Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 9(59), 2024.

Слово оборотня — закон. Потому и не смеет Штырь перечить, хотя ноет и нюнит всю дорогу. Но ведь неспокойно, ох, неспокойно — скребёт и дерёт на душе, словно тёркой железной.

— Заткнись уже, мозгляк, — резко бросает слова Ржавый, — придушу ведь!

Штырь затыкается. Ведь слово оборотня — закон. Особливо если ты оборотень резкий, хищный. А Ржавый — он ого-го! Волк. Хотя нет, не волк — волчара лютый. Беспощадный, безжалостный.

— Чего трясёшься, как дерьмо на ветру, — меж тем продолжает Ржавый, — ты чё, не видел их? Плёвое дело, в два счёта управимся.

Видел Штырь, всё видел. Невысок, кругл и говорлив их «клиент». И три дочки имеет, и жену, и ночью из дворни — лишь служанка старенькая. Курятник, одним словом. Но одеты справно, богато, да и домина такая, что завидки берут. Водятся в доме деньжата, сразу видно, а может, и золотишко припрятано. Приходи да бери. Но вот скребёт же…

Ржавый меж тем выпускает длинный коготь из мизинца, ковыряет в замке задней двери. Тихий щелчок возвещает, и они бесшумно проникают в прихожую. Дальше будет кухня, за ней лестницы в хозяйские спальни. Прокрасться бесшумно в спальню хозяина, прижать лезвие ножа к открытому горлу…

Не получилось. Только до кухни и дошли. Вспыхивает свет — на пороге хозяин. В руках старенькая двустволка. Держит их на мушке, смотрит испуганно. Штырь замирает, боится повернуть голову. Что будет-то сейчас? Не любит Ржавый, когда на него стволы наставляют.

Мелькает серая молния, глазом не различимая. И вот уже двустволка у Ржавого в руках, а хозяин на полу корчится, кровавую юшку утирая. Отбрасывает Ржавый оружие, нагибается к хозяину, шипит страшно:

— Ну что, мразота, сам скажешь, где деньжата да золотишко лежит, али пытать тебя будем. А может, нам твою жену ссильничать? Или дочек твоих?

Хозяин затихает, смотрит на Ржавого. Пристально смотрит. Чудится нехорошее Штырю в этом взгляде.

— Скажу, — вдруг усмехается криво, — я тебе даже больше скажу. Ждал я тебя, Ржавый…

Отшатывается Ржавый от неожиданности — откуда ты зна… Но спросить не успевает. Течёт хозяйская плоть, аки кисель густой, изменяется, творит новое, незнамое. Ёкает сердце у Штыря, стучит бешено — ещё один оборотень! Ржавый тоже всё понял — оброс шерстью, когти выпустил, в стойку встал — принял форму боевую.

Наконец успокоилось всё — принял хозяин форму новую. Ахнул Штырь — петух. Всего-то. Большой, правда, петух, взрослому по грудь, и красив, зараза. Гребень пылает пламенем, переливаются перья разноцветьем глянцевым, крылья изумрудом горят. Но всего лишь петух. Куда ему против волчары. Хотя логично: у каждого курятника петух должен быть.

Видит Штырь — расслабляется Ржавый. Когти опускает, сплёвывает презрительно… Только не успевает слюна до пола долететь, как полыхает огненным да чиркает изумрудным. Обдаёт лицо тёплым и солёным, да палёным пахнет. Следующее, что в память врезается, — отрубленная голова Ржавого под стол катится. Переводит Штырь взгляд на хозяина, а по ногам течёт тёплое да вонючее.

А Петух кровь с изумрудных крыльев стряхивает да на Штыря круглым глазом косит. Потом вытягивает лапу да когтями по деревянному полу ведёт, глубокие борозды оставляя. Деревянная стружка из-под когтей спиралями завивается. Цепенеет Штырь — смерти ждёт… не может оторвать взгляд от круглого петушиного глаза.

— Покудахтай! — внезапно врывается в мысли, давит, заставляет подчиниться…

Ведь слово оборотня — закон!