Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 7(21), 2021.

От редакции

11 июля, не дожив 11 дней до своего 102-го года рождения, ушла из жизни Жанна Иосифовна Кофман, Marie-Jeanne Koffmann — человек-легенда. В мировой криптозоологии ее давно уже привыкли считать старшей, причем отнюдь не только по возрасту. В отечественной криптозоологии она тем более являлась звездой первой величины — даже в последние годы, когда уже просто по возрасту не могла принимать активное участие в практической деятельности…

Тут уместно вспомнить, что в экспедиции Жанна Иосифовна продолжала ходить даже на десятом десятке лет. Да что там: ведь и эта статья, представляющая собой отчет об одной из первых ее экспедиций, была Кофман заново вычитана, прокомментирована и подготовлена к выкладыванию на сайт «Аламас.ру» в 2009 году, когда этот самый «десятый десяток» только начинался!

Помимо всего прочего — врач, альпинист, участник Великой Отечественной. Получила звание капитана Советской армии. Последняя из остававшихся в живых (а теперь вот и никого не осталось…) участников битвы за Кавказ, причем не только готовила бойцов к действиям в горах, но и лично воевала на линии огня, а после завершения боев была в группе альпинистов, снимавших фашистский флаг с Эльбруса.

Просто не знаем, что еще можно сказать. То есть можно, даже нужно очень многое, и это будет сказано, но прямо сейчас — буквально опускаются руки…

Статья, публикация которой начата в этом номере, — отчет об одной из первых экспедиций, проходивших под руководством и при участии Кофман. Полезно увидеть, на каком уровне производились исследования уже тогда — впоследствии Жанна Иосифовна жизнь посвятила тому, чтобы этот уровень распространился на всю отечественную (что для нее означало и советскую, а потом постсоветскую — и французскую) криптозоологию, и ей удалось достичь этой цели… куда вот только подевалось в последнее время столь многое из достигнутого… Также не вредно осознать, с какими трудностями сталкивалась криптозоология и тогда, и после, и сейчас: невозможность остаться на лишнюю неделю, чисто техническая невозможность добраться до всех очевидцев, о которых уже стало известно, посетить все перспективные места…

Одно скажем точно: те, кто имел честь работать с Ж. И. Кофман, и даже те, кто внимательно прочитал ее труды, включая хотя бы экспедиционные отчеты, никогда не смогут относиться к криптозоологии без должного уважения.

В первых числах сентября 1959 г. из Москвы и Киева выехала на Восточный Кавказ группа в составе 4 человек, задавшихся целью проверить имевшиеся в Комиссии по изучению проблемы «снежного человека» немногочисленные сведения о наличии в горных районах Восточного Кавказа дикого, волосатого «человека». Группа сложилась более или менее случайно за несколько дней до отъезда из дотоле незнакомых друг другу лиц. Она включала:

• Юрия Ивановича Мережинского, старшего преподавателя Киевского университета, антрополога и этнографа, только что возвратившегося из Дагестана и прилегающего к нему Белоканского района Азербайджана, где он руководил практическими полевыми работами своих студентов-этнографов. Во время этого летнего маршрута Мережинский собрал значительное количество ценных данных об интересующем нас объекте и завязал знакомство со старым охотником, лезгином, взявшимся показать ему «каптара» в очередное полнолуние.
• Юрия Леонидовича Зерчанинова, корреспондента «Комсомольской правды», который по поручению редакции вошел в контакт с Комиссией и только что опубликовал статью о кавказских перспективах. Зерчанинов располагал лишь недельной командировкой, но намеревался пробыть в горах весь свой отпуск до середины октября.
• Жанну Иосифовну Кофман, врача-хирурга, участницу Памирской экспедиции 1958 года Академии Наук СССР, автора этих строк. Давно интересуясь дагестанской проблемой, я должна была выехать еще 2 августа вместе с Сергеем Мееровичем Лукомским. Однако внезапная тяжелая болезнь вынудила меня отложить отъезд.

• Четвертой присоединилась к нам 17-летняя москвичка Рима Ветлугина.

Таким образом, группа состояла из частных лиц, решивших посвятить дагестанскому вопросу свой отпуск. Она никем не финансировалась и не поддерживалась официально, если не считать выданной Мережинскому и мне справки о том, что мы являемся членами Комиссии и направляемся в высокогорные районы Дагестана, Азербайджана и Грузии с исследовательскими целями. Справка была выдана Всероссийским обществом содействия охране природы и озеленению населенных пунктов.

Перед отъездом работа группы представлялась следующим образом: мы направляемся прежде всего в Закаталы, где попытаемся либо застать самого Лукомского, либо собрать сведения о проделанной им работе с тем, чтобы установить известную преемственность и не повторять уже законченную часть изысканий. В Закаталах мы собирались задержаться несколько дней для сбора опросного материала. Оттуда группа переезжает в Белоканы для встречи со старым охотником. По времени наше прибытие в Белоканы как раз совпадало с началом полнолуния. В зависимости от успеха обещанной засады группа должна была либо остаться в том районе, где имела бы место встреча с каптаром, либо перебраться в Дагестан, разделившись там на два отряда: один, более оседлый, — Мережинский и Ветлугина — собирающий информацию из аула в аул, другой, оперативный, в составе Зерчанинова и меня, уходил бы в более или менее продолжительные высокогорные маршруты, опираясь в своих непосредственных розысках каптара на данные, собранные «разведывательным» отрядом.

9 сентября 1959 г., вечером, группа прибыла в Закаталы. Лукомский уже выехал, не оставив никаких сведений. Сопровождавший его на протяжении месяца наблюдатель Закатальского государственного заповедника Петр Петрович Жданов, прекрасный охотник и следопыт, смог только сообщить мне, что их поиски не увенчались успехом, если не считать рассказов нескольких очевидцев, к которым Жданов относился с явным пренебрежением. Сам Жданов, как и другие сотрудники заповедника, категорически отрицал возможность существования какого бы то ни было зверя, неизвестного им, и более чем иронически относился к нашим намерениям. Напротив, первый секретарь райкома ВЛКСМ Расул Опас Оглы Таиров, историк по образованию, с первых же минут знакомства проникся живейшим интересом к нашему делу и поделился сведениями, которыми он располагал (см. сообщение № 9).

11 сентября был обнаружен первый очевидец, Алиев Камал, молодой охотник и пчеловод (см. сообщение № 1). Достаточно было ухватиться за первое звено, как показалась цепочка очевидцев. 12 сентября мы их нашли уже троих (см. сообщения №№ 2, 3, 4).

Правдивость рассказчиков трудно было взять под сомнение. Это были простые люди, безыскусно повествующие о своих неожиданных встречах с человекообразным волосатым существом или его следами.

Во всех случаях речь шла о рослом — не менее 1 м 80 см — существе, покрытом густой, гладкой, рыжей или коричневой шерстью, напоминающей шерсть медведя. Возможность того, что это мог быть медведь, рассказчики, хорошо знающие этого очень обычного там зверя, категорически отрицали.

Полуторасуточная поездка Ю. Зерчанинова в Кахский район в сопровождении пригласившего его тов. Таирова обогатила нас еще четырьмя рассказами (сообщения №№ 5, 6, 7, 8).

Нет сомнения, что, если бы наше пребывание в Закаталах оказалось более продолжительным, наши полевые дневники пополнились бы значительным материалом. Ведь только за 4 дня мы записали 9 рассказов очевидцев, причем мы не исчерпали даже предварительного списка лиц, которых, по указанию их знакомых, следовало опросить. Особую ценность этих сведений составляет то, что в основном они касаются очень недавнего периода — 1956, 1958 и даже 1959 года.

Описываемое существо именуется местными жителями не каптаром, а вехши-адамом, т. е. диким человеком. В большинстве случаев встреча состоялась, если так можно выразиться, по инициативе дикого человека, самого подошедшего к костру или к лицам, работающим в лесу и, следовательно, производящим шум, который ни один зверь не мог бы оставить без внимания. В тех случаях, когда рассказчик смог определить половую принадлежность существа, речь шла о самце, что невольно заставляет вспомнить о более частых встречах с самками на северных, дагестанских склонах того же массива. Поведение вехши-адама не обнаруживает в нем ни агрессивности в отношении человека, ни особого страха перед ним.

Разумеется, вышесказанное — всего лишь первое впечатление, навеянное услышанными рассказами. Последних явно недостаточно для анализа и каких-либо аргументированных выводов.

По мнению местных жителей, в частности тов. Таирова, эти существа представляют собой людей, покинувших человеческое общество в различные более или менее отдаленные времена, в период, например, кавказских войн XIX века или социальных пертурбаций революции, и одичавших в горах. Следует отметить, что уход в горы — обычная защитная реакция для местного жителя, оказавшегося в уголовном или психологическом конфликте с окружающими. Так, директор средней школы Тала-2 тов. Ф. Ш. Фильманов сообщил нам, что зимой 1958 г. сошла с ума и скрывалась в горах одна из жительниц поселка. Она была обнаружена лишь через 3 месяца. Он называл нам ее фамилию, но за недостатком времени мы не смогли с ней познакомиться (см. также в этой связи сообщение №21). Тов. А. Ахундов, электромонтер, коммунист, говорил нам об уходе в горы жителей, находящихся под угрозой репрессий в период преступной деятельности Багирова, а также о случаях кровной вражды, когда «мститель» семьи, приводя в исполнение приговор, также скрывался в горах. Многие из этих лиц впоследствии не возвратились, и судьба их неизвестна.

Однако приближение полнолуния вынуждало нас переместиться в Белоканы, километров на 30 северо-западнее Закаталы.

Оба городка расположены у подножия южных отрогов Главного Кавказского хребта, в том месте, где они переходят в равнину левобережья реки Алазани, протекающей с северо-запада на юго-восток, в среднем в 40 километрах от водораздельной линии Главного Кавказского хребта и в 20—25 километрах от подножья его южных отрогов.

Южные отроги Кавказского хребта сильно расчленены, и перепад высот достигает значительной крутизны. Лесной пояс занимает около 70 % их поверхности. Верхние 30% площади заняты альпийскими лугами и скалами. Средняя высота водораздельной линии — 3200 м. Главная высота района, Гутон (3661 м), расположена, как установил С. М. Лукомский, на 5—6 км северо-восточнее, чем она обозначена на картах. Растительные пояса на южном склоне Кавказского хребта располагаются следующим образом:

I. Лесной пояс:

а) нижний, до 600 м: дубово-грабовые леса со значительным участием каштана;

б) средний, до 1900 м: буковые леса, клен (несколько видов), дуб (два вида),
каштан, грецкий орех, медвежий орех¹, вяз, ясень, тисс;

в) верхний, до 2100 м: те же виды, но к ним присоединяются рябина, явор,
береза пушистая.

Местами в нижнем и среднем поясах, а реже и в верхнем имеются дикие фруктовые деревья.

II. Субальпийский пояс с гигантским, скрывающим всадника борщевиком (борщевником) — любимым лакомством медведей — простирается от 1800 м до 2400 м абсолютных высот.

Пояс альпийских лугов, скал и осыпей — до 3000 м с характерными для этого
пояса черничниками и зарослями рододендрона кавказского.
Субнивальный пояс — свыше 3000 м.

Под пологом леса — ежевика, кизил, кавказская черника, желтая азалия, смородина, лещина и т. д. Флора южных склонов богата редкими и реликтовыми растениями.

Их животный мир чрезвычайно разнообразен.

Млекопитающие — тур дагестанский (эндемик), безоаровый козел (эндемик), серна, олень кавказский, косуля, кабан, медведь кавказский, лисица, волк, шакал, куница (два вида), кот лесной, рысь, барсук, ласка, кавказская белка, заяц-русак и т.д.

Отметим особым вниманием отъевшихся летом и спящих в дуплах в течение 6 месяцев соней-полчек и лесных соней; полевок, образующих на лугаче целые колонии; размножающихся во все сезоны лесных мышей.

Относительно барса единства мнений нет.

Петр Петрович Жданов дважды слышал о встречах с ним. Директор Закатальского заповедника отрицает его существование в этом районе.

Птицы

На южных склонах Главного Кавказского хребта в описываемом районе обитают свыше ста видов птиц, в том числе эндемиков: кавказский улар (горная индейка), тетерев кавказский, кеклик (горная куропатка), яйца и птенцы которых составляют легкодоступный источник пищи.

Левобережье Алазани покрыто исключительно густыми лесами (дуб, клен, алыча, липа, грецкий орех, граб), среди представителей которых много диких плодовых деревьев: яблоня, груша, гранат.

Обширные пространства как горных, так и Алазанских лесов покрыты густыми порослями колючих растений, полностью препятствующими проникновению человека. Если присоединить к ним заболоченность значительных участков в бассейне Алазани, а в горах — наличие вертикальных скальных перепадов и труднопроходимых, а то и просто непроходимых ущелий, то станет понятно, почему целые территории этих массивов никогда не посещались человеком. Так, тов. Таиров, секретарь РК ВЛКСМ, уроженец этих мест, сказал нам, что в леса Алазани южнее Даначи, что в 8 км от Закаталы, никто не проникал. С. М. Лукомский установил, что в верховьях реки Катех-чай, крайне труднодоступных, человек, как утверждают местные жители, никогда не бывал.

Поселения человека эшелонированы у подножья южных отрогов, вдоль шоссейной дороги. Выше в горах их нет.

Если вспомнить, что северные склоны, прилегающие к данному отрезку водораздела Главного хребта, также необитаемы, то мы получаем площадь примерно в 2000 кв. км, свободную от присутствия человека.

Этот район пересекают с севера на юг (точнее, с северо-запада на юго-восток) лишь четыре тропы, местами нелегкие для прохождения, обеспечивающие пеше-конные сношения между Дагестаном и западными районами Азербайджана.

Южные склоны изобилуют речками, ручьями, водопадами, сливающимися у их подножья в более крупные артерии: Мазым-чай, Белакан-чай, Катех-чай, Тала-чай, несущие свои воды в Алазань.

В районе поселений эти водные артерии образуют сложную сеть бесчисленных ручьев и арыков, густо насыщающих населенные пункты.

Как достопримечательность последних отмечу, что, за исключением двух-трех асфальтированных улиц в «центре», улиц как таковых в них почти нет. Дома разбросаны и окружены обширными фруктовыми садами, главным образом ореховыми, и посадками кукурузы. Для того чтобы проникнуть в определенный дом, нередко приходится пройти сотни метров по чужим садам, время от времени преодолевая нехитро сплетенные заборы, их разделяющие.

Первые сведения о каптаре, полученные по прибытии в Белоканы, привели нас в глубокое недоумение. С каптаром оказалось знакомым значительное количество жителей. По прошествии нескольких дней его портрет, охотно описываемый населением, представился нам во всех подробностях.

Каптар — человекообразное существо («как человек»), исключительно проворное и подвижное, показывающееся только по ночам. Его встречают обычно в реках или возле них, причем не в горах, а в тех самых ручейках, которые протекают по городу, т. е. в приусадебных огородах и садах. Он там купается, прыгает, «танцует», резвится. При этом он «смеется», т. е. издает звук, напоминающий «хе-хе-хе». Другим излюбленным времяпрепровождением каптара является катание на лошадях по ночам. Каптар носится на ней часами; утром лошадь застают взмыленной, усталой, голодной, а грива ее заплетена в косички. Днем каптара не видно. Он прячется на кладбищах, или на заброшенных старых мельницах, или в развалинах древних крепостей.

Самой примечательной особенностью каптара является его ослепительно белый цвет («белее снега», «белее молока»). Что же такое каптар? Каптар — это душа плохого человека, которого земля не принимает (мы можем убедиться в этом, осмотрев глубокие ямы, возникшие на кладбищах на месте некоторых могил), а Аллах не пускает к себе.

Каптара невозможно убить — его «никакая пуля не берет, даже автомат». Были случаи, когда охотники со страху стреляли в него. В ответ каптар невозмутимо протягивал выпущенную в него пулю. Однако говорят, что раньше — и многие старики помнят это — случалось поймать каптара, смазав его излюбленную лошадь смолой. К утру каптар оказывался прилипшим к спине коня. В дальнейшем единственная трудность в том, чтобы воткнуть ему иглу в область сердца. Если это удается, каптар переходит в полное повиновение к тому лицу, которое сумело вколоть иглу. Каптар, попавший таким путем в семью, оказывается сильным и трудолюбивым работником — таскает воду, колет дрова, косит сено. Правда, он все приказы исполняет «наоборот», так что ему приходится предлагать «не ходить за водой», «не пилить дров» и т. д. Все рассказы о пребывании каптара на роли домработницы неизменно оканчиваются следующим эпизодом: воспользовавшись отсутствием взрослых, каптар подходит к маленькой дочке своих хозяев и, протягивая ей красное яблоко, просит ее вытащить иглу. Ребенок повинуется. Тотчас же каптар глубоко ей раздирает когтями правую щеку и скрывается в горах.

Описание каптара, его повадок, история его пленения и бегства повторялись нам со стереотипным однообразием десятки раз. По правде сказать, нам стоило большого труда их выслушивать: с самого начала мы знали все, что сообщит нам рассказчик.

Однако ни разу нам не удалось найти ни бывших хозяев каптара, ни ставшей матерью девочки со шрамом на правой щеке. Они или умерли, или уехали неизвестно куда.

Таков портрет каптара, приведший членов группы, по природе склонных к пессимизму, в глубокое уныние, а тех, кого радуют все явления жизни, — в состояние неудержимого веселья.

Было совершенно ясно, что в Белоканы мы столкнулись с одним из представителей шаловливого племени русалок и леших, ничего или очень мало общего имеющих с каким-либо реальным зверем, разве только с лаской.

Вместе с тем, если отбросить иглу, яблоко, катание на лошадях и капризы каптара, то сам внешний образ невзначай встреченного каптара — его «фасон», по местному выражению (см. сообщения №№ 23, 24, 25), — носил поразительно реалистический, я бы сказала, натуралистический характер. Его рост, белая окраска, закрывающие лицо волосы, длинные груди самок, часто заброшенные на плечо, его прыгающая походка описывались во всех рассказах с подкупающей искренностью.

Тем не менее нам слишком трудно было свыкнуться с мыслью о возможности существования подобного создания. Мы решили, таким образом, сразу после засидки с дедом-охотником возвратиться в Закатаны, к рыжему вехши-адаму, куда более соответствующему сложившемуся у нас представлению о «снежном человеке».

Но, кстати, какого каптара собирается нам показать дед — черного сурового великана или эту белую пляшущую чертовщину? «Конечно, белого, — удивившись нашему вопросу, ответил дед. — Каптар только белый бывает. Белый, белый, как снег. Завтра пойдем в засаду. Может быть, он в первые же ночи не придет, но за полнолуние мы, наверное, увидим его».

В тот же вечер мы вернулись к большому разговору о стрельбе, начатому еще в Москве. Мережинский считал необходимым при первой же встрече стрелять в человекообразное существо.

Я была категорически против.

Я считаю одинаково важными аргументы, которые я приводила в защиту своей точки зрения. Последовательность, в которой я их здесь излагаю, случайна и не определяет их значимость.

1. Возможно, что нам суждено первыми увидеть существо, представляющее необычайный интерес для науки. Речка Казбина, куда нас собирался привести на засаду старый охотник, по уверениям жителей, систематически посещалась каптаром. Так, за последние четыре дня его видели здесь дважды: 14.09 видел охотник Оганесов (см. сообщение № 26), а 16.09 — женщина, проживающая у мельницы. Сам наш дед трижды видел его у этой речки в разные годы. Следовательно, если только это создание существует, мы, вероятно, сможем увидеть его вновь и не раз.

Таким образом, мы могли рассчитывать на возможность вести исключительные по своей важности наблюдения за этим существом в его естественной среде. Наличие яркого лунного освещения и чрезвычайно чувствительных пленок при ослепительно белой окраске каптара позволяло нам надеяться на получение серии кадров, где обозначились бы по меньшей мере общие контуры существа.

2. Нет сомнений, что каптаров сохранилось считанное количество. Лишить жизни одну из последних особей, по несчастной случайности могущей оказаться последним самцом, было бы непоправимым преступлением.

Установив действительное существование зверя, заручившись поддержкой местных властей и охотников, обнаружив место и время его появления, выследив пути его ухода, организовав цепь засидок, мы могли рассчитывать с большой долей вероятности на возможность изловить его живым.

3. Я не упоминаю о такой «мелочи», как данное старому человеку честное слово, что никто из нас стрелять в каптара не будет. Если бы мы смогли привести ему в оправдание выстрела, допустим, возникший испуг, то это объяснение не избавило бы старика, видного деятеля «прихода» мечети, от обвинений, несомненно посыпавшихся бы на него со стороны стариков-мусульман.

4. У нас не было ни инструментария, ни препаратов, ни сосудов, необходимых для исследования и сохранения органов, в частности мозга, крови, желез внутренней секреции. Нашими единственными трофеями оказались бы шкура и кости.

5. Прицельный выстрел по подвижному объекту в ночной обстановке, когда столь изменчивы конфигурация предметов и представления о расстоянии, требует большого опыта и далеко не по плечу первоклассному стрелку.

Мережинский около 20 лет не держал оружия в руках, мне тоже давно не приходилось тренироваться, никто из нас никогда не охотился и не совершил ни одного ночного выстрела.

При этих условиях выстрел в ноги с тем, чтобы только ранить, я рассматривала как чистейшую фантазию.

6. Мережинский располагал лишь малокалиберным оружием. Беспомощность малокалиберной винтовки доказывается тем, что до 40% пораженных выстрелом птиц и мелких животных остаются практически невредимыми, в связи с чем в охотничьей литературе умножаются в последнее время требования запретить охоту с малокалиберной винтовкой².

У Мережинского же была даже не винтовка, а малокалиберный тренировочный пистолет, вдобавок неисправный. Единственным результатом использования этого инструмента была бы безнадежная потеря вспугнутого каптара.

Слов нет, каждого из нас глубоко волновала мысль о возможности первым открыть «снежного человека», представив неопровержимое доказательство — его труп. Однако такое примитивное решение проблемы казалось мне более к лицу группе искателей приключений, чем образованным людям, представляющим в данном случае советскую науку. Я считала, что мы должны смирить наше нетерпение. Одно только констатирование действительного существования каптара, подтвержденное фото-кадрами, могло утешить наше тщеславие. Я не говорю о том, как невелика была бы охотничья честь убить из-за угла беззащитное, пугливое существо, столь схожее с человеком, видимо, доверчиво относящееся к нему и никогда не испытавшее от него обиды.

Возникшая же ситуация прибавила к этим соображениям еще два, уже вовсе не теоретического порядка:

• Нам было известно о поразительном сходстве каптара с человеком. Нам также были известны случаи ухода отдельных жителей в горы. Об истинной же природе каптара мы ничего не знали. Мы не могли, следовательно, отвергнуть возможность того, что под нашим выстрелом окажется не человекообразное существо, а человек, ставший под влиянием исключительных обстоятельств звероподобным.
• Наконец, нам предстояло устроить засаду не в отдаленных горных лесах, а на окраине села, в нескольких десятках метров от жилых домов. Нам не были известны привычки, нравы и особенности местных мусульман. Ничто не могло нас гарантировать от выстрела в человека, совершающего ночное омовение, или случайно оказавшегося у речки, или, наконец, решившего устроить над нами невинную шутку.

Последствия случайного ранения или убийства человека оказались бы ужасными. Не говоря о моральных терзаниях, подобный инцидент повлек бы катастрофу для всей деятельности Комиссии по изучению вопроса о снежном человеке. Ее многочисленные противники не преминули бы представить Комиссию как группу социально опасных лиц, настолько одержимых своей идеей, чтобы стрелять в жителей азербайджанского города, видя в них… йети. Деятельность Комиссии завершилась бы непоправимым скандалом.

Такова была моя точка зрения. В тот вечер я ее изложила в особенно категорической форме. Стрелять — и то наверняка — я считала допустимым лишь в исключительном и маловероятном случае нападения со стороны каптара, Мережинский со мной полностью согласился.

Первые две ночные засидки на берегу речки Казбина, 16 и 17 сентября, не дали результатов. Поблизости от нас раздавались выстрелы — только что открылся сезон охоты. Наш дед явно нервничал, опасаясь, что эти выстрелы вспугнут каптара. 18 сентября мы разместились в другом месте: на той же речке, но в непосредственной близости от окраинных домов селения того же названия.

Мережинский с дедом засели у поляны, смежной с речкой, Зерчанинов и я — метров на 80 выше по течению той же речки, представляющей собой, собственно, крупный ручей.

Едва мы расположились и поднялась луна, как ровно в 20 ч. 45 мин. до нас двоих донесся выстрел пистолета. А через несколько минут явился Мережинский в состоянии глубокого аффекта, дрожащий, бледный, покрытый пóтом: «Я стрелял в человека или в черта!» — таковы были его первые слова. Мы перешли к поляне, где, не переставая дрожать, Мережинский рассказал о том, как он увидел издали промелькнувшую белую фигуру, шедшую на двух ногах и принятую им вначале за очередного охотника. Почти тотчас фигура исчезла, но стал раздаваться сильный плеск в речке. Белая фигура снова показалась на несколько мгновений, на расстоянии в 40—50 метров, а затем, с поразительной скоростью пробежав вверх по речке около 30—40 метров, выскочила на четвереньках из речки на поляну, прямо перед засидкой, в 12 м от нее, встала на задние ноги и издала звук «Хе-хе-хе». Уже когда она появилась вдали и дед взволнованно шепнул Мережинскому: «Аппарат! Аппарат!», Мережинский схватил не фотоаппарат, а свой пистолет. Выстрел произошел почти одновременно с появлением перед засидкой существа, которое, таким образом, было в поле зрения Мережинского не более 3—4 секунд. Мережинский стрелял, не целясь, не различая, как он нам сознался, ни мушки, ни даже дула пистолета. Ослепленный вспышкой, Мережинский уже не видел больше существа, а только слышал, как оно с еще большей скоростью убежало вниз по воде. Насколько успел разглядеть Мережинский, существо сильно напоминало худого взрослого человека и действительно было ослепительно белого цвета. Никаких подробностей Мережинский не успел рассмотреть.

Сдерживая бесполезное возмущение, мы слушали этот рассказ о нелепом провале всей работы: нет фотографии, нет самого каптара, исчезла всякая надежда увидеть и изловить зверя — он, разумеется, в этот район не вернется. Нет даже сколько-нибудь подробного и достоверного описания внешности спугнутого существа.

Утренний осмотр места происшествия убедил нас лишь в том, что вряд ли посетителем мог быть человек: низко свисающие над водой кусты исключали возможность передвижения стоя. На четвереньках же человек не смог бы так быстро пробежать описанное расстояние.

Выстрел Мережинского имел еще одно несчастное последствие. Через день нас вызвали на неофициально созванное бюро райкома КПСС, где нам предложили дать объяснение нашей деятельности. В атмосфере настороженности я прочитала лекцию об истории проблемы снежного человека, о работах советских исследователей, о значении для науки и для нашей страны возможного открытия и, наконец, о сведениях, полученных на Кавказе, в частности в Белоканском районе, и о перспективах, которые, возможно, открывают полученные от местного населения данные. К концу лекции явился Мережинский и внезапно сделал ошеломляющее заявление. Рассказывая об эпизоде в селе Казбина, он, желая, очевидно, подчеркнуть сходство каптара с человеком, признал, что в момент выстрела он был уверен, что перед ним человек, желающий его разыграть, и выстрелил он в него намеренно, со злости, чтобы его наказать.

Добавлю к этому, что Мережинский распространил слух об огромной награде за убитого каптара. Начав с 10 000, сумма вскоре достигла 50 000 рублей. Весь городок пришел в состояние неописуемого возбуждения. За нами устремлялись толпы людей. Дело дошло до того, что мы с трудом входили и выходили из гостиницы, буквально прокладывая себе дорогу через шумящую толпу, насчитывающую иногда не менее 200 человек, под градом насмешек и шуток.

Неудивительно, что партийное руководство резко отрицательно отнеслось к нашей «деятельности», и вскоре нам было предложено первым секретарем райкома, тов. Мансуровым, убраться из города. «Вы здесь мешаете», — несколько раз повторил он мне и Зерчанинову во время очень тягостного для нас приема.

Зерчанинов не мог примириться с создавшейся обстановкой и через два дня уехал через Баку и Махачкалу в Дагестан. Вернувшись в Белоканы вечером 27.09, он на другое утро покинул нас окончательно.

В Махачкале он виделся с Леонтьевым, поведавшим ему о крайне отрицательном отношении руководящих ведомств республики к вопросу о «каптаре». Сам Леонтьев едва ли не вынужден покинуть работу и подвергается истинной травле.

В высокогорном, соседствующем с нами Тляратинском районе Дагестана Зерчанинов был всего три дня, но и за этот короткий срок он записал несколько очень интересных рассказов (см. сообщения №№ 18, 19, 20). Зерчанинов привез номер «Дагестанской правды» с редакционной статьей «Научные данные? Нет! Невежество и суеверие».

К счастью для нас, «Дагестанская правда» не распространяется в Белоканах…

Причины подобного отношения руководящих лиц к вопросу о диком человеке я изложу ниже.

Не предрешая вопроса о природе этого существа, было ясно одно: в Белоканском районе водится какое-то загадочное для местного населения крупное существо белой окраски, ведущее ночной образ жизни, тесно связанное с водой, очень резвое и опасливое.

Итак, в ночь с 18 на 19 сентября Мережинский видел совершенно белого цвета исключительно подвижное существо, общие контуры которого показались ему человекоподобными.

21 сентября нам сообщили, что прошлой ночью охранник «аэродрома» видел каптара, гоняющего лошадь. Я немедленно выехала к нему (см. сообщение № 32), а через несколько часов увидела и саму лошадь, и ее хозяина (см. сообщение № 33).

Грива в целом спадала совершенно свободно и нигде не была спутана. В средней трети гривы свисали две косы, основания которых на загривке отстояли друг от друга на расстоянии примерно 15 см. Каждая коса состояла из трех отдельно выделенных у загривка и очень туго свитых, скрученных как бы пальцами жгутов. Из таких трех жгутов и была сплетена каждая из кос. Местами витки были очень правильными, туго затянутыми и точь-в-точь напоминали женскую косу. Местами они были сложены небрежно, и «проскакивало» очередное звено. Но самым поразительным был узел, которым были связаны друг с другом свободные концы обеих кос. Точнее выражаясь, здесь был не узел, а сложнейшая комбинация петель и узлов, переходящих друг в друга, связанных и перевязанных между собою. Отдельные жгуты были пропущены в узлы, затянуты в них, прокручены, перекручены вокруг оси узла, завязаны в новые узлы и т. п. Несмотря на сложность этого образования, и здесь волосы нигде не были спутаны. Их пучки были уложены не игрой случая, а согласно своеобразному плану, в целях, которые предвидел чей-то разум, и инструментом, который не мог быть ничем иным, как чьи-то пальцы.

Точно такая же петля из двух связанных кос, но меньших размеров свисала у холки.

Все это образование в целом создавало впечатление — признаюсь, приводящее в замешательство, — творчества, реализованного второпях и небрежно умелыми пальцами, служащими какому-то темному, сложному сознанию. Никогда человек не сплел бы подобный узел. Человек, которому потребовалось бы скрепить петлю в гриве лошади, связал бы ее значительно проще. То, что я видела, было какой-то пародией, карикатурой на человеческий труд.

А стоящие возле меня простые люди, безграмотные крестьяне, дивясь моему изумлению, очень естественно объясняли мне, что в эти петли каптар просовывает ноги, т. к. катается он не как человек, а «наоборот», лицом к крупу, держась одной рукой за хвост, другой — за ногу лошади. Впоследствии мы видели несколько таких грив, неизменно у кобыл. Нам много раз приходилось слышать, что они служат для ног «наоборот» лежащего на спине лошади каптара. Однако другие жители утверждали, что каптар сидит верхом, как обычно человек, лицом вперед и что петли в гриве служат ему для управления лошадью. Те четыре человека, что видели каптара на лошади, заставали его именно в этой, обычной посадке (см. сообщения №№ 32, 34, 35, 36).

Предположение о том, что эти косы могли быть сплетены предварительно кем-нибудь из жителей, для того чтобы мистифицировать нас, исключается категорически. Во всех случаях наше появление у хозяев лошади было так же неожиданным для них, как для нас самих. Местным жителям незачем было нас обманывать. Существование каптара и его привычка кататься на лошадях представляются им настолько естественными, что их, напротив, поражала неосведомленность московских «инжиниров». «А разве у вас в Москве нет каптара?» — часто слышали мы удивленный вопрос. Разговор неизменно оканчивался советом поймать каптара, просмолив спину лошади.

Убежденность жителей, виденное Мережинским существо, сложные петли в гриве избранных кобыл, множившиеся с каждым днем лаконичные рассказы очевидцев постепенно приводили нас к мысли о возможности действительного существования поразительного существа. Должна признать, что было очень трудно прийти к тому, чтобы допустить эту мысль.

Пунктов, посещаемых каптаром, мы насчитывали к концу сентября пять. Крайние точки отделяло расстояние в 15 километров с востока на запад и в 10—12 километров с севера на юг.

Почти каждую ночь до 19 октября я проводила в засаде, до первых чисел октября — вдвоем с Мережинским, после его отъезда — одна. С вечера мы залегали либо над посещаемой каптаром речкой, либо вблизи от намеченной лошади.

Как известно, эти засады успеха нам не принесли. Причин тому три:

• Нас было мало. Часто случалось, что в те самые ночи, когда мы сидели в одном
  пункте, каптар появлялся в другом. Кроме того, лишённые средств передвижения, мы
  зачастую не имели возможности быстро переместиться и оказаться там, где следовало
  устроить очередную засидку.
• Проливные затяжные дожди, сопровождавшие очень раннюю в этом году и
  холодную осень, сорвали больше половины наших засидок. В такую погоду, уверяли жители, каптар не ходит.
• Посещение каптаром обитаемых людьми районов и, в частности, его катание на лошадях носят сезонный характер. Он начинает появляться в июле, интенсивно катается в августе и в сентябре, иногда еще немного в октябре, если стоят хорошие дни. Зимой каптар «работает совсем мало-мало».

Мы приехали в Белоканы в середине сентября, в самый сезон езды каптара. Но нам потребовалось известное время для сбора информации, ориентации в месте и обстановке и преодоления естественного недоверия, которое вначале вызывали у нас все рассказы.

Мы начали выслеживать каптара слишком поздно. «Зачем не приходил 5—10 дней назад, — с досадой говорили нам хозяева, — в то время каждую ночь каптар катался!» Кроме того, каптара наблюдают в период полнолуния — то ли потому, что именно в эти ночи он покидает свои убежища, то ли потому, что его попросту легче увидеть в лунную ночь. Сентябрьское полнолуние кончилось числа 22-го, октябрьское должно было начаться лишь 16-го.

В двух пунктах нами была заготовлена смола, и хозяева, которые были бы рады избавиться от каптара, замучившего их лошадь, давали согласие на использование последней в качестве приманки. Но неизменно случалось так, что, когда мы у них караулили, начинался дождь. Через несколько дней восстанавливалась погода, и мы оказывались в другом месте. А затем выяснялось, что именно в эти дни каптар вновь катался. Хозяев же трудно было заразить нашим воинственным настроением. Они готовы были нам с большой искренностью помочь во всем. Но что-либо предпринимать по собственной инициативе, да еще в одиночку вовсе не сочеталось с флегмой истинных сынов Востока.

21 сентября я впервые услышала о другом человекообразном существе, также посещающем Белоканский район, — меше-адаме, «лесном человеке» (см. сообщение № 13).

Впоследствии нами было собрано значительное количество свидетельских показаний о нем. Речь идет, несомненно, о том же существе, что и дагестанский «каптар» и закатальский «вехши-адам».

Большинство встреч имело место в районе селений, граничащих с запада с лесами бассейна Алазани, очень густыми и местами практически не исследованными из-за непроходимости. Новой оказалась в этих сведениях связь «лесного человека» с деревьями. В одном случае его видели стоящим высоко в ветвях крупного дерева (см. сообщение № 10). Согласно другим слухам, в Алазанских лесах изредка встречались очень большие гнезда, сплетенные в ветвях, считающиеся обиталищем лесного человека. Однако до первоисточника этих слухов я не сумела добраться за отсутствием времени. Слышали мы и три рассказа о будто бы похищенных женщинах, которые вели супружескую жизнь с диким человеком. Точнее, считалось, что похитителем был медведь и что «лесные человеки» являются плодом этого брака.

Наконец, в конце сентября на сцену вышло третье существо. Константин Александрович Дьяков, русский офицер в отставке, сотрудник гарнизона Лагодехи (Груз. ССР), поведал нам о трех своих встречах с диким человеком в районе Алазани. Последний раз он видел его за три недели до нашей беседы. Группа офицеров, охотников расположилась у костра. Внезапно к ним из леса вышел крупный мужчина, весь обросший густыми вьющимися черными волосами. Лицо нельзя было рассмотреть из-за покрывающей его растительности и свешивающихся с головы спутанных длинных волос. Под мышкой он держал двух умерщвленных черепах. Несмотря на свирепый вид, существо скромно уселось метрах в десяти от костра. Брошенную ему офицером колбасу он жадно проглотил большими кусками, не разжевывая. Предыдущая встреча состоялась в том же месте, в декабре 1958. Больше всего Дьякова поразило тогда то, что вместо того, чтобы улечься поблизости от костра — ночь была исключительно холодной, — существо отошло на несколько десятков метров, вырыло себе ложе в сыром холодном прибережном иле и провело там ночь.

Вокруг таза существо носило пришедшие в полную ветхость и потерявшие всякий цвет… трусы. При первой встрече Дьякова с существом два года назад этот костюм имел более приличный вид. Тогда же существо еще говорило довольно связно, по-русски, хотя оно бормотало вовсе не то, о чем его спрашивали. Теперь же оно не говорило, а лишь издавало нечленораздельные звуки.

Со слов старика-паромщика, это существо появилось в Алазанском лесу три года назад и является, по-видимому, беглым заключенным или сумасшедшим. Встречался он в радиусе 20—30 километров.

3 октября мы вместе с Дьяковым выехали на последнее место встречи, захватив колбасу и изрядную порцию люминала. В ту ночь существо не явилось. На следующий день установилась хорошая погода, мы боялись пропустить каптара и вернулись в Белоканы. Вскоре мы услышали о присутствии подобного одичавшего человека, дикого Сулеймана, в районе Нухи (см. сообщение №21). Говоривший с нами житель Нухи приглашал нас к себе и обещал, что в течение нескольких дней мы его наверняка увидим. К сожалению, как всегда, наша малочисленность и отсутствие транспорта не позволили нам выехать в Нуху, расположенную в 90 км к востоку от Белоканы.

К концу сентября мы узнали о том, что в одной семье хранится талисман — кость каптара, некогда содержавшегося и скончавшегося у старшего поколения семьи. Через день мы разыскали кость — по-видимому, левую надпяточную. Члены семьи сообщили, что каптар был изловлен дедом в районе Бадиаури, в 55 километрах на востоке от Тбилиси (!), что и теперь там каптар водится во множестве и многим жителям известен.

16 октября я выехала в эту маленькую азербайджанскую деревню, вкрапленную на грузинской территории. Одного взгляда на окружающий ландшафт было достаточно для того, чтобы поставить под сильное сомнение достоверность семейного предания. Деревня расположена в 15 километрах к югу от невысокого Кахетинского хребта и речки Иори, в совершенно обнаженной, выжженной солнцем, слегка всхолмленной равнине, переходящей западнее в Ширакскую степь. Внимательно изучив в бинокль простирающиеся на десятки километров, покрытые скудной травой унылые пространства, я решительно не обнаружила на них ни одного укрытия, растительного или скального, могущего приютить каптара.

Местные члены семьи, в том числе и 80-летний дядя, ничего не знали о данном каптаре и его кости, хотя о существовании вообще каптара им было известно. Однако здесь каптар называется не каптаром. Он носит другое имя, и это название грозно прозвучало в моих ушах. Здесь каптару имя — джинн! Он так же белоснежен, как его белоканский сородич, и так же предается верховой езде, заплетая в гриве косички. Однако приближение к центрам цивилизации наложило свой отпечаток на культурное развитие каптара. Не удовлетворяясь спортивными занятиями, он отдает дань и Терпсихоре. Один из моих собеседников был свидетелем несколько лет назад в 2 часа ночи небольшого камерного концерта, данного группой каптаров-джиннов в соседней рощице: одни играли на барабане, вторые приплясывали, в то время как третьи сопровождали выступление хоровым песнопением. Все участники самодеятельности сгинули во мраке, как только мой собеседник трижды повторил начало молитвы: «Писси, мулла…»

С грустью я всматривалась в кроткие глаза моего нового друга, в его живое лицо, так откровенно отражающее все чувства — удивление, страх, любопытство, — которые ему довелось пережить в ту ночь, и думала о том, какова цена всему собранному нами в Белоканы материалу. Ибо в одном я была убеждена — к несчастью, мой собеседник не врал мне…

Единственное утешение я находила в том, что жители села являются потомками давно покинувших родные земли азербайджанцев. Рассказывали они о джинне неопределенно, общими фразами, и, за исключением упомянутого свидетеля, никто его не видел.

17 октября я вернулась в Белоканы. Здесь меня ожидала телеграмма из Москвы: вывезенная Мережинским кость каптара принадлежала домашнему буйволу.

Итак, мы прожили в Белоканах и прилегающих к нему селах немногим больше месяца. Мы имели беседы с десятками, если не сотнями местных жителей: лезгинами, аварцами, азербайджанцами, армянами, русскими, персами и т. д.

По их отношению к проблеме каптара всех жителей можно разделить на три количественно очень неравноценные группы.

Представители первой группы, наиболее многочисленной, слышали главным образом от стариков рассказы о каптаре и относятся к ним иронически. Они не верят в существование каптара. Среди них много охотников, которые считают невероятным, чтобы на протяжении многих лет походов по окрестным горным лесам они никогда не встретили бы самого зверя или следов его жизнедеятельности, если подобный зверь существует.

Рассказы о каптаре они относят к числу суеверий невежественных людей, еще находящихся в плену пережитков магометанства.

Мусульманство хранит до сих пор прочные корни в народе, и мы могли заметить, что центральные органы уделяют ему большое внимание. Так, почти нет номера «Бакинского рабочего», который бы не содержал статьи, заметки или фельетона, посвященных борьбе с муллами и проповедуемым ими учением.

Нам, чужестранцам, не удалось выявить тайные нити, связывающие каптара с Аллахом, но нет сомнений, что в представлении верующих такая мистическая связь существует.

Нетрудно понять досаду и раздражение руководящих лиц, ответственных, в частности, и за моральное воспитание своих подопечных, при появлении никому не ведомых людей, командированных за каптаром самой Академией Наук СССР, как всюду объявлял Мережинский, не считаясь с нашими протестами.

«Вы мне тут всю антирелигиозную работу разрушаете. Вы взбудоражили весь город и приехали помогать мулле», — раздраженно говорил нам первый секретарь райкома партии во время упомянутой беседы.

Такое же, очевидно, недоумение вызвало бы в Рязанской области появление экспедиции Академии Наук, заверяющей председателей колхозов в существовании русалок и обещающей 50 000 рублей за их труп.

Вторая группа, также довольно значительная, насчитывает лиц, которые вообще никогда ничего не слышали о каптаре.

И, наконец, очень малочисленная группа очевидцев. Это люди разных возрастов, различных уровней образования и развития, друг с другом обычно незнакомые. Их рассказы всегда очень кратки, лаконичны и лишены стремления произвести впечатление. Подробности следуют только в ответ на вопросы, после того как был заслушан рассказ. В большинстве случаев подробности (глаза, рот, шерсть) отсутствуют, т. к. рассказчик, сильно перепуганный, бежал от каптара. Он в этом сознаётся, зачастую под смех и насмешки аудитории. Он не выдумывает деталей. Просто он этого не видел, не заметил или забыл. На наших глазах нередко разгорались ожесточенные споры между очевидцем и неизбежными свидетелями беседы, любопытствующими зеваками. «Нет каптара, — уверяют они. — Он тебе со страху привиделся». «Я тоже так думал раньше, — огрызается рассказчик, — посмотрим, как ты будешь выглядеть после встречи с ним».

Мы заметили, что человек, столкнувшийся с каптаром, обычно об этом умалчивает. Изредка он поделится пережитым испугом с женой, братом, отцом. «Почему ты никогда об этом не рассказывал?» — часто спрашивали при нас удивленные соседи.

Для характеристики умонастроения местного населения в целом следует отметить, что оно пребывает в удивительном неведении относительно окружающего его животного мира. Охотникам известны лишь те представители фауны, которые обладают промысловым интересом. Их немного: медведь, кабан, тур, шакал, фазан. Остальные звери их не интересуют, они зачастую даже не знают об их существовании. Так, енот-полоскун, количество голов которого достигало в Белоканском и соседствующих районах около 4000, по данным 1953 г. (а с тех пор он продолжает интенсивно размножаться), неизвестен даже лучшим охотникам. «Такого зверя у нас нет», — заверяют они. Охота ведется примитивно, как правило с подхода. Но так как охотник мало знаком с повадками даже тех немногих зверей, которых он преследует, охота превращается попросту в более или менее беспорядочное шатание по лесу.

Жизнь леса и его обитателей не возбуждает любопытства местных жителей. Каптар, в свою очередь, мало нарушает их равнодушие. Купается, катается на лошадях, и ладно. Никому не придет в голову выслеживать его, изучить его, искать его или просто даже задаться вопросом о том, что оно такое. Мысль же о том, чтобы его изловить, уж вовсе не посетит местного человека. Да и для чего? Вдобавок вселяющий ужас призрачный внешний вид, сходство с человеком, тайна происхождения, неясная связь с верой сами по себе составляют для каптара неписаное табу.

Остается добавить, что наши записи далеко не исчерпывают «фонд» очевидцев. Их, безусловно, много больше, чем мы их встречали. За неимением времени и средств передвижения мы не опросили даже многих лиц, о которых мы знали, что они встречали каптара. Так, в моем дневнике фигурируют за одно только 10 октября Узунов Курба, видел недавно; Чолахов Сомэт, видел месяц назад, как ел кизил; Ахмедов Сабир, видел на лошади в прошлом году. Все эти лица остались, к сожалению, не опрошенными.

---

¹ Подчеркнуты виды, могущие служить источником питания. (Здесь и далее — примеч. авт.)

² См., в частности, статью охотоведа П. Сосновского «Запретить охоту с малокалиберной спортивной винтовкой» — Охота и охотничье хозяйство, 1958, № 7.