Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 7(57), 2024.

Часть 1. Экологические ниши, разновидности, охотничье поведение, причины гигантизма, орудийная деятельность, общение

Личность криптозоолога скрывать не станем: это Григорий Панченко, главный редактор журнала «Горизонт» и председатель Смолинского семинара. А вот имя зоолога в этой публикации открыто не будет.

Увы, мы пока что живем в мире, где для представителей признанных областей большой науки дискуссия с представителями криптозоологии… Нет, она не невозможна, но ее полагается проводить как бы «свысока». Тон такой беседы по умолчанию должен быть если не обязательно развенчивающий, то желательно — все-таки скептический. А если разговор идет на равных, без оспаривания самого факта существования реликтового гоминоида (РГ), с поиском тех или иных биологических закономерностей — то…

…То при таких обстоятельствах у зоолога велик риск встретиться с деятельным неодобрением коллег. Достаточно серьезным, чтобы помешать дальнейшей научной работе.

Что до остального, то оба участника дискуссии в теме — и, мы полагаем, большинство читателей нашего журнала тоже в теме. Поэтому обойдемся без ненужных уточнений.

Зоолог:

— Посмотрел Смолинский семинар за июнь: https://www.youtube.com/watch?v=YMrXv3x_yT4&t=266s . Прогресс в экспедиционной деятельности налицо, если, конечно, это наблюдение — не ошибка. Жаль, что не искали волоски на кустах, через которые ломился будто бы гоминоид. Но я бы хотел указать на ошибку, которую я заметил еще в рассуждениях И. Трейгера. Он говорил, что многочисленные в его парке каймановые черепахи могут составлять доступный источник пищи гоминоида, вы же сказали, что раз лягушек много, то он может питаться ими. Так вот, я как-то получил большую партию змей с Дальнего Востока, в том числе тигровых ужей и красноспинных полозов, которые питаются лягушками. Я усердно ловил для них лягушек — и… в результате подорвал их численность в доступных местах; там, где за раз можно было поймать сотню, сейчас за выход встречается 1—2 штуки. Притом я собрал едва ли пару килограмм за лето. Можно прикинуть, сколько требуется съесть лягушек за лето туше размером с гориллу. Что уж говорить о каймановых черепахах, которые начинают откладывать яйца в 20 лет, причем немногими десятками. Таким образом, если каких-то животных на ограниченной территории много, то это значит, что количество питающихся ими хищников не очень велико. Лоси, вероятно, боялись бы человека, если бы их врагом было человекообразное существо (обратный пример — снежный барс, который никогда не нападает на человека, но иногда с любопытством преследует альпинистов: возможно, это признак своеобразного симбиоза с другим «снежным» видом — снежным человеком). Значительное количество гнездящихся на земле птиц тоже говорит скорее о низком прессе хищников. Вспомним, что в опытах проф. Фирсова шимпанзе в Псковской области сразу начали отыскивать птичьи гнезда и на острове их быстро уничтожили.

Криптозоолог:

— На мой взгляд, большая партия некрупных змей так-таки может истощить популяцию своей пищевой «монокультуры» гораздо сильней, чем пара (максимум) существ, пусть гораздо более крупных, но всеядных в широчайшем смысле, с сильным «забегом» в растительноядность, моллюскоядность и т. п. В этом отчасти экологическая выгода гигантизма: в пересчете на килограмм большая туша гораздо экономней жрет, даже при равном метаболизме. А у РГ (во всяком случае, у кавказского алмасты) и метаболизм заметно лучше человеческого. Пример из области кинологии: ризеншнауцер ест гораздо меньше, чем ротвейлер, при где-то равном весе. Что до черепах — то, думаю, каймановые будут лишь «вишенкой на торте». Куда в большей степени пищей станут те, которые по параметрам близки к нашим болотным черепахам. Не знаю, какие это виды, я не герпетолог, но в Америке они есть.

Зоолог:

— Я все же думаю, что гигантизм американского гоминоида связан с гигантскими стадами бизонов, существовавшими еще недавно, — чтобы если не убивать, то таскать туши (ведь у него нет, в отличие от древних гоминид, орудий труда для разделывания туш). Может быть, также с гигантскими колониями странствующего голубя, исчезнувшими только в конце позапрошлого века. Все-таки собирателю мелкой добычи незачем быть большим: это экстенсивный метод для крупного животного, который потребует очень больших перемещений в поисках пищи. Лев, например, может при случае съесть мышь, но в основном мышами питаются более мелкие хищники, размерами примерно до лисицы или барсука. Да и трудно представить, чтобы РГ такие источники пищи игнорировал. Не случайно также, что до сих пор сообщения идут из Йеллоустона, где бизоны, благодаря охране, сохранились. Здесь уместно сравнение с бурым медведем: медведь-пищухоед небольшой, а самые крупные в Америке и у нас встречаются там, где есть богатые (хотя и сезонные, но для зимнеспящих это не имеет значения) источники пищи в виде лососевых рыб.

Криптозоолог:

— Все же трудно говорить о реликтовом гоминоиде как об активном охотнике на крупную дичь, особенно на бизонов. Это очень эпизодически случается… и если да, то разделать тушу он сумеет. А вот мишка, даже большой, и тушу разделает, и лягушек вместе с личинками «запылесосит» в пасть, перевернув старое бревно и отслоив кору. И на поле брусники зажирует.

Для РГ этот «путь всеядного» куда более логичен. Серьезной и регулярной охотой на крупного зверя занимались, по-видимому, лишь отдельные популяции, причем главным образом — в прошлом.

Зоолог:

— Я думаю, в миллионном стаде отход больных, раненых особей будет достаточным, чтобы прокормиться группе следующих за ним РГ.

Криптозоолог:

— Да, но такие особи — как раз чаще всего некрупные, это ведь в основном среди молодняка отсев. Вряд ли это может объяснить повышенный гигантизм сасквача как американской разновидности (или вида?). Кроме того, он не так-то уж и превосходит размерами североевразийские разновидности — вероятно, близкие или даже тождественные его предкам, — а у них в голоцене точно не было возможности «пасти» по-настоящему большие стада по-настоящему крупных травоядных. Наконец, очень крупной разновидностью следует признать австралийского йови — а он, даже если пересек линию Уоллеса до вымирания австралийской мегафауны, явно не «пас» ее, как бизонов: не такова это фауна.

Немного в сторону: алмасты во время отела, окота, жеребения прежде буквально пасся вокруг домашних стад, подбирал послед, а мог иногда и детеныша утащить — живого ли, мертвого…

Зоолог:

— Я про последы тоже хотел сказать, но это очень сезонный корм, как и новорожденные ягнята с жеребятами. А что он сейчас редко охотится и редко ест падаль, так этому надо учиться, исчезли стада, исчезло и умение — может быть, тогда же исчезла и групповая жизнь самих реликтовых гоминоидов…

Криптозоолог:

— Насчет орудий и охоты: тут, думаю, срабатывает выбор из того же широкого спектра возможностей, который есть и у медведя (способного быть «стервятником» или успешно пастись на ягодных полях, из животных кормов добавляя в основном мышек, муравьиные коконы, слизней, личинки жуков и пр.), волков (от мышевидных грызунов до оленей), касаток (от косячной рыбы до китов), да уж и эректусов, видимо. Причем речь идет не об индивидуальном или сезонном выборе (впрочем, о них тоже), а о долговременном преобладающем рационе целых популяций, заведомо принадлежащих к одному виду.

Зоолог:

— Насчет хищничества (и освоения падали), поясню свою мысль. В опытах проф. Фирсова те шимпанзе, которые были пойманы в трехлетнем возрасте, строили гнезда, а пойманные во младенчестве не строили и, главное, не научились строить у своих товарищей. То есть некоторые важные навыки у высших приматов (как речь у человека) могут быть усвоены только в раннем возрасте. Поэтому если в современную эпоху гоминоид, например, редко охотится или, как заметили работавшие на Кавказе исследователи, не посещает места схода лавин в поисках падали, это не значит, что он такого не делал во времена изобилия фауны. Наоборот, чем дальше вглубь веков, тем больше указаний на групповую и оседлую жизнь гоминоидов (например, что они кидали камни, когда люди приходили в какое-то до того ненаселенное ущелье). А выше было сказано, что крупное существо, тем более стая существ, собирая мелкую добычу, будет вынуждено постоянно совершать большие перемещения. С другой стороны, эта связь со стадами копытных косвенно подтверждается тем, что лошади «знают» его запах, пугаются его. Этот врожденный инстинкт может идти только от еще диких лошадей. Было бы интересно проверить влияние его запаха на бизонов.

Криптозоолог:

— Да, эти нюансы, связанные с поведением шимпанзе Фирсова, очень показательны. Даже можно согласиться по ряду пунктов. Например, мне кажется, что орудийная деятельность и зачатки (может быть, не такие уж малые) речи у предков РГ «утратились» примерно по такой схеме, как у людей порой утрачивается письменность, мореходство, скотоводство… Но реальность гнезд шимпанзе нам известна; вопрос о том, откуда мы вообще взяли реальность падали как серьезной части его рациона? Боюсь, что тут к этому нас с давних пор подталкивает трактовка Поршнева, которому надо было доказать «нечеловечность» неандертальских орудий — и, следовательно, поведения: мол, никакие это не охотничьи орудия, а нечто для разделки падали… А успешная охота РГ на мелкую дичь и успешное собирательство, в том числе при водоемах, видимо, указывает на значительную и долгую адаптацию к этому — пусть даже не только к этому…

Камнями они и сейчас швыряются. Но я в принципе согласен: за стадами РГ ходить мог… однако такие маршруты приводят падальщика к встрече с волчьей стаей (а, во всяком случае, алмасты волков и организованной своры собак боится, как лошади боятся его: «теряет лицо», бежит; впрочем, может, генетическая реакция при встрече волчьей стаи не с одиночкой, а с группой РГ, да еще вооруженных дубинами, была иная?). Для активного же охотника — приведет к встрече с отрядом охотников-сапиенсов (а хоть бы и досапиентных Homo) с копьями, если не копьеметалками, да уж и луками впоследствии.

Зоолог:

— О волках. Во-первых, в горах такой прирожденный скалолаз без труда уйдет от волков, да и живут ли волки в таких местах? Вспомним, что при исследовании следов следы часто терялись в неприступных скалах, в страшном нагромождении льдов. Во-вторых, у нас есть, правда, единичное сообщение Байкова, как гоминоид, подражая голосу и повадкам волков, приблизился к их стае на пять шагов, отнюдь не боясь их. Здесь можно осторожно предположить, что он мог вообще осваивать часть добычи волков, например отпугивая их имитацией сигнала опасности. Возможно, у собак реакция на него возникла уже после одомашнивания.

Что касается того, была ли у его предков речь и орудийная деятельность, то здесь я могу поспорить, но это отдельная большая дискуссия. Я стою ближе к точке зрения Поршнева, что речи не было изначально.

Криптозоолог:

— Не везде есть скалы, и не везде путь к ним достаточно короток, чтобы успеть добежать. В той же Кабарде (где труднопроходимые горы — редкость) известны случаи, когда даже кавказские овчарки, которые на бегу медленней волка, догоняли алмасты… и это заканчивалось для него плохо. И в Балкарии таких мест хватает. А уж в других его ареалах, где бывают не часты и горы, и высокие деревья, — тем паче.

Мне вообще кажется, что такой образ жизни, как «сопроводитель стад», указывает скорее на эпизодическое, ситуативное хищничество. А случай Байкова для меня выглядел более чем сомнительным, пока я не узнал о показаниях одного из очевидцев, зафиксированных современным криптозоологом, Анатолием Сидоренко. Тот видел общение РГ с явно хорошо знакомой ему волчьей стаей, причем там вообще было игровое поведение. Нечто похожее бывает и у шимпанзе с павианами, притом что первые порой охотятся на детенышей вторых.

О «зачатках» (или остатках?) речи. Ж. И. Кофман не раз подмечала, что у алмасты иногда наблюдается словно бы «лингвистическое удушье»: он бормочет, бубнит, бессловесно «говорит» сам с собой. А когда, был случай, человек, привлеченный этими звуками, подошел и заглянул туда, где это происходило, — алмасты посмотрел на него человека этак тоскливо… Я в разговоре с ней предположил (и она согласилась), что в прошлом, до того как распространение сапиенсов привело к дроблению РГ на мелкие группки, в которых на том уровне развития мозга речь не сохранишь (как у сапиенсов в таких условиях не получалось сохранить государственность, письменность, гончарное дело, обработку металлов и т. п. — а вот речь сохранялась всегда!), он был более высокоразвит — с зачаточной речью, орудиями, навыками постройки элементарных жилищ и изготовления одежды… Собственно, последние качества частично даже остались, пусть даже одежду алмасты теперь «заимствует» у людей…

Зоолог:

— Трактовка Поршневым неандертальских орудий как предметов, создаваемых «неразумными существами», фактически «животными», явно ошибочна, но ведь нас не связывает его предположение о систематическом положении реликтового гоминоида. А в том, что древние гоминиды питались мясом, едва ли приходится сомневаться. Главная линия развития гоминид шла по пути развития орудийной деятельности, но были боковые тупиковые ответвления, пошедшие по пути животного приспособления к среде, выражавшегося, например, в увеличении зубов и мощности челюстей и, возможно, в увеличении размеров тела для перетаскивания туш.

Криптозоолог:

— Ну, не приходится отрицать, что РГ при малейшей возможности и добудет крупное животное, и освоит его тушу (в том числе добытую кем-то другим). Мне лишь не кажется, что такая охота является для него первым или даже вторым источником пищи (кроме некоторых популяций, регионов и месяцев: тут как с «китами-убийцами», многие популяции которых живут на сельдевых рыбах — а тюленя или дельфина специально преследовать не будут, схватят, лишь если он сам влетит в их стаю посреди охоты). Кстати, у нас есть сведения, что РГ охотно «добирает» подранков — упущенных охотниками или даже еще преследуемых ими: кабанов, оленей. В принципе это, конечно, любой хищник сделает, но в данном случае имеет место скорее указание на то, что к мясу-то РГ привычен, однако охота на не раненого зверя для него сложна, потому он очень охотно пользуется таким «подарком судьбы».

Что до питания падалью — то это в принципе не та поведенческая схема, да и, наверно, не те анатомические и физиологические адаптации. Во всех приведенных случаях мясо свежее, а давний случай с отстрелом пары РГ в зоне боев связывается с их тягой к трупному запаху чисто гипотетически.

При этом какое-то пересечение возможно. Даже медведь потому и любит мясо «с душком», потому он частенько и прикапывает крупную добычу, что его ЖКТ всеядного хищника, не такой «мясопереваривающий», как у волков, легче справляется с такой плотью, в которой уже началась мацерация. Сапиенс в таких случаях прибегает к термообработке (впрочем, может и «заквашивать» мясо, чтобы в нем произошла естественная ферментация: вспомним некоторые блюда северных народов). Более архаичные Homo нарезали мясо тонкими скибками или, возможно, отбивали камнями… возможно, тоже ферментировали, ели «с душком»…

Зоолог:

— А здесь вопрос стоит в систематическом положении. Если не считать гоминоида неандертальцем, то отпадают многие возражения.

Криптозоолог:

— Похоже, что ген, отвечающий за «легкость речи», в его более-менее современном виде появился у гейдельбержцев — и мы с неандертальцами его получили независимо от них. Но это не значит, что ранних подступов к речи не было. Просто вот у нас она не утрачивается, даже когда утрачивается письменность, — а у прежних видов в случае длительных невзгод могла утрачиваться, как и орудийная деятельность. Б. Ф. Поршнев, при всех его заслугах, по основной специальности — историк и философ, он смысловую часть человеческого существования вообще соотносил только с письменным периодом. Даже странно, что дописьменным сапиенсам не отказывал в праве называться людьми, но уж досапиентным хомо — отказывал напрочь, считая их животными. К тому же его биологические представления формировались в лысенковское время, когда и кукушка могла «произойти» от пеночки, — удивительно ли, что он всерьез допускал появление блистательного кроманьонца прямо из звероподобного «неандертальца-РГ». Да ведь и палеоантропология в ту пору не демонстрировала убедительных примеров обратного…

Зоолог:

— В сущности, если РГ произошел от говорящих предков, то для науки это то же самое, что «одичание» современного человека. Гораздо интереснее было бы найти ближайшего родственника современного человека без речи, на пороге возникновения речи.

Криптозоолог:

— А это одно и то же. Все, кто как вид сформировался до появления СОВРЕМЕННОЙ РЕЧИ (а РГ именно таков, и предки его таковы: речь современного, даже «протосовременного» типа не утрачивается), в каком-то смысле были существами «без речи» или «на пороге возникновения речи». Ведь какие-то прототипы речи есть и у обезьян, и у птиц. Причем они могут быть развиты за счет вмешательства человека (у обезьян — на незвуковой основе, хотя сами они и звуковую человеческую речь приучаются понимать, у попугаев — вполне на звуковой, они явно соотносят слова со смыслом), однако сами по себе не возникнут.

Зоолог:

— Приведу известную цитату из архивов, где собраны наблюдения РГ:

«В это же время, несколькими днями раньше по тропе вдоль р. Замбар поднималась группа туристов профессора того же университета В. Перевалова, направлявшаяся через перевал Мура на озеро Искандеркуль. Выйдя на снежный склон, они вскоре обнаружили, что вдоль их тропы тянется цепочка каких-то странных следов огромных размеров. На фотографии видно, что следы были около 50 см в длину, а расстояние между ними — около двух метров (длина стандартного ледоруба, лежащего возле одного из отпечатков, 90 см). Сначала туристы не могли понять, вверх или вниз прошел этот великан, но потом загадка неожиданным образом разрешилась. Поднимаясь на очередной перегиб склона, скрывавший часть тропы впереди, они услышали впереди странные звуки, напоминавшие громкий хохот. Предположение, что это кричат улары (горные индюки), отвергли, так как уларам на снежном склоне делать нечего. Пройдя метров двести вперед и выйдя на открытый участок тропы, туристы увидели, что к цепочке огромных следов с востока подошла цепочка следов меньших размеров. На месте встречи снег был натоптан, а потом обе цепочки удалились в западном направлении.

Стало ясно, что громкие крики, очевидно, означали радостные вопли двух встретившихся существ. Хотя встреча произошла совсем недавно, увидеть никого не удалось. На детальные поиски у группы времени не было, так как уже надвигались сумерки, а ночевка на снегу не планировалась и группа к ней не была готова. Надо было спешить, чтобы засветло спуститься туда, где есть топливо».

Редкий случай, когда удалось услышать общение двух особей между собой (хотя следы длиной в 50 см заставляют проявлять недоверие: не «слившиеся» ли это отпечатки? Сделанные фотографии не позволяют дать однозначный ответ). И, как видим, даже между собой они общаются нечленораздельными воплями.

Криптозоолог:

— Я считаю, что для него характерно то же, что для эректусов как полиморфного вида (настолько полиморфного, что лучше бы вернуться к понятию «архантроп»: ведь тут и денисовец, и филиппинский Homo с острова Лусон, и китайский новооткрытый вид «человек-дракон»…). То есть среди архантропов были группы, видимо, регулярно употребляющие огонь и точно — довольно продвинутые рубила, сооружающие ранние хижины; вероятно, пользующиеся кусками охры для окраски… И почти наверняка — поддерживающие примитивный уровень речи.

(Тут примерная аналогия — письменная грамотность в русской деревне крепостного времени: буквально один «чтец» на деревню, причем даже он не бог весть какого уровня; еще несколько человек в разной степени знают буквы и сумеют разобрать написанные слова; но этого уже достаточно, чтобы стать «смысловым центром»!)

Однако были среди архантропов и другие группы (возможно — потомки вышеописанных после череды невзгод), которые все это утратили, живут почти «звериным образом», пользуются элементарными отщепами… И без речи обходятся, хотя уровень развития мозга у них такой же.

Вот реликтовые гоминоиды в их нынешней стадии развития — второй вариант.

(Продолжение следует.)