Купол резиденции общепланетного правительства имел форму носа космической ракеты. Казалось, вот-вот огромная башня, господствующая над соседями, изрыгнет пламя из подземных этажей и взлетит, проминая собой небеса… И все же она стремительно пустела – как дерево, хиреющее в тени более сильного собрата.

Тень сейчас, в первой половине дня, действительно накрывала купол, падая сверху от того, что язык не поворачивался назвать зданием. Скорее это напоминало гору, которая обосновалась прямо в городе. Улеглась, занимая многие кварталы и километры, разбросала многочисленные отроги и высоко подняла хребет.

Мое воображение подсказывало: стоит шагнуть внутрь, и уже не выйдешь из подгорного лабиринта, где на каждый поворот – по минотавру. Но отступать было поздно – я вошел в зону для визитеров. Многочисленные камеры подхватили мое изображение и утащили вглубь здания, вертя со всех сторон, а через мгновение вернули обратно, мимоходом бросив подсказку бесстрастному голосу, который произнес с вежливостью мембраны микрофона:

– Здравствуйте, Вадим. Вы по поводу устройства на работу?

Мой кивок полетел по проводам, чтобы дать подсказку для продолжения.

– Входите. Ваш куратор ждет за дверью.

Створки распахнулись, и площадка внесла меня сквозь расступившуюся стену, которую на огромной высоте украшали буквы: «Единая Всемирная Церковь». И чуть ниже: «До нас обещали – мы выполняем. Рай для вас – такой, как вы хотите. Мы открыты каждому».

Внутри меня оглушила тишина. Ослепили многочисленные зеркала, стеклянные вены возносящихся ввысь лифтов и ощущение необъятного пространства. Я не сразу заметил стоявшего напротив входа человека, и тому пришлось окликнуть повторно:

– Эй, Вадик! Ты чего, зазнался, что ли?

– Андрей?!

Меньше всего ожидал встретить школьного приятеля, с которым не виделись несколько лет – собственно, после выпускного.

– А кто ж, призрак отца Гамлета? Наш информаторий вычислил, что мы знакомы, и мне поручили тебя встретить. Чтоб, значит, легче адаптация была.

– Ну-ну, – только и смог сказать я. – Адаптируй.

Он и впрямь чем-то походил на призрака. Возможно, здешний свет, без конца ломая лучи о прозрачные и отражающие грани и разбрасывая обломки во все стороны, давал такой эффект: очертания фигуры казались размытыми, намекая на что-то странно знакомое.

– Сперва расскажи, почему ты решил к нам прийти? Давай на ходу, чего здесь торчать!

Он зашагал к одному из лифтов, сопровождаемый танцем беснующихся бликов – я даже не мог понять, какого цвета одежда. Видимо, эффект электронной ткани.

Недоумение заполняло меня, как чай заполняет чашку. Конечно, я видел рекламные ролики ЕВЦ. Конечно, сейчас не двадцатый или четырнадцатый век, а двадцать третий – и все же в Андрее не было ничего, что в моем сознании сопоставлялось со словом «церковь».

– Как же, сами всех приглашаете!

– Да, но ты пришел работать.

Выделенное нажимом, последнее слово встало барьером, который надо было взять своим ответом. Обычно сюда приходили не за этим. Земля медленно пустела – не из-за побежденных войн и скончавшихся эпидемий. Стройные ряды людей исчезали в недрах этого здания.

И не возвращались.

Разве что иногда, по требованию родственников или властей, отсюда выходил человек. Отвечал на вопросы семьи, проходил все мыслимые проверки, доказывая, что ЕВЦ чиста перед законом. Было видно, как мучительно, до судорог, ему хочется вернуться обратно.

Будто влекомые дудкой гаммельнского крысолова, близкие часто следовали за ним. «Постройте общий рай вместе!».

– Потому что я ищу человека.

– Тоже мне Диоген, – фыркнул Андрей, пропуская меня в кабину, которая беззвучно набрала ход.

– Нет, конкретного человека. Поскольку я не родственник, справок не дают, а без Лерки мне… – я махнул рукой, удивляясь вдруг нахлынувшей откровенности. Как на исповеди.

– Лерка, из Б-класса? Помню, ты ее на сенсофильмы водил. Потом она замуж вышла, за эколога какого-то.

– Угу, – мрачно кивнул я. – А затем пропала. Говорят, у вас…

Андрей повел ладонью перед собой, и из воздуха возникла полупрозрачная панель. Пальцы сплясали на кнопках-изображениях сумасшедший танец, и кабина ускорила ход; потом внезапно пошла вбок, меняя шахту.

Сколько же это все стоило? Притом, что денег с оставшихся здесь не брали. Впрочем, отчетность ЕВЦ, говорят, безупречна.

У входа в огромный зал куратор остановился и, протянув руку, воткнул в мой воротник булавку минипроектора.

– Тебе теперь полезно видеть все. Пошли.

Мы двинулись между рядами стеклянных капсул, похожих на медицинские боксы. Я это уже наблюдал, но ни одна сенсопередача почему-то не давала того чувства, которое пришло сейчас. В роликах это выглядело спальней, где мужчины и женщины, старики и молодые – капсулы ЕВЦ открывались для достигших семнадцатилетия – наслаждались телесным покоем, в то время как их разум создавал для каждого мир мечты, обитель счастья.

Сейчас в крови пульсировала гнетущая пустота, а зал казался сродни то ли моргу, то ли дышащей смертью легендарной гробнице Тутанхамона.

– Активируй! – спохватился Андрей, и я коснулся булавочной головки.

Мир взорвался. За стеклами капсул разбушевались видения, и стоило задержать взгляд, как они приближались, впитывая меня внутрь и разрастаясь во вселенную.

Молодой человек, почти подросток, с родинкой на губе – и кабина звездолета. Повинуясь пульту, корабль с ревом ускоряет ход. Двигатель космического корабля не может так шуметь, но это нужно обитателю капсулы. Из соседнего кресла на него восхищенно смотрит светловолосая девушка.

Поворот головы, и я исчезаю из его мира.

Интересно, где – она?

Не успев спросить, я по неосторожности проникаю дальше – лишь на мгновение и, покраснев, отворачиваюсь. Повелитель следующей капсулы черпает счастье в гаремных усладах.

Дальше спит пожилая женщина – и леса, поля, просторы, где навстречу летит небо и подхватывает в объятия, качая, как мать.

А это что..?

Гасли звезды в вышине, и трубила труба. Четыре всадника скакали по нагой равнине, скованной павшим небом, на теле которой палачи-вулканы оставили лавовые шрамы. Глубоко внизу, в пропастях, кипели котлы. В центре ликовал не то человек, не то дьявол.

– Андрей?!

– Кому-то и Ад – раем, – хмуро бросил он, ледяным лезвием тона отсекая вопросы. – Мы пришли.

В капсуле – молодая женщина. Я слишком хорошо знаю эти черты, которые не раз дорисовывал кистью воображения на чужих лицах. С Лерки я не сводил взгляда долго, но потом все же оглянулся вокруг. В куполе рядом…

Взгляд вправо.

Взгляд влево.

Молчание пахло асфоделями и немного вечностью.

– Но почему?

– Загрузить историю, – вместо ответа скомандовал Андрей, и меня втянул рассвет мира.

***

Прошло не так уж много времени, но там, где всемогущество ограничено лишь собственным воображением, живут быстро. Они были в капсуле вдвоем: Лерка и ее муж, Ева и Адам, Она и Он. Сад раскинулся вокруг – сад, где запах зрелых лимонов привольно мешался с ароматом цветков яблони, слегка приправленный лавандой и еще чем-то, что было не различить – как не уловить вкус крупинки приправы в супе.

Вода звенела хрусталем бокалов.

Такое могли создать только два человека, нежно любящие друг друга.

Мгновение крупного плана из зала: капсула на двоих, где бок о бок лежат мужчина и женщина. Пряди их волосы сплелись между собой.

Вновь – первозданный сад.

– Господи, как хорошо.

Женщина опустилась на камень, который незаметно изменил форму, чтобы было удобно сидеть.

– Для остроты ощущений не хватает только змея, – знакомый переливчатый, чуть хрипловатый волнующий смех.

Повинуясь мыслям, тень под большим деревом начала принимать форму вытянутого тела, блестя кольчугой чешуи. По изображению вдруг словно провели ластиком – видение исчезло.

– Здесь не надо змея, милая, – улыбнулся он.

– А я хочу!

Вновь заклубился воздух. И опять мгновенно прекратил свиваться в кольчатые формы. Возникшее напряжение, копящееся между изломами насупленных бровей, разрядил поцелуй, а меня, снедаемого горечью, жгучей ревностью и одновременно радостью – за нее, за этот чудесный мир, – милосердно утянуло и поволокло вперед сквозь туннель времени, то и дело задерживая на картинах счастья или развлечений. Сад наполнили звери и птицы, говорившие с хозяевами, и только людей там было двое – все прочие оставались третьими лишними. Как я.

Начало очередного спора я пропустил, и не разобрать, что именно хотел сотворить мужчина – но женщина была против, и кто-то из них забыл или не сумел переступить через себя и вовремя дотянуться до чужих губ своими, впитав и растворив обиду. Впервые они разошлись, и один угол сада зацвел неслыханными цветами с одуряющими ароматами, который трепетно укутывали густые кроны склонившихся над водой ревнивых деревьев. А во втором развернулся простор вольной степи. Место было – ведь вселенная, как ей и положено, не имела границ.

И все же двое сошлись в центре сада и улыбнулись. Еще долгое время прошло счастливо. Они жили поочередно друг у друга в гостях, то забывая разногласия, то пытаясь тайком подправить чужое творение.

Здесь не было смерти, которая даже издали примиряет со многим. Здесь не было непослушного мира с его множеством острых граней, который заставляет стать спиной к спине. Лишь вечность и безграничные возможности, пределом которых был только ты. Нет: ты – и другой человек, который всегда будет не ты.

Однажды мужчина создал стража, испугавшего женщину при попытке кое-что подправить, и стертого из мира, как только она опомнилась. Но его зов был услышан, и злость превратила спор в первое сражение, где порождения их разума уничтожали друг друга.

После этого в мире появились самые приспособленные для войны существа, которых оба знали – люди. Безоговорочно послушные и преданные, они сражались меж полосой глубоких болот и пустыней, а Хозяйка и Повелитель вели счет победам, бросая на помощь монстров, и все окрашивалось черным и багряным со вкусом сажи и запахом сгоревших яблонь.

Местами земля и небо разламывались на стеклышки калейдоскопа; чудился далекий треск.

Мир наступил внезапно, только что-то странное случилось с изображением.

Он видит, как она шагает к нему, прося прощения, и под сброшенной мантией цвета крови и огня оказывается платье, тонкое и голубое, как небо.

Она видит, как он преклоняет колени, и растрепанные волосы, выскользнув из-под сброшенного венца, виновато свешиваются на лицо. И наступает мир.

Или – два.

***

Сенсоролик завершился и теперь я снова видел явь.

Лерка, одна в капсуле, и в ее раю рядом с ней ее Адам. Веселый, отзывчивый; когда надо – дерзкий, когда надо – послушный. Такой, каким она хотела его видеть – и видела.

За соседним куполом непробиваемого стекла, через проход – он, настоящий. И его гармонично устроенная Вселенная, где рядом с ним, близ центра мироздания, есть место гармоничной, созданной его воображением Лерке.

Андрей смотрел на меня чуть виновато.

– Когда напряжение достигает критического, приходится расселять паству.

Слова вцепились в краешек оглушенного сознания и, терпеливо дождавшись, когда мир встанет на место, запустили коготки глубже – будто кошка, обиженная долгим невниманием. И выцарапали из вороха мыслей самый нужный вопрос.

– Это… насколько часто бывает?

– Всемогущество, знаешь, плохо делится…

Мой куратор отвернулся. Я посмотрел туда же, куда смотрел он – вдоль почти бесконечных рядов одиноких повелителей идеальных миров.

– Ты еще можешь к ним. У тебя будет…

Он кивнул на купол, где спал мужчина. Я снова взглянул на его Лерку. И на спавшую через проход. Я знал, что часто меня станут грызть сожаления о своем решении.

– Нет, я как-нибудь буду… здесь.

Здесь. По эту сторону стекла.

– Только я ничего не знаю пока…

Взгляд Андрея остановил меня. Он протянул руку и коснулся булавки проектора.

– Наш.

Внезапность острого ожога в лопатках заставила вскрикнуть. А когда мир снова обрел четкость в потемневших на миг глазах – больше не было мерцания, размывающего фигуру собеседника. До невозможности четкий силуэт.

– Не грусти, парень, лучше пошли выпьем, отметим твое принятие в штат. Я тебя с нашими девчонками познакомлю.

Он дружески хлопнул своим белооперенным крылом по моему – новообретенному. Слабый запах ладана коснулся ноздрей.