Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 10(36), 2022.

Мороженое Прокоп предпочитал отечественное. Предпочитал даже раньше, когда витрины в кафе ещё завлекали баскиными, робинсами и прочими джелато стратичелло.

Наше вкуснее, что уж тут поделаешь.

В «Палыче» было немноголюдно. Две девицы щебетали в дальнем углу, поминутно делая круглые глаза и хихикая. Обсуждали кавалеров, не иначе. Компания мужичков пролетарского вида распивала пиво, пялясь в телевизор на футбол. Прокоп занял столик у окна и заказал пломбир с малиновым вареньем.

День задался. Агрегат, над которым он корпел уже полгода, задышал и выдал первые результаты. Именно те, что предсказывала теория.

Принесли мороженое. Подбирая с краёв креманки подтаявшую сладость, Прокоп задумался, на что потратит премию. А премия будет, не может не быть, особенно если вспомнить, как при этом известии у начальника, Савелия Петровича, загорелись глаза. Ещё бы, автор теории кто? Савелий Петрович Шпагин. В накладе он точно не останется, тогда и Прокопу перепадёт.

Получается, что? Электросамокат. «Скворец» или даже «Стриж», если денег хватит. На «Ястреба» замахиваться не стоит, не отработан ещё. Вот когда в Смоленске откроют завод, тогда… Но это когда ещё будет, а самокат хочется сейчас. Или взять новый экран для «Эльбруса»? Процессор-то ещё тянет, а вот разрешения не хватает. Под Норильском, говорят, наладили производство широких «Сапфиров». Сам Прокоп их не видел ещё, но друзья же врать не станут?

Футбол закончился, начались новости. Уборочная страда в Сахе-Якутии проходит успешно; министр экономики посетил Нарьян-Мар и выступил перед тружениками птицефабрики, крупнейшей в регионе; первая партия широкоэкранных «Сапфиров» Норильского завода телеаппаратуры поступила в продажу…

Ага, поступила! Значит, телевизор. Или «Стриж»? И то охота, и это. Жаль, денег не хватит. Не расщедрится начальство на такую сумму, чтобы на всё хватило, в жизни не расщедрится.

Новости катились своим чередом. Покритиковав слегка бюрократов из министерства внешней торговли, дикторы плавно перешли к международным событиям. Звучала приглушённая английская речь, бубнил автопереводчик:

— Президент Шотландии выступил в поддержку предпринимаемых Советским Союзом мер по снижению международной напряжённости. Он, в частности, поблагодарил…

Прокоп не выдержал.

— Что за чушь?! Он о другом говорит. Про фермеров что-то, про кредиты. О нас вообще ни слова!

Говорок в зале стих. Пролетарии развернулись, нахмурившись, девицы в углу замолчали и тоже уставились на Прокопа.

— Надо же, — произнёс один из пролетариев, — с какими людьми вместе сосуществуем. Языки знают!

— Не говори, Костян, — поддакнул ему другой. — Прям оторопь берёт.

Палыч покинул стойку, подошёл к столику Прокопа.

— Вы, товарищ, покушали уже? — осведомился он.

— Да.

— Расплатились?

— Нет. Но я сейчас…

— И не надо! — замахал руками Палыч. — Идите уже. Вас, верно, дома заждались.

— А что, собственно… — начал Прокоп, но Палыч прервал его:

— А ничего! Люди здесь собираются простые и добропорядочные. Что вам, образованным, тут делать?

Чего это они? Спорить Прокоп не стал. Не хочет деньги за мороженое брать, его дело. Всё копеечка.

До дома было почти ничего, минут десять ходу. Прокоп шёл знакомой дорогой, не глядя под ноги, автоматически обходя лужи и канавы, и думал о будущей премии. Самокат или экран, экран или самокат? Или насос родителям на дачу?

— Документики предъявим, гражданин.

Прокоп очнулся. Дорогу ему загораживали трое гвардейцев из Комиссии по надзору, двое рядовых и один в чине мастер-ефрейтора.

— А что, собственно?..

— Документики, говорю, — повторил старший.

Прокоп подал ему паспорт, который, к счастью, всегда имел с собой.

— Та-ак, — перелистывая красную книжицу, проговорил мастер-ефрейтор, — Прокопий Рудольфович, гм, Иванов. Зачем нарушаете?

— Что именно? — удивился Прокоп.

— Законы советские, — с нажимом сказал мастер-ефрейтор. — Смущаете людей знанием вражеских языков. Возбуждаете недоверие к власти.

— Я?! — возмутился Прокоп. — И в мыслях не было!

— Было или не было, — сказал мастер-ефрейтор, убирая Прокопов паспорт во внутренний карман, — не мне судить. Разберёмся. А пока пройдёмте, гражданин!

Неподалёку у обочины стоял гвардейский фургон с гербами на дверях и бампере.

— Но я…

— Пройдёмте!

Если раньше мастер-ефрейтор говорил расслабленно и тихо, то теперь в голосе его прорезалась сталь. Рядовые гвардейцы напряглись. Прокоп с тоской посмотрел на свои окна, — вот незадача, полсотни метров всего не дошёл, — в глаза гвардейцев, злые, настороженные, исполненные силы и решимости её применить, и шагнул к машине.

Следователь перебирал бумаги, разложенные на столе, хмурился, кривил губы, двигал челюстью, и от этих гримас Прокопа бросало в жар, несмотря на уютно гудящий кондиционер. Вместо привычного порядка в голове, последовательных и логичных мыслей там была какая-то неопрятная каша. В чём он виноват? Что сделал неправильно? Комиссия по надзору — контора серьёзная, сюда не «приглашают» по мелочам.

Ночь, проведённая в одиночной камере, тоже не прибавила спокойствия.

— Раскрыли вы себя, господин шпион, — сказал наконец следователь и поднял на Прокопа свинцовый взгляд. — Иванов, надо же! Признавайтесь уж, кто вы на самом-то деле. Смит? Джексон? Мюррей?

— Я Иванов… — пролепетал Прокоп.

— Ивановы английского не знают, им и русского достаточно! — Следователь хлопнул по столу ладонью.

— Но все подтвердят! — заговорил горячо Прокоп. — Родители мои тут живут, Савелий Петрович, начальник мой.

— Родители, — усмехнулся следователь, — подтвердят всё, что угодно, лишь бы сынка отмазать. С гражданином Шпагиным будем разбираться отдельно. Но вы, конечно, Иванов, согласен. Иванов, покуда не доказано обратное. Спрошу иначе: кто, где и когда вас завербовал? Отвечайте!

— Никто и никогда! — упёрся Прокоп. — Английский по работе знаю, литературы много специфической. И вообще! — Он выпрямился на жёстком стуле. — Знать языки не преступление!

— Пока нет, — кивнул следователь. — А вот знать и не заявить об этом — уже преступление. Не в курсе?

— Н-нет…

— Незнание законов не освобождает и всё такое, — сказал следователь. — Пункт двенадцать точка семь статьи триста восемнадцать Уголовного Кодекса РСФСР. До пяти без конфискации. Не просто так это всё. К вашему сведению, знать языки только разведчикам надо, тем, кто у них, — следователь дёрнул головой, показав куда-то себе за спину, — работает нелегально. Для всех остальных граждан достаточно автопереводчика. Это не закон… пока, но это мнение многих ответственных людей, и моё в том числе.

— Но почему? — пробормотал Прокоп. — Что плохого-то?

— Святая простота… — покачал головой следователь. — Поймите, Прокопий Рудольфович, иностранные языки — это не просто слова, которые надо запомнить. Это чуждый способ мышления, часто вредный и опасный. Человек, который говорит и, особенно, думает по-иностранному, начинает и чувствовать так же, на жизнь смотреть. Иностранное для него становится важнее родного. Можно не удержаться, настоящим врагом стать. Врагом, я скажу, стать просто. Например, как вы, оспорить официальную трактовку новостей. Потом… Почему, как вы думаете, разведчиков так долго готовят? Их учат не впускать в себя чуждое, не наше, и всё равно потом, по возвращении, им требуется психологическая реабилитация.

— Я не думал, — поёжился Прокоп. — Мне как-то в голову не приходило…

— Мало кому приходило, — сказал с горечью следователь. — Умники. Учёными себя называете, а самого простого понять не можете. Ладно!

Он вынул из кипы бумаг мятый лист, просмотрел сверху донизу.

— Заявлению гражданина Зайкина Эс Пэ я ходу давать не стану.

«Палыч! — догадался Прокоп. — Это Палыч на меня донёс!»

— На первый раз давать не стану, — продолжил следователь. — Однако считайте это предупреждением, первым и последним. Свободны. Не забудьте зарегистрироваться. Вот ваш пропуск.

Он подвинул Прокопу осьмушку бумаги со смазанной лиловой печатью.

— Да, да, конечно, спасибо, — заговорил Прокоп, поднимаясь и всё ещё не веря, что недоразумение наконец разрешилось. — Я пойду, да?

— Идите, гражданин Иванов, идите, — разрешил следователь, не поднимая глаз.

Прокоп на деревянных ногах дошагал до двери, но не выдержал:

— Ладно, он на меня заявление написал, но почему денег за мороженое не взял?!

— Пункт двенадцать точка шестнадцать той же триста восемнадцатой статьи, — не поднимая глаз, пояснил следователь. — Оказание платных услуг агенту иностранного государства. До двух лет с конфискацией. Гражданин Зайкин куда учёнее вас, гражданин Иванов. Идите уже! Проходная налево по коридору.

Забежав домой и успокоив родителей, Прокоп отправился на работу. Там ничего не изменилось. Никто не кидал на него подозрительных взглядов, не шарахался и, наоборот, не похлопывал, ёрничая и похохатывая, по плечу. Только сейчас накатило понимание, какой опасности он избежал. Постояв немного у стены и переждав, пока успокоится сердце, Прокоп добрался до родной лаборатории.

Здесь тоже всё осталось как вчера. Стеллажи с приборами и инструментами, лабораторный стол с агрегатом, результатом Прокоповых трудов. Только лаборантки Верочки не было на рабочем месте.

Савелий Петрович сидел у себя, за стеклянной перегородкой. Завидев Прокопа, он встал, и, покачиваясь, добрёл до стола с агрегатом, и стёк в кресло возле него. Глаза его беспорядочно перескакивали с предмета на предмет, нигде не задерживаясь. Савелий Петрович Шпагин был глубоко и искренне пьян.

— Приветствую, шеф! — поздоровался Прокоп. — Работает, а?

— Да, — вяло подтвердил Савелий Петрович. — Ты, Прокоп, молодец, да…

— А что, — рискнул поинтересоваться Прокоп, — будет нам за него премия?

— Премия?

Шеф собрал наконец глаза в кучу и воззрился на Прокопа. Икнул, закашлялся и рассыпался дробным пьяным смехом.

— Пре… мия… — выдавил он, содрогаясь всем телом и колотя себя ладонями по ляжкам. — Премию ему…

Переспрашивать Прокоп не рискнул.