Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 1(51), 2024.

Man-eater показался из-за угла второго слева дома. Топор он пока что держал за спиной или под лохмотьями, двигался вроде бы не быстрее, чем другие встречные, и так же шатался, но на десятом километре уже худо-бедно приучаешься определять, где людоед, а где terminal, доходяга. Стре, держа прежний темп, подняла руку, предупреждая Тоньку, тяжело пыхтевшую за спиной, и внимательно присмотрелась, куда ведет тропинка.

Людоеды любят атаковать прямо сквозь сугробы, на броске вздымая вокруг себя белоснежную искрящуюся пелену, выглядит это очень эффектно. Слева высокий сугроб близко подступал к тропе лишь в одном месте; man-eater уже исчез из виду, но если он прибавил шаг, то как раз должен был оказаться за ним.

Успев дать отмашку Тоньке, Стре рванула изо всех сил, ногами и телом ощущая, как ровно и мощно, ни на миг не запоздав, отреагировала на это умная дорожка.

Man-eater тоже рванул ей наперерез, действительно через сугроб. Бежал он лишь первые пару-тройку секунд, а потом уже только брел, но еще с опасной скоростью. Вот уже почти вплотную — грязное, изможденное лицо с глубоко запавшими безумными глазами, щербатый оскал… клубы пара изо рта… топор заносит обеими руками, явно из последних сил…

Стре проскочила мимо с большим запасом, привычно отслеживая, как ускоренно заколотилось сердце. Судя по Тонькиному воплю, подруга замешкалась и не избежала обнимашек с людоедом. Влом считать, который уже раз за дистанцию, но только на последнем километре — второй. Совершенно не следит за сменой ритма. А, между прочим, кому из них интерсистолический режим бега нужен, ей или Тоньке? У Стре-то с лишним весом проблем никогда не было!

Дальше был длинный участок без препятствий, и визуальная часть дорожки расширилась. Теперь они бежали рядом, бок о бок: Стре, сжалившись, немного сбавила скорость. Миновали нескольких доходяг, обогнули тушу сожженного грузовика. Навстречу двигалась медленная колонна civil guards, почему-то вдруг начавшая заворачивать, собираться вокруг чего-то, сбиваясь в толпу; наверно, их придется обегать опять гуськом, по обочине. Ну, там видно будет.

При civil guards людоеды точно не покажутся, но может начаться обстрел. Или бомбежка. Полифунк сам решает, что вывести на экран: потому он и стоит так дорого…

Стре невольно поморщилась. Посещение фитнес-зала ей оплачивал дядя, обычно она выставляла голограмму попроще, но вот сейчас решила распустить перед подругой хвост — и, возможно, в конце месяца ей предстоит неприятный разговор по поводу выхода за лимит. А может, все-таки и нет.

— Далеко еще? — почти плачущим голосом провыла Тонька.

— Сама не видишь? — Стре качнула подбородком в сторону светящейся надписи «Citizens! During shelling this side of the street is the most dangerous!» с сине-белым сопровождением на кириллице, украшающей стену главного корпуса Юрфака, мимо которого они как раз сейчас пробегали. То есть тогда это, может, еще был не Юрфак. Да какая разница! И вообще смешно о Полифунке говорить «тогда».

— Это… Это мы на Васильевском уже?

— Ну да. Сейчас сворачиваем с 22-й линии на 23-ю, еще пару кэмэ — и вот он, клуб.

Чтобы произнести на бегу такую длинную фразу, даже Стре пришлось замедлиться существеннее, чем она планировала.

— Ско-олько кэмэ?! — Тонька влажно хлюпнула и замолкла, словно утонула.

Стре перестала обращать на нее внимание: тропинка, ведущая мимо civil guards, в основном девушек почти доходяжного вида, сузилась до предела. Она заметила в их руках ведерки — и только тогда поняла, что это, значит, не civil guards, а fire brigade, то же, вокруг чего они собрались, — куча песка, тушить зажигалки. Сейчас на крышу поднимутся. Ну точно — не успеешь и пару сотен метров пробежать, как начнется бомбежка.

Supervisor пожарной бригады, рослая женщина, тоже худая, но плечистая, в шинели с какими-то знаками отличия, резко взмахнула красным флажком, преграждая путь. Тропа послушно вильнула налево, к той стороне улицы, которая не была «most dangerous»; Стре устремилась туда — и вот тут, против ожиданий, началась не бомбежка, а обстрел.

Постоянно менять ритм бега, чтобы не попасть под разрывы, дело очень непростое, но для толстушек вроде Тоньки чрезвычайно полезное. Заранее состроив ободряющую улыбку, Стре оглянулась через плечо.

Однако беговая дорожка за ней была пуста. Только одинокий terminal плелся по голографическому экрану где-то вдалеке справа, полностью безразличный к прилетам снарядов.

Дистанцию она заканчивать не стала: весь смысл был в том, чтобы Тоньку провести в Полифунке тем же маршрутом, что сегодня вечером предстоит в реале, от фитнес-центра до клуба. Так что подругу догнала почти сразу, еще перед душевой. Тонька брела еще унылей, чем давешний terminal.

— Не расстраивайся, — Стре покровительственно хлопнула ее по плечу. — Все же десятикилометровку пробежала чисто. На весы вставала уже? Разницу видишь?

— Да не в том же дело, — каким-то совсем дохлым голосом отозвалась та, и Стре вдруг, почему-то вздрогнув, поверила: действительно не в том дело. Во всяком случае, не только. — Не в том дело, Жертва…

Ага. Значит, дело все-таки именно в том. Может, не полностью, но почти.

Стре потаенно улыбнулась.

Ее телосложение всегда было предметом зависти одноклассниц, а теперь уже и однокурсниц. Прозвище «Жертва Блокады» она получила с первого лицейского дня, даже часа: между прочим, именно Тонькин дедушка эти слова произнес, изумленно окинув взглядом их всех, выстроившихся на торжественную линейку. Остальные девочки тогда действительно были сплошь сдобных очертаний; потом некоторые вытянулись, но до Стре им даже после этого далеко.

Что ж, теперь она уже не лицеистка, а лицентиатка. И из ее нынешних подруг это прозвище известно лишь Тоньке.

А вот главное прозвище, Стре, появилось через год, когда их классная, она же препод по руслитре, ставила к какой-то лицейской дате пьеску «Стрекоза и муравей». Прочие девочки еще поголовно оставались пухляшками, и для предсмертного «так поди же попляши» на фоне бутафорского снегопада она была единственной кандидатурой. Очень даже ничего прозвище, еще более лестное, никакая не дразнилка!

Попрыгуньей ее окрестить не могли, потому что очень похоже, Попрыгушей уже именовалась их молоденькая препод по этикету. И просто Стрекозой не могли тоже: во все времена и во всех лицеях, гимназиях, школах, училищах и интернатах для дефективных малолетних преступников прозвище «Стрекозел» намертво зарезервировано за физруком. Так что — Стре. А за попытку назвать Козой можно и огрести нехило: Стре, голенастая-мосластая, драться всегда была не дура.

Так что отныне Жертва Блокады — лишь для ближнего кружка, Света, Светочка и Светик — вообще для одной мамы, а для остальных — Стре. Попрыгунья Стре из басни Дедушки Кры. Только при классной произносить этого не следовало, ибо был шанс обрести еще нехилее: та репутацию своего предмета блюла жестко.

А лицейское прозвание Тоньки было «Пиглет»: ну, Пятачок из лицензионных мультов. Но она на него очень обижалась, потому среди подруг оставалась по имени.

— Так в чем? — чисто для порядка осведомилась Стре. Но подруга только рукой махнула.

Продолжение разговора у них состоялось уже в гардеробной, когда выяснилось, что Тонька, до сих пор отчего-то кислая, в клуб собирается не прямо отсюда, а сперва заглянет домой взять костюм.

— А почему с собой не? — заинтересовалась Стре.

— Не влезет…

— Неужто снеговик? — фыркнула Стре. Гардеробные шкафчики в фитнес-центре были объемистые — но, конечно, если Тонька свою тушку решила замаскировать каким-то особо оригинальным способом…

— А вот представь, да! — подруга не смутилась, наоборот, гордо вскинула нос.

— Шутишь?!

Косплейная тема сегодня была «Наш город зимой», поэтому от разного рода снеговиков и снежинок, конечно, просто отбоя не будет. Но это ведь для малоимущих и скорбных фантазией…

Вместо ответа Тонька достала блицфон, открыла и расширила окошко. Ух ты… Видеосет явно делал мастер, да и над костюмом, при всей его внешней простоте, поработали крафтеры из недешевых.

Снеговик-то снеговик, но он стоял head over heels, вниз головой, опираясь на руки из вороха еловых ветвей: ноги Тоньки в этих чехлах совершенно не угадывались, даже когда она проделывала танцевальные па. И фигура тоже не угадывалась внутри трех шаров, от меньшего к большему непривычным образом вверх. (Стре ядовито заметила про себя, что это и к лучшему: такие телеса только внутри снежной бабы держать.) И полупрозрачное окошко напротив лица можно было рассмотреть, только специально вглядываясь. А руками в таких же елочно-ветвистых чехлах Тонька вроде бы свободно размахивала в такт музыке — но все равно создавалось полное впечатление, что это дрыгаются в воздухе ножки диковинного новогоднего монстра. Тут, разумеется, без кинематических девайсов не обошлось.

В одном из кадров вокруг Снеговика-Тоньки стояла вся семья: мама с папой, младший брат (Игорек, кажется: Стре видела его всего несколько раз), дедушка, тот самый… уже совсем дряхлый, белее снеговика, но все еще узнаваемо стройный… У них по мужской линии все такие, лишь сама Тонька в маму-толстушку пошла.

— Здорово… — почти искренне произнесла Стре, изо всех сил стараясь не завидовать. — Настоящий оридж.

— А твой? — от недавней Тонькиной кислости и дохлости не осталось ни следочка. — Покажешь?

Если она думала, что сейчас из сумочки появится блиц, то ошибалась. Стре молча открыла шкафчик, недолго повозилась в нем, отгородившись от Тоньки распахнутой дверью, — и предстала преображенная.

— Что это? — в голосе Тоньки прозвучал неподдельный страх.

Глубокие тени вокруг глаз. Бескровные губы. Повязка на лбу, ржаво подкрашенная как бы давно запекшейся кровью. Длинная, до пят, накидка с капюшоном — дыра на дыре, лохмотья.

Когда она в этом прикиде сделала два неверных шага, едва переступая на дрожащих ногах, и вдруг качнулась, подруга абсолютно всерьез дернулась к ней поддержать. Стре, ловко отскочив, со смехом распахнула верхнее одеяние.

— Что это? — повторила Тонька голосом уже не испуганным, но каким-то странным.

— Не бойся, не взрывчатка, — снова засмеялась Стре, коснувшись пальцем одного из множества коричневых брусков, закрепленных с испода накидки. — И даже не на принтере напечатано: собственноручная нарезка, эксклюзив и креатив! Вес, между прочим, аутентичный. Ох и намаялась…

— По 125 грамм каждая, — не спросила, а сказала Тонька, изрядно удивив Стре своими познаниями.

— Точно! Ну ты эксперт! Хочешь попробовать? Только чур, одну порцию: я потом это все там раздать собираюсь. После… ну, если…

Она собиралась сказать: «После победы», но вовремя поняла, что этим открыто пожелает поражения Тоньке с ее перевернутым снеговиком, действительно классным. Впрочем, та все равно считала информацию.

— «А сейчас представляем победительницу нашего вечера: Светлана Веселовская, косплей…» — как ты его назвала, кстати?

— «Жертва Блокады на черном рынке», — гордо произнесла Стре, вновь широко распахнув полы бесформенного балахона. — Звучит, как считаешь?

— Звучит. Так и пойдешь во всем этом?

Только сейчас Стре сообразила, что голос Тоньки все еще остается странным. То есть таким же кисло-дохлым, как сразу после схода с беговой дорожки.

— Ну… да, — осторожно произнесла она. — Эта рванина на самом деле теплая, не такие уж и лохмотья. Да там метров триста всего пройти. А со стороны просто дизайнерски выглядит, не сомневайся!

— Не сомневаюсь, — Тонька все это время смотрела мимо, но сейчас вдруг встретилась глазами со Стре. — Но, знаешь… Вот не шутила бы ты с этим, правда!

И снова отвела взгляд. Губы ее, тем не менее, были упрямо сжаты.

Птера, мягко прожужжав винтами, приземлилась на стоянке. Замерзшими пальцами Стре со второй попытки вынула из прорези карточку, ругнулась сквозь зубы (что поделать, в муниципальных беспилотниках система оплаты до сих пор допотопная) и поднялась с сидения.

Настроение у нее было отвратительней некуда. Даже тот факт, что теперь ей не придется состязаться с upside-down-снеговиком (а это, Стре была твердо уверена, мог оказаться единственный достойный противник на вечеринке!), почти ничего не менял.

Подумаешь, дедушка ей рассказывал! Да хоть бы и сто раз так!

«А о Куликовом побоище он тебе не рассказывал? — засмеялась Стре. — Как очевидец и участник?»

Наверно, все же не стоило так смеяться, откровенно ржать: вполне хватило бы иронической улыбки. Но уж больно ее взбесило, что Тонька, всю дорогу «ведомая», сейчас вдруг проявила такое неколебимое упорство.

«Сам он, конечно, не очевидец, — качнула головой Тонька. — А рассказывал он то, что ему рассказывал его дед».

«Да что он мог запомнить с тех пор?! Ему сколько было — восемь, да?»

«Вот знаешь — запомнил. Такое не забывается. А дедушкин дед в Блокаду был почти взрослый парень, он тем более все помнил очень хорошо…»

На самом деле тут и вправду бы сбавить тон, проявить честное любопытство: шутка ли — всего одно рукопожатие до живого очевидца! До того, кто доходягой ходил по обстреливаемым улицам, сражался с людоедами, тушил «зажигалки» и грыз мерзлую пайку, выменянную на черном рынке за золотые дореволюционные рубли!!! То есть на самом деле она с Тонькиным дедом рукопожатиями не обменивалась, просто есть такое выражение… какое-то…

Да, надо было. Но Стре закусила удила. Особенно когда выяснилось, что о людоедах и черном рынке дедов дед как-то подозрительно молчал, зато о пайках и карточках рассказывал куда больше, чем о холоде, бомбежках и обстрелах. Толку-то с таких воспоминаний!

То есть даже в них что-то интересное можно было найти… И Тонька, кажется, даже подступилась к этому… Однако вот тут терпение Стре окончательно лопнуло, тем более что история чудесного спасения дедова деда, вроде бы обещавшая быть людоедской, вдруг начала сворачивать куда-то не туда. По крайней мере, в Тонькином пересказе.

Стре тяжело вздохнула. Высоко вздергивая ноги, прошагала прямо через сугроб, начинавшийся сразу за пределами стоянки таксодронов. Представила, как бежал бы сквозь него man-eater, увязая выше колен, рыча и размахивая топором.

Если Тонька не врет и не путает, если не путал и не врал ей дед, а ему — его дед, в тогдашнем городе никто не смог бы стремительно бежать по глубокому снегу, даже считанные секунды. И на свирепые взмахи ни у кого сил не хватало. На яростный рев — тем паче.

Отсюда до клуба и в самом деле было минуты три ходу, но Стре теперь совершенно не хотелось туда идти.

«Дедушкин дед рассказывал, что потом всю жизнь мучился, — говорила Тонька. В уголках ее рта непривычно застыли упрямые складки. — Ну да, он не отнимал у той женщины ее пайки, она сама, не так все поняв, убежала. А он принес их домой, и это спасло всю семью. Но та женщина наверняка умерла — и у нее ведь тоже была семья, для которой она все это несла…»

Ха, если уж она убежала, правильно там поняв или как (в этом месте Тонька сделалась невнятна, а может, дед таким сделался… или прапрадед) — значит, кто-то все же мог бегать. То есть это было по силам и ему самому, «почти взрослому парню». Тогда, выходит… он был man-eater? И женщина именно это про него поняла?

Хорошо, что Стре додумалась до такого лишь сейчас, так и не успев в пылу ссоры поведать это Тоньке…

На улице было пусто. С другой стороны стоянки, как обычно, тьма народу, но тут — ни души.

Она прошла еще немного в сторону переулка, ведущего к клубу, и вдруг остановилась, не веря своим глазам. Следующий сугроб был совсем особенный. И еще один. И еще. Они не сугробы вовсе.

Стре с запозданием вспомнила, что сейчас ведь не только косплей-вечеринка проходит, но на Васильевском объявлен фестиваль уличной зимней скульптуры. Снежный кот. Гротескный снежный инопланетянин, белый «зеленый человечек». Цепочка идолов с острова Пасхи, от огромного, в полтора хороших мужских роста, до крохотного.

Снежная… что?! Похоже, и в самом деле — снежный портрет кучки собачьего дерьма в масштабе этак 50:1. Своеобразный у кого-то юмор.

«Автопортрет скульптора в юности», — резюмировала Стре.

Огромный снежный череп. Рядом — граф Дракула с багряно подкрашенными клыками. Тоже, видимо, автопортреты.

А дальше, прямо у входа в проулок — обычный снеговик, но стоящий вверх ногами. Ручки и ножки у него, само собой, попроще, чем у Тонькиного косплея, и не шевелятся, но идея та же.

И чуть в стороне — Пиглет. Даже не он, а древний нелицензионный Пятачок. Помнит же его кто-то.

«Ты ведь помнишь!» — сказала себе Стре. И улыбнулась, потом даже засмеялась. Лежащий у нее на душе груз, огромная куча снежного дерьма вдруг исчезла, развалилась, растаяла. Они с Тонькой помирятся. Может, Тонька даже придет все-таки в клуб, пускай даже сказала сгоряча, что ноги ее там, рядом с бывшей подругой, не будет. Может, она вообще уже там!

Не медля больше ни секунды, Стре почти бегом бросилась вдоль ряда снежных фигур в переулок.

Свет погас мгновенно: и свет окон, и уличных фонарей. Она с удивлением огляделась, но исчезло даже сияние реклам на дальних высотках. Похоже, электричество накрылось не просто на всей улице, а вообще в масштабах Васильевского острова.

Это скорее успокаивало. Такая авария не может длиться долго.

Луна-то не погасла, и в заснеженном переулке видно было достаточно хорошо, чтобы не вступить куда-нибудь. Запах тут стоял какой-то странный. И асфальт не расчищен, надо же!

Хотя это, наверно, тоже игры в рамках фестиваля зимней скульптуры. Вон очередная дизайнерская фигура, выполненная оригинальней и мастеровитей прочих: упавший человек в натуральную величину, из последних сил пытающийся вползти на высокие ступени домового крыльца — и замерший в последнем движении.

Стре не сделала и десятка шагов, как наткнулась еще на одну скульптуру, простертую возле самого поребрика, почти неразличимую. Эта выглядела и вовсе похоже на занесенный метелью оледеневший труп.

Прошла мимо, нахмурившись. У кого-то точно проблемы с юмором.

Замерла: навстречу шел человек. Шел, качаясь — не как man-eater, но и не как terminal. Goner, вот это кто: тоже доходяга, однако в меньшей степени. На сегодняшней пробежке им с Тонькой такие попадались только в самом начале, ближе к проспекту.

Какой goner, какая пробежка — сбрендила, подруга: тут тебе не голограмма! Бомж какой-то спившийся. Или наркоман. Мало радости, кстати.

Она напружинила тело, готовая, в зависимости от ситуации, быстро обежать неуклюжего или, если потребуется, заехать ему с носка: он ей по-любому не ровня. И вдруг узнала.

— Игорь?!

Это был он, Игорек, младший брат Тоньки. Но явно не в себе.

Парень, не отвечая, что-то невнятно пробормотал. С трудом сфокусировал взгляд.

— Что с ней?! — коротко и страшно выкрикнула Стре, хватая Игоря за плечи. — Что с твоей се…

Осеклась, поняв: спрашивать бесполезно. Мальчишка не был потрясен психически, он едва стоял на ногах от самой настоящей физической слабости. И видок у него — словно прямо из помойки.

Не мылся и дома не ночевал черт знает сколько дней, даже недель, пожалуй. Сбежал из семьи? Подсел на что-то тяжелое?

Почему Тонька ни словом не обмолвилась? И как это вообще может быть — а кого же Стре только что в сете видела рядом со старшей сестрой, родителями, дедом?

Тьфу — это вообще не Игорек. Просто похож. Даже и не очень похож на самом деле. Чужой, совсем посторонний, утративший себя нарк.

Стре с отвращением оттолкнула его — но тут над головой что-то глухо пророкотало, и они оказались на снегу в объятиях друг друга. Потом снова рвануло, в стороне, но резче. И еще.

— Дура. Дура. Дура, — мерно произносил мальчишка. — Не сюда. Туда.

Он каким-то образом очутился сверху Стре, которая, оказывается, ничего не соображая, слепо ползла куда-то — она понятия об этом не имела! Изо всех своих малых сил прижимал ее к снегу. Направлял.

— Сюда. Вот.

Она, вырываясь, подняла голову — и вдруг в лунном свете отчетливо увидела на противоположной стене знакомую надпись. Вернее, половину ее, ту, что должна была следовать за английской частью: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

Только не белым по синей заливке, а угольно-черным прямо поверх светлой штукатурки.

— Здесь. Лежи, — шептал паренек. Он снова был сверху, снова ухватился за ворот накидки и тыкал Стре головой в снег, как нашкодившего щенка носом в лужу. — Надо. Лежать.

В его движениях и словах не чувствовалось враждебности, но Стре вдруг стало страшнее страшного. Нащупав застежки, она высвободилась из балахона и, оставив его в руках парня, с диким визгом рванулась прочь из переулка — как из тюрьмы, из могилы, как из пасти хищника, как…

Свет ударил по глазам.

Она вылетела прямо ко входу в клуб, в шумную толпу. Едва сумела разминуться со снежной фигурой в виде огромной дули, а в следующую (Микки-Маус с вампирским уклоном, его длинные зубы были окрашены багрянцем ярче, чем у давешнего Дракулы) действительно врезалась и развалила ее. Вокруг загомонили — правда, скорее весело, чем возмущенно.

Успокоилась Стре на удивление быстро. Собственно, от чего там успокаиваться — ведь не было же ничего. Ничего не было!

Даже снова прошлась тем же путем, потому что без накидки на косплей-вечеринке делать нечего от слова совсем. И ничего не нашла. Включая и ту пару мастерски изваянных «мертвецов», но это уж ладно, может, их не было вовсе, обманула ее игра теней.

Нарк игрой теней не являлся точно. И он, выходит, за эти минуты слинял, прихватив накидку.

Вот ведь сволочь! Ну сволочь же!

Даже будь ты сто раз наркоман, но, если не собираешься косплеить жертву Блокады — зачем тебе вообще нужно такое «добро», как рваный балахон с рядами черствых сухарей, закрепленных на исподе?!