Слышал я: под ударами гончара
Глина тайны свои выдавать начала
Омар Хайям

…Он настиг меня среди кроваво-красных песков Руб аль Кхали.
Он называл себя мудрым, я же звал его незнающим слабости своей. И смех мой подобно умелому гончару лепил презренья чашу. Жалкий быстро наскучил мне и я ушел в Фану, но он последовал за мной.
«Как мог он, ничтожный, это сделать?» – вопрошал я себя и стены той темницы, в которую он заточил меня.
Но молчание – пытка слабых и привилегия богов – было мне ответом.
Я – раб. И ни вздохнуть, и ни напиться…

************

Гора грязной посуды и не думала уменьшаться. Женя Леонов поставил очередной вымытый стакан в сушилку, облокотился на край раковины и с тоской посмотрел на часы. Проклятые стрелки едва ползли по циферблату, до обеденного перерыва оставалась уйма времени.

Женя вытер лоб – жара была невыносимой. Летние каникулы он всегда проводил в Душанбе с матерью, переехавшей сюда после развода с отцом, но к зною так и не привык.

— Мама соскучилась по тебе, — говорил отец каждое лето и отправлялся покупать билет.

Но Женя сильно сомневался, что мать действительно скучала по нему. Она жила в своем собственном мирке, умещавшемся в наполненной вином бутылке, и ни в ком не нуждалась. Тем не менее, избавившись от школьных экзаменов, Женя неизменно приезжал в Душанбе.

Этой весной ему исполнилось четырнадцать, и он устроился подрабатывать в ресторан Акрама Мамедовича. Почетная должность «старшего куда пошлют» включала мойку посуды, обязанности официанта, а также уборку помещения. Правда, Акрам Мамедович не обижал школьника, платил исправно, чаевые не отбирал и кормил, как на убой.

Леонов отправил в рот пригоршню винограда, и зажмурился от удовольствия — в Москве такого не найдешь! Из ресторанного зала доносились громкие голоса. Акрам Мамедович второй час сидел за нардами с двумя гостями, приехавшими к открытию заведения. Как только мужчины появились на пороге, хозяин немедленно отослал Женю на кухню и лично накрыл на стол. Гости были важными птицами. Леонов понял это по суетливым метаниям обычно медлительного Акрама. А также по марроканскому кальяну – гордости коллекции, который извлекался из недр кабинета лишь в исключительных случаях.

Мужчины неспешно беседовали, утопая в ароматном дыму кальяна, плавно лилась таджикская речь, влажно блестел янтарь винограда. Но за внешней расслабленностью — как это часто бывает на Востоке — скрывалось напряжение. Акрам нервничал. Пальцы его, унизанные крупными перстнями, дрожали, когда он подливал гостям зеленый чай. Наконец, хозяин заведения встал и отправился на кухню.

— Сынок, — обратился он к Жене.

— Да, Акрам Мамедович?

— У меня поручение для тебя. Мои люди едут закупать баранину в кишлак под Нуреком — это в ста пятидесяти километрах от Душанбе. Я хочу, чтобы ты поехал с ними — подсобить. Им нужен кто-то на подхвате. А я тебе хорошо заплачу.

— Но Акрам Мамедович… — начал было растерявшийся Леонов.

— Я тебя когда-нибудь обижал? – густые брови Акрама гневно сошлись на переносице. – Разве я не относился к тебе, как к сыну?

— Да, но…

— Никаких «но»! Мужчина должен уметь ценить хорошее отношение.

Через полчаса «Джип» людей Акрама затормозил возле дома Жени. Леонов влетел в квартиру, схватил спортивную сумку, бросил в нее несколько вещей. Хотел было предупредить мать, но она крепко спала. Рядом с ней валялась пустая бутылка. Возле окна выстроилась целая батарея. Леонов поискал на столе карандаш. Объедки, скомканные пачки из-под сигарет, старые газеты в жирных пятнах — Женя перелопатил целую кучу мусора. Вот он, карандаш! Наконец-то!

Женя написал короткую записку и подошел к холодильнику, чтобы прикрепить листок магнитиком. И вдруг горячая волна ударила в спину, нестерпимый жар опалил кожу под футболкой, мышцы рук и ног свело судорогой, и он рухнул на пол. Превозмогая боль, пополз в коридор к телефону, но внезапно все закончилось. Леонов полежал несколько секунд на полу, прислушиваясь к собственному телу: ничего, кроме легкого покалывания. И вдруг боль снова взорвалась внутри – на этот раз в районе солнечного сплетения. Женя судорожно вздохнул и отключился…

… Алый, пурпурный, оранжевый, охра, терракота, рыжина… красный пылал всеми оттенками, слепил воспаленные глаза. Он был и не был Женей. Он ощущал себя одновременно человеком и обожженной глиной, из которой слепили сосуд причудливой формы. Красная гюрза попыталась скользнуть внутрь него, словно в кувшин, но Леонов оттолкнул ее. Она умоляла, свиваясь кольцами и блестя желтыми глазами – глиняный человек не уступал мольбам. Гюрза зашипела, нападая – терракотовый колосс наступил на нее ногой, обездвиживая. Тогда она рассказала правду, показала истинный облик и посулила исполнение желания. Самого заветного желания. И Женя согласился, позволив горячему облаку окутать себя. Змея рассыпалась песчинками, и глина, размягчившись, приняла красную пыль в себя. Оказавшись внутри него, песчинки вспыхнули и собрались в крошечную саламандру…

…Женя пришел в себя. Перед глазами все двоилось, к обычному зрению добавился непривычный красный спектр.

— Это вскоре пройдет, — шепнула она.

— Если я доживу до этого «вскоре» и эти джигиты меня раньше не прихлопнут за то, что я так задержался.

— Думай о заветном желании, тебе это поможет, — прошелестела саламандра, и слегка обожгла солнечное сплетение.

— А не обманешь? – засомневался Леонов . – А то ищи тебя потом, как ветра в поле. — — Мы никогда не обманываем, — в ее голосе послышалась обида, и Женя удивился тому, что саламандры умеют обижаться.

Он пулей вылетел из подъезда. И не зря — спутники его наливались тихим бешенством.

— Слушай, что ты возишься, как невеста, а? Сколько можно ждать? – сидящий на пассажирском сидении мужчина вскинул руку в гневном жесте ладонью верх.

— Извините, — пробормотал Женя, устраиваясь на заднем сиденье.

— Что извините? Какое извините? Тебе русским языком сказали: торопимся мы. Торопимся! – еще больше завелся мужчина.

— Остынь, Эмомали, — бросил водитель. – Чего ты его пугаешь? Еще сбежит со страху – нам потом головы поотвинчивают!

— Я ему сбегу! Шакалье племя, — прорычал Эмомали, выразительно похлопав по карману.

Леонов с удивлением обнаружил, что теперь понимает по-таджикски. Машина тронулась с места. Парень наклонился завязать шнурок – в спешке совсем позабыл – и вдруг пол потерял плотность. Сквозь него проступил весь механизм «Джипа» и бегущая дорога. Онемевший от изумления Женя увидел содержимое карманов своих спутников. Мгновением спустя одежда и кожа полностью растворились, обнажив мышцы и пульсирующие сердца.

— Нравится? – спросила саламандра.

— Перестань, — мысленно взмолился Леонов. — Меня тошнит!

— Ну, как хочешь, — разочарованно протянула она. – Я думала, тебе интересно посмотреть на мир моими глазами.

…Дорога вымотала. Незаметно для себя самого Женя задремал. Проснулся он только тогда, когда машина въехала в тяжелые железные ворота, по обе стороны которых застыли автоматчики. Огромный двор утопал в зелени. По нему сновали скуластые смуглые женщины в тонких шароварах и ярких шелковых халатах, с визгом носилась буйная ватага детей. Многочисленные охранники с суровыми лицами окружили «Джип». — Теперь главное хорошо разыграть свою роль, — заворочалась внутри огненная змейка. – Не забудь: ты ничего не знаешь. Ты бедный испуганный подросток, которого заманили в ловушку. Но смотри не переиграй!

— Насчет испуганного — тут и играть особо не придется, — мысленно ответил Женя. – Как-то неуютно мне здесь.

— Помни! Если заподозрят неладное – сразу убьют.

— Да уж, — согласился Леонов.

Внутренняя отделка особняка поражала роскошью. Ковры, сверкающий атлас и шелк подушек, тусклое свечение бронзовых подсвечников и ослепительный блеск золота на темно-зеленом бархате. Женя в сопровождении охранника поднялся на второй этаж по широкой лестнице, устланной ковром изысканного рисунка. Они вошли в большую комнату. Возле дальней стены, на огромной горе подушек вальяжно раскинулся мужчина лет пятидесяти; круглый живот его туго натягивал шелк халата. Руки и ноги были коротки и несуразны, голова абсолютно лысая. Маленькие цепкие глаза, потерявшиеся на круглом, чуть плоском лице, не мигая, уставились на Женю. Пухлые пальцы быстро перебирали нефритовые четки.

Сидящий рядом мужчина являлся полной его противоположностью. Высокий, худой, с огромными глазами, впалыми щеками и острым орлиным носом; брови вразлет уходили почти к вискам, волосы цвета вороньего крыла зачесаны назад. Высокий был одет в черную рубашку и черные же брюки. Сидел он неестественно прямо, словно готовясь вскочить на ноги в любую минуту.

— От Акрама, Рашид-ака, — обратился охранник к низенькому.

— Проходи, уважаемый, садись, — предложил Рашид, жестом отпуская охранника. — Отдохни с дороги, познакомься с моим другом – астрологом Джалолом.

Высокий чуть склонил голову в приветствии.

— Спасибо, — ответил Женя, усаживаясь напротив них на ковер и подтыкая под себя подушки. – Акрам Мамедович прислал меня за бараниной…

— Акрам соврал, — спокойно сказал Рашид.

— Да зачем ему врать? — растерянно спросил Леонов после минутного замешательства. — Потому что я его попросил. Я пригласил тебя к себе — а мое приглашение, заметь, дорогого стоит – потому что ты должен оказать мне одну услугу.

— Я – вам?

— Да, мальчик, — улыбнулся Рашид, глаза полностью утонули в щеках. – Как ни странно, ты – мне. Ничего особо сложного: погостишь у меня денек, а завтра вечером я тебе все объясню.

— Завтра вечером, в новолуние, ты поможешь нам, — вступил в беседу астролог.

Женя молчал, на лице мелькали, сменяя друг друга: растерянность, нерешительность, страх, недоверие.

– А что будет со мной потом? – дрогнувшим голосом спросил он.

— Мы тебя щедро отблагодарим и отпустим, — ответил Рашид. – А как же иначе? – он развел руками, на пальце сверкнул бриллиантовый перстень.

«Насчет «отпустим» я не уверен», — подумал Леонов.

— И правильно, что не уверен, — прошептала саламандра. – Скажи спасибо, что заключил со мной сделку. А иначе твои кости не достались бы даже шакалам.

— Я так понимаю, что выбора у меня нет? – тихо, почти шепотом, уточнил Женя.

— Нет, — рассмеялся Рашид. – А ты умный мальчик, — он шутя погрозил Леонову пальцем. — Давайте ужинать.

Он звонко хлопнул в ладоши и комната, словно по волшебству, заполнилась людьми. Охранники внесли низкий, покрытый тяжелой парчой стол. Молчаливые смуглые женщины быстро заставили его разнообразными блюдами, украдкой бросая на гостя любопытные взгляды по-оленьи влажных глаз. Густой пряный дым валил от огромного блюда с бараниной, смешиваясь с умопомрачительным запахом свежеиспеченных лепешек. Несмотря на все волнения, рот Жени наполнился слюной. Он вспомнил, что с утра ничего ни ел и с удовольствием впился зубами в хрустящую корочку лепешки.

— Ты уверен, что это именно он? – обратился Рашид к Джалолу по-таджикски. – Что-то он щуплый какой-то.

— Какая разница? Тебе плов из него не варить, — промычал астролог с набитым ртом. – Когда он родился, звезды, солнце и луна находились в том же положении, что при уходе безумного в Фану. А это очень редкое сочетание.

— Я его не вижу, — вдруг сказала саламандра.

— Кого? – не понял Женя.

— Астролога. Я вижу весь дом и всех, кто в нем находится, а его нет. Он остается плотным. Посмотри сам.

Пол и стены стали прозрачными. Женя увидел охранников за дверью, жен Рашида, укладывающих детей спать на женской половине. Но астролог оставался непрозрачным. Джалол пристально посмотрел в глаза подростка, а потом медленно перевел взгляд вниз, в область солнечного сплетения.

— Он меня видит, — в панике заметалась огненная ящерка.

Леонов от неожиданности подавился и закашлялся.

— Осторожней нужно быть, — двусмысленно сказал астролог и потянулся через стол к парню, чтобы похлопать его по спине. Женя почувствовал, как острый длинный коготь слегка кольнул в спину. А между тонкими губами Джалола мелькнул на мгновенье длинный раздвоенный язык.

******************

Жене отвели гостевую комнату на третьем этаже. Невозмутимый охранник нарочито громко провернул ключ в замке. Оставшись один, Леонов немедленно юркнул в постель и с удовольствием вытянулся на тонких простынях.

Внезапно от стены отделилась высокая темная фигура.

— Что за … — Леонов приподнялся на постели и…

…Сухой песок терракотового оттенка больно колет босые ступни. На мгновение Женю окутывает густое пламя. Окутывает, но не жжет – и на песке сворачивается кольцом оранжевая саламандра. Пасть ее разинута, она шипит, а навстречу ей двигается темно-медное облако, из глубины которого проступают черты лица Джалола.

— Я знал, что ты придешь, Эшет! – прогремел астролог. – За сотни лет ты не придумала ничего более оригинального, чем путешествие внутри людей.

— Не важно, каков сосуд, важно, что находится внутри. У глины — будь то кувшин или просто черепок — всегда есть свои тайны. Тем более, что я щедро заплачу этому человеку, который согласился играть роль кувшина. А слово свое я всегда держу. Ты ведь знаешь, Исполнитель, как падки люди на наши обещания, — прошипела саламандра и рассыпалась язычками пламени. – А ты все рыскаешь по свету, разыскивая старые черепки, Исполнитель?

— Не будем друг друга оскорблять, — облако пролилось дождем, гася пламя. – Мы нужны друг другу, в кои-то веки наши интересы пересеклись – так давай действовать вместе.

— Ты мне не нужен, — из песка возникла охряная гюрза и обвилась вокруг ноги глиняного истукана, в которого превратился Женя. Он все видел и слышал, но не мог сдвинуться с места. Огромные глиняные ноги вросли в песок. Он чувствовал горячие песчинки между пальцами, ощущал, как трескается от жара тело. – Я возьму то, за чем пришла и без твоей помощи.

— Упрямство погубило вас, — медный коршун бросился на змею,

ударил ее мощным клювом и наступил лапой на шею. — Поэтому вы ушли, Эшет. Но перейдем к делу: завтра в новолуние человек прочтет со мной заклинание. И тот, кто заперт, покинет свою тюрьму и выйдет на свободу. Ты заберешь его, а я – темницу, в которой он провел века. Я отпущу вас с миром и обещаю не преследовать. А вы закроете Врата в Пустоту навсегда. Ты слышишь меня, Огненная? Навсегда! – коршун отпустил гюрзу.

— Мы не подчиняемся ни тебе, ни твоему Хозяину. Мы были первыми! – змея угрожающе раскрыла пасть.

— Но вы подчиняетесь людям, Эшет. Тем, кто знает Истинное Имя. Таков Закон, а я сообщу Рашиду Истинное Имя, и тогда твой возлюбленный навсегда станет его рабом.

— Я убью Рашида и освобожу его!

— Ты не сможешь противиться Истинному Имени. Ты слаба, Огненная.

— Да и ты не так уж силен. А иначе сам бы убил Рашида и завладел артефактом.

— В этом ты права. Закон не позволяет отнять вещь у человека, который щедро заплатил за нее, а Рашид заплатил и золотом и кровью. Но я не могу оставить артефакт в человеческих руках, хотя мой Господин полагает иначе.

— Ты пошел против Повелителя? – в голосе змеи послышался ужас. – Ты?!

— Я не могу противостоять Хозяину, — коршун понизил голос до шепота. — Я – творение Его. Но и мы недовольны тем, что жалкие и слабые выбились в фавориты. Поэтому я лишаю их могущественных артефактов. Как детей лишают настоящего оружия, заменяя его тупыми деревянными саблями, чтобы они не выкололи глаза взрослым. Я не хочу, чтобы эти дети выросли, Огненная. Поэтому предлагаю объединиться, и каждый из нас получит то, что хочет.

«Включая меня», — подумал Леонов, обращенный в глиняного истукана.

— Если так, то я согласна действовать вместе с тобой, Исполнитель, — произнесла змея после долгого молчания. – Говори, что нужно делать…

***********

Весь следующий день Женя слонялся по двору и дому. Два охранника неотступно следовали за ним. А когда стемнело, и узкий серп новорожденной луны робко показался среди звезд, Леонова привели в ту же комнату, в которой он ужинал накануне.

Рашид и астролог ждали его. Хозяин дома буквально вибрировал от волнения, поминутно вытирая лысину шелковым платком. Он подошел к высокому – в рост человека – малахитовому подсвечнику и коснулся его. Часть стены отъехала в сторону, за ней обнаружилась большая комната без окон.

— Пойдемте, — сказал Рашид, первым ступая через порог.

В центре комнаты стоял инкрустированный столик, на нем – старый глиняный кувшин с узким горлом, запечатанным сургучом.

Саламандра беспокойно шевельнулась, царапнув солнечное сплетение.

— Что там внутри? – спросил Женя, продолжая разыгрывать роль простачка.

— Джинн, — ответил Джалол.

— И ты должен его выпустить, — добавил Рашид.

— А почему я?

— Когда маг поймал джинна и заключил его в кувшин, светила небесные находились в очень редком сочетании. Только тот, кто родился при таком же положении светил, может открыть кувшин. Так наложено заклятие. А накладывал его большой мастер своего дела — сам Абдул Альхазред, безумный поэт Санаа, написавший книгу «Аль Азиф», а по-вашему, по-современному – «Некрономикон».

— Некрономикон? – с неподдельным ужасом прошептал Женя.

— Именно так, — астролог закрыл глаза, но парню показалось, что он смотрит сквозь веки. – Безумному поэту удалось сделать это не только потому, что он был «маджнун» . Кувшин сам по себе имеет огромную силу, потому что архангел Джабриль выбрал сей предмет в качестве доказательства величия Аллаха.

— Бисмилла, — прошептал Рашид, упав на колени и сжав в ладони нефритовые четки.

— В ночь Аль-Исра — продолжил рассказ астролог…

…Гюрзой вползло ночное время…

Джабриль посетил пророка Мохаммада, спящего возле мечети в Мекке, и призвал его совершить путешествие на крылатом коне Аль-Бараке, — продолжил рассказ Джалол.

…Конь-молния пробил копытом ночи плащ …

— Сначала они побывали на горе Сион и в Вифлееме, а потом прибыли в Иерусалим. Совершили молитву и по лестнице ангелов – мирадж – поднялись на небеса.

…Ты — у края мира. Стань ветром, стань птицей…

И был показан пророку рай, и беседовал он с Аллахом на Престоле Его, и было сказано девяносто девять тысяч слов. А затем Мохаммад был перенесен обратно в Мекку.

…Под шелковый полог покоя возвращается гончарный круг времени…

И когда вошел он в жилище свое, то увидел, что постель еще не остыла, а кувшин, опрокинутый конем при взлете, не успел упасть на пол. Так краток был миг их отсутствия, что Джабриль успел подхватить кувшин. И в руках ангела сосуд стал частью чуда. А потом попал к Альхазреду.

— А теперь ты, — астролог вытянул руку, — снимешь печати. И когда джинн появится и скажет: «Слушаю и повинуюсь», Рашид назовет его Истинное Имя, и станет хозяином джинна. Повторяй за мной.

Джалол начал нараспев произносить странные резкие слова, как факир, что выплевывает сгустки пламени. Женя старательно повторял за ним. А внутри него огненная саламандра Эшет, невеста джинна, пела древнюю песнь торжества.

И когда смолкли последние слова, задрожал пол и качнулись стены. Печать выстрелила из горла кувшина, и огненный столб поднялся к потолку, приобретая очертания мужского тела. И в ту же минуту Леонова охватило огненное облако. Холодное пламя многочисленными струйками просочилось через кожу наружу. И в воздухе свернулась клубком красно-оранжевая саламандра. Она бросилась к джинну и оплела его своим телом.

— Имя, Джалол! Скажи мне Имя! – Рашид схватил астролога за руку, но тот молча смотрел на него, кривя губы в презрительной ухмылке. – Ты обещал! Ты не можешь нарушить клятву!

— Эшет! – выкрикнул астролог низким изменившимся голосом. – Избавь меня от клятвы, Огненная!

Саламандра ринулась к Рашиду, тело ее полыхнуло нестерпимым жаром. Она обвилась вокруг него, и… на месте Рашида появилась уродливая, бурая жаба. Жаба брезгливо квакнула, и забилась под изящную тахту в углу комнаты.

А потом Леонов почувствовал, как его поднимает в воздух. И наступила темнота…

****************

…Женя пришел в себя и огляделся. Он лежал в глубоком овраге позади дома. Голова невыносимо болела, все тело было покрыто копотью. Он сел и, прежде всего, ощупал руки и ноги – все ли цело. Наверху в доме метались охранники и кричали женщины.

— Ну, все, — сказал он самому себе. – Сейчас меня найдут и убьют! И поделом. Лопухнулся, как последний дурачок! – он поднялся на ноги. – Я, говорит, твое желание исполню! Ищи ее теперь! – он прислушался, надеясь, что джинна его услышит. – Обманула, — Леонов махнул рукой, — ну хорошо хоть из дома вынесла!

— Джинны не обманывают! — донеслось откуда-то сверху. – Прощай! – разлилось эхо над оврагом.

— Ладно, посмотрим! — Женя засунул руки в карманы и быстро пошел прочь в сторону трассы. Вдруг позади громко хрустнула ветка. Леонов обернулся и увидел Джалола.

— Не бойся, не трону, — усмехнулся астролог, прочтя страх в глазах парня. – Каждый получил по заслугам. Все, как всегда, — он любовно погладил кувшин, глубоко вздохнул и сбросил облик астролога.

«Надоело все это, – устало подумал архангел Джабриль. – То лампа, то кувшин. То Рашид, то Алладин».

И с наслаждением расправил крылья…

… Женя в нерешительности стоял перед дверью маминой квартиры. Ему было страшно. А вдруг там, за дверью, все окажется таким же, как раньше? Дрожащей рукой он вставил ключ в замок, и вдруг дверь сама распахнулась. Вернее, ее распахнула мама Жени.

— Сынок, где ты бродишь? Пироги стынут, папа по дороге из аэропорта звонил уже десять раз. Я тебя жду. А тебя все нет.

Леонов вздрогнул. Она была такой, какой он ее не помнил — лишь видел на фотографиях: молодой и красивой. Сияющее лицо, смеющиеся глаза, красиво уложенные волосы, цветной, уютный фартук — такой, какой должен быть у всех мам, которые пекут пироги, и в нетерпении выглядывают из окна: не идет ли сын домой?

Он осторожно зашел в дом и огляделся. Чистота, запах свежей сдобы, на столе в комнате цветы, окна настежь распахнуты. А он и не знал, что в этом доме так много света!

— Ну, что застыл? — мама, смеясь тормошила сына, а он все не мог придти в себя.

— Я сейчас… я…. мне умыться нужно, — Женя осторожно выскользнул из маминых объятий, и бегом бросился ванную комнату.

Стоя над умывальником, он плеснул в лицо полную пригоршню воды. И еще. И еще. Сбылось! Ему хотелось кричать и петь! Сбылось!

Вода в раковине закрутилась в воронку, на дне которой блеснула любопытным глазом прозрачная ящерка. Она подпрыгнула вверх, рассыпалась веером брызг, взметнувшимся к потолку.

— Джинны не обманывают! — донеслось сверху серебряное эхо.