шланг превратил исследователей в «сиамских близнецов». Идти пришлось, так сказать, плечом к плечу, не отходя и не отставая друг от друга. Двигаться стало еще трудней, зато температура в скафандре японца быстро упала до приемлемой.

В наушниках непрерывно вещала Земля. Боясь хоть на мгновение оставить космонавтов одних, специалисты ЦУПов постоянно вели переговоры, давали советы, рекомендации, даже пытались шутить, чтобы хоть как-то поддержать парней. При этом не требовали исследователей отвечать, берегли остатки их сил.

Так прошагали еще пару километров, по пути обогнув стороной злополучную площадку бурения. Температура, выше допустимого значения, поднялась в обоих скафандрах, но сейчас предпринять ничего нельзя, чтобы ее понизить. Приходится терпеть. Помимо этого, «Hercules-V» Терехова перешел в энергосберегающий режим: отключился блок научного оборудования. Но самое главное – на горизонте стало видно матовый диск взлетно-посадочного корабля. От этого словно прибавилось сил и открылось второе дыхание.

Лихо преодолели остаток пути, присоединились скафандрами к стыковочным узлам на корпусе корабля, открыли люки и ввалились в кабину.

Мокрые от пота комбинезоны, красные, распаренные лица, слипшиеся сосульками волосы. Упав на пол, в кабине, подняться сразу не смогли, настолько были измождены. На четвереньках кое-как доползли до кресел, плюхнулись в них, пристегнулись ремнями. Провели несложные манипуляции над приборной панелью.

Старт! «Aurora» — не космический корабль, а самолет, выполненный по дисковой аэродинамической схеме. И его задача – доставить исследователей в верхние слои атмосферы к аэростату. За пять минут поднялись на шестьдесят километров. С такой высоте космонавты на мониторах видят, что горизонт планеты искривился, придавая ей сферическую форму. Но всю Венеру взором не охватить – высота еще не та. Сквозь легкую серо-желтую дымку облаков показалась ярко-красная оболочка управляемого мезосферного аэростата «Venus – Sky Start». Сблизились с ним. Огромный, закрывший вест обзор, он несет ракету с космическим кораблем «Заря». Датчики показали успешную стыковку. Терехов и Танегава перешли через шлюз в отсек корабля. Разместились. «Aurora» отстыковалась. У нее другая задача, она направилась к северному полюсу планеты продолжать самостоятельную программу исследований.

Отсек «Зари» очень мал: место предусмотрено только для двоих. Космонавты сидят в креслах напротив друг друга колено в колено. Их участия в управлении не требуется: корабль полностью автономен. Голос компьютера сообщил о готовности всех систем к старту и начал обратный отсчет. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Старт. Свободное падение: стартовый комплекс отделился от аэростата и быстро устремился вниз к поверхности. Мгновение – и включились маршевые двигатели первой ступени. Приняв вертикальное положение, ракета-носитель помчалась на орбиту.

Перегрузка придавила космонавтов так, что было трудно пошевелиться и потемнело в глазах. Возникла зубодробительная тряска. Терехов, через плечо товарища, наблюдал в иллюминатор, как быстро меняется окрас неба от светло-оранжевого к угольной черни открытого космоса. Зажглись мириады ярких звезд.

Последняя ступень, отработав, отделилась. Корабль вышел на орбиту. Появилось состояние невесомости. Сделали один виток по низкой околовенерианской орбите и начали сближение с межпланетным кораблем. Поочередно стали включаться двигатели системы ориентации: «Заря» совершает маневр сближения. Стыковка. Перебрались в межпланетный корабль. Полчаса на подготовку к старту, и разгонный блок понес корабль с космонавтами-исследователями к Земле. Началась долгая дорога домой, продолжительностью в пятьдесят дней…

Земля. Озеро Байкал. Лечебно-оздоровительный центр им. А. Леонова

Просторный, светлый зал для пресс-конференций. За широким столом сидит Терехов, задумчивый и грустный. В помещении присутствуют еще два человека, оба высокопоставленные чиновники из министерства.

Идет видеоконференция с Москвой. С монитора говорит заместитель главы космического ведомства, пожилой мужчина с густой седой шевелюрой, он же председатель комиссии по расследованию инцидента с венерианской экспедицией:

— Виктор Сергеевич, я не понимаю вашего упрямства, но еще раз вам повторяю: записи с камер скафандра в тот период, когда вы находились в лавовой трубке, черт бы ее побрал, повреждены. Причем повреждены так, что ни о каком восстановлении не может идти речи. Имеется заключение экспертов.

Председатель много, активно жестикулировал руками. Но лицо его не выражало никакого волнения, а, напротив, было невозмутимо спокойным, будто высечено из камня.

— Виктор Сергеевич, любезный, давайте закончим это дело! Ведь комиссия постановила, что вашей вины в происшествии на Венере нет. Давайте поставим жирную точку! Сколько можно это обсуждать. Вы пытаетесь приплести сюда инопланетян, каких-то венерианских черепах. Зачем? Венера обладает наивысшей враждебностью окружающей среды. Не мне вам объяснять: в таких условиях ни одна форма жизни существовать не может! Да, допустим, вы, что-то там видели!..

Председатель изобразил гримасу недовольства и развел в стороны руками, показывая свое недоумение.

— Зачем вам все это?.. Александр Петрович, — обратился он к одному из людей, находящихся с ним, по ту сторону экрана. — Поясните нам, невеждам, причину, по которой на Венере ползают черепахи! Вернее, почему так утверждает господин Терехов!

К разговору подключился Александр Петрович, начальник департамента медицины:

— У вас, Виктор Сергеевич, как и у вашего японского коллеги, диагностировали сотрясение головного мозга. Вы понимаете, что такого рода повреждение и мощнейшее эмоциональное потрясение, которое вы испытывали, привели к формированию в вашем сознании образов, воспринятых вами некими, неведомыми существами. Ничего удивительного в этом нет. Появление галлюцинаций – реакция организма на стрессовое состояние, в котором вы оказались. Я внимательно ознакомился с вашей медицинской картой. Здесь указана кое-какая интересная информация, которая, я считаю, проливает свет на причину появления такого рода видений. Вот тогда, семнадцать лет назад, при поступлении в отряд космонавтов вы указываете, что пережили в детстве, в возрасте пяти лет, испуг, связанный с укусом черепахой, которую вам подарили родители. И именно этот момент вашей биографии является основополагающим при объяснении тех…

— Виктор Сергеевич, — прервал говорящего председатель комиссии. – Давайте прекращать. Мы опять распинаемся перед вами, разъясняя очевидные вещи. Вы бы подписали бумаги, которые сейчас вам передадут. Да и забыли бы про этот эпизод.

Один из чиновников, сидящий ближе всего к Терехову, протянул ему несколько листов:

— Ознакомьтесь, — почтительно попросил он.

— Значит так, — вновь вмешался седой председатель. – Там говорится, что ты отказываешься сообщать о своих бредовых идеях кому-либо или куда-либо, потому что это является делом государственной важности и так далее. Ну ты сам все понимаешь. Почитай! Все это только для тебя, чтобы ты этими рассказами не порочил ни своего имени, ни честных имен своих товарищей, а тем более не выставил на посмешище Министерство. Почитай. И знай: не хочешь летать – иди преподавать в Академию. Я посодействую. Будешь молодых учить, опыт свой передашь им. Так сказать, будешь готовить новое поколение космонавтов…

Последние слова председателя Терехов уже не слышал. Густая, тяжелая пелена раздумий накрыла его, и в памяти всплыли события трехмесячной давности, которые он, последнее время, постоянно прокручивал в голове, стараясь припомнить самые мельчайшие подробности. Но, как бы Виктор не старался, воспоминания выходили блеклыми, словно он просматривал их через какую-то муть, не позволяющую разглядеть некоторые, очень важные, моменты его пребывания в подвенерье. К примеру, он никак не мог вспомнить, как выглядела венерианская «черепаха». Нет, он помнил, но помнил ее расплывчатые очертания без каких-либо подробностей. Подробности будто стерлись. Осталось только чувство сильнейшего отвращения к омерзительной твари. И это чувство Виктор явно ощущал, и это чувство давало ему твердую веру в то, что все увиденное им на Венере – правда.

За два дня до сегодняшнего разговора с руководством Терехов связался с Сенчиным с просьбой просмотреть фрагмент записи с камеры скафандра, на котором содержится период его пребывания в лавовой трубке. Их давно связывали теплые, дружеские отношения и безграничное доверие. Он знал, что может с полной уверенностью рассчитывать на его поддержку. И Виктор ожидал от него хоть какую-то информацию.

А сейчас, чтобы не усугублять свое положение, Терехов решил подыграть руководству.

— Андрей Борисович, — обратился он к председателю. – Вы знаете, — И тяжело вздохнув, продолжил. – Я и сам думаю, что все мне причудилось. Я бумаги заберу, прочитаю и подпишу.

Председатель натужно улыбнулся:

— Молодец! Давай! На этом и порешили. Но только ты долго не тяни…

Примерно в это же время, Сенчин, находясь в здании Министерства, сидел за компьютером. Он неоднократно пробовал найти интересующий его фрагмент записи, но каждый раз его попытки блокировались, а на монитор выводилась надпись: «Доступ закрыт. Совершенно секретно».