Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 2(52), 2024.

1

Все магазины в этом скандинавском городе в семь вечера были уже закрыты, и когда Ольга увидела витрины и стеклянную дверь, светящиеся теплым медовым светом, то удивилась: неужели кто-то решил пренебречь установленным порядком, да еще накануне Рождества? Еще удивляло то, что магазин находился в каком-то тупичке за Пороховой башней, куда и днем редко забредают туристы, а в такое время суток и подавно никого нет, вот разве Ольга заглянула случайно по дороге в хостел. Но, подойдя ближе, Ольга убедилась, что зрение ее не обмануло: магазин был открыт и, судя по нарядам на манекенах в витрине, предлагал одежду для торжественных случаев.

Ольга тронула дверь — и тотчас раздался нежный звон колокольчика. Едва она вошла, как навстречу ей шагнула хозяйка салона вечерних платьев — высокая дама с изящной фигурой и рыжеватыми волосами. Ее лицо с правильными, четкими чертами и ярко-синими глазами казалось бы относительно молодым, если бы не множество мелких неглубоких морщин, рассекавших сухую кожу. Сколько лет этой даме, Ольга так и не поняла: ей могло быть с равным успехом и шестьдесят, и восемьдесят.

Хозяйка заговорила с Ольгой по-английски — видимо, сразу угадав в ней туристку, — и предложила пройти, как она выразилась, в «главный зал». Ольга согласилась, в основном потому, что неловко было отказываться, и не пожалела. В хорошо освещенном помещении, благоухавшем хвоей, мандаринами и немного корицей (самые новогодние запахи!), на манекенах и позолоченных вешалках красовались сотни вечерних великолепных платьев всех цветов и стилей. Одни напоминали древнегреческие туники своими изящными складками, другие, с пышными кринолинами и украшениями из искусственных цветов, вызывали в памяти эпоху рококо. Там были платья, сплошь расшитые бисером или жемчугом и, наоборот, лишенные малейшего декора, доходящие в своей сдержанной элегантности почти до аскетичности; были платья яркие и черно-белые, подходящие для юных дев и для зрелых матрон, рассчитанные на блондинок и на брюнеток. В вихре этого великолепия мужские фраки и смокинги как-то терялись, хотя и их было в зале немало. Одним словом, это был самый богатый салон вечерних нарядов, который только можно было представить.

Ольга как зачарованная переходила от одного ряда к другому и вдруг заметила его — бархатное платье в пол насыщенного фиолетового цвета с шифоновыми рукавами, скроенное по косой, совершенно в духе 1930-х. Ей всегда нравился этот цвет, и рука невольно протянулась к вешалке. Рядом стояло огромное зеркало в старинной позолоченной раме, и Ольга, взяв платье, приложила его к груди — просто проверить, пойдет ли ей этот цвет.

— Это ваш цвет, — уверенно сказала хозяйка, — даже не сомневайтесь.

В самом деле, фиолетовый оказался Ольге очень к лицу: на его фоне ее светло-пепельные, тусклые волосы вдруг стали казаться золотистыми, бледноватая кожа лица — фарфоро-белой, а серые глаза приобрели бирюзовый оттенок. Магия, да и только.

— Вы обязательно должны примерить это платье.

— Простите, но я зашла случайно и не собираюсь ничего покупать, — смутилась Ольга.

— Ничего, не купите сегодня — купите в другой раз. Это платье только вчера привезли, и мне хотелось бы увидеть, как оно сидит на фигуре. А вы сделаете… как это называется? Селфи.

Как ни странно, именно упоминание селфи убедило Ольгу. Когда она, переодевшись, вышла из примерочной и встала перед зеркалом, то на миг не узнала себя. Вместо заурядной женщины средних лет из зеркала в золотой раме на нее смотрела молодая стройная красавица, изысканная и утонченная. Словно желая сделать картину завершенной, хозяйка быстренько отыскала и подала Ольге атласные бальные туфельки на высоком каблуке, а голову увенчала тиарой с золотистыми камнями.

— Это платье создано для вас, — сказала хозяйка, и Ольга не могла с ней не согласиться.

— А сколько оно стоит?

— Три тысячи евро, но сегодня в магазине акция к Рождеству, плюс я готова вам дать личную скидку, так что платье обойдется вам всего в две тысячи четыреста евро.

Вспыхнувшее оживление погасло: таких денег у Ольги с собой не было, да и не могла она выбросить такую за сумму за вещь, которая, по сути, ей не нужна. Некуда ей ходить в вечерних платьях в стиле ретро. А жаль. Давно она с таким удовольствием не смотрела на свое отражение, давно не ощущала себя такой привлекательной. Только и остается, что сделать парочку селфи, переодеться и вернуть платье хозяйке.

Едва Ольга сфотографировала себя, как раздался звон колокольчика — на этот раз веселый, задорный. Хозяйка поспешила к двери и через несколько минут вернулась в обществе полного высокого господина с круглым лицом и седоватыми короткими волосами. Они о чем-то оживленно беседовали. Хотя Ольга и не понимала ни слова, но ей показалось, что мужчина не то жаловался, не то объяснял, а хозяйка его уговаривала.

— Это мой добрый знакомый, господин Герберт, — сказала хозяйка уже по-английски, и высокий господин склонил голову в поклоне. Ольга сочла, что и ей нужно представиться.

— Очень приятно, Ольга.

— Господин Герберт должен был сегодня идти на бал, который уже двести лет проводит накануне Рождества Гильдия мореплавателей. Он обычно берет у меня напрокат фрак. Но дама, с которой он собирался прийти на бал, простудилась, а по обычаю туда приходят только парами. Бал начнется через полчаса, а у него нет пары. И я подумала: а что если вы составите ему пару? Вы так великолепно выглядите в этом платье, и вам как туристке будет интересно увидеть наш Рождественский бал. Никто из туристов там никогда не бывал, вы единственная увидите его своими глазами.

Не успела Ольга сказать: «Нет», как в разговор вступил господин Герберт.

— Бал проводится в Шахматном дворце, это всего в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. И вам не обязательно проводить на балу всю ночь: если вам не понравится, вы сможете через полчаса уйти. Но он должен вам понравиться. Там очень красиво. Многие мечтают попасть на бал, но приглашения получают лишь избранные, — от долгого монолога Герберт раскраснелся. Исчерпав все свои аргументы, он с шумом передохнул и добавил: — И я… я заплачу за прокат платья.

Внезапно Ольге стало весело и легко — как в детстве. Настроение ее изменилось, и то, что представлялось невозможным и нелепым, стало видеться в ином свете. Этот немного смешной почтенный господин не мог быть опасен, да и сама ситуация оказалась скорее забавной. Почему бы и не пойти на бал? Правда, она там никого не знает.

— Но я там никого не знаю, и потом, как меня воспримут другие гости?

— Прекрасно воспримут. Скажете им, что вы путешественница, объездившая весь мир, и они придут в восторг, — улыбнулась хозяйка.

Ольга засмеялась, а господин Герберт вздохнул с облегчением.

— Хорошо, — сказала Ольга, — я составлю вам компанию, но на полчаса… не больше.

Пока Герберт переодевался во фрак, она вынула из сумки косметичку и подвела глаза, подкрасила губы. Платье так преобразило ее, что много косметики и не требовалось. Одежду и рюкзак хозяйка предложила оставить у нее:

— Я дождусь вас с бала, даже если вы вернетесь в полночь. А это вам вместо рюкзака, — и протянула ей клатч, расшитый жемчугом.

Господин Герберт вышел из примерочной в парадном наряде — не только во фраке, но и в цилиндре. Хозяйка набросила на плечи Ольге роскошную накидку из чернобурок в том же стиле ретро, Герберт деликатно и осторожно взял ее под руку — и странная пара покинула магазин.

2

Шахматный дворец был знаком Ольге: как и всех туристов, ее приводили к этому величественному зданию во время обзорной экскурсии. Но тогда Ольге удалось лишь полюбоваться фасадом, украшенным статуями шахматных фигур — данью прихоти первого владельца дворца, страстного поклонника этой игры, а сейчас она с интересом и восхищением осматривала интерьер огромного бального зала с необычным мраморным полом в черно-белую клетку. По обе стороны от двери стояли покрытые серебристыми скатертями столики с легкой закуской и шампанским, в правом дальнем углу красовалась большая наряженная елка, на невысокой сцене в левом углу зала играл небольшой оркестр. Общество, собравшееся в зале, показалось Ольге не столько многолюдным, сколько блестящим: все дамы — в вечерних платьях, кавалеры — во фраках. Она заметила и порадовалась про себя, что случайно угадала стиль и не выбивается из общего ряда: все собравшиеся были одеты и причесаны в духе 1930-х.

Ольга и господин Герберт подошли к одному из столиков, где их приветствовали очень тепло. Напрасно Ольга опасалась неловкости: ей улыбались так дружелюбно, точно давно ее знали. Едва они поздоровались, как расторопный официант тотчас наполнил их бокалы золотистым шампанским. Герберт поднял бокал и предложил выпить за всех присутствующих. Шампанское оказалось чудесным.

Оркестр заиграл нечто вроде фокстрота, и спутник Ольги, поклонившись, пригласил ее на танец. Пришлось признаться, что она не умеет танцевать фокстрот.

— Ничего, у вас все получится. Это несложно! — заверил ее Гербер, оказавшийся великолепным танцором. Он протянул ей левую руку, правой приобнял за спину и закружил по гладкому полу так легко, что Ольге и впрямь стало казаться: ну что здесь сложного? Просто подчинись музыке и доверься партнеру, и тело все сделает само. Главное — понять настроение танца, а с фокстротом все ясно: если вальс — это романтичное свидание, то фокстрот — всего лишь кратковременный флирт без всяких последствий.

Подхваченная вихрем танца, Ольга чувствовала себя воздушной, грациозной, красивой — и, похоже, не обольщалась на свой счет, поскольку от желающих ее пригласить не было отбоя. Она даже ощутила легкую неловкость перед господином Гербертом за то, что все время танцевала с другими; впрочем, как она заметила, ни он, ни кто-либо другой не обращал на это внимания. В зале царила удивительная атмосфера: свободная, непринужденная и в то же время утонченно-сдержанная. Смех и шутки звучали вполголоса, и, несмотря на непрерывно льющееся в бокалы шампанское, никто не был пьян.

Почувствовав легкую усталость, Ольга решила чуток передохнуть и собиралась отказать очередному кавалеру, но, увидев, кто к ней подошел, передумала: перед ней стоял статный синеглазый красавец лет тридцати пяти — сорока. В отличие от других мужчин в зале, он был не во фраке, а в парадной форме морского офицера, которая очень шла ему. Красавец пригласил Ольгу на танго и повел ее по залу так легко и в то же время эффектно, что, не будь на нем формы, его можно было бы принять за профессионального танцора. За несколько минут Ольга и незнакомец пережили целый роман — тот самый, который переживает любая пара, танцующая танго; роман, в котором слились воедино страсть и ревность, надежда и отчаяние, ночь любви и разлука. Когда звуки музыки стихли, пары, оказавшиеся рядом с ними, сдержанно зааплодировали.

Моряк поклонился, Ольга отблагодарила аплодировавших книксеном. Их взгляды встретились, и Ольга пожалела, что танго — не тот танец, во время которого можно поговорить. А жаль: интересно узнать, такой же ли он хороший собеседник, как и танцор.

— Позвольте вас проводить к вашему столику! — улыбнулся моряк.

— Извольте, — заулыбалась в ответ Ольга.

— Эдвард! Здравствуй, старина! — приветствовал их господин Герберт, когда они подошли, и обменялся с моряком крепким рукопожатием. — Я помню его еще школяром, который мечтал о море, — пояснил Герберт Ольге, — а сегодня горжусь тем, что знаком с командиром подводной лодки.

— Господин Герберт — давний друг моего отца, — сказал Эдвард.

Вновь зазвучала музыка, и все ушли танцевать, кроме Ольги и Эдварда. Они остались вдвоем у столика, как два заговорщика, и с минуту молчали, глядя друг другу в глаза.

— Вы, наверно, из семьи моряков? — прервала молчание Ольга.

— О нет, — покачал головой Эдвард, — наша родовая усадьба расположена в ста километрах от побережья. Я впервые увидел море в пять лет, когда мы переехали в этот город. Окна нашего дома выходили на набережную, и однажды вечером я стал свидетелем настоящей бури. Море, которое я привык видеть таким ласковым и смирным, предстало в ином, грозном обличье. Оно ревело, оно вздымалось огромными волнами, оно захлестывало набережную. Странно, но я не испугался стихии, наоборот, во мне появилось желание посоревноваться с ней, бросить вызов.

— Сражаться со стихией и побеждать — что может быть увлекательнее! Ваша жизнь полна романтики.

— Ее куда меньше, чем я представлял когда-то, хотя жаловаться на скуку не приходится.

— А на что приходится жаловаться? — решила поддразнить его Ольга.

— На одиночество.

— Не может быть!

— Да, да, — хотя Эдвард говорил шутливо, но глаза его не смеялись. — Как только женщины узнают, сколько месяцев я провожу в рейсе, они теряют ко мне интерес. Больше никто не хочет ждать по полгода мужчину.

— Возможно, стоит поискать девушку из своей среды? Дочери и сестры моряков привыкли ждать.

— Я тоже так думал, но оказалось, что все наоборот: им ожидание до чертиков надоело в родительской семье, и в качестве мужей они ищут… сухопутных черепах.

Ольга и Эдвард расхохотались.

— Серьезная ситуация! Но у нее есть одно преимущество: если какая-то женщина станет вас ждать, вы можете быть уверены, что она полюбила вас по-настоящему.

— Да, — перестал смеяться Эдвард. — И я не утратил надежды встретить такую женщину.

Вроде бы ничего не значащий треп между танцами, легкий флирт, без которого не обходится ни один бал, но за словами и смехом стояло что-то еще. Это «что-то» проступало во взгляде Эдварда, в его желании подойти к ней максимально близко, а еще больше — в той подавленной страстности, с которой он танцевал танго: танец, казалось бы, очень далекий от скандинавского темперамента.

Эдвард хотел сказать еще что-то, но тут к столику вернулись господин Герберт и другие гости, и разговор утратил личный характер. Герберт предложил тост за флот и его офицеров, который все восторженно подхватили. После тоста один из гостей неожиданно для Ольги заговорил о политике.

— Как вы думаете, стоит ли нам ждать вторжения? Или эти немецкие господа удовольствуются Польшей?

— Вы, как всегда, пессимистически настроены, — ответил Герберт. — Лично я уверен, что большая война в обозримом будущем Европе не грозит.

— Хорошо бы, — вздохнула немолодая дама в темно-синем платье, — оба моих сына в армии.

— Если потребуется, мы все выполним свой долг, — уверенно сказал Эдвард.

Ольга ничего не поняла, но переспрашивать было как-то неловко. К тому же распорядитель бала объявил получасовой перерыв, и Эдвард вместе с несколькими гостями, вежливо спросив разрешения у дам, отправился в курительную комнату. Не курящий господин Герберт остался у столика.

— Вот и половина бала пролетела, — сказал он, взглянув на часы. — Через полчаса наступит полночь.

Эти простые слова огрели Ольгу словно обухом: она и предположить не могла, что уже так поздно! Она обещала хозяйке магазина, что скоро вернется! Но это не все: в хостеле, где она остановилась, в двенадцать ночи запирают двери, и если она опоздает, то попадет в нелепую ситуацию. Конечно, ее впустят, но после долгих объяснений и препирательств.

Господин Герберт заметил ее смятение и спросил, не пора ли ей возвращаться.

— Да, я уже почти опоздала!

— Тогда идемте! Я провожу вас, как и обещал.

У Ольги мелькнула мысль об Эдварде, но она не знала, где находится курительная комната, и потом, это выглядело бы немного странно — почти что бежать за мужчиной, чтобы попрощаться. Да и времени не было. Господин Герберт увлек ее вниз по широким ступеням мраморной лестницы в вестибюль, где набросил ей на плечи меховую накидку и оделся сам. Лакей распахнул двери, они покинули Шахматный дворец и поспешили по безлюдным улицам, украшенным сияющими гирляндами. Ночь была тихая, морозная и торжественная.

Очень быстро они оказались в тупичке за Пороховой башней и чуть ли не вбежали в магазин, где их ждала хозяйка. Ольга мгновенно переоделась и переобулась, поблагодарила хозяйку, подхватила рюкзак и помчалась в свой хостел в обществе господина Герберта, уверявшего, что бал подождет.

— Как джентльмен я не могу допустить, чтобы дама одна ходила по улицам ночью.

Каким-то чудесным образом они оказались у хостела в без десяти двенадцать. Господин Герберт подождал, пока она войдет в здание, и лишь тогда, помахав на прощание рукой, ушел, растворившись в ночи.

3

Ольгу разбудил смартфон: звонила сестра.

— Привет! Все нормально? Ты обещала вчера перезвонить, но я так и не дождалась звонка.

— Привет, Рита. Извини, что заставила волноваться, но вчера я неожиданно для себя попала на бал и вернулась поздно ночью.

— Серьезно? Настоящий бал? — заинтересовалась Рита. — Расскажи!

Ольга добросовестно, с подробностями поведала сестре обо всем, что случилось с ней вчера, не утаив и знакомство с Эдвардом.

— Отличное начало! Вы обменялись телефонами?

— Не успели.

— Ну ты даешь. Впрочем, если он действительно командир подлодки, найти его будет нетрудно, таких людей в любой стране раз, два и обчелся. Или еще лучше — пусть он тебя сам найдет. Как принц Золушку. А фотки бала ты уже сбросила в Инстаграм?

Ольге пришлось признаться, что фотографий бала нет.

— Знаешь, там никто не фотографировал, и у меня как-то вылетело из головы… Я там даже смартфонов ни у кого не видела. Но у меня есть селфи в платье, я сейчас выложу.

Поговорив с сестрой, Ольга отправила свою фотографию в Инстаграм и тут же получила лайк от Риты. Жаль, конечно, что других снимков нет: ей очень хотелось показать сестре бал и прекрасные интерьеры Шахматного дворца. Внезапно Ольге пришло в голову, что в Сети можно отыскать фотографии или видео если не со вчерашнего, то с прошлогоднего бала. Минут десять она искала с помощью Гугла сначала фотографии, а потом любую информацию о Рождественском бале в Шахматном дворце — и ничего не нашла. Интернет знал про Венский бал и про десятки других балов, знал и про Шахматный дворец — но никак не связывал оба названия между собой. Статьи про Шахматный дворец заканчивались стандартным «В настоящее время дворец является частным владением и закрыт для туристов» — и никаких упоминаний о празднестве, которое, по словам господина Герберта, уже двести лет устраивает накануне Рождества Гильдия мореплавателей.

Результат поисков удивил Ольгу, но не слишком: если бал представлял собой мероприятие для узкого круга местных жителей, то немудрено, что сведений в Сети о нем немного и она до них просто не добралась. Ладно, пора вставать: уже без четверти десять, и она проспала куда дольше, чем рассчитывала.

Приняв душ, Ольга полезла в рюкзак за косметичкой и неожиданно наткнулась на клатч, расшитый жемчугом. Вот те раз: она была уверена, что вернула его хозяйке магазина вместе с остальными вещами. Некрасиво получилось: мало того, что она заставила пожилую женщину прождать ее чуть ли не до полуночи, так еще и невольно присвоила клатч. И в то же время при виде изящной вещицы Ольга ощутила радость: появился законный повод снова посетить магазин бальных платьев и узнать больше о Рождественском бале, а если получится — то и об Эдварде.

Через десять минут Ольга бодро шагала по старинным улочкам к Пороховой башне. Утро выдалось холодное, но солнечное, и ей казалось, что на сложенных из серого камня зданиях, еще вчера хмурых и мрачных, лежит благая печать. Ее хорошее настроение подогревала не только хорошая погода, но и мысли об Эдварде. Как там сказала Рита: принц отыщет Золушку? Смешно, хотя если бы очень захотел, то нашел: они с Гербертом давние приятели, а Герберт знает, в каком хостеле она остановилась. Разумеется, у Ольги не было никаких иллюзий — между ними ровно ничего не произошло и не произойдет, даже если они еще раз встретятся: завтра утром она улетает домой. Но все же хорошо было бы увидеться еще раз — просто для того, чтобы поговорить.

Размышляя таким образом, Ольга дошла до тупичка за Пороховой башней. Сейчас, освещенный солнечными лучами, он выглядел куда веселее, чем в вечерний час, но с первого же взгляда она почувствовала: что-то не то. В крошечном — по три дома с каждой стороны — тупичке чего-то не хватало. Вот два фахверковых дома, за ними должны быть витрины магазина вечерних нарядов — но витрин нет. Вместо них с фасада смотрят обычные для старинных зданий узкие окна с традиционными деревянными рамами.

Ольга растерянно перевела взгляд на другую сторону улицы — но и там не было ничего мало-мальски похожего на магазин. Неужели она ошиблась и за Пороховой башней есть еще один тупик — с магазином? Ничего не понимая, Ольга вернулась к Пороховой башне и принялась изучать прилегающие улицы. Магазина вечерних платьев на них обнаружить не удалось, да и других магазинов тоже, зато вокруг популярного у туристов объекта расположились с полдюжины кафе. Не успевшая позавтракать Ольга решила зайти в одно из них и перекусить, а потом продолжить поиски.

В кафе никого не было, и белокурая пышнотелая женщина за стойкой особенно приветливо улыбнулась Ольге — так, как улыбаются первому посетителю. Ольга без труда разговорилась с ней и, улучив момент, спросила про магазин вечерних платьев. Но напрасно она описывала его хозяйку и наряды в «главном зале» — на лице барменши чем дальше, тем сильнее проступало недоумение.

— Я очень хорошо знаю этот район, — пожала она плечами, — я живу здесь двадцать лет, но никогда не слышала о таком магазине.

— Странно, — пробормотала Ольга, — не приснился же он мне! Возможно, я перепутала улицы… Здесь нет другого тупика?

— Нет. И салона вечерних платьев тоже нет.

Ничего не оставалось, как сесть за столик и дожидаться, пока ей приготовят завтрак. Впрочем, время ожидания не пропало зря: Ольга достала смартфон и обратилась к всезнающим Гугл-картам. Она нашла свой хостел, Пороховую башню, кафе, в котором сидела, нашла тупичок — но не магазин. Возвращать клатч было некому.

После завтрака Ольга решила посетить Музей истории города. На «Трипэдвайзере» его рекомендовали; кроме того, смотрители музея могли что-то знать о Рождественском бале: если ему двести лет, то он тоже является частью истории. В музее Ольге повезло: пройдя через несколько залов, она оказалась у стенда, рассказывавшего об истории Шахматного дворца. Мимо проходила сотрудница музея с бейджиком на строгой белой блузке.

— Прошу прощения, можно у вас спросить…

— Да, конечно.

— Я хотела бы больше узнать о Рождественском бале, который двести лет устраивают в Шахматном дворце.

На лице сотрудницы музея мелькнуло удивление.

— Но в Шахматном дворце уже давно нет никаких балов! Последний Рождественский бал состоялся в декабре 1939-го. После Второй мировой эта традиция прервалась.

— Не может быть. То есть я хотела сказать: «очень жаль».

— Да, — кивнула музейная дама, — старожилы рассказывали, что там собиралось самое лучшее общество и все проходило на высшем уровне. Прошу прощения, вы ведь туристка? Так неожиданно, что вы спросили о Рождественском бале: о нем и из местных мало кто помнит.

— Я… я узнала о нем случайно, — нашлась Ольга.

— Если вас интересует эта тема, я могу показать вам одну старую фотографию… пройдемте в зал, посвященный Второй мировой.

В зале, встречавшем посетителей грозным ручным пулеметом, сотрудница музея подвела Ольгу к стенду, посвященному героям войны, и указала на слегка пожелтевшую черно-белую групповую фотографию.

— Этот снимок был сделан на том самом последнем балу.

Ольга взглянула на фото — и почувствовала, что пол качнулся под ее ногами.

В центре оживленной группы дам в вечерних платьях и господ во фраках стоял Эдвард — в том самом парадном кителе, с тем самым безукоризненным пробором в белокурых волосах.

— Кто это?.. — забыв о правилах приличия, Ольга самым вульгарным образом ткнула указательным пальцем в фигуру Эдварда.

— Это Эдвард Хеллквист — герой войны. Когда немцы оккупировали в 1940-м нашу страну, они захватили весь наш флот — кроме подводной лодки, которой командовал Эдвард. Хеллквист сумел увести ее в Англию и два года сражался против немцев. Его подлодка потопила два немецких линкора, и Гитлер лично объявил награду в миллион рейхсмарок за его голову. 20 ноября 1942 года подлодка Хеллквиста подорвалась на мине, выставленной немцами возле мыса Нордкап. Хеллквист и все члены экипажа погибли… Что с вами? Вам дурно?

Сотрудницу музея внезапный и кратковременный приступ слабости Ольги напугал не на шутку: это был первый в ее практике случай такого рода. Она привела Ольгу в небольшую, но уютную комнату, усадила на мягкий диван, распахнула окно, налила в пластиковый стаканчик воды из диспенсера. Ольгу, уже оправившуюся от стресса, эта заботливость немного напрягала. Ей хотелось остаться наедине со своими мыслями,

— Может, вызвать такси и отвезти вас в больницу?

— Нет, спасибо. Со мной уже все в порядке. Я, пожалуй, пойду. Извините, что причинила вам столько хлопот.

Через несколько минут Ольге удалось успокоить музейную даму и покинуть музей, но она слукавила. Она была отнюдь не в порядке, во всяком случае душевно. Это только в кино и книгах попаданцы и прочие путешественники во времени легко и бестрепетно переносятся из одного измерения в другое. В реальности любое отступление от привычных законов мира вызывает шок. Ольга готова была поверить, что сошла с ума и пережила длительную галлюцинацию — но откуда тогда взялись клатч и фотография? К тому же в воспоминаниях о вчерашнем вечере не было ничего бредового — за исключением того, что магазина, в котором она взяла напрокат платье, не существует, никаких балов в Шахматном дворце не проводят уже восемьдесят лет, а красавец моряк, с которым она танцевала танго, давным-давно погиб и покоится на дне ледяного моря.

До позднего вечера Ольга не могла успокоиться. Последние часы ее пребывания в этом городе были безнадежно испорчены, и напрасно бродила она по веселой рождественской ярмарке, среди толпы радующихся приближению праздника людей — странная, ни на что не похожая история не шла у нее из головы. Напрасно сестра, которой Ольга позвонила и все рассказала, пыталась ее успокоить.

— Все загадочные и мистические происшествия в итоге объясняются самым простым образом. Вот увидишь, и здесь так же будет.

4

В аэропорт Ольга приехала ранним утром, за два часа до вылета. Она скверно спала ночью, то и дело просыпаясь с бьющимся сердцем. В эту ночь она готова была поверить в любую чертовщину, в какие угодно чудеса, вплоть до машины времени. Иногда ей казалось, что она стала жертвой какого-то розыгрыша, но кому она интересна в чужой стране — туристка, приехавшая сюда на четыре дня? А может, она попала в какое-то реалити-шоу? Но где тогда его ведущий? Да и не набирают в эти шоу людей с улицы.

Разбитая, с тяжелой головой, Ольга сидела в зале ожидания и тупо ждала объявления о начале посадки на ее рейс. Рядом громко разговаривала о своем и на своем группа китайских туристов, перед глазами взад-вперед ходили самые разные пассажиры — от многодетных арабских мам в платках до темнокожего парня с дредами и наушниками в ушах, пританцовывающего под слышимую только им музыку регги. Ольге подумалось, что кто-то из людей вокруг, возможно, был бы рад оказаться на ее месте и пережить столь необычное приключение. Что ж, она бы охотно поменяла его на что-то более банальное и вписывающееся в рамки привычного мира.

Внезапно в толпе мелькнула фигура, показавшаяся Ольге знакомой. Не веря глазам своим, она вскочила со скамейки, оббежала толпу китайцев и увидела Эдварда — снова в форме, но на этот раз в форме служащего аэропорта.

— Эдвард!

Он не остановился, и тогда Ольга ринулась к нему.

— Эдвард!

Он посмотрел на нее с недоумением, потом узнал и улыбнулся.

— Ольга! Привет. Ты убежала с бала, как Золушка.

— Так ты признаёшь, что бал был?

— Конечно, был. Почему ты спрашиваешь об этом?

— Потому что последний Рождественский бал в Шахматном дворце состоялся восемьдесят лет тому, и я чуть не свихнулась, вообразив, что попала в прошлое…

Эдвард расхохотался.

— Ничего смешного! Представь себя в чужой стране, где ты никого не знаешь, где все чужое, и ты один…

Смех оборвался.

— Да, ты права. Извини. Я должен объясниться.

Они вернулись к скамейке, у которой стояла ее сумка на колесиках, сели рядом.

— Если бы ты осталась до конца бала, то все поняла. Бал устроило общество реконструкторов, к которому я принадлежу. Владелец Шахматного дворца разрешил нам собраться и отыграть тот самый, последний бал, но попросил не афишировать это мероприятие. Да и мы сами не хотели внимания прессы.

— Так это была игра? И ты изображал героя Эдварда Хеллквиста?

— Да. Правда, мы похожи?

— Очень. Даже жутковато.

— Ничего удивительного: я его внучатый племянник, внук его младшего брата. Будем знакомы: Харальд Хеллквист. Как, получился из меня моряк-подводник?

— Вполне. Погоди, а эта старая дама, хозяйка магазина бальных платьев…. Я так и не нашла его!

— Госпожа Хелле — давний друг нашего общества. Когда-то у нее было лучшее ателье в городе, но, увы, теперь все стали покупать готовую одежду, и его пришлось закрыть. По старой памяти она ссужает нас фраками и прочими нарядами.

— А витрины? Куда подевались витрины магазина?

— Не было ни магазина, ни витрин. Госпожа Хелле поставила манекенов на подоконники высоких окон первого этажа, и вы в сумерках приняли эти ярко освещенные окна за витрины. Кстати, вы ей очень понравились.

Внезапно Ольга ощутила огромное облегчение — и разочарование. Рита оказалась права: любое чудо имеет самое прозаическое объяснение. Фея — не фея, а отставная портниха, любящая тряхнуть стариной; волшебный бал — не бал, а игра реконструкторов, а прекрасный принц, бравый моряк и военный герой — менеджер аэропорта. Менеджер, даже не пилот. И, судя по кольцу на безымянном пальце, женат.

По радио объявили посадку на ее рейс, и Ольга обрадовалась возможности прервать затянувшееся молчание.

— Мне пора.

— Вы верны себе: опять исчезаете, как Золушка, — улыбнулся Эдвард, оказавшийся Харальдом. — Надеюсь, пребывание в нашем городе оставило у вас приятные воспоминания. Счастливого полета и легкой посадки!

— Прощайте, Эдвард… то есть Харальд.

По дороге к стойке регистрации Ольга успела перезвонить сестре и поделиться новостями.

— Вот видишь, а ты переживала. Теперь будет что вспомнить.

Окончательно Ольга успокоилась, когда самолет оторвался от взлетной полосы и взмыл в бледное декабрьское небо. Ее место было возле прохода, смотреть в иллюминатор не получится, стало быть, надо найти другое занятие на ближайшие три часа. Ольга взяла в руки иллюстрированный журнал авиакомпании и стала рассеянно его перелистывать. Реклама, интервью с топ-менеджером авиакомпании, реклама, статья об отдыхе на горнолыжных курортах, реклама, стоп, а это что? К 80-летию начала Второй мировой — статья о героях войны в небе и на море.

Какое-то чувство подсказало Ольге: не читай, но она не послушалась и заскользила взглядом по строкам. Разумеется, в статье упоминался и Эдвард Хеллквист — почему-то последним. Ничего нового по сравнению с той информацией, которую ей сообщила смотрительница музея. Ничего, кроме фразы в самом конце: «С гибелью Эдварда пресекся знаменитый род Хеллквистов из Кернабю: он был единственным сыном в семье и погиб, не оставив потомства».

Ольга перевернула страницу. С очень четкого снимка на нее смотрел Эдвард — или Харальд — с тем же едва заметным шрамом над правой бровью и такими яркими глазами, что они даже на черно-белой фотографии казались синими.

Она вздохнула и закрыла журнал. Что бы это ни было — хорошо, что оно закончилось.

Дома в аэропорту ее встретила Рита с мужем.

— Ну, как отдохнула? — спросил он.

— Бесподобно, — честно ответила Ольга.