Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 5(7), 2020.

Введение. О чём спор?

Спор, о котором пойдёт речь, вызвала картина мира, альтернативная гелиоцентрическому мейнстриму последних веков. Согласно ей, Земля является плоским диском 40 000 километров в диаметре с центром в районе Северного полюса.

В защиту такой модели Общество плоской Земли (Flat Earth Society) вывесило в Интернете аргументы, образцы которых приведены ниже:

«Согласно Теории Плоской Земли, главной силой, удерживающей нас на грунте, является не гравитация. Вместо этого есть сила, которая производит идентичные эффекты… Эта сила известна как „Универсальное Ускорение“» [17].

«Сила тяжести возникает оттого, что Земля движется вверх с ускорением 9,8 м/с²; «Объекты на поверхности Земли имеют вес, потому что … движутся вверх с ускорением 9,8 м/с²» [17].

«Принцип Эквивалентности… Этот принцип в физике гласит, что в относительной системе наблюдения невозможно в местном масштабе различить, ускоряется ли структура вверх или объект в системе затронут гравитацией» [17].

«Земля окружена на всех сторонах ледяной стеной, которая сдерживает океаны. Эта ледяная стена — то, что исследователи назвали Антарктидой» [16].

«Почему другие планеты круглы? Потому что они не Земля. Нет никакой причины полагать, что Земля должна быть такой же самой, как планеты. Есть также некоторые, кто полагает, что планеты не круглы» [16].

«Люди были в космосе. Почему они не обнаружили, что земля является плоской? Обычно принятое объяснение этого состоит в том, что космические агентства мира вовлечены в заговор, фальсифицирующий космическое путешествие и исследование» [16].

Всех аргументов здесь приводить смысла нет. Соглашаться с ними или опровергать — не моя задача. Моя задача — понять, истолковать позиции как тех, кто страстно стремится взгляды такого рода поддержать, так и тех, кому важно во что бы то ни стало их опровергнуть.

Ракурс 1. О процессуальной стороне спора

Неожиданно модный в нашем веке вопрос об истинной форме Земли (плоской или шарообразной) в той постановке, в которой он появился, по-моему, откровенно скучен. И как раз этим-то эмоциональным эффектом он мне весьма интересен.

Скучное может быть интересно? Психологу — да. Ибо скука информативна.

В психоанализе скуку считают признаком вытеснения в бессознательное подлинных желаний. Ту пустоту в сознании, которую они после себя оставляют, человек пытается заполнить внешними стимулами — но тщетно (развлечения пусты, всё не так, как надо); на телесном уровне он зевает, надеясь вместить в лёгкие больше кислорода, взбодриться (но и веселящего эффекта также не достигает — не те объёмы) [13; 2].

В гештальттерапии Фрица Пёрлза ощущение скуки информирует терапевта о том, что клиент забалтывает свою проблему вместо того, чтобы продуктивно её осмысливать [11].

В транзактном анализе Эрика Берна [3] скучное обсуждение чего бы то ни было отнесли бы к «времяпрепровождениям», которые хорошо служат единственной цели — занять время спорщиков. Если же самим спорщикам всё-таки не скучно (даже при многократном возвращении к одним и тем же старым аргументам), если в общении присутствует энергия, азарт, надежда на выигрыш — тогда перед нами берновская «игра». Выиграть в ней можно (скажем, задавить соперника в споре), но породить истину — нет.

Что нового для себя откроет сторонник шарообразной модели Земли, опрокинув доводы «плоскоземельца»? Максимум — вспомнит программу начальной школы по природоведению.

А чем порадует себя «плоскоземелец», как не выигрышем в классической игре по Эрику Берну, называемой «Да, но…» (где вместо многоточия подставляется любой рандомный довод из открытого списка)?

И что, из этого спора не выйдет толка для мирового естествознания?

По-моему, нет. Впрочем, как человек, далёкий от физики, я могу и ошибаться. Кто знает, может, перед решением вопросов истинно вселенской важности — о справедливости гипотезы Большого Взрыва — всем учёным стоит вернуться на грешную землю и, ощупав её на личном опыте, перепроверить данные по механике небесных тел, тупо принятые на веру школярами-двоечниками ещё с XVII века? А там, глядишь, и сам Большой Взрыв обернётся скромной бурей в Небесном Стакане…

Ракурс 2. О спорщиках

Плоская земля или шарообразная, решать в конечном счёте не психологам. Мне же интересен сопутствующий вопрос: кто эти люди? Кому настолько не жаль времени, чтобы вопреки более насущным заботам современности спорить о полноте или худобе земной фигуры?

Если верить интернет-статье Т. Новак(а), современная версия «теории плоской Земли», популярная в некоторых интернет-сообществах США и взятая за основу Обществом плоской земли, происходит отнюдь не из Средних веков, но и не вчера появилась, а зародилась в XIX веке из наблюдений английского писателя Сэмюэла Роуботэма (1816—1884). Действуя вполне в традициях английского эмпиризма, стремящегося выводить теории из фактов, он обнаружил, что шарообразность земли вовсе не очевидна, о чём и сообщил читателям. В 1893 году Элизабет Блаунт, последовательница Роуботэма, создала Зететическое общество (от гр. zeteo — «исследовать») — своеобразную научную секту, представители которой свели свою методологию к тезису весьма радикального эмпиризма: «существует лишь то, что можно увидеть». К ХХ веку благодаря Христианской католической апостольской церкви это общество обосновалось в США, где в 1956 году было преобразовано Сэмюэлом Шентоном в Общество плоской Земли, каковое ныне и фигурирует в качестве одной из сторон в нынешнем споре [10].

А кто оппоненты этого общества? Надо полагать, все, для кого важна либо а) традиционная точка зрения научного (академического) сообщества, либо б) согласованная с ней точка зрения обывательского здравого смысла. Что характерно, если научное сообщество достаточно консервативно, чтобы на провокацию не повестись, то обыденная точка зрения — куда как подвижнее. Новую жизнь почти угасшему к 1990-м годам обществу дал Интернет, способный охватить широкие массы «с пробелами в школьном образовании».

«Согласно прошлогоднему опросу, в том, что Земля круглая, сомневается 16% взрослых американцев. Хуже всего дела обстоят среди миллениалов (людей от 18 до 24 лет): треть из них не исключают, что наша планета плоская, а 4% в этом абсолютно уверены» [10].

«„Рост числа плоскоземельцев в США свидетельствует о двух вещах: успехе свободы слова и провале образовательной системы“, — считает астрофизик Нил Деграсс Тайсон» [там же].

По-видимому, следуя представленной выше логике, противник плоскоземельцев хотел бы: а) усилить систему образования; б) ограничить свободу слова. Только, возможно, он не решится признаться в обоих своих стремлениях.

А что можно сказать об этих спорщиках в психологических терминах?

Определённо, в споре «плоскоземельца» с «шароземельцем» один из оппонентов — проецирующий тип, а другой — интроецирующий. Что это значит? Сейчас поясню.

Проекция и интроекция — защитные механизмы психики, систематически описанные в психоанализе Зигмунда Фрейда, но предвосхищённые ещё в афоризмах Фридриха Ницше.

Проекция предполагает перенесение собственных внутренних (психических) явлений вовне — на других людей, но и на мир в целом, и уж разумеется — на планету Земля. Если я вижу Землю плоской, то такая она и есть — вот логика этого типа. Если факты против меня, тем хуже для фактов. У меня что-то не сходится? Нет, господа, у меня по определению всё логично. Это у вас что-то не сходится. Все очевидные проблемы с моей точкой зрения — ваши.

Интроекция предполагает принятие чужих психических содержаний (в частности, идей, норм, знаний) в качестве своих собственных. Интроецирует человек не самые приятные для себя вещи, но — руководящие им. Прибегают к интроекции в связи со страхом (инакомыслие, знаете ли, чревато неприятностями) либо интеллектуальной леностью (что, я сам должен обо всём думать? Зачем, если здесь написан ответ?).

Редко кто знание о шарообразии Земли добывал самостоятельно. Как правило, получил его в готовом виде, нисколько не выстрадав. Принимал на веру, как бы чего не вышло. Переключался на более животрепещущие темы, которые (в отличие от формы Земли) легко соотнести с личным опытом. В ученическом прошлом было бы странно и бесполезно спорить об устройстве мироздания с авторитетной учительницей младших классов. Человек, интроецировавший некоторую картину мира, таким образом, не самый успешный спорщик, в особенности если его интроект — давний, полученный в те годы, когда возможности критического мышления были ограничены.

Для проецирующего человека характерно недоверчивое отношение к пришедшим извне истинам. Недаром проекция — основной психологический механизм паранойи (бредового синдрома, интерпретирующего внешнюю реальность на основе собственных фантазий). Именно проекция лежит в основе конструируемого пиаром «образа врага», а также всех видов конспирологии, в которых на основе полного отсутствия сведений делается вывод об их засекреченном характере.

По-видимому, именно конспирология одушевляет деятельность Общества плоской Земли, а не сама по себе отстаиваемая ими модель. По заявлениям его сторонников, все правительства Земли вовлечены в мировой заговор с целью обмануть простых людей. Разумеется, этой насквозь лживой Матрице кто-то должен противостоять. Если не ты, то кто же?

С вышесказанным вроде бы согласуется вывод учёных из Нортумбрийского университета, что «в целом склонность к конспирологическим теориям может быть связана с параноидальными идеями и шизотипическим расстройством личности» [10; 15], — но не будем спешить. Этот вывод авторитетных учёных (о конспирологии вообще и её статистической корреляции с патологиями) в контекст вопроса о нынешней распространённости «плоскоземельных» идей вводит Т. Новак [10] — и вводит несколько иначе, чем я. В чём различие? В логике презентации.

Я шёл от психического механизма (проекции), то есть двигался понимающим путём, сохраняя нейтральность. А что делает Т. Новак? Называет психиатрические диагностические формы, намекая читателю на то, что считаться с мнением одной из сторон в споре не стоит. Лечить её надо, переучивать, а не в диалоги с ней вступать.

Понимать параноика — много чести? Этот высокомерный объективистский взгляд и сам-то по себе не особенно здрав. А в контексте вопроса о популярности «плоскоземья» речь идёт о защитной дисквалификации неудобных оппонентов, которая также сродни конспирологическому проецированию.

В этой связи мне хочется заметить: даже если о заговоре говорит параноик, это ещё не доказательство того, что заговора нет. Ведь «параноик» — это одна из разновидностей социальных ярлыков, о чём с горькой иронией говорил, например, психиатр-экзистенциалист Р. Д. Лэйнг. Специалисты-медики, которым общество доверило этот ярлык повесить, ориентируются на клиническую картину, важным элементом которой становятся бредовые идеи заговора, преследования и т. п. Идеи опознаются как бредовые на том основании, что параноика на самом деле никто не преследует — в чём свято уверены все без исключения его преследователи. «Отмеченный ярлыком, — пишет Р. Д. Лэйнг, — не только посвящается в новую роль, но и начинает карьеру пациента в результате согласованных действий коалиции („заговора“), в которую входит семья, домашний врач, чиновник департамента психического здоровья, психиатр, медсестра, социальные работники, а нередко и собратья-пациенты» [7, с.118].

Таким образом, подытоживая ракурс рассмотрения, посвящённый спорщикам, я настаиваю, что сторон в их споре по-прежнему две. А не одна правильная плюс стихийно растущая кучка отщепенцев с клиническим диагнозом.

Ракурс 3. О желаниях сторон

Здесь пойдёт речь о желаниях в самом «глобальном» (ну, или «дисковом», что ли) масштабе, определяющем не какую-то узкую сферу человеческих проявлений, а мировоззрение в целом.

Вопрос о желании — иной, чем вопрос о достоверности. Отчего-то кому-то важно видеть Землю шаром, кому-то — диском. И не только видеть, но и распространять свою истину. Жить с понимающими тебя людьми в единой системе координат. Отправляющейся от шара (эллипса, геоида) или от плоского диска с Северным полюсом в центре.

Понятное желание всякого человека — находиться в знакомом для него мире (а стало быть, безопасном). В упоминавшейся ранее интернет-статье Т. Новак(а), кроме авторитетных данных «учёных из Нортумбрийского университета», упоминается мнение «исследователей из Техасского технического университета» (правда, не подтверждённое никакой ссылкой) о «смещении подтверждения: в большинстве своем люди склонны воспринимать ту информацию, которая уже соответствует их мировоззрению, и отсеивать все, что не соответствует их картине мира» [10]. В данном случае нет ни малейшей нужды искать «техасский след» подобного мнения, поскольку первоисточником определённо является теория когнитивного диссонанса Леона Фестингера. О чём в ней речь?

По Фестингеру [14], каждый человек стремится к непротиворечивой картине мира и страдает, если она не такова. Некоторую модель мира, которая у него есть, он поэтому охраняет от фактов, ей противоречащих. Он как бы не замечает, отфильтровывает эти несогласующиеся факты — пока они не начинают поступать систематически. В последнем случае человек, чтобы преодолеть диссонанс, вынужден в свою картину мира вносить правки. Собственно, и всё.

Т. Новак ссылается на теорию Фестингера в техасской редакции, чтобы пояснить загадочное для него широкое распространение взглядов «плоскоземельцев». Однако при помощи данной теории легко описать поведение обеих сторон конфликта. Кто-то отфильтровывает «плоскоземельные» аргументы (что их слушать, параноиков?), кто-то — «шароземельные» (правительства лгут!), а цель сходная — не позволить своей системе координат опасно пошатнуться.

Но в чём принципиальная разница желаний, удовлетворяемых плоскостной и выпуклой моделями, согласующихся соответственно с геоцентрической моделью мира Птолемея и с гелиоцентризмом Николая Коперника? Собственно, в том и разница, что одно из них центрировано, а другое — децентрировано.

Децентрированный взгляд на мир установился как доминирующий в эпоху барокко (XVII век), а до того были античный космоцентризм, средневековый теоцентризм, антропоцентризм Возрождения, в которых центром внимания европейской культуры последовательно оказывались мир, Бог, человек. Децентрированный взгляд ассоциируется с естественной наукой, с культом научной объективности, с «принципом реальности» (Зигмунд Фрейд), с объектным выбором и взрослой позицией человека. Центрированный, соответственно, ближе гуманитарному подходу — но при этом тем же З. Фрейдом ассоциируется с детством, с инфантильностью, с «принципом удовольствия», с нарциссическим выбором объекта.

По мнению З. Фрейда, человечеству были нанесены три «нарциссические раны». Первую он связывает с гелиоцентризмом Коперника (Земля перестала быть привилегированной системой), вторую — с эволюционной теорией Чарлза Дарвина (происхождение человека возведено к животному предку), третью — с психоанализом (человеку показали, что он не хозяин в собственном психическом мире).

Как можно отсюда заключить, сам Фрейд — определённо не с «плоскоземельцами», коль скоро он числит себя среди тех, кто нанёс им «нарциссические раны». Фрейд в данном мировоззренческом вопросе, разумеется, на стороне естественной науки, к разновидностям которой он причисляет и психоанализ (вопреки тому, что метод его — понимающий, гуманитарный, а не экспериментальный, как в тех направлениях психологии, которые в естествознание попытались полностью перевоплотиться).

Так вот, подходя к оппонентам с понимающей, а не объяснительной логикой, психоанализ пытается проникнуть в их мотивацию, в динамику внутренних сил — а не отделывается ссылкой на причинно-следственную связь наподобие «паранойя на них повлияла». И о чём в таком случае психоанализ говорит? О «сопротивлении».

О «сопротивлении» можно говорить в узком (клиническом) смысле и в широком (социокультурном). Узкий смысл, по Ж. Лапланшу и Ж.-Б. Понталису, таков: «В ходе психоаналитического лечения сопротивлением называются все те слова и поступки анализируемого, которые мешают ему проникнуть в собственное бессознательное» [6, с. 491]. Расширительный же смысл понятия Фрейд связывал с установкой «на отторжение сделанных им открытий, поскольку они обнаруживали бессознательные желания и приводили человека в состояние „психологической угнетённости“» (там же).

Сопротивление психоанализу, о котором Фрейд рассуждает много и со вкусом, можно встретить отнюдь не у каких-то там маргиналов-недоучек на задворках цивилизационного процесса, но и у людей хорошо образованных, признающих и земное шарообразие, и гелиоцентризм, и происхождение человека от животного предка. Но само явление сопротивления мало чем меняется при смене его предмета. Люди сопротивляются научной идее тогда, когда она задевает их самолюбие.

Быть расщеплённым субъектом, не способным себя контролировать и одержимым иррациональными желаниями, — да кому же такого захочется? Числить в предках необразованных приматов — тоже сомнительное удовольствие. Наконец, о Земле — не слишком ли уныло и бессмысленно её положение в естественнонаучной картине мироздания? Жить на поверхности шара, однообразно вращающегося вокруг Солнца, которое и само-то не центр мироздания, а третьеразрядная звёздочка в хвосте Млечного Пути… Воля ваша, но есть чему сопротивляться. Желания жить дальше такая картина мира, кажется, не добавляет: уж слишком она человеку несоразмерна. Уж слишком он в ней неустранимо провинциален.

Ракурс 4. О преимуществах научного статуса

Как я сказал ещё в начале статьи, в нынешней своей постановке вопрос о форме Земли — и скучен, и неудачен. Проблема, прикидывающаяся естественнонаучным спором, на самом деле лежит вне рамок физической географии, но спорщики, получая вторичные выгоды от своих симптоматических действий, не спешат этого признавать. Что ж, любая игра, даже в берновском смысле, — это деятельность, в которой важен сам процесс.

Если же выйти за рамки игровых правил, стоило бы признать: в рамках естественнонаучной картины мира стоит оставить ту модель земли, которая приближена к шару, но при этом принять к сведению, что данная картина мира не во всех отношениях удовлетворительна.

Как так? Да как можно?.. Можно, думается мне. К счастью, наука составляет лишь одну из человеческих форм культуры. Есть и другие: философия, религия, искусство — у них собственные картины мира. Наконец, есть и миф — коллективная культурная форма, лежащая в основе всех авторских. Неужели адептам непризнанной модели негде расположить плоскую дисковидную Землю? Право же, мировые черепахи с готовностью подставят свои панцири…

Но нет, «плоскоземельцам» зачем-то нужен именно научный статус для своей истины. В чём их тоже, в общем-то, можно понять. Века с XVII этот статус гарантирует общеобязательность признания тех или иных идей. Прежде подобная власть над умами принадлежала религии, но научная революция в области классической механики выдвинула новый авторитет, а позитивистская философия с XIX века предоставила ему идеологическое обоснование — сциентизм, закрепляющий духовную власть науки над обществом (в качестве высшей и единственно непогрешимой формы культуры, способной при желании заменить все другие).

Сциентистская идеология, как и всякая иная, борется за господство в социуме. В силу её давления естественнонаучные законы обрели в дополнение к собственной (научной) морально-нормативную и чуть ли не юридическую силу. Сообразовываться с научной точкой зрения творец новых идей отныне обязан, с религиозной — уже нет. Парадокс состоит в том, что научная точка зрения, распространённая за пределы науки, на самом деле не может быть научной. Как отмечал Лев Михайлович Лопатин, в научном мировоззрении «не всё равно научно». Кроме доказанных научных истин, там есть более-менее вероятные, а также маловероятные — и, наконец, откровенные фикции [9]. Но чтобы определить, где, что и насколько вероятно, надо быть учёным в данной области, тогда как субъектами научного мировоззрения выступают отнюдь не только учёные-исследователи, но и вся образованная (или не очень) публика.

В самой научной сфере сциентизм привёл к диктату естествознания, от которого гуманитарные дисциплины страдают и по сей день. Кризис естественнонаучности в психологии, в XIX веке превратившейся в экспериментальную дисциплину вопреки всей её предыдущей истории, ныне сопровождается так называемым «схизисом» (Ф. Василюк) — расщеплением на экспериментально ориентированную академическую и гуманитарную практическую психологию, которые друг другу, по большому счёту, неинтересны [5]. Что характерно, из этих двух версий психологии только вторая предполагает возможность понять внутренний мир «плоскоземельцев». Первая же радостно посчитает вероятность их отклонения от средней адаптированной нормы.

К чему я веду? К тому, что духовный тоталитаризм науки — тоже форма тоталитаризма. В этом плане вопрос о форме Земли приобретает ещё один план — план бунта против удушающего сциентистского диктата. Бунт, как давно подмечено классиком, бывает бессмысленным и беспощадным. Да и пугачёвщина с её наивной попыткой посадить на престол «крестьянского царя», на мой взгляд, перекликается с деятельностью Общества плоской Земли, пытающегося внедрить в научную картину мира элемент, не согласующийся с ней по общей стилистике. И всё же отвечающий народным чаяниям!

Ракурс 5. О контекстах культуры традиционной

Теперь о народных чаяниях — пора наконец и о них. До сих пор я умалчивал о многочисленных памятниках культуры, где плоскостная модель Земли развёрнута во всём её неисчерпаемом смысловом богатстве. Причём если в логике естественных наук о «плоской Земле» говорят как об устаревшей гипотезе, то в гуманитарной культуре человечества она в принципе не может устареть. Кто утверждает обратное, тот как минимум смешон в своей ограниченности.

Все традиционные ярусные миры древних мифологических систем предполагают плоскостное видение Земли — хотя бы потому, что она суть средний ярус между верхним (божественным) и нижним (демоническим); полнообъёмному шару там и не поместиться.

Шаманская культура народов Сибири с её экстатическими путешествиями в верхний мир (к богам за ресурсом) и в нижний мир (к очагам решаемых проблем) изобилует картами посещённых в ходе камлания миров, нанесенных на шаманские бубны; неизменно плоский средний мир в этих картах представлен, как правило, в виде сбоку.

Славянское язычество, дошедшее до нас в традиционных орнаментах, воспроизводящих сходную трёхъярусность (мир небесный — земной — подземный и подводный [12]), не предполагало экстатических путешествий, однако допускало периоды проницаемости между мирами: святочный (с нижним), купальский (с верхним); эта ярусная логика также не допускала шарообразия.

Мировой ясень Иггдрасиль из скандинавской мифологии (как структурный космический принцип) также соединяет расположенные ярусами миры, где плоская земля — Мидгард ­— представляет мир средний, людской, место встречи противоположностей. Поскольку скандинавская система мироздания сложнее вышеприведенных (на сей раз соотнесено девять миров), то вертикальный принцип связи миров дополнен горизонталью. Так, на границах Мидгарда расположен Утгард — ледяная пустыня, отождествляемый также с Ётунхеймом (обиталищем инеистых великанов — ётунов), — при упоминании коих читатель может вспомнить «стену Антарктиды» современных американских «плоскоземельцев», но может и не вспоминать. Выше Мидгарда лежат Асгард (крона ясеня, обиталище Асов, сыновей Одина, богов войны и порядка), Ванахейм (обиталище древних Ванов, богов плодородия) и Муспельхейм (мир огненных великанов). Ниже — Льёсальвхейм (где живут альвы — эльфы), Сванальвхейм (где живут тёмные альвы — гномы, искусные кузнецы), Хельхейм (адский мир мёртвых под управлением богини смерти Хель), Нифльхейм (мир льдов и туманов).

Признаться, мне стоит известного труда здесь остановиться, не включив в рассмотрение, например, снующую между мирами белку, не обратившись к истолкованию приведенных мифологических пространств, не добавив в их список новых… Это примеры, уговариваю себя я; примеры того, какими небезжизненными могут быть картины плоской Земли, когда они не претендуют на то, чтобы быть вписанными в унылые формуляры научной картины мира. Право же: зачем вписывать? Мифология намного круче, ярче, осмысленнее и живее!

Но позвольте, скажет на это сторонник естественнонаучной картины мира, в эти мифы и сказки давно уже никто не верит! Они необъективны, не подтверждены фактами, в них нет децентрации, наконец! Как может плоская земля германо-скандинавских мифов претендовать на научный интерес?

Что ответить? В мифы не обязательно верить, чтобы они проявились даже через твои собственные поступки. Мифы не нуждаются в подтверждении, так как существуют помимо светских иерархий, даже академических. Децентрация в них невозможна, ибо мифологические миры не существуют помимо человека. Нечеловеческого в них нет, ведь это человеческие мифы. Что до научного интереса к мифологическим идеям плоской земли, то он не только желателен, но и вполне возможен. Да, плоскую землю важно сделать предметом научного изучения, только наука, которая имеется в виду, не должна быть физической географией. Мифы — предмет изучения гуманитарных наук. В числе прочих — и психологии. В понимающей, не экспериментальной её версии.

В качестве доказательства «от противного» того, что мифологические идеи о строении мироздания — кладезь информации о внутреннем мире человека, по-моему, подойдёт даже физика. Если она убедительно доказала, что внешний мир решительно не таков, каким предстаёт в мифологических концепциях, то откуда же взяться самим концепциям, как не из мира внутреннего?

Разумеется, научность в психологическом понимании и мифа, и психического мира человека возможна лишь при условии отказа от сциентистского идеала научности, неизбежно ведущего к редукционизму. То, как по-разному можно трактовать функции мифа и фольклора в отношении внешней, физической природы, хочется проиллюстрировать диаметрально противоположными взглядами светил русской филологии XIX века — А. Н. Афанасьева и Ф. И. Буслаева.

А. Н. Афанасьев предложил «метеорологическое» истолкование мифов и сказок, оно предполагает, что их события суть способ понимания нашими предками пугающих сил природы: «туча-змей похитил царевну-солнышко» [1].

Ф. И. Буслаев утверждает, что метафора впервые возникает как соотнесение явлений духовной жизни человека и природных явлений, причём явления внешней природы как таковые человека не волнуют. Они важны лишь как образы — для самовыражения [4].

Из взглядов Афанасьева следует, что наши предки в своих мифолого-художественных исследованиях ставили задачи примерно того же рода, что и современные учёные-исследователи, но, по неразвитости научного мышления, получали худший результат. К этому же взгляду, между прочим, примыкают и представители английской антропологической школы (Э. Б. Тайлор, Дж. Фрезер); сравнивая мышление «примитивных» народов с мышлением образованного европейца, они убеждались в неоспоримых преимуществах последнего — ошибочно считая, что «примитив» мыслит точно так же, но хуже. С подобной (явно сциентистской) позиции любая мифологическая космология может быть отвергнута как устаревшая на основе новейших физических доводов.

Взгляды Буслаева выводят фольклорные образы природы из-под естественнонаучной критики, ведь эти образы — не о том, что может быть подведено под её предмет. Образами из внешнего космоса человек структурирует внутренний хаос — к этой мысли Буслаева присоединяется и современная глубинная психотерапия. Это значит: не стоит искать зоопсихологический смысл в сказках о животных, в которых лиса неизменно дурит волка (отсюда следовало бы, что волки примитивнее лис, а это не так), смысл там есть, но сугубо человеческий.

Это, кстати говоря, значит и то, что идея о плоской Земле подлежит психологическому истолкованию — не физическому. И не только в архаичных версиях, задокументированных в древних памятниках, но и в прописанной Сэмюэлом Роуботэмом в XIX веке, а также в тех, что впервые развёртываются в интернет-общении миллениалов. Как бы провально ни позиционировали они свою точку зрения, в ней непременно сыщется отголосок мифологической культуры — разумеется, довольно чахлый вследствие тщетных попыток её адаптации к сциентистским правилам.

Ракурс 6. О контекстах культуры современной

Напоследок хочется поговорить о фантастике. Зачем вдруг о ней?

Во-первых, затем, что в её поле (а именно в такой жанровой разновидности, как фэнтези) плоская модель Земли прописалась, как у себя дома (в мирах Клайва Стейплза Льюиса, Филиппа Фармера, Терри Пратчетта и др.). Во-вторых, в связи с моим личным интересом к фантастике. Скажу по секрету, я ею занимаюсь, и не только как истолкователь. Более того, мною на досуге написан цикл фэнтезийных романов под названием «Ярусный мир». Какова в этом мире Земля? Разумеется, плоская. К счастью, меня не посетила неадаптивная идея заявить свой художественный вымысел в качестве естественнонаучной концепции. Но с недовольством некоторых особо ригидных почитателей шарообразной модели Земли мой вывешенный в Интернете текст всё равно столкнулся.

Да что там мой! Известный фанфик на мир «Властелина колец» Дж. Р. Р. Толкиена, принадлежащий перу Кирилла Еськова («Последний кольценосец»), решает важную задачу по исправлению безграмотности автора оригинала в области… физической географии. Важную — с точки зрения автора фанфика, которому образование не позволяет допускать геологические ляпы, но вряд ли с точки зрения профессора филологии Толкиена. Вместе с тем филологические огрехи фанфика, на мой взгляд, существенны. Это и переусложнённый сюжет, в котором теряются смыслы (а новые смыслы есть, ведь Еськов идеологически оппонирует Толкиену), и чисто номинальная связь мира и персонажей с оригиналом, и, наконец, эмоциональное выпадение из условного средневековья (художественный аналог ошибки «презентизма» в историческом исследовании). В результате «Последний кольценосец» читается как злободневный политический детектив почти в современном антураже. Возможно, собственных целей Еськов в нём и достиг, но у меня сложилось впечатление, что художественный мир Толкиена им попросту не был понят — а непонимание снижает ценность критики. Кажется, шарообразность мира Арды Еськов принял по умолчанию. А ведь для Толкиена она возникла путём свёртывания изначально сотворённого Эру Илуватаром мирового диска — как результат падения Нуменора, описанного в «Сильмариллионе». Воистину, материальную сторону мира Толкиена Еськов правил так, словно получил на экспертизу теорию «плоскоземельцев». То есть по-сциентистски.

Возможно, я как гуманитарий слишком чувствителен к паттернам сциентистского подхода как в психологии, так и в литературе? Но всё же мне кажется, что к жанру фэнтези применение этого подхода не оправдано. Иное дело — научная фантастика, в отношении которой сциентизм стоял у самых истоков (и в которой художественная сторона некогда служила просто иллюстрацией смелой естественнонаучной гипотезы).

Бытующий в нынешнее время способ различения фантастики и фэнтези представляется мне тоже сциентистским. Согласно ему, фантастику отличает признание подчинённости мира неким естественным законам, тогда как фэнтези отличает магия, действующая с необходимостью тех же самых естественных законов. Однако магия, действующая с «научной необходимостью», — это, по сути, не магия, а та же наука, но помещённая в альтернативный антураж, где телевизор превращён в «магический кристалл», а боевой плазмоган в «посох волшебника». Магия, какой она существует вне литературы, действует совсем не так. Она в сути своей — ритуал, обращённый к мифическому первособытию, случившемуся у начала времён. Способ практического действования в фаталистически заданном мире — вот что такое магия. Но не магия задала мир, а миф, к которому она обращается.

Да и, сказать по правде, магия как в жизни, так и в литературном сюжете — элемент вторичный. Дмитрий Сергеевич Лихачёв в сходном контексте замечал, что волшебство в волшебной сказке — тоже вторичный элемент. Оно объясняет ту структурную особенность сказочного текста, что в нём отсутствует сопротивление среды действиям героев [8].

Кстати, о чём эта мысль Д. С. Лихачёва говорит психологу? О том, что действие происходит не во внешней среде, а во внутренней — в некоей условной психической топике (кто в курсе — вспомним топические модели в метапсихологии З. Фрейда).

Всякая трудность в сказке не случайна, а мотивирована противодействием сил антагониста. Так и внутренние наши конфликты представлены силами вполне целенаправленными. Не такими, как силы физические, имеющие причину, но не цель. Миры фэнтези, в отличие от сказочного, имеют смешанную природу. В них действительно, помимо внутреннего (психического) плана, присутствует и внешний. Появляется географическая определённость мира (это уже не «некоторое царство», а картографированная система объектов на определённых расстояниях), появляется сложность характеров и сопротивление среды. Все эти сложности позволяют развёртывать сюжеты в многотомные эпопеи, и всё же смысловой основой выступает мифологическая или сказочная история, которую можно изложить кратко.

Мне думается, что влияние на литературу естественнонаучной картины мира, которое в научной фантастике действительно входит в число необходимых признаков жанра, для эстетики фэнтези как раз нежелательно. Стоит задуматься, отчего фэнтезийный сеттинг «регрессивно» тяготеет к условному средневековью, тогда как фантастика следует по пути прогресса в утопическое (антиутопическое) будущее. У них не антураж разный, а основной вектор. Вектор прогресса совпадает с современным направлением развития технократической цивилизации; регрессивный — предполагает попытку её ревизии. Вспомним о регрессии как о психотерапевтическом приёме (в психоанализе, в трансперсональной психологии), позволяющем вернуться к позабытому проблемному очагу в прошлом.

Что было в средневековье? Естественнонаучная картина мира не обрела ещё общеобязательности. Человек видел мир иначе: так, как с эпохи барокко видеть уже не мог. Что это за мир? Центрированный, сакрально ориентированный, иерархизированный по вертикали (ярусы) и горизонтали (центр — околица), замкнутый, цикличный в своём воспроизведении. Ценно ли это не замутнённое нынешними паттернами видение? Для понимающей психологии — да. Ну и для самой литературы ценно.

Собственно, литературное произведение (как фантастическое, так и реалистическое) всегда представляет собой психологическое исследование, решённое художественными средствами. Но реалистическое приближено к ограничениям внешнего мира (физического, социального). Фантастическое же, надо полагать, приближено к внутреннему миру человеческих желаний, фундаментальных стремлений, тревог и опасений, а также попыток себя осознать в некоторой глубине. Если фантастическое допущение представляет собой элемент, которого во внешнем мире реально нет, откуда же ещё подобному элементу взяться, как не изнутри?

А теперь подумаем, какую функцию по отношению к фэнтезийному тексту выполняет приведение его в соответствие с картиной мира современного нам естествознания. Возможно, убирает из поля зрения некоторые тревоги (Земля — шар, в центре ядро, царство мёртвых расположить негде), удаляет надежды, представляющиеся несбыточными (в небесах нет облачных обителей высших богов, оттуда не жди ничего, кроме атмосферных осадков). Как следствие — понижает психологическую информативность текста.

Александр Бреусенко-Кузнецов,
доктор психологических наук, доцент,
профессор кафедры истории и теории психоанализа
Международного института глубинной психологии (Киев)

Литература

1. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. — М., 1865—1869. — Т. 1—3.

2. Бенвенуто С. Безмолвный туман // Европейский журнал психоанализа. — 2019. — № 5. — С. 33—59.

3. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений; Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы / Э. Берн : пер. с англ. — СПб. : Лениздат, 1992. — 400 с.

4. Буслаев Ф. И. Народный эпос и мифология / коммент. С. П. Азбелева. — М.: Высш. шк., 2003. — 400 с.

5. Василюк Ф. Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопр. психол. — 1996. — № 6. — С. 25—40.

6. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу / Ж. Лапланш, Ж.-Б. Понталис: пер. с франц. — М. : Высш. Шк., 1996. — 623 с.

7. Лейнг Р. Разделенное Я / Р. Лейнг : пер. с англ. — К. : Государственная библ. Украины для юнош., 1995. — 320 с.

8. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение. — СПб.: Алетейя, 1997. — 508+80 с.

9. Лопатин Л. М. Аксиомы философии. Избранные статьи. — М.: Российская политическая энциклопедия, 1996. — 560 с.

10. Новак Т. Конспирологи пытаются доказать, что Земля не круглая / https://focus.ua/technologies/425029-ploskaya-shutka-kak-v-xxi—veke-konspirologi-pytayutsya-dokazat-chto-zemlya-ne-kruglaya

11. Перлз Ф., Хефферлин Р., Гудмэн П. Опыты психологии самопознания (практикум по гештальттерапии): Пер. с англ. — М.: Гиль-Эстель, 1993. — 240 с.

12. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси. — М.: Наука, 1988. — 783 с.

13. Фенихель О. О психологии скуки // Европейский журнал психоанализа. — 2019. — № 5. — С. 17—32.

14. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса / Л. Фестингер : пер. с англ. — СПб. : Речь, 2000. — 318 с.

15. Darwin Hannah, Neave Nick, Holmes Joni. Belief in conspiracy theories. The role of paranormal belief, paranoid ideation and schizotypy / https://www.researchgate.net/publication/251531363_Belief_in_conspiracy_theories_The_role_of_paranormal_belief_paranoid_ideation_and_schizotypy

16. Flat Earth Discussion Boards > Flat Earth Q&A/ http://theflatearthsociety.org/forum/index.php?topic=1324.0;wap2

17. Flat Earth Universal Acceleration / https://wiki.tfes.org/Universal_Acceleration