Один из наших постоянных немецких читателей прислал весьма долгожданный (и, сразу сообщу) весьма доброжелательный отзыв на свежевышедший номер Эдиты. Который я с удовольствием и представляю, без лишних отвлечений.
«ЭДИТА» в Вестфалии — что это такое…
В импрессуме журнала «EDITA», выходящего в германской Вестфалии, указано, что он выходит ежеквартально; мы рассмотрим сегодня подвернувшийся под руку свежий выпуск № 79. В номере 148 страниц формата А4 в две колонки десятым кеглем «таймса», его приблизительный объем должен составлять таким образом около 18 авторских листов — немало… редакции приходится, очевидно, как следует поработать, чтобы прочесть и отобрать такую массу материала.
В выпуске 35 авторов, из них семеро — со стихами: Соня Рыбкина с балладой «Ассоль», Дмитрий Иванов с циклом «Межсезонье», а также Ирина Клеандрова, Сергей Филиппов, Елена Антипычева и Вадим Горинов. Несколько стихотворений, сопровождающих эссе набоковеда Е.Лейзерова (о Набокове, естественно), служат вроде бы иллюстрацией к тексту, но на деле вполне самостоятельны.
Проза в номере очень разновелика по объему — от больших текстов, уверенно тянущих на ранг короткой повести, до небольших зарисовок размером в полстранички. Но к прозе мы вернемся после разбора стихов.
Большинство публикаций сопровождается фотопортретами авторов, так что читатель может тут же составить себе первое впечатление о своем «собеседнике», так сказать «ху здесь ху», — физиономистику как подраздел метапсихологии никто пока еще не отменял.
Итак, поэзия.
У Сони Рыбкиной, юного автора из поселка Шушары под Питером, Ассоль в балладе выписана лаконично, однако весьма любовно (что для девушек неудивительно), — пусть и не без едва заметного юморка (Ассоль, задумавшись о нем // (Точеный стан и профиль царский), // Заснула.). История изящна, рифмы и ритмика добротны, уверенны — и это в полной мере касается еще нескольких стихов, следующих за балладой. В них автор порой как бы невольно (а главное — ненавязчиво!) добивается внятного гражданственного звучания («маленький принц думал, что видел всё. // маленький принц попросту не был здесь.»), что, однако, в стихах по военной тематике приобретает некоторый оттенок передержки, ожидания от читателя некоего не свойственного ему уровня доброжелательности. Несколько размыты и стихотворения философского направления, в стихах-очерках проглядывает поспешность, вредящая разработке образов, и избыточность фактологического в ущерб эмоции.
К стихам Дмитрия Иванова из г. Печора в Коми подходят многие художественные эпитеты: они графичны, географичны, аутентичны — список можно продолжать долго. Удивительно, насколько широка палитра авторских интересов, преломляющихся в стих, насколько порой неожиданны метафоры. Разбор такого разнородного по смыслу и звучанию и всё же единого по стилю материала — слишком непростое, а главное — объемное дело, так что здесь от него придется воздержаться, порекомендовав читателю «почитать» Д.Иванова, а самому автору — активнее публиковаться: книжек его в сети не видно. То же, кстати, касается и прозы автора: она разнообразна, слегка мистична, в меру социально-сатирична — ее хорошо бы собрать в тематический сборник, либо нанизать на сюжет объемистого романа.
У калиниградки Ирины Клеандровой в 79-м номере двадцать страниц стихов — объем иного небольшого авторского сборника в карманном формате. Объединяют стихотворения неторопливая певучесть, развернутость смыслов, умелое управление фразой и — как ни печально — некоторая декларативность, пусть убедительная, но едва ли сопереживаемая читателем. Он безусловно заметит и оценит авторские метафоры («задумчивый дождь // на вольфрамовых лужах рисует мишени для дартса»), и возможно задумается — о чем-то своем… Автор же обобщает своё, авторское, — чужому и пришлому недоступное, чуждое, «не-сопереживаемое». Это действительно грустно — в особенности когда в стихе Клеандровой сквозят личные нотки, в которых не проглядеть позитуру борца: за собственный мир, за принятый статус, за «сказки Суоми» под пледом, с кошкой у изголовья. Стихи ее — как «Картинки с выставки» Мусоргского: причудливы, странны, пестры — и равно тревожны, как и многие работы Н.Гумилева, к которому И.Клеандорова через столетие обращается «как к брату»…
О стихах Сергея Филиппова из Москвы можно сказать очень коротко: «легко, умно, ненавязчиво» (да простит нам автор эту лаконичность). Многие работы наверное хорошо поются, и тут бардам и КСП стоило бы обратить на автора свое внимание.
Москвичка Елена Антипычева уверенно (можно сказать «безукоризненно») строит короткий четырехстрофный стих по классическому канону, успевая и с завязкой, и с развитием, и с катарсисом… вот только тревожность — она местами, как кажется, слегка превышает степень готовности к ней «случайного» читателя, что, конечно, скорее проблема читателя, чем автора. «Жал мне ремень безопасности: душу — в неволе – // Он непременно хотел задушить до того, // Как остановит нас время — шлагбаум на поле // Вслепь колосящихся страхов, где нет никого». Вспоминается мандельштамовский тест: «Вы поэт? Прочтите две строчки». — «Вслепь колосящихся страхов» Антипычевой этот тест мастера безусловно прошли бы.
Поэма без названия москвича Вадима Горинова о любви, разлуке, о новой жизни (почти наощупь) без любимой — это, вероятно, лишь поставленные друг за другом и пронумерованные, написанные в разное время и по разным поводам стихотворения. Но пусть авторская мастерская остается тайной для читателя — важно, что поэма безусловно получилась, паззл сложился: «Я хочу написать звонницу, // Чтобы радужною была. // Чтобы слов удалых — конница. // Чтобы — в небо — колокола!».
Прокоментировать все публикации к прозе вряд ли получится, остановимся потому на самых запомнившихся, на «зацепивших».
Давно замечено: ни триллер, ни короткий рассказ (тоже по-своему триллер) не обходятся без трупа. «Смертельное манит…» — как выражался в этой связи Б.Пильняк. Два рассказа Игоря Альмечитова из Воронежа — два трупа: с психологией, с раздумьями, но всё равно в конечном итоге трупа как скрепляющего состава сюжета и его же финала. Вышло вполне убедительно, хотя и грустно…
Наслаждение, как утверждали в древности некоторые запавшие на гедонизм греки, является единственной терминальной ценностью бытия. Вот и Маяковский в свое время не удержался и написал «про это». Рассказ Георгия Кулишкина из Харькова — «про это» весь, от начала до конца: эротика «пур», на фоне которой вся окружающая атрибутика — рефлекторы, мурлыкающие магнитофоны, маслице для массажа — и даже сами персонажи воспринимаются вторичными и как бы незначимыми. Наслаждение становится вещью в себе. Более того, оно отчасти воспринимается как вызов нынешнему сюжетному тренду — гномам, драконам и принцессам с одной стороны и олигархам с бандитами — с другой. Весомый вызов.
С удовлетворением надо отметить наличие в журнале критических разборов, нисколько не навязывающих читателю вúдение произведения и в то же время подмечающих клюяевое, знаковое — вещь во всяком случае полезная при сегодняшнем литизобилии. Киевлянин Юрий Перебаев рассказывает в этой рубрике о «Нефритовом городе» Фонды Ли (М.: Эксмо: Fanzon, 2018), москвичка Светлана Макарова — о романе Константина Шабалдина «Зона счастья» («Аквилегия-М», 2018), а Ольга Лисенкова из Нижнего Новгорода — о «Дереве лжи» Фрэнсис Хардинг (М.: Клевер-Медиа-Групп, 2018)
Работа Дэна Шорина (Тула) «Телескоп и голуби» и фантастична, и по-хорошему социальна, и политсатирична; кроме того, за описанием технических деталей проглядывает знание, что, в общем, немаловажно для долгожительства литературного произведения, как бы ни было принято этот факт игнорировать: помню, однажды мне написала одна хорошая автор и попросила в двух словах рассказать об устройстве дисковых тормозов в автомобиле — что-то там нужно было ей вставить в фантастику. За Д.Шориным чувствуется знание другое — не «в двух словах».
Если вспомнить упомянутый выше в связи с отбором прозы ключевой критерий «зацепило», то его можно в полной мере отнести к трем небольшим рассказам краснодарца Ивана Жердева. «Вовчик, а что вообще в жизни делать?» — спрашивает рассказчик в первом из них у своего персонажа. «Идти» — отвечает тот. «И что?» — «И молчать»… Хорошо! Во втором рассказе говорящая собака-кобель Найда вдруг замечает собутыльнику, упомянувшему кладбище: «From where no traveler return…» и ссылается на Шекспира; это наверняка полезная для литературного процесса собака.
«Она называла его Аликом… — начинается третий рассказ, — …и другими обидными прозвищами, а он ее Алкой и тоже другими обидными прозвищами. На самом деле звали их совсем по-другому, но настоящие свои имена они друг от друга почему-то скрывали…» И это тоже хорошо.
Надеюсь, что эти краткие комментарии никого не задели и не обидели — во всяком случае умысла такого не было.
Astra Nova 