Я безумен королевы ради, а вы мудры в королевском свете; я немощен, а вы крепки; вы в славе, а я в бесчестии. Даже доныне терплю голод и жажду, и наготу и побои, и скитаюсь, и тружусь, работая своими руками. Злословят меня, я благословляю; гонят меня, я терплю; живут во веки, я умираю…
Королевский завет. Первое послание неверующим в её улыбку. 4:10
***
Я на протяжении многих месяцев прихожу в парк, раскинувшийся на обломках нашего замка. На обломках возможного счастья. Прихожу почтить память скончавшейся королевы. Просто чтобы вспомнить прошлое и всё больше погрузиться в пучину жалости к самому себе. И пускай все философы мира скажут, что я бесполезно трачу время, однако именно это мне и нужно. Если кроме памяти о ней ничего не осталось, то пусть я умру с её именем на устах, жалея о содеянном.
Но сегодня необыкновенный день. Королева ненавидела принимать в подарок цветы, хотя теперь меня никто не обвинит, ведь она мертва, а остальным наплевать. Пришло время нарушить негласные правила и приблизиться к её величеству…
***
Она выбрала прекрасное место для смерти. В заброшенном месте молодого парка, укрытом от посторонних взглядов и мнений. Умирая, не разыгрывала спектакль, обошлась без театральных декораций и вычурных поз. Просто отринула мой мир и ушла в лучший. Надеюсь, что в лучший. Я же, как последний идиот, с обиженным лицом поплёлся в трактир. Вдруг она побежит за мной? Как же я был глуп, намного глупее её и не менее гордый. Ужасные качества, заставляющие находить неправильные выходы в безвыходных ситуациях. И вот результат: она мертва, а я с грустью наблюдаю, как затягивается петля воспоминаний.
***
После её смерти раздутое эго пыталось примеривать всевозможные фасоны безразличия, не помогло. Я начал украдкой приходить к вечно цветущей усыпальнице. Наблюдать за бездыханным телом и жизнью вокруг.
Безумно нравится смотреть на солнечные отблески, улыбкой озаряющие камень мёртвого лица. На ветер поправляющий волосы отточенным движением художника, чья картина — безупречная иллюзия жизни.
Даже не подозревая, она стала королевой реальности, королевой, восседающей на хрустальном троне и держащей в одной руке скипетр, а в другой моё сердце. Мёртвой императрицей, диктующей летопись моей жизни.
***
На пожелтевших страницах остались кровью выстраданные воспоминания о ежедневных пирах. О бардах, воспевающих королевский образ и прячущихся за маской моего лица. И, конечно, обо мне в шутовском колпаке и гриме, скрывающем последствия турниров и битв. Кто-то сказал, что признание королевы придёт с улыбкой, а любовь со смехом. И я высмеивал жизнь, смерть и бога. Втаптывал в грязь всё святое, глупо улыбаясь. Подливал в её кубок лучшие из существующих вин. Жонглировал улыбками придворных лжецов и интриганов. Кружился в танце умирающих и рождающихся. Притворялся хранителем тайного знания, скрывающегося в межстрочьи шутливых куплетов. Умело прятал слёзы.
На людях я был юродивым шутом-пророком её величества, а в полумраке собственных покоев — рабом своих же шуток и королевского смеха. Смеха, заставляющего жить, несмотря ни на что. И слёз, карающей дланью опускающихся на всё сущее во мне.
Помню ночи, проведённые в ожидании чуда. Робкие попытки привлечь хоть каплю внимания. Надежду, что она обратит взор на клоуна, но увидит рыцаря в сияющих доспехах. При этом сам видел в зеркале — каннибала, пожирающего свою же плоть.
***
Королева всегда была молчаливой и замкнутой. Её окружал загадочный ореол полунамёков и полужестов. Все мои попытки понять мотивы превращались в расшифровку арабской вязи. Тогда я не замечал придворных художников, рисующих мои улыбки по приказу её величества. Не мог разглядеть алые паруса в леденящем тумане. Проходил мимо маленьких знаков чего-то большего.
И после её смерти боялся нарушать дистанцию и покой королевской усыпальницы, боялся разбудить. Боялся, что проснувшись, она посмотрит на меня с презрением, окончательно раздавит тяжестью взгляда. Но желание рассмотреть ушедшую жизнь бессмертно. Пришло время что-либо менять…
***
Обойдя половину известного мира и весь неизвестный. Истоптав сотни сандалий и ступни свои до костей. Переступив все возможные рубиконы и тела противников моего подвига. Сразившись с чудовищами, выползшими из самых глубоких пещер моего мира, я нашёл-таки ту самую розу. Королева над цветами в кроваво красном атласе лепестков. Она веками покоилась на выжженном острове, посреди океана невыплаканных мною слёз. Согретая и взлелеянная взглядом той самой. Я сорвал розу без капли сожаления. Восторгаясь предчувствием надвигающейся бури.
***
Теперь я всё вижу. Арабская вязь превратилась в понятные слова, но они больше не нужны. И вот сижу в тени старой ивы с розой в руках. В мыслях промелькнуло: «Королева ненавидит цветы». Мёртвым всё равно. Все страхи брошены в темницу вместе с каннибалом. Я уверенно подошёл к погибшему, но не исчезнувшему телу своей мечты, и она проснулась. Королева посмотрела на меня с таким безразличием, что даже земля остановилась, потеряв смысл движения. Её высочество медленно поднялась и поприветствовала меня лёгким полупоклоном. Неужели философы правы? Неужели месяцы, проведённые в отчаянии, оказались бессмысленной тратой времени, ведь мне просто следовало сделать первый шаг? Она приоткрыла рот, видимо, собираясь сказать самое важное в моей жизни, но это оказалось просто вздохом. Стараясь не задеть меня, королева лёгким шагом ушла прочь, оставив лишь цветочный аромат и тень. А я, не желая потерять память, вонзил розу в грудь. Принёс себя в жертву, как напоминание о прошлом и надежду на будущее в нашем замке. Я тихо умер, не разыгрывая спектакль, без театральных декораций и вычурных поз. Просто отринул свой мир ради её вселенной.
***
…Возлягут рядом с юродивым те, кто взглянет в глаза её так, как он на неё не смотрел
Королевский завет. Последнее послание неверующим в её улыбку. 8:88
***
А роза пустила корни в сердце и расцвела пышным кустом.
Astra Nova 
Интересно.
Очень интересная, необычная вещь. Не знаешь даже, как относиться к тексту — как к аллегорическому письму, или истории любви шута к королеве. Если все это аллегория, то и смерть не смерть, а расставание, или обида, или измена, а если история любви — то самоубийство королевы безумно, как безумны смех и слезы двух безумных ни словом не обмолвившихся сумасшедших. И куст из груди. Эх, дикая смесь!
Но в чем я точно уверен, так это в том, что сцену пробуждения королевы было бы хорошо замедлить, расписать, акцентировать. Тогда ударило бы сильнее.
Оценка — 7.
Очень красиво написанная, романтичная история, полная символизма, смысл которого от меня ускользнул. История о любви и жертве, которая оказалась напрасной. Написано гладко, навевает мрачные, угрюмые мысли. Однако меня, как читателя, глубоко не задевает. Неизбывная тоска гнетет. Вокруг только тлен и смерть, и ничего более. – 7 баллов.
Любование смертью, попытка эстетически обосновать патологическое.
Оценка – 1.
Автор текста просил передать примерно следующее:
Он подвергает сомнению адекватность оценки.
Так же на конкурсе должно быть неприемлемо такое обоснование таких экстремально низких баллов. По сути, обоснования нет, это уровень комментария, но не уровень рецензии на турнире.
В данном случае правила турнира и здравый смысл на стороне автора, поэтому просьба пояснить Ваше решение.
Попадись этот рассказ мне в основной группе – поставила бы, наверное, 5
Но, так как рассказ вынесен в разночтения, что почти приравнено ко второму туру, буду суровей – 3-4, не выше. Повторяю – оценка относительная, по группе разночтений, которые уже почти все прочла и потому могу пусть и с осторожностью, но высказаться
И дело даже не в том, что рассказ воспевает ненавистную мне эстетику смерти и самоубийства (хотя 1-2 балла за такое я тоже снижаю). Просто он откровенно слабый.
В рассказе нет любви – есть любование героя собственными страданиями, доведенное до логичного финала. Что было бы простительно, будь текст притчей, вызывай он у читателя недвусмысленный (пусть и горький) смех над героем-идиотом, который всю жизнь был шутом, но при этом считал себя рыцарем, а шутовство лишь маской, да так шутом и помер, поскольку никем, кроме шута, быть неспособен оказался.
Только ведь этого нет.
Автор не высмеивает героя, а словно бы пытается заставить читателя им любоваться, уважать и сопереживать. Сопереживать такому глупому и самовлюбленному эгоисту сложно, уважать не за что, тем более – любоваться! Его даже не жалко, по большому счету.
То есть – навешенный ярлычок не соответствует показанной картинке, понимаете?
Это вызывает раздражение.
Далее – красивости.
Их очень много. Ими обрамлено все, каждый шаг и каждый чих гг.
Но при этом в единственном месте, где они нужны и даже необходимы – натыкаемся на голую констатацию факта. Я имею в виду момент пробуждения королевы.
Я так до самого конца уверена была, что никакого пробуждения вообще не было, слишком все скомкано и быстро произошло. Думала, что просто гг такую мечталку себе устроил, каждый вечер приходит к склепу… помечтать (чуть было более грубо не написала, извините, но больно уж текст располагает)
Ведь это, по задумке – КУЛЬМИНАЦИЯ, а не хухры мухры! Взрыв! Накал страсти!
А ничего нет.
Встала, ушла, прошла мимо.
И все!
Ружье так долго и торжественно выносилось, с такими красивостями и церемониями вешалось на стену – и после этого не то что не выстрелило, но даже и слабого хлопушечного «Пуфф!» не издало.
Полагаю, что именно таким раздражением и обусловлена поставленная тексту единица одним из судей.
Плюс мелкие шероховатости-небрежности.
Серьезная блоха лишь одна, да и то скорее опечатка, автор грамотный
«!…На ветер(,) поправляющий волосы отточенным движением…»
А вот мелких царапулек много
«…На людях я был юродивым шутом-пророком её величества, а в полумраке собственных покоев – рабом своих же шуток и королевского смеха. Смеха, заставляющего жить, несмотря ни на что. И слёз, карающей дланью опускающихся на всё сущее во мне…»
Несколько непрофессионально – слезы упоминались ранее и безотносительно к этой понятийной паре, тут парой к смеху были шутки.
таких мелочей там поднаберется, и они сильно портят впечатление, понимаете?