Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 2(28), 2022.

А. С. Тонин

Интересно, что скажет редакция по поводу вот этой знаменитой фотографии — фотомонтаж или нет?

Не верю, что реальность… Нет никаких доказательств подлинности этого кадра.

Как бы дешево тогда ни ценилась человеческая жизнь, риск был слишком велик. Стоит у кого-нибудь закружиться голове или налететь порыву ветра, как он грохнется вниз, а следом, инстинктивно дернувшись, — еще несколько. Не думаю, что работодатели ради эффектного снимка пошли бы на это.

Недавно прочитал в одной скептической статье: «Сначала фотограф снял рабочих на балке (которая находилась на земле), а потом уже поднялся на уровень 69-го этажа, где сфотографировал панораму». Скорее всего, так и было.

Это объясняет и то, почему автор снимка до сих пор неизвестен. В 2003 году было заявлено, что это будто бы некий Чарльз Эббетс, давно покойный, потом формулировка опять изменилась на «возможный автор», железных доказательств нет. Вообще, даже смешно, что «доказательства» обнаружили только в 2003 году, а до этого терялись в догадках. Тогда как доказать свое авторство и купаться в лучах славы он мог буквально за пять минут.

Прожить долгую жизнь, видеть, что его фото стало самым популярным в мире, и не заявить о своем авторстве — это не только не по-американски, а попросту глупо. Уж в Америке-то с ее деловой хваткой фотограф моментально доказал бы свое авторство и заработал кучу денег.

Во всех печатных изданиях всегда указывают фамилию автора. А уж скрывать ее после того, как фото получило всемирную известность… Нет слов. Наверно, не случилось этого именно потому, что один снимал на земле, другой — на высоте. Признать это — значит расписаться в жульничестве.

От редакции

История «Lunchtime on a Skyscraper», самого знаменитого кадра из сделанного в тот день цикла фотографий, вполне известна. Это не фотомонтаж и даже не постановка в чистом виде, хотя некоторые элементы постановки там имеются: рабочие настоящие, балка на 69-м этаже строящегося «Рокфеллер-центра» тоже настоящая, обеденный перерыв настоящий… Известно, что администрация стройки в тот день, когда пригласила туда фотографов, обратилась к рабочим в том духе, что, мол, держитесь непринужденней, располагайтесь так, чтобы для фотографов открывались ракурсы покрасочней, и т. п. Неизвестно, отразилось ли это на содержании именно данной фотографии, ставшей самой известной (были сделаны и другие, где рабочие в сходной обстановке мячом перебрасываются… а кто-то, лежа на похожей балке над пропастью, вроде бы вздремнуть задумал во время обеденного перерыва…). Но если и да, то дело скорее в том, что при обычных обстоятельствах там бы пристроилось не 11 человек, а 4—5, рабочий справа без «отмашки» начальства не стал бы держать на виду бутылку, да и на чтение газеты, возможно, охотников бы не нашлось (там был очень большой процент совсем свежих иммигрантов, а то и просто гастарбайтеров из Восточной Европы, довольно слабо знающих английский).

В любом случае нью-йоркская улица, конечно, внизу, однако чуть сзади. А прямо под балкой — предшествующий, 68-й этаж этого же здания. Но как минимум пара-тройка человеческих ростов до него есть точно, а скорее и больше (при съемках вот этого фильма все ракурсы негатива были проанализированы — и подлинность его как раз была подтверждена; кроме того, выяснилось, что в оригинале захвачен даже несколько более обширный участок пустого пространства). Но обедающие строители привычны к высоте — а у современных строителей, скалолазов и альпинистов, в том числе промышленных, после выработки такой привычки увеличение высоты уже не имеет значения.

Насчет того, что «Как бы дешево тогда ни ценилась человеческая жизнь, риск был слишком велик» и «Не думаю, что работодатели ради эффектного снимка пошли бы на это», — то все эти соображения сохраняют закономерность и при публикации фотографии. Но раз уж владельцы Рокфеллер-центра не ожидали, что на них обрушатся обвинения как на «бездушных работодателей, пренебрегающих техникой безопасности», и действительно их не дождались — то они знали, что делают. Потому что были людьми одного времени с работягами, фотографами и объектами действия рекламы. Иное отношение тогда было к ТБ, к жизни, к смелости и браваде — и к высокому профессионализму, при котором такое сходит с рук… Подозревать их в этом столь же неверно, как упрекать, что рабочие там курят, пьют, что среди них ни одного негр… то есть афроамериканца, женщины и явного трансгендера. (Кстати, среди идентифицированных коренных американцев тоже не густо, при всей их белокожести: в основном ирландцы, шведы… есть испанский баск и словак…)

Об авторе. Конечно, это известный фотограф Чарльз К. Эббетс: в 2003 году были обнаружены образцы из его портфолио, в том числе фотография рабочего места с негативом этого кадра на столе и т. п. А строка в Википедии «через десять лет статус „автор неизвестен“ был возвращён» означает лишь, что есть еще пара фотографов, чье теоретическое (со)участие опровергнуть не удается именно потому же, почему их участия не может быть видно: следов они в истории мало оставили…

Дело в том, что, помимо права авторства (а оно было нужно для подтверждения профессиональных качеств — и Эббетс все положенные бонусы получил: у него в портфолио сохранились рекомендательные письма от Рокфеллеровского центра), есть и право собственности. Которое принадлежит именно Рокфеллеровскому центру: в его фотоархиве и негатив хранится. За этим следит специальная лицензионная компания (до сих пор — та же самая, что во время публикации снимка). Суть проста: Рокфеллеровский центр затевает программу раскрутки самого себя, обращается к известному рекламному агентству, оно присылает как своих фотографов, так и сотрудничающих с ним фрилансеров (Эббетс был из числа последних)… Всем всё оплачено по высшему разряду, включая «информационный пакет», повышающий рейтинг в глазах будущих заказчиков, — и сверх того претендовать хоть на что-то, связанное с этими фотографиями, ни у кого и мыслей нет. Хотя бы потому, что можно нарваться на судебный иск.

До 2003 года по поводу авторства совсем не терялись в догадках: казался наиболее вероятным другой кандидат. Он тоже на авторство не претендовал, за него решили посмертно-заочно.

Еще раз: правовой аспект — очень важный нюанс. Эта фотография, выбранная из многих, принадлежит Рокфеллеровскому центру, полностью «оплачивавшему музыку». Весьма возможно (это обыденное дело даже для более поздних времен), что контракт предполагал неразглашение имен исполнителей, так как «режиссером» в любом случае оставался Рокфеллеровский центр, а «помрежем» — то рекламное агентство, которое и привлекло Эббетса наравне с другими фотографами. Никаких страшных тайн тут не подразумевается: съемку и в самом деле режиссировали представители Рокфеллеровского центра (без них никто из работников стройки не стал бы сотрудничать с фотографами на рабочем месте, да те бы там и не оказались), они выбирали, какие сцены предпочтительней снять, а потом выбирали наиболее эффектные из множества фотографий — и намеревались полностью оставить это на свое усмотрение.

В определенном смысле авторство действительно «коллективное», этот ракурс не был бы пойман, да и выстроен без администрации Рокфеллер-центра, без нанятых им специалистов по рекламе, уже на верхних этажах прикидывавших, как и что лучше снять, чтобы было больше пользы для дела, — и т. п. Вклад фотографов тоже немало значит — но он «входит в общий состав». Особенно если договор оформлен «на хозяина», что совершенно обычное дело.

В этом случае единственное, что мог фотограф получить сверх оплаты (щедрой), — это благодарственное письмо от них, которое он мог продемонстрировать своим будущим заказчикам: вместе с фотографией, но без негатива, остающегося собственностью Центра. Таковое письмо Эббетс и получил. Так что в своей среде, связанной с фотографиями и заказами, он полностью использовал и славу (но это было не нынешнее голливудское паблисити, а признание как профессионала высшей марки), и денежную сторону (такому профессионалу и платят соответственно). А получать имидж нарушителя контракта ему было совсем не интересно и не выгодно…

Б. Г.

Ученые утверждают, что неандертальцы не могли произносить звуки, доступные нам. Но тогда, возможно, и многие звуки, произносимые неандертальцем, не могли воспроизвести хомо сапиенс сапиенс?

Говорят, что у нас голосовой аппарат развит «до степени Бога среди приматов». Но так ли это? У нас большая приспособленность именно к речи и не более того. Или, может быть, нас просто много и мы слышим многих, отсюда такое разнообразие? А если взять отдельного человека, то по разнообразию издаваемых звуков он недалеко ушел от неандертальца.

От редакции

У нас, похоже, речевой арсенал все же богаче — но и неандертальцу хватило бы возможностей. Бушменские языки (цоканье и щелканье на вдохе), тема которых в «Горизонте» уже поднималась при переписке с читателями, для него точно проблемой не стали бы. Вообще говорит не гортань, а мозг: на самом деле произносить слова по силам «голосовому тракту» не только шимпанзе, но и макаков — однако их сознание не может вместить саму концепцию членораздельной речи…

Юрий Нойманн

Попробовал я взяться за чтение произведений современных фантастов в журнале «Горизонт» с конкретной целью: чтобы подтвердить или опровергнуть сформировавшееся в ходе некоторых событий мнение о том, как читателю преподносится материал. Как вижу, популярностью пользуются произведения в манере экспрессионизма. Ход событий, герои, а особенно фрагменты окружающей действительности очерчены настолько схематично, что каждый вправе представить себе их так, как заблагорассудится. Читатель, независимо от своего жизненного опыта и эстетических представлений, увидит замысел, а расписав картину самостоятельно, сможет легче принять его. Сомневаюсь, что подобный маневр автор делает намеренно — скорее, современные читатели бессознательно выбирают именно абстракционизм.

Журнал представил разнообразную подборку. Любопытно, что некоторые авторы выстраивают свои собственные фантастические миры, в которых не найти ничего знакомого, потому необходима экскурсия с подробным рассказом, что тут и как, — но есть и те, кто не боится ссылаться на существующие в реальности культуры. Последнее — шаг рискованный, но верный. Если даже абстрагироваться от моих личных симпатий, можно вспомнить, какой популярностью на протяжении всей истории пользовались рассказы об экзотических краях и событиях, происходивших там.

В некоторых произведениях изображаемый мир полностью повторяет повседневное окружение читателя, а фантастическим является одно событие или свойство. Вот тут, наверное, требуется специфическая аудитория. Человек должен узнать в описываемых, а нередко и предполагаемых декорациях привычную среду. Для кого-то это будет просто, другие же, не справившись с этим заданием, если и не бросят чтение, то увидят картину совсем иначе, чем она задумывалась.

В любом случае получилось так, что я испытываю благодарность современным фантастам и журналу «Горизонт». Хотя, когда начинал знакомиться с вашим изданием, сперва обращал внимание главным образом на статьи, а не на литературный раздел…

От редакции

Экспрессионизм как направление в европейском искусстве главным образом первых десятилетий ХХ века все же имеет мало отношения к нынешней фантастике. И уж тем более абстракционизм — явление, сильно отличающееся от экспрессионизма…

Некоторая пунктирность в изображении «декораций», в которых происходит действие, нередко свойственная современным авторам фантастических рассказов, проистекает, как нам кажется, из стремления в малом жанре охватить многое — уделить достаточно внимания и сюжету (в хороших рассказах, как правило, нестандартному), и характерам персонажей, и описываемому миру (тем самым «декорациям»), и фантдопущениям, при этом не забыть о психологической глубине и философском подтексте… Пунктирность в описании мира — либо фантастического, либо реального — при этом действительно не мешает читателям достраивать декорации в своем воображении; разумеется, если рассказ действительно хорош. Ведь художественная деталь — на то и деталь (и тем и отличается от подробности), что позволяет экономными средствами сказать многое.

Просмотрев заново и оживив в своей памяти рассказы предыдущих нескольких номеров, соглашаемся с автором письма, что большинству новеллистов (именно так лучше было бы называть современный фантастический рассказ — новеллой, акцент здесь на осторосюжетности) присуща та самая «экономия средств», стремление описывать только детали, а не подробности. Но есть и рассказы, в которых проработке «декораций» уделяется немало внимания, мир, окружающий персонажей, описан весьма подробно. Как правило, это рассказы немалого объема — к ним мы можем отнести, например, тексты Владимира Сканникова «Дрёма» из январского номера, «Лиза и Камикадзе» Сергея Кускова из декабрьского, «Сикомор» Киры Эховой из октябрьского… Ну, и если брать цикл «Сказки Белой Росомахи» Ники Батхен как единое целое, то следует сказать, что в нем немало внимания уделяется антуражу, этнографическим подробностям — хотя это в равной мере присуще и не всем отдельным сказкам цикла.

В общем, подтверждается наше предположение, что пунктирность в изображении антуража проистекает из стремления к экономии средств и экономии объема. Чем меньше рассказ, тем более выражена эта пунктирность — и, например, в «Не забыть оглянуться» Александра Голикова или в «Со вкусом жизни» Евгении и Ильи Халь из декабрьского номера, и уж тем паче во многих публиковавшихся на страницах «Горизонта» миниатюрах она выражена довольно сильно. Само по себе это — не достоинство и не недостаток, хотя рассказы большего объема, в которых антураж проработан детально, получают (разумеется, в том случае, если рассказ действительно хорош!) больше положительных оценок от читателей. Из недавно публиковавшихся нами текстов это в особенности касается рассказа Игоря Вереснева «Все двери мира» — победителя проводившегося нами конкурса «Стоптанные Кирзачи-10»: в этом рассказе реалистические «декорации» прописаны очень подробно, что только ярче оттеняет необычное фантдопущение, в соответствии с известной формулой Стругацких «чудо — тайна — достоверность».