Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 8(58), 2024.

В фантастике Филип Хосе Фармер, безусловно, классик — и это признают даже те, кто от его творчества не в восторге (а таких, чего уж скрывать, много: даже редакция «Горизонта» в их числе). Однако вопрос в другом: хотя свой творческий путь Фармер начал столь давно, что первые его произведения датируются годами, когда еще творили некоторые из старых мастеров, опубликованных в нашей ретрорубрике, — все-таки он, дожив до 2009 года, является классиком современным! Уместно ли, даже более того: законно ли «без спроса» помещать тут его фантастику? Однако — вот уж чудо из чудес! — этот рассказ каким-то образом попал в число свободных по правам: см. https://www.gutenberg.org/cache/epub/60871/pg60871-images.html. Уж не знаем, как такое получилось, но переводчик счел, что грех этим не воспользоваться… и мы с ним абсолютно согласны!

Прекрасный актерский ансамбль!
Великолепное зрелище!
Если оно не войдет в историю —
ничто не войдет!

— Зови меня Зевс, — велел Режиссер.

— Зевс? — переспросила его жена, красивая женщина не старше тысячи лет. — Да ты эгоманьяк! Сравнить себя с богом, пусть даже богом этих… этих дикарей!

Она выразительно махнула в сторону огромного настенного экрана. Там, далеко внизу, сверкало синее море, виднелись черные корабли на желтом песке, пурпурные шатры греческого воинства, широкая бурая равнина и белые башни Трои.

Режиссер бросил недовольный взгляд на Геру сквозь шестиугольные темные очки и продолжил пыхтеть сигарой, пока из нее не заклубились сердитые зеленые облачка. Круглую лысую голову Режиссера покрывал вишневого цвета берет, туловище морской свиньи облачено было в канареечную жакетку, а пухловатые ноги — в переливчато-зеленые брюки для гольфа.

— Может, я и не выгляжу как бог, но, принимая во внимание мою власть над аборигенами этой планеты, меня вполне можно считать их божеством, — ответил он.

Он резко повернулся к высокому красивому блондину, юноше с кривой улыбкой на лице и желтой татуировкой, спиралью вьющейся вокруг ног и туловища.

— Аполлон, передай мне Сценарий!

— Ты же не собираешься менять его в очередной раз? — перебила Режиссера жена. Она встала с кресла, и накинутая на тело алая ткань преобразовала электрическое микронапряжение на поверхности ее кожи в музыкальные тона.

— Я никогда не меняю Сценарий, — ответил Режиссер. — Просто чуть правлю ради драматического эффекта.

— Мне все равно, что ты делаешь, пока не даешь троянцам победить. Ненавижу этих презренных скотов.

Аполлон громко рассмеялся:

— Гера ненавидит троянцев с тех самых пор, как ей, Афине и Афродите взбрело в головы выкинуть глупейшую шутку: попросить Париса выбрать самую прекрасную из них — и Парис отдал первенство Афродите. Серьезно, Гера, зачем винить целый народ, милый и простодушный, из-за проступка одного Париса? Как по мне, он отлично рассудил. Благодарная Афродита приложила все усилия к тому, чтобы Парис заполучил прелестную Елену и…

— Довольно личных свар, — оборвал его Режиссер. — Аполлон, я просил тебя дать мне Сценарий.

В полночь Ахиллес метался перед своим шатром. Наконец в душевной муке он воззвал к Фетиде. Радиопередатчик, встроенный в щит, о чем герою было неизвестно, транслировал его голос в каюту огромного космического корабля, зависшего над троянской равниной.

Услышав призыв, Фетида обернулась к Аполлону:

— Убирайся отсюда, подлец, или я вышвырну тебя.

— Уйти? — переспросил Аполлон. — Чтобы ты могла проведать своего любовничка-варвара?

— Он мне не любовник, — гневно возразила Фетида. — Однако я предпочла бы иметь в любовниках варвара, чем тебя. Теперь убирайся. И больше не говори со мной, если только не по делу.

— Я всегда говорю о деле, коли речь о твоем теле, — ответил он с ухмылкой.

— Убирайся, или я позову отца!

— Слушаюсь и повинуюсь. Но ты все равно станешь моей.

Фетида вытолкала его. Затем быстро накинула особый костюм, способный искривлять световые волны, превращая ее в невидимку, переносить по воздуху и делать многое другое. Выйдя из портала, Фетида стрелой полетела к шатру своего протеже. Она не сбавляла ход, пока не увидела Ахиллеса, стоявшего во весь рост в лунном свете и вознесшего руки в мольбе. Приземлившись, она выключила питание костюма, чтобы он мог ее увидеть.

— Матерь моя! — вскричал Ахиллес. — Как долго сносить мне своевластие Агамемнона?

Фетида хватила его за руку и потянула в шатер:

— Патрокл здесь?

— Нет, он милуется с Ифидой, чью пышногрудую красу я даровал ему после взятия града Скироса.

— Толковый малый, — одобрительно заметила Фетида. — Почему бы и тебе не выбросить из головы спор с царем Агамемноном и не утешиться с какой-нибудь розовощекой милашкой? — Лицо ее, однако, болезненно исказилось, когда она произнесла это.

Ахиллес не заметил гримасы:

— Униженье гнетет меня так, что от любого удовольствия воротит. Мне опостылело сражаться как лев, но львиную долю добычи отдавать этому шакалу Агамемнону, просто потому что его избрали вождем. Разве я не царь в Фессалии? Я хочу… хочу…

— Чего? — нетерпеливо перебила Фетида. — Уплыть домой?

— Мне стоило бы отправиться домой. Тогда греки пожалели бы, что позволили Агамемнону оскорблять лучшего среди них.

— О, Ахиллес, скажи только слово, и я сей же час перенесу тебя через море в твой дворец! — воскликнула Фетида. Она прикидывала в уме: из-за исчезновения Ахиллеса Режиссер будет в ярости, но поделать ничего не сможет. Сценарий можно будет переписать. Главную роль сыграют Гектор, Одиссей или Парис.

— Нет, — ответил Ахиллес. — Я не могу бросить своих людей. Они скажут, что я оставил их, что я трус. А греки назовут меня паршивым и трусливым псом. Нет. Я никому не позволю говорить так.

Фетида вздохнула и печально спросила:

— Хорошо. Чего же ты хочешь от меня?

— Попроси Зевса наслать на Агамемнона великое полчище бед, дабы он приполз ко мне на коленях, моля о прощении и помощи.

Фетида невольно улыбнулась. Какой же непомерный эгоизм у этого красивого животного! Принимать за само собой разумеющееся, что Бог-Творец всего сущего изменит ход событий так, чтобы Ахиллес мог потешить свою гордость. И все же, говорила она себе, ей не следует удивляться. Он вполне спокойно воспринял, когда той ночью она явилась к нему и рассказала, что она богиня и его настоящая мать. Он всегда верил, что в его венах течет божественная кровь. Разве он не превосходит всех других людей? Разве он не Ахиллес?

— Я спрошу Зевса, — согласилась она. — Но как он поступит, ведомо только ему.

Фетида потянулась и наклонила его голову, чтобы поцеловать в лоб. Она не смела дотронуться до губ этого мужчины, который был мужчиной в гораздо большей степени, чем те, кого он принимал за богов. До губ, которых она так жаждала… и которые скоро станут холодными. Мысль об этом казалась невыносимой.

Она щелкнула переключателем, превратившим ее в невидимку, и, покинув шатер, поднялась к кораблю. Как всегда, звездолет висел на высоте четырех тысяч футов над равниной, спрятанный в надутом воздухом пластиковом чехле, имитирующем облако. Греки и троянцы считали облако обиталищем Зевса, зависшим в небе над равниной, дабы богу удобно было не терять из виду битву на земле.

Именно Зевс должен был решить: выстоят стены Трои или падут. Именно ему слали молитвы обе стороны.

Режиссер потягивал у себя в офисе виски с содовой и обсуждал с операторами детали завтрашних съемок.

— Греку Диомеду мы дадим шанс, сделаем настоящим героем. Снимайте его чаще крупным планом. Подчеркните особый шик и роскошный профиль. В Сценарии содержится всё, сколько благородных он убил, сколько раз был на волоске и т. д. Однако приблизительно в полдень, перед ленчем, мы его раним. Не слишком тяжело, только чтоб увести с экрана. Затем посмотрим, получится ли разыграть сцену в духе слезливой мелодрамы между тем троянцем и его женой (как там ее?).

Он огляделся, словно ожидая, что окружающие вложат ему в рот ответ. Но все молчали: знать больше Режиссера было неблагоразумно.

Он щелкнул пальцами:

— Вспомнил! Андромаха!

— Какая память! Фотографическая! Как только язык не сломаешь от этих варварских имен? — подхалимаж не стихал.

— Окей. Итак, после того как Диомед уйдет со сцены, ты, Аполлон, примешь облик Гелена, троянского пророка. В обличье Гелена ты побудишь Гектора вернуться в Трою, где его мать, царица, принесет молитвы за победу. Мы снимем несколько живописных сцен: храм и местные религиозные обряды. Между делом подготовим трогательную домашнюю сцену с Гектором и его женой. Покажем малютку-сына. Малыши всегда хороши для ахов и охов. Потом, после кофе-брейка, мы…

Аполлон незаметно пробрался через толпу к жене Режиссера. Гера сидела в кресле и задумчиво пила. Увидев Аполлона, она улыбнулась крашенными в зеленый цвет губами и пригласила:

— Садись, садись, дорогой. Можешь не волноваться, супруг мой, заметив твое внимание ко мне, косо не глянет. Он слишком занят, изливая свет на своих сателлитов, чтобы обращать внимание на тебя.

Аполлон уселся в кресло лицом к ней и придвинулся так, чтобы их колени соприкасались.

— И чего ты хочешь на этот раз? — спросила она. — Влюбленного голубка ты изображаешь, только когда тебе что-то от меня надо.

— Ты же знаешь, Гера, я люблю только тебя, — произнес он с ухмылкой. — Но не могу встречаться с тобой так часто, как мне того бы хотелось. Старина Гром-и-Молния слишком подозрителен. А я слишком дорожу своей работой, чтобы рисковать ей, несмотря даже на всепоглощающую страсть к тебе.

— Ближе к делу.

— Мы давно превысили и бюджет, и дедлайн. Съемки должны были закончиться еще шесть месяцев назад. Но наш Старый Привереда продолжает переписывать Сценарий, добавляя сцену за сценой. И это еще не всё. Мы не отправимся домой, пока Троя не падет. Режиссер планирует делать сиквел. Я знаю, потому что он попросил меня набросать сценарную заявку. У него есть ведущий актер на главную роль. Хитроумный дедуля Одиссей.

Гера выпрямилась так резко, что расплескала выпивку.

— Как! Но ведь мой брат намерен убить Одиссея при первой возможности! Он без ума, совершенно без ума от Афины, но не может добиться от нее даже первого свидания. Она пялится на одного Одиссея, хотя, как она могла замутить с одним из этих примитивных дикарей, мне никогда не понять.

— Афина утверждает, что его интеллект не ниже нашего, — ответил Аполлон. — Однако я собирался обсудить Фетиду, а не ее.

— Моя падчерица снова лезет не в свое дело?

— Очевидно, да. Прямо перед последним совещанием я видел, как она выходила из комнаты Режиссера с полными слез коровьими глазами. Так и представляю, как она вновь умоляла Режиссера пощадить Ахиллеса. Или, по крайней мере, позволить троянцам временно взять верх, чтобы Агамемнон вернул Ахиллесу отнятую девчонку, ту аппетитную красотку, Брисеиду.

— Уж кому как не тебе знать, насколько аппетитную, — горько парировала Гера. — Я случайно узнала, что ты несколько ночей подряд опаивал Ахиллеса и принимал его облик.

— Полезное изобретеньице — этот «облик»: накинешь — и можешь выглядеть как кто угодно. Ты просто меня ревнуешь, Гера. Но не в этом дело. Если Фетида продолжит играть на отцовских чувствах, как на старой флейте, съемки будут длиться вечно. А я, по правде, предпочел бы стряхнуть с ног пыль этой вшивой планетки и вернуться в цивилизованный мир, прежде чем в нем забудут, какой я великий сценарист.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовалась Гера.

— Предлагаю ускорить события. По сценарию, Ахиллес перестает наконец дуться и снова берется за оружие. Но Режиссер пока что не дал четких указаний, как нам его к этому принудить. Что ж, мы поможем ему незаметно для него самого. Устроим так, что победа троянцев над греками окажется еще решительнее, чем задумал Режиссер. Гектор практически опрокинет их в море. Агамемнон станет умолять Ахиллеса вернуться на ринг. Он вернет ему всю добычу, включая Брисеиду. И предложит Ахиллесу в жены собственную дочь. Ахиллес откажется. Но мы подтолкнем его к следующему шагу. Сегодня вечером техник сделает Ахиллесу постгипнотическое внушение: послать своего дружка Патрокла, одетым в доспехи Ахиллеса, нагнать на троянцев страху до потери килтов. С помощью низкочастотного излучателя мы посеем среди троянцев панику. Затем подстроим так, что Гектор убьет Патрокла. Это единственное, что может разъярить Ахиллеса, и он перестанет дуться…

— Патрокла? Но Режиссер хочет сохранить его для участия в большой сцене, когда Ахиллеса выведут из игры. Тогда-то Патрокл наденет доспехи Ахиллеса, возьмет штурмом Скейские ворота и поведет греков прямо в город.

— Никто не застрахован от несчастных случаев, — заметил Аполлон. — Вопреки тому, что думают эти варвары, мы не боги. Или боги? Как тебе мой план?

— Если Режиссер узнает, что мы исказили Сценарий, он со мной разведется. А тебе выпишет волчий билет во все студии от одного конца галактики до другого.

Аполлон подмигнул:

— Предоставлю тебе позаботиться о том, чтобы Старый Дуралей решил, что гибель Патрокла — это его собственная идея. Ты уже делала так раньше, и не один раз.

Гера улыбнулась:

— Какой же ты все-таки подлец, Аполлон.

Он встал.

— Подлец? Нет. Всего лишь великий сценарист. Наш план позволит мне убить Ахиллеса гораздо быстрее, чем рассчитывает Режиссер. Причем Сценарию это пойдет только на пользу.

Ночью в греческий лагерь проникли два техника, один в шатер Ахиллеса, другой — Агамемнона. Техник, отправленный к микенскому царю, пустил усыпляющий газ и затем прикрепил липкой лентой два электрода к царскому челу. Две минуты ему потребовалось, чтобы проиграть запись, и две, чтобы открепить электроды и уйти.

Пять минут спустя царь проснулся и во всеуслышание объявил, что Зевс в образе мудрого старца Нестора ниспослал ему во сне видение. Нестор велел поднять лагерь и вступить в бой, даже если только рассвело, ибо до конца дня Троя падет, а брат царя Менелай вернет свою жену Елену.

Однако совету старейшин Агамемнон (всегда, на свою беду, многоумный больше, чем следовало) сообщил, что хотел бы испытать собственную армию, прежде чем сказать правду. Он объявит, что устал от войны, которую они не могут выиграть, и желает отплыть домой. Эта новость отделит трусов от настоящих воинов, истинных друзей от ложных.

К несчастью, сообщив это перед строем, Агамемнон обнаружил, что храбрецов оказалось куда меньше, чем он ожидал. Вся армия, кроме совсем немногих, грянула «ура» и ломанулась к кораблям. Воины были по горло сыты бестолковой войной, проливая кровь ради возвращения царскому брату блудливой красотки Елены и не щадя животов в чужой стороне, пока женушки наставляли им рога с «негодными к строевой», пажити зарастали сорной травой, а дети голодали.

Напрасно Агамемнон пытался остановить их. Он даже прямо прокричал им о том, о чем они только догадывались: что на кону нечто большее, чем сбежавшая жена его братца. Если Троя будет сокрушена, греки завладеют торговыми и колонизаторскими маршрутами по всему богатому черноморскому региону. Но никто не обращал на него внимания. Все слишком увлеклись сбиванием друг друга с ног, спеша поднять на кораблях паруса.

Единственными людьми со звездолета на сцене оставались несколько операторов и техников. От неожиданного поворота событий они застыли как вкопанные, слишком испуганные, чтобы воспользоваться стимулирующими эмо-излучателями. Нажатием одной кнопки паника могла превратиться в агрессию. Но это была бы агрессия без предводителя. Вместо того чтобы беспрекословно переключиться на бой с троянцами, греки поубивали бы друг друга в уверенности, что их соратники пытаются воспрепятствовать им погрузиться на корабли домой.

Никто из техников не осмелился разбудить Режиссера и известить о том, что они не справились с простой сценой массовки. Но один техник сумел дозвониться до одной из дочерей Режиссера, Афины.

Афина бросилась к Одиссею и обнаружила его стоящим с мрачным видом в сторонке. Итакиец не поддался переполоху, но и не вмешивался. Бедняга, он так хотел вернуться домой к Пенелопе. В начале этой бессмысленной войны Одиссей притворился безумцем, чтобы на нее не попасть. Однако, раз поклявшись царю в верности, он уже не мог оставить его.

Афина выключила светоотражатель, позволив Одиссею увидеть себя.

— Не стой как истукан! Сделай что-нибудь, или все будет кончено: война, честь греков, богатство, которое ты обретешь после разграбления Трои! Действуй!

Ничуть не растерявшись, Одиссей выхватил жезл власти из онемевшей руки царя и бросился в толпу. Всех встречных он попрекал в трусости и подкреплял слова ударами по спине тяжелым концом жезла. Афина подала знак техникам врубить частоту, вызывающую агрессию. Теперь, когда у греков был лидер, способный направить их мужество, воинов можно было вернуть к битве.

Оставалось только одно препятствие: Терсит. Хромой горбун с лицом павиана и таким же характером.

Терсит злословил хриплым насмешливым голосом:

— Ужель добычи мало тебе, Агамемнон? Желаешь, чтоб дальше мы гибли, дабы в алчные руки твои золота больше попало и прелестных троянок? Вы, греки, вы — не мужи. Вы — бабы, вы исполните все, что велит вам сей скиптроносец презренный. Смотрите, как он поступил с Ахиллесом. Отнял у него Брисеиду и лишил нас лучшего воина. На месте Ахиллеса я бы снес Агамемнону голову.

— Довольно мы терпели твою возмутительную брань! — крикнул Одиссей и принялся колошматить Терсита по голове и хребту, пока не потекла кровь. — Смолкни, или я убью тебя!

При этих словах вся армия, ненавидевшая Терсита, разразилась хохотом. Одиссей разрядил обстановку, теперь они были готовы идти в бой по приказу Агамемнона.

Афина вздохнула с облегчением и радировала на корабль, что можно будить Режиссера. Всё было под контролем.

Так всё и шло… пока несколько дней спустя Аполлон и Гера, дождавшись, когда Режиссер отправится на боковую пораньше из-за похмелья с предыдущей ночи, не побудили Гектора совершить ночную вылазку. Битва бушевала все ночь, а на заре Патрокл вбежал в шатер Ахиллеса.

— Ужасные вести! — кричал он. — Троянцы прорвали стену вокруг наших кораблей и поджигают их! Диомед, Агамемнон и Одиссей получили ранения. Если ты не поведешь своих людей против Гектора, все будет кончено!

— Тем лучше, — ответил Ахиллес. Однако лицо его побледнело.

— Не будь таким жесткосердным! — умолял Патрокл. — Если ты не пойдешь в бой, то, по крайней мере, позволь мне повести мирмидонян против врага. Быть может, нам удастся спасти корабли и оттеснить Гектора!

— Хорошо! Ты знаешь, тебе, моему лучшему другу, я дам все, что захочешь. Но даже за все золото мира я не стану служить царю, укравшему мою добычу, взятую моим собственным мечом. Я дам тебе доспехи, и мои люди пойдут за тобой!

Не сдерживая слез от гнева и досады, он помог Патроклу облачиться в доспехи.

— Видишь рычажок на обратной стороне щита? — спросил он. — Когда враг ударит тебя, поверни его в эту сторону. Воздух перед тобой загустеет, и оружие врага отскочит от него. Затем, прежде чем он оправится от удивленья, поверни рычажок сюда. Воздух поредеет и пропустит твое копье. Острие войдет в неприятельские доспехи, как в сыр, оставленный на жарком солнце. Копье сделано из материала более прочного, чем самая прочная бронза, кованная рукой человека.

— Так это та магическая броня, дар твой божественной матери, Фетиды, — заключил Патрокл. — Неудивительно, что…

— Даже без этой магии, или силового щита, как это называет Фетида, я величайший воин среди греков и троянцев, — не моргнув глазом, перебил его Ахиллес. — Вот! Теперь ты великолепен почти так же, как я. Носи мои доспехи, Патрокл, и заставь троянцев дрогнуть. Я буду молить Зевса о твоем благополучном возвращении. Одного тебе не следует делать, как бы сильно того ни хотелось: не преследуй троянцев вблизи городских стен, даже если будешь наступать на пятки самому Гектору. Фетида поведала мне, что Зевс не желает пока падения Трои. Если ты станешь угрожать этому сейчас, боги поразят тебя.

— Я запомню, — пообещал Патрокл. Он взошел на колесницу Ахиллеса и гордо отъехал, чтобы занять свое место во главе мирмидонян.

Лицо Режиссера побагровело, казалось, его голова представляет собой один огромный кровеносный сосуд.

— Как, во имя космоса, троянцы забрались так далеко? — вопил он. — И что Патрокл делает в доспехах Ахиллеса? Здесь либо явное разгильдяйство, либо подстава! В любом случае полетят головы! И я, кажется, знаю, чьи! Аполлон! Гера! Что вы натворили?

— Полно, муж мой, — ответила Гера, — как ты можешь говорить, что я имею к этому отношение? Ты же знаешь, как я ненавижу троянцев. Что касается Аполлона, то он слишком дорожит своей работой, чтобы идти против Сценария.

— Ладно, посмотрим. Разберемся с этим позже. А пока давайте разрулим ситуацию так, чтобы в итоге все пришло в соответствие со Сценарием.

Однако прежде, чем удалось организовать работу операторов и техников, Патрокл, возглавляя свежевоодушевленных греков, перебил троянцев, как лев ягнят. Остановить его было невозможно, и когда он увидел убегающего от него Гектора, то забыл о предупреждении друга и погнался за неприятелем прямо к стенам Трои.

— За мной! — воззвал к грекам Патрокл. — Снесем ворота и сей же час захватим город!

В тот же самый миг Аполлон направил луч «ярости» на Гектора, чтобы заставить его обернуться и вступить в бой с человеком, которого троянец принимал за Ахиллеса. Подгадав момент, когда Патрокл отключил силовое поле, Аполлон нанес ему страшный удар сзади. Одновременно с этим копье, брошенное троянцем, вонзилось Патроклу в спину. Ошеломленный и раненый, юноша попятился в сторону своих воинов. Подбежавший Гектор пронзил его копьем в живот, не встретив сопротивления, так как Патрокл не успел включить силовое поле снова. С шумом на землю он пал, и взгремели на падшем доспехи.

— Нет же, Аполлон, нет, ты остолоп! — закричал Режиссер в рацию. — Патрокл не должен умереть! Он нужен нам позже по Сценарию. Ты полный идиот, ты облажался!

Фетида, стоявшая за спиной Режиссера, разрыдалась и побежала к себе каюту.

— Что с ней? — спросил он.

— Мог бы и догадаться, дорогой, — ответила Гера, — твоя дочь влюблена в варвара.

— Фетида? Влюблена в Патрокла? Это невозможно!

Гера засмеялась:

— Спроси ее, что она думает о грядущей смерти Ахиллеса. Вот по кому она плачет, а не по Патроклу. В смерти Ахиллесова друга Фетида предчувствует гибель его самого. И я догадываюсь, что она поспешит утешить любимого, зная, как он будет горевать, услышав, что Патрокл погиб.

— Это просто смешно! Если моя дочь любит Ахиллеса, то зачем сказала ему, что она его мать?

— По той самой причине, по которой она его любит, но не хочет, чтобы он знал об этом. У нее, по крайней мере, хватает здравого смысла сознавать, что ничего путного из союза с одним из этих земных примитивов не выйдет. Поэтому она пресекла все посягательства с его стороны этой материнской отмазкой. Если греки к чему и питают уважение, так это к табу на инцест.

— Я постараюсь покончить с ним как можно скорее. Фетида может потерять голову и рассказать ему всю правду. Бедная девочка, она слишком долго находилась вдали от цивилизации. Нам придется прервать съемки и возвращаться на планету Богов.

Гера проводила Фетиду глазами, затем переключилась на приватный канал:

— Аполлон, Режиссер ужасно на тебя зол. Но я придумала, как успокоить его. Скажем ему, что убийство Патрокла было единственным способом вернуть Ахиллеса в бой. Ему это понравится. Ахиллеса можно будет тогда убить, картина все равно не пострадает. Кроме того, я внушу ему мысль, что это была его идея.

— Прекрасно, — ответил Аполлон дрогнувшим от страха перед Режиссером голосом. — Но что нам придумать, чтобы ускорить съемки? Предполагалось, что Патрокл возьмет город, после того как Ахиллес будет убит.

— Не волнуйся, — ответила Афина, стоявшая позади Геры. — Одиссей — вот твой человек. Он работает над приспособлением, которое позволит проникнуть в город. Варвар он или нет, но этот парень — самый умный из всех, кого я когда-либо встречала. Жаль, что он землянин.

В течение следующих двадцати четырех часов Фетида пролила немало слез. При этом она была очень занята, трудясь не покладая рук, невзирая на слезы. Она направилась к Гефесту, старшему технику, старцу пяти тысяч лет. Гефест любил Фетиду, так как она не раз заступалась за него, когда ее отец гневался на него. Но и он покачал головой, услышав просьбу Фетиды выковать Ахиллесу другие доспехи, более неуязвимые, чем первые.

— Не хватит времени. Ахиллес будет убит уже завтра.

— Нет. Отец немного остыл. Он вспомнил, что по Сценарию Ахиллес должен убить Гектора, прежде чем погибнет сам. Кроме того, государственный антрополог¹ хочет запечатлеть на пленку погребальные игры по Патроклу. А он, как ты знаешь, выше Отца по рангу.

— Это даст мне неделю, — ответил Гефест, подсчитывая на пальцах. — Должен успеть. Но скажи мне, дитя, отчего все эти слезы? Это правда, что говорят, будто ты влюблена в варвара, в этого могучего рыжеволосого Ахиллеса?

— Да, я люблю его, — ответила она и снова заплакала.

— Ох, дитя, тебе ведь всего какая-то сотня лет. Когда ты достигнешь моего возраста, то поймешь, что пролитых слез не стоит почти ничего, и уж тем более любовь между мужчиной и женщиной. Но я сделаю доспехи все равно. Их силовое поле прикроет Ахиллеса везде, кроме небольшого отверстия для вентиляции. Иначе он задохнется. Но будет ли от этого прок? Режиссер найдет способ умертвить его. И даже если Ахиллес избежит смерти, тебе в этом пользы не будет.

— Будет. Мы отправимся в Италию… и я дам ему перпетуол.

Фетида ушла в свою каюту. Недолгое время спустя раздался звонок. Она открыла дверь и увидела Аполлона. Ухмыляясь, он объявил:

— У меня есть для тебя кое-что интересненькое. — В руке он держал маленький картридж.

Глаза Фетиды расширились от удивления.

— Да, это запись. — Он протиснулся мимо нее в комнату. — Позволь поставить ее в твой проигрыватель.

— Не стоит, — ответила она. — Я так понимаю, ты установил микрофон в каюте Гефеста?

— Совершенно верно. Ты же понимаешь, что твой отец придет в ярость, если кто-то пошлет ему записку, в которой расскажет, что ты планируешь запороть Сценарий, сбежав с варваром в Италию? И не только, но еще вколоть варвару перпетуол, чтобы увеличить срок его жизни? Лично я, будь твоим отцом, не стал бы тебе мешать. Очень скоро тебе бы до смерти надоел этот красивый, но неотесанный болван.

Фетида не ответила.

— Мне-то все равно, — продолжил он. — Я даже помогу тебе. Я могу подстроить так, что стрела, которая поразит пяту Ахиллеса, будет реквизитной. Ее острие лишь по видимости войдет в плоть. Игла внутри кончика стрелы введет каталептическое средство. Ахиллес будет казаться мертвым, но в действительности погрузится в состояние анабиоза. Ночью мы подменим его тело на погребальном костре. Биотехнолог, у которого передо мной должок, подправит лицо мертвому греку или троянцу так, чтобы оно не отличалось от лица Ахиллеса. Когда съемки кончатся и мы будем готовы улететь с Земли, ты сможешь бежать. А мы не заметим этого, пока не окажемся во многих световых годах отсюда.

— И что ты хочешь взамен этой подмены? Мою вечную благодарность?

— Я хочу тебя.

Фетида отшатнулась. Мгновение она стояла с закрытыми глазами и сжатыми кулаками. Открыв глаза, она ответила:

— Хорошо. Я знаю, у меня нет иного выбора. А это единственный вариант, который ты смог изобрести, чтобы получить меня. Но хочу предупредить, что ненавижу и презираю тебя. И буду ненавидеть каждый атом твоей плоти, когда ты будешь владеть моей.

Он усмехнулся и ответил:

— Я знаю. Но твоя ненависть только усилит мое наслаждение. Как приправа к блюду.

— Ах ты, подлец! — голос Фетиды дрожал. — Грязный, гадкий, жалкий, мерзкий подлец!

— Согласен. — Он взял бутылку и налил две порции. — Отметим?

Смерть Гектора прошла по плану, как и мелодраматическая сцена, в которой отец Гектора, царь Приам, явился молить Ахиллеса отдать ему тело собственного сына. Через четыре дня Ахиллес возглавил штурм Скейских ворот. Парис должен был стоять на стене над воротами, а Аполлон, невидимый за ним, выстрелить и поразить Ахиллеса в ногу, если стрела Париса отскочит от силового поля.

Аполлон обернулся к Фетиде, стоявшей у него за спиной:

— Ты выглядишь взволнованной. Не переживай. Через пару недель ты увидишься со своим возлюбленным воителем в Италии. И сможешь признаться, что ты ему не мать, что была вынуждена сказать так, чтобы защитить его от ревности бога Аполлона. Но теперь, когда Зевс вернул его из мертвых, ты отдана ему как особый дар. И все кончится счастливо. Счастливо, пока совместная жизнь с варваром не станет настолько невыносимой, что ты отдашь тысячу лет собственной жизни, только бы убраться с этой планеты. Но тогда будет, разумеется, поздно. Следующий корабль появится через несколько тысячелетий.

— Замолчи! Я знаю, что делаю.

— Как и я, — ответил Аполлон. — О, вот и великий герой Ахиллес, преследует несчастного троянца, которому намеревается пустить кровь. Но это мы еще посмотрим.

Аполлон поднял пневматическое ружье, ствол которого был заряжен длинным дротом с фальшивым наконечником. Он тщательно прицелился, прошептав:

— Подождем, пока он замахнется копьем, силовое поле будет выключено… Сейчас!

Фетида издала глухой вскрик. Ахиллес со стрелой, торчащей из сухожилия над пяткой, рухнул навзничь с колесницы на землю, где пыль осела на его сверкающие доспехи. Он лежал неподвижно.

— О, как ужасно он пал, — простонала она. — Не сломал ли он себе шею. Мне лучше спуститься и посмотреть, все ли с ним хорошо.

— Не утруждай себя, — ответил Аполлон. — Он мертв.

Фетида с посеревшим лицом посмотрела на него широко распахнутыми карими глазами.

— Я нанес яд на кончик стрелы. — Аполлон криво ей улыбнулся. — Идея была моя. Но отец твой ее одобрил. Он пообещал, что я искуплю оплошность — убийство Патрокла, — если выложу все, что ты замышляешь. Разумеется, я не сказал ему, чем именно ты собралась расплатиться со мной за выполнение моей части сделки. Боялся, что твой отец будет шокирован, узнав о твоем аморальном поступке.

Фетида едва не задохнулась:

— Ты чудовище… злодей… злодей… ты… ты…

— Побереги свои драгоценные слезы, — прервал ее Аполлон. — Это ради твоего же блага. И блага Ахиллеса тоже. История его короткой, но героической жизни станет легендой среди его народа. А в галактике фильм о его подвигах назовут самым громким эпиком всех времен.

Аполлон оказался прав. Четыре тысячи лет спустя это все еще аттракцион неслыханного коммерческого успеха. Говорят, Земля теперь цивилизованна достаточно, чтобы совершать космические полеты; возможно, фильм покажут и там.

Перевод Ярослава Стрыкова

---

¹ Термин колониальной истории. Государственный антрополог назначался правительством метрополии для изучения разнообразных туземных практик: религиозных, политических и т. д. (Примеч. перев.)