Легенда будущего

Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 6(56), 2024.

Павел Перов (1886—1980) вошел в историю фантастики как автор, если можно так выразиться, «белопинкертоновского» типа (антитеза известному раннесоветскому направлению «Красный Пинкертон»). Впрочем, именно этот рассказ был написан за считанные месяцы до начала Первой мировой войны, причем в Америке, куда автор переселился в 1910 году — и, разумеется, тогда не предполагал, что его имя довольно-таки вскоре окажется связано с белогвардейской фантастикой. Но тяжелый жизненный опыт уже успел наложить отпечаток на творчество: 19-летний юноша принял участие в русско-японской войне, был тяжело ранен, принят за мертвого и оставлен на поле сражения… После этого пережил внутренний переворот — что немудрено. Немудрено и то, что в дальнейшем его творчество почти всегда будет затрагивать тематику посмертного бытия и переселения душ.

Немного восстановив здоровье, вышел в отставку, жил за границей, изучал искусство: сперва живопись, потом кинематограф… В 1927 году создал и возглавил кинокомпанию «Peroff Pictures Inc.», специализировавшуюся… нет, не на «белопинкертоновщине», а на мультипликации. А свой первый мультфильм, «Love and Swords», снял еще раньше, в 1915: сказались годы профессионального увлечения живописью — Перов и иллюстрации к своим литературным произведениям выполнял собственноручно.

(При этом фотографию его нам нигде в открытых источниках обнаружить не удалось: удивительно для человека, несколько десятилетий вращавшегося в мире кинематографа, пусть даже анимационного!)

Революцию Перов не принял: не только Октябрьскую, но и Февральскую. Специально вернулся из-за океана, чтобы принять участие в Гражданской войне (вряд ли надо объяснять, на чьей стороне) — правда, не как белогвардеец в собственном смысле слова, а как гражданин США.

Эта часть его биографии — как у многих: тут нет места ни похвале, ни осуждению, мы не судьи людям того поколения. То же можно сказать и о деятельности Перова в пору интербеллума, когда он посещал Европу не только как литератор и кинематографист, но еще и потому, что активно поддерживал своих единомышленников из правого и даже крайне правого лагеря.

Увы, в те годы этот путь почти без вариантов приводил в субкультуру симпатизантов нацизму. Не миновал ее и Перов — чему оправданий искать не будем. В 1928 переместившись из США в Германию, еще не нацистскую, а Веймарскую, он не собирался оставаться там надолго, но через год оказался буквально «пригвожден к месту» мировым экономическим кризисом. Несколько лет снимал мультфильмы, лишенные идеологической нагрузки: частью сказочные, а частью даже фантастические. Однако после прихода к власти Гитлера охотно принял участие в работе нацистской кинопропаганды как аниматор, а как автор публицистических статей — в работе русской пронацистской периодики. Ситуация не изменилась и после 1941 года: наоборот, на каком-то этапе Перов начинает участвовать в вербовке советских военнопленных — пусть не солдат в боевые подразделения, а технический персонал в дорожностроительные, но…

Оказавшись после войны на территории, контролируемой американцами, он был помещен в фильтрационный лагерь и подвергся проверке, которая… сочла, что по-настоящему непростительных грехов за ним не числится. В 1947 ему, американскому гражданину, было позволено вернуться в США. После этого Перов перестает оставлять за собой «политические» следы, а вот след в искусстве мультипликации оставляет: например, его 52-серийный (и, кстати, фантастический) цикл «Jim and Judy in Teleland» стал первым мультсериалом, снятым специально для телевидения…

Очень сомнительное оправдание. Мы даже раздумали было публиковать его фантастический рассказ, на который «положили глаз» прежде, чем сумели ознакомиться с биографией. Но все же поместим его в журнале. Ведь эта фантастика была написана в пору, когда еще не существовало ни белых, ни красных, ни коричневых, — и хранит ощущение того мира, который вот-вот будет унесен ветром Первой мировой.

Мира, над которым было единое небо, открытое и для первых аэропланов, и для последних ангелов…

Когда на небе сталкиваются черные тучи, сверкают молнии и воздух сотрясается от страшных ударов грома — тогда среди грозовых облаков, озаряемый вспышками яркого света, как вихрь проносится черный аэроплан. Словно застыли огромные крылья, молчат могучие цилиндры, и неподвижный винт бесшумно рассекает воздух. Прямо, как стрела, сквозь черные тучи, вихрь и молнии летит таинственный аэроплан, и встречные воздушные корабли торопливо меняют свой курс и забираются выше над тяжелыми тучами, выше к голубому небу и сверкающему солнцу.

Те, кому случалось встретить черный аэроплан, рассказывали, что при вспышках молнии могли рассмотреть таинственного аэронавта.

Вцепившись в колесо обеими руками, с глазами, дико устремленными вдаль, он, казалось, напрягал все силы, чтобы повернуть неподвижные рычаги… И, обнимая его шею обнаженными руками, прижималась к нему женщина в белых одеждах, с волосами, распущенными по ветру…

Так, как вихрь, увлекаемый таинственной силой, проносились они, рассекая черные тучи, и скрывались в беспорядочном хаосе грозовых облаков…

* * *

…Это было очень давно. Люди только что начали свою войну с воздухом — и воздух был победителем. Один за другим гибли смельчаки в неравной борьбе, и одно время, казалось, все надежды были остановлены.

Откуда появился этот человек — никто не знал. Он пришел в огромный город и сказал, что перелетит океан. Над ним смеялись, потому что он был одинок и беден, а это происходило в такое дикое время, когда каждый имел свои деньги, крепко держался за них и тот, кто имел больше, считал себя счастливее, а другие ему завидовали.

Когда человек наконец достал денег, он построил свою машину. Те, кто видел его полеты, не знали, сравнить ли его с могучим, никогда не устающим орлом или с яркой, веселой стрекозой, — так легки, быстры и свободны были его движения.

Весь мир говорил о нем и о его изобретении, а он — он не был счастлив.

На краю города, в домике, увитом виноградными листьями и окруженном садом, из которого пышные розы заглядывали в окна, умирала его молодая жена. Ничто не могло спасти ее. С каждым днем она становилась бледнее, неподвижно лежала на подушках, и ее лицо, с рассыпавшимися вокруг волосами, казалось восковым.

Одну ночь, как всегда, он сидел подле нее, следя за ее дыханием. Утомленный, он задремал и, как сквозь сон, услышал чей-то голос, сказавший:

«Завтра»…

Он открыл глаза и у изголовья постели увидел его — Ангела Смерти: он держал руку лежавшей женщины и смотрел на нее неподвижным, холодным взглядом.

«Завтра»…

Что делал человек на другой день — никто не знает. Но вечером он пришел к тому месту, где под навесом стояла его машина, и долго работал около нее, чистил могучие цилиндры, винт, рычаги и поршни, заново наполнил резервуары и, когда все было готово, вернулся к своей жене…

Она лежала неподвижно, и жизнь покидала ее с каждым мгновением.

Он поцеловал ее в бледный лоб, поднялся во весь рост и долго смотрел в далекое небо, темневшее, потому что надвигалась ночь…

Розовым сиянием догорала заря на самом горизонте, и звезды зажигались на небосклоне. В тихом вечернем воздухе, высоко-высоко над землей, как раз над тем местом, где стоял домик, увитый виноградными листьями, бесшумно, как огромная птица, парил аэроплан.

Крепко держа колесо руля обеими руками, человек смотрел вниз и ждал.

Небо темнело, и заря погасла. Тонкий серп луны сверкал посреди миллиардов звезд. И вот словно туманное облако мелькнуло над землей и потянулось к небу…

Бесшумно и плавно, точно подымаясь по невидимой лестнице, двигался Ангел Смерти, и на руках его была женщина. Неподвижны и бесстрастны были глаза Ангела, и неподвижно лежала женщина в его холодных объятиях.

Зашумели поршни, зажужжал могучий винт, вздрогнуло все тело машины и ринулось в безумную погоню…

Земля исчезала внизу, поглощаемая сумраком, а небо было по-прежнему бесконечно далеко. И, когда кругом, казалось, не было ничего, кроме молчания ночи, человек и Ангел встретились.

— Отдай мне ее, отдай мне мою жену! — закричал человек.

И холодные глаза Ангела бесстрастно повернулись к нему:

— Безумец, — сказал он, — она принадлежит небу, а ты — земле. Она не может вернуться назад, а тебе доступ на небеса — закрыт!

— Отдай мне ее, — повторял человек, — или я стану между тобой и небом и, лишь убив меня, ты сможешь продолжать свою страшную дорогу!

Ангел покачал головой.

— Твой час еще не настал — как я могу убить тебя… Вернись назад и покорись воле Великого.

Но человек не внял словам Ангела. С отвагой безумия взлетел он выше и, как черная тень, парил в небе.

— Хорошо, — сказал Ангел, — я возвращу ее тебе, но помни: она принадлежит небу, а ты — земле.

И он передал человеку женщину, неподвижно лежавшую в его объятиях, взмахнул крыльями и потонул в глубине ночи.

— О, милая, — говорил человек, страстно лаская свою возлюбленную. — Ты опять со мной! Мы вернемся назад, в наш маленький домик… Как прежде, помнишь, ты каждое утро будешь сходить в сад к твоим цветам, как прежде, будешь петь свои песни…

А она молчала, прижимаясь к нему, счастливая и прекрасная.

И тут только заметил человек, что под ними — шумит океан и что они мчатся с небывалой быстротой. Он рванул колесо, но оно оказалось каменным; хотел повернуть рычаги, но легче было бы сдвинуть гору. С ужасом оглянулся он на молчавшие цилиндры, на неподвижный, застывший винт и — понял…

Она принадлежит небу, а он — земле, и для них обоих лишь одно место в мире — бесконечное пространство воздуха…

* * *

Прямо, как стрела, увлекаемый неведомой силой, рассекая воздух застывшими крыльями, сквозь грозовые тучи и серебристые облака, над вечно шумящим океаном, снеговыми вершинами гор, зелеными равнинами и лесами, — годы и столетия мчится по воздуху черный аэроплан, бессильный хоть на мгновение задержать или изменить свое вечное движение.

Иллюстрировал для журнала «Огонек» автор