(Из цикла «Метролли»)

Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 4(54), 2024.

Утреннее метро — самое неуютное место в городе. К половине восьмого редкие фигуры сбиваются в торопливые человеческие ручьи, возвещающие о приближении часа пик. Но в шесть, когда серая хмарь с улиц понемногу перетекает в туннели, мало кому приходит в голову спускаться в подземку. Припозднившиеся любовницы дремлют на холодных сиденьях; на бледных лицах — следы туши и поцелуев. У загулявших мужей виноватые спины и испачканные пальто, хмель еще не до конца выветрился из лохматых голов. Небогатые путешественники зевают на брудершафт, лихорадочно проверяют билеты и самолетные ярлыки, их разбуженные дети хнычут, вопят, прикладываются подремать к каждой стенке. Дрожащий, закутанный в обноски бомж занял целый отсек пакетами, на отупелой физиономии счастье: тепло. Молодой папа, расхристанный и сияющий, сует ему скомканную купюру — выпей, брат, у меня сын родился!

Долговязый недоросль Коля Шапкин не был ни пассажиром, ни мужем. Но выглядел, будем честны, погано. Вчера вечером его выперли из салона сотовой связи. Выперли, в общем, за дело: просчитался, недодал сдачу, уронил дорогой смартфон — и все за одну смену. И так везде… Неделя, две, максимум месяц с лишним — и за недотепистым парнем захлопывалась очередная дверь. С каждым разом тетка, у которой Шапкин занимал угол, злилась все больше. Выгнать на улицу племянника у нее не поднималась рука, но и кормить тунеядца ей не хотелось.

Упреков парень не заслужил: почти не пил, мыл за собой посуду и, как мог, помогал по хозяйству. Но содержать его делалось все накладнее, а прокормить все сложнее. К тому же тетку раздражали мириады прыщей на тощих щеках и унылом носу племянника, бесила покорность и безынициативность взрослого вроде парня. А Коля и вправду ничего не хотел. Колледж он с грехом пополам закончил, в сантехники не пошел, в армию не взяли за худосочностью, продавать телефоны, гамбургеры или барахло в электричках ему не нравилось. Девушки встречались с Шапкиным от безысходности, подкупленные трезвостью, добрым нравом и мелкими сувенирами. Но ни одна не задерживалась надолго. Компьютерные стрелялки Коля разлюбил быстро, в онлайн-казино, раз продувшись, не резался, книг не читал. Скучные дни опутывали его.

В прошлый раз, когда Коля явился к тетке с невнятным рассказом о несправедливости жизни, родственница пообещала, что выкинет бездельника прочь. До такой жестокости она еще не созрела, но разговор предстоял неприятный. Смалодушничав, Коля отправил тетке смску, что переночует у девушки, забился в антикафе на Лубянке, полночи смотрел кинишко, потом подремал немного и потащился домой. К восьми старуха уже уйдет на работу, по средам у нее репетиции хора, к возвращению можно притвориться спящим, в четверг сослаться на выходной… а там и работа, глядишь, подвернется. Возвращаться в сонный, пропахший мазутом и палой листвой ПГТ неближнего Подмосковья, к измотанной матери и насмешливым младшим братьям Коля категорически не хотел.

Шапкин зябко дрожал на жестком сиденье и упоенно жалел себя. Почему он такой никчемный, бездарный, немощный, почему не умеет работать и жить, как все? Почему девчонки любят богатых подонков, а на хороших парней не смотрят? Почему никому не интересно, что у него, Коли, творится в душе? Зачем вообще жить? Зацепиться на службе, вкалывать, как раб, пять дней в неделю, жениться на какой-нибудь дуре, чтобы не быть одному, слушать ее упреки, растить детишек и сдохнуть в сорок пять от инфаркта, как папа? «Из земли в землю, — как ворчала бабка, разгибая спину на грядках. — Все там будем».

Чуть не плача, Коля тащился по долгому переходу на Театральную. Голодные призраки тянулись за ним: присосаться к ослабевшему одиночке — святое дело, днем в толпе так не подкормишься. Гулкая пустота платформы ударила парня по нервам — ни единой живой души, а внизу так сладко сияют рельсы. Шаг — и никаких больше вопросов!

Коля стоял у края, вслушиваясь в нарастающий шум поезда. Голова немного кружилась, подташнивало — то ли с голоду, то ли от страха. Десять, девять, восемь, семь…

— Эй, паренек, подсоби!

У пожилого мужчины (назвать его стариком не поворачивался язык) заклинило колесо на нешуточном чемодане. В четыре руки кое-как получилось втащить махину в вагон. Запыхавшись, Коля раскашлялся. Мужчина постучал его по спине:

— Слабые легкие, парень! Куришь?

— Неа.

— Значит, воздухом мало дышишь. В горы ходил когда-нибудь? Знаешь, какой наверху свежий воздух? Встанешь у самой границы снегов, вылезешь поутру из палаточки, вдохнешь полной грудью — и словно крылья за спиной вырастают.

— Вы альпинист? Путешественник? Круто!

— Я, брат, космонавт. На МКС летал. Триста сорок пять суток в невесомости и еще шесть часов. Что, удивил?

Коля опешил. Собеседник выглядел самым простым человеком — высокий, крепкий, загорелое лицо исчерчено дорожной картой морщин, к воротнику похожего на шинель дорогого пальто прилипло неуместное голубиное перышко. И вот он — отправился в космос, на немыслимую высоту, видел Землю похожей на стеклянный голубой шарик, любовался на огромное рыжее солнце.

…Лет в одиннадцать Коля начал летать во сне, ощущать, как становится легким, поднимается над сонным домом, тонет в белесом месиве облаков, пробирается сквозь них, расталкивая мокрые комья, и вдруг видит слепящую синеву и россыпь веселых звезд. Однажды он заикнулся отцу, что хотел бы покататься на самолете, но отец отмахнулся — нет у нас таких денег. А за семейным ужином еще и жестоко высмеял сына: гляди, мать, вырастили мы с тобой пилота — пнешь, и полетит с крыши на чердак, олух! Потом отец умер, скудная жизнь семьи совершенно разладилась, и летать Коля перестал: во сне он теперь гонялся за откормленными сосисками и снимал с одноклассниц лифчики.

— Не веришь? Правильно, я бы тоже не поверил чужому дяде, который начал вдруг сказки рассказывать.

— Нет, я верю, верю! — от волнения у Коли вспотели ладони, он вытер руки о джинсы. — Просто я сам мечтал полететь, когда был пацаном!

— Дело поправимое, — согласился собеседник. — Лет через тридцать каждый сможет — купил билет на космический лифт, и езжай себе на МКС звезды считать. А пока, брат, первым делом — самолеты. В кресло сел, завтрак съел — и стрелой из Москвы в Нагасаки.

— Я и на самолетах не летал ни разу, — признался Коля.

— Это зря, — собеседник покачал головой. — Не грусти, все поправимо. Погоди-ка, есть у меня для тебя подарочек.

Коля решил, что ему дадут денег, и приготовился отказаться: Шапкины испокон веку не побирались. Но в руках у мужика оказался некрупный булыжник с изломанной, неровной поверхностью. Сувенир из горного похода? Куда там!

— Метеорит. Настоящий. Прямо из пояса астероидов.

Коля взял в ладони прохладный, плотный, очень тяжелый камень. Ему почудились золотые отблески в сердцевине.

— Вынеси на улицу, подставь под солнечные лучи, и все поймешь. Удачи тебе!

От счастья Коля зажмурился, стиснул в кулаке нежданный подарок. А когда он открыл глаза — собеседника как не бывало, на сиденье плюхнулась замотанная толстуха с тяжелой сумкой. Только маленький гость из космоса холодил руки, отблескивал, словно подмигивал.

Не задумываясь, Коля вышел на первой же станции, бегом пролетел эскалатор, поднялся по витой лестнице к вестибюлю, протиснулся через стеклянные двери. Хмурое солнце едва пробивалось сквозь облачную завесу — хватит ли? Двумя пальцами, как закопченное стеклышко, сквозь которое смотрят затмение, Коля поднял метеорит вверх. И камень засиял мягким живым теплом, отвечая на зов желтого карлика из рукава Ориона. Лучи отразились в серых глазах парня, унылое лицо преобразилось, став почти что красивым. Коля подбросил камень вверх, ловко поймал и сунул в нагрудный карман куртки:

— Обещаю, мы с тобой еще полетаем! Через тернии — к звездам!

Старый советский фильм был страшноватым, но притягательным. Мальчишкой Коля ненавидел горбуна Туранчокса и ужасно сочувствовал Нийе. Теперь он непременно узнает — есть ли жизнь там, наверху, за уютным одеялом земной атмосферы. С чего начнем — билеты на самолет или модель космической станции, модель или билеты, билеты или модель?

…Щуплый парень весело шагал по Садовой, перепрыгивал через лужи, насвистывал древнюю песенку и заливисто хохотал вслед удивленным прохожим. У него появилась мечта, за которую стоит бороться.

…Метролль Э. Скалатор сошел с маршрута в буфет, хлопнуть чашечку свежей нефти. Чудеса всегда утомляли его: чай, не юный тролленок с пушистым хвостом, а пожилой сотрудник, по весне уже и песочек сыплется. В этот раз его выручила хорошая память: метролль однажды столкнулся с офицером из отряда космонавтов и запомнил все-все — от сердечного «брат» и неровного шрамика на щеке до тяжелой серой шинели, оттопыренной на боку. Метеорит, впрочем, был настоящий: при прокладке туннелей попадаются самые странные вещи. А дарить даже самые дорогие вещи не жалко — лишь бы в теплые руки.

Нефть подали в оловянном стаканчике, в меру маслянистую, в меру крепкую. Метролль смаковал любимый напиток и в задумчивости скрипел костями. Он, конечно, тоже мечтал о небе, мириадах далеких звезд и планетарных трассах (фантастику в вагонах забывали с завидной регулярностью). Но кто ж пустит в самолет каменное чудовище?