Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 12(50), 2023.

Амброз Гвинетт Бирс (1842—1914?) сыграл важную роль в развитии современной фантастики, им написан ряд «сверхъестественных историй» и рассказов, соответствующих нынешнему направлению хоррора, которые сегодня считаются классикой жанра. Однако, возможно, самым важным его вкладом в фантастику стал небольшой цикл историй о легендарном разрушенном городе Каркоза — в свою очередь, вдохновивших ряд писателей на создание целого ряда подобных мифологических циклов, наиболее заметным из которых являются «Мифы Ктулху» Г. Ф. Лавкрафта.

Финал самого Бирса оказался не менее странным, чем его рассказы: в 1913 он отправился в Мексику, охваченную гражданской войной, и… бесследно исчез. Правда, в тех краях и в то время, при крайнем ожесточении нравов и полной бесконтрольности как революционных вождей, так и их противников, пропасть без вести было немудрено; но, по мнению ряда современных исследователей, прошлые поколения биографов Бирса, уверенно говорившие чуть ли не о его прямом желании присоединиться к Панчо Вилье, вольно или невольно допускали преувеличение. На самом деле Бирс испытывал равный скептицизм по отношению к обеим сторонам и, похоже, вовсе не рвался окунуться в ту гражданскую смуту. Если так — то, может быть, мексиканский «беспредел» он рассматривал как подходящий фон для своего исчезновения, ухода от прежней жизни…

Хотя бóльшая часть работ Бирса выходила в сборниках, хорошо знакомых русскоязычным читателям, причудливая история «Загадка Предельных холмов», опубликованная в журнале «The Scrap Book» в июле 1913 года, до сих пор остается малоизвестной. Современники воспринимали ее скорее как сатиру, чем как фантастику; но ведь сюжет — в далёком будущем путешественник отправляется в неведомые края — бросает неожиданный отсвет на таинственное исчезновение автора всего год спустя…

В 4591 году я принял от Его милостивого Величества Ахкунда¹ Цитрусского повеление исследовать неизвестный регион, лежащий к востоку от Предельных холмов, хребта, по утверждению археолога Симеона Такера², идентичного «Скалистым горам» древних. Этим проявлением благосклонности Его Величества я, несомненно, был обязан определённой известности, счастливо приобретённой во время изысканий в самом сердце Тёмной Европы. Его Величество любезно предложил собрать и оснастить большой экспедиционный корпус для моего сопровождения и предоставил мне самую широкую свободу действий в вопросах снаряжения; я мог обратиться к Королевской казне за любой потребной суммой и к Королевскому университету за любым научным оборудованием и всяческой помощью. Отказавшись от столь обязывающих диспозиций, я взял свою электрическую винтовку и переносной водонепроницаемый футляр с несколькими простыми инструментами и письменными принадлежностями и отправился в путь. Среди инструментов, конечно же, наличествовал изохронофон дальней связи³, настроенный на волну приёмопередатчика, стоявшего в личной столовой во дворце Ахкунда. Его Величество неизменно начинал в одиночестве свой обед в 18:00 и проводил за столом шесть часов — я намеревался отправлять отчёты в 23:00, как раз ко времени подачи десерта, когда он будет пребывать в надлежащем расположении духа, дабы оценить мои открытия и мои заслуги перед Короной.

13 майджа, в 9:00 я выехал из Санф-Ранчиско и после утомительного путешествия продолжительностью почти в пятьдесят минут прибыл в Болоссон, последнюю станцию магнитной дороги на востоке, расположенную на вершине Предельных холмов. По мнению Такера, в древности здесь располагалась станция «Герман»⁴ Центральной мирной железной дороги, названная так в честь знаменитого мастера танцев. Профессор Нуппер, однако, полагает, что здесь находилась древняя Невраска, столица Кикаго, и географы в целом разделяют эту точку зрения.

Не найдя в Болоссоне ничего интересного, кроме прекрасного вида на курящийся вулкан Карлема, я взвалил на плечо электрическую винтовку и с инструментальным футляром за спиной сразу же отправился вниз по восточному склону в безлюдную глухомань. По мере спуска характер растительности менялся. Сосны больших высот уступили место дубам, а те — ясеню, буку и клёну; на смену им пришли тамариск и другие деревья, предпочитающие влажную и болотистую среду обитания; и наконец после четырёх месяцев неуклонного спуска я оказался посреди первобытной флоры, состоящей в основном из гигантских папоротников, порою достигавших двадцати суринд в диаметре. Они росли на берегах обширных стоячих озёр, которые мне приходилось преодолевать на примитивных плотах из папортниковых стволов, связанных между собой виноградной лозой.

В фауне проходимого региона я отметил последовательные изменения, соответствующие таковым во флоре. Наверху не было ничего, кроме горных баранов, но далее я прошёл через места обитания медведя, оленя и лошади. Это последнее существо, что числится у натуралистов вымершим, а Дорбли считает одомашненным нашими предками, я обнаружил в огромных количествах на высокогорных равнинах, покрытых травой, удовлетворяющей его потребности в пище. Животное очень близко соответствует известному описанию лошади, но все виденные мной особи были лишены рогов, и ни одна из них не обладала характерным раздвоенным хвостом. Напротив, лошадиный хвост представляет собой кисточку прямых жёстких волос, доходящую почти до земли, — удивительное зрелище. Ещё ниже я наткнулся на мастодонта, льва, тигра, гиппопотама и аллигатора, весьма мало отличных от обитающих в Центральной Европе и описанных в моих «Путешествиях по Забытому континенту».

В озере, где я оказался, воды изобиловали ихтиозаврами, а по берегу лениво волочил свою непристойно огромную тушу игуанодон. Огромные стаи птеродактилей с телами бычьего размера и невероятно длинными шеями шумели и дрались в воздухе, широкие перепонки их крыльев издавали странные жужжащие звуки, не похожие ни на что слышанное мною. Между ними и ихтиозаврами шла непрекращающаяся битва, и я постоянно вспоминал прекрасное и оригинальное сравнение древним поэтом человека с

…Чудовищем, каких
Не знают толщи недр земных⁵.

Когда птеродактиль был подстрелен из электрической винтовки и должным образом прожарен, то оказался очень вкусным, особенно подушечки пальцев на задних лапах.

Однажды, направив плот вдоль береговой линии одной из заболоченных лагун, я с удивлением обнаружил выступающую из берега широкую скалу, чья верхняя поверхность возвышалась примерно на десять метров над водой. Причалив, я взошёл на скалу и при осмотре обнаружил остатки огромной горы, должно быть некогда достигавшей 5000 копретов в высоту и являвшейся высочайшей вершиной длинного хребта. По бороздкам на поверхности я вывел, что хребет был стёрт до своих нынешних мизерных размеров воздействием ледника. Я достал из футляра горный хроноскоп и приложил его к потёртой и поцарапанной поверхности скалы. Индикатор сразу же указал на K 59 xpc 1/2! Сей поразительный результат почти поверг меня в волнение: последнее таяние ледников на останках стёртого ими огромного горного хребта произошло совсем недавно, в 1945 году! Поспешно применив свой имяграф, я обнаружил, что название данной горы в то время, когда её достиг надвигающийся с севера ледник, было «Пик-Пайк»⁶. Дальнейшие измерения показали, что в то время прилежавшая местность была населена частично цивилизованной расой людей, известных как «увальни», а столица их именовалась Денвером.

В тот вечер в 23 часа я включил изохронофон дальней связи и доложил Его милостивому Величеству Ахкунду следующее:

«Сир! Я имею честь сообщить, что сделал поразительное открытие. Первобытный регион, куда я проник, согласно вчерашнему сообщению, — пояс ихтиозавров — был населён весьма развитыми в определённых областях племенами почти в историческое время: в 1920 году. Они вымерли во время ледникового периода, длившегося примерно 125 лет. Ваше Величество, только представьте себе всю мощь и ярость природных сил, обрушивших на их страну движущиеся ледяные щиты толщиной не менее 5000 копретов, стирая все возвышенности, уничтожая (разумеется) всю животную и растительную жизнь и превращая весь регион в бездонное болото праха. В этом бескрайнем море грязи Природе пришлось заново приступить к эволюции, начав de novo⁷, с низших форм. Давно известно, Ваше Величество, что регион к востоку от Предельных холмов, между ними и Зимним морем, некогда был очагом древней цивилизации, чьи обрывки истории, искусства и литературы смогли добраться до нас сквозь пропасть времени. Сей очаг ожидал веками, чтобы Ваше милостивое Величество посредством меня, вашего скромного и недостойного орудия, установило удивительный факт существования людей доледниковой эпохи, отделённых от нас, так сказать, непроницаемой ледяной стеной. Ваше Величество прекрасно понимает, что никаких записей этой несчастной расы не сохранилось: мы можем дополнить наши скудные знания о них лишь данными приборов».

На это сообщение я получил следующий необычный ответ:

«Ладно — ещё одну бутылку — лёд тронулся: продолжай — и сыр тоже — не жалей усилий — подай орехи — узнай всё, что сможешь — чёрт бы тебя побрал!»

Его всемилостивейшему Величеству подали десерт, но подали плохо.

Теперь я решил отправиться прямо на север, к истокам ледяного потока, дабы познать причины его возникновения, но, сняв показания с барометра, обнаружил, что нахожусь более чем на 8000 копретов ниже уровня моря; движущийся лёд не только преобразил поверхность региона, стерев возвышенности и наполнив впадины, но и своим огромным весом продавил саму земную кору, так и не восстановившуюся после таяния ледников.

У меня не было никакого желания оставаться в этой впадине, простирающейся на север, ибо я вряд ли обнаружил бы там нечто отличное от озёр, болот и папоротниковых зарослей, кишащих всё теми же примитивными и чудовищными формами жизни. Итак, я продолжил путь на восток и вскоре с удовлетворением обнаружил медленно текущие ручьи, подобные встреченным в начале пути. Благодаря активному использованию нового, но уже популярного телепода двойной скорости, позволяющего владельцу пройти восемьдесят суринд вместо сорока, я вскоре оказался на значительной высоте над уровнем моря, почти в 200 прастамах от Пик-Пайка. Чуть дальше водные потоки обратили своё течение к востоку. Флора и фауна снова изменились и начали редеть; почва истончилась и высохла, и через неделю я оказался в регионе, абсолютно лишённом органической жизни и без малейших почвенных следов. Кругом были голые камни. Поверхность на протяжении сотен прастамов, по мере моего продвижения, была почти ровной, с небольшим уклоном к востоку. Скалы была испещрены необычными бороздками, концентрического и спирального вида. Сие обстоятельство озадачило меня, и я решил провести ещё несколько измерений, горько сожалея об отвергнутом разрешении Ахкунда взять с собой сколь угодно много приборов и помощников, что позволило бы мне получить знания гораздо более обширные и точные, чем выдавали простейшие переносные агрегаты.

Мне нет необходимости здесь вдаваться в подробности использования имеющихся приборов или углубляться в последующие расчёты. Достаточно сказать, что после двухмесячного труда я доложил Его Величеству в Санф-Ранчиско следующее:

«Сир! Для меня большая честь сообщить вам о моём прибытии на западный склон могучей впадины, проходящей через центр континента с севера на юг, ранее известной как долина Миссисипи. Некогда здесь процветала народность, именовавшаяся „тошноты“, но теперь здесь имеется лишь обширная скальная твердь, откуда всё живое — трава, люди, животные, даже сама почва было сметено ужасающими циклонами и рассеяно вдали, усыпав другие земли и моря субстанцией, считавшейся метеоритной пылью! Я нахожу, что эти ужасные события начались примерно в 1860 году и продолжались, с возрастающей частотой и силой, в течение столетия, достигнув кульминации примерно в середине ледникового периода, уничтожившего увальней и их соседей. Конечно, подобные пагубные явления были взаимосвязаны, и оба, несомненно, были вызваны одной и той же причиной, пока мне непонятной. Циклон, осмелюсь напомнить Вашему милостивому Величеству, — это мощный вихрь, сопровождающийся самыми поразительными метеорологическими явлениями, такими как электрические помехи, потоки падающей воды, тьма и так далее. Он движется с огромной скоростью, затягивая в своё нутро всё подряд и размалывая в порошок. За много дней пути я не нашёл ни одного квадратного метра поверхности, не подвергнувшегося циклоническому воздействию. Если бы какому-нибудь человеку и удалось спастись, он, должно быть, быстро погиб от голода. Тошноты исчезли примерно двадцать столетий назад, а их страна стала пустошью, где не может выжить ни одно живое существо, если не снабжать его питательными концентратами доктора Блобоба, входящими в мой рацион».

Ахкунд ответил, что милостиво испытывает вельми острую скорбь о судьбе несчастных тошнотов и если я случайно найду мумию правителя этой страны, то должен приложить все усилия патентованного реаниматора для приведения его в чувство и передать заверения в высоком почтении от Его Величества; но, поелику политоскоп показал, что народность предпочитала республиканскую форму правления, я не стал утруждать себя поисками.

Мой следующий доклад был сделан шесть месяцев спустя и по существу сводился к следующему:

«Сир! Я обращаюсь к Вашему Величеству, находясь на высоте 430 копретов над знаменитым древним городом Буффало, некогда столицей могущественной нации под названием „самодовольцы“. Я не могу подойти ближе из-за плотно утрамбованного снега. На сотни прастамов в любом направлении, а к северу и западу — даже на тысячи земля покрыта этим веществом, как, несомненно, известно Вашему Величеству, чрезвычайно холодным на ощупь, но при достаточном нагревании превращающимся в воду. Он падает с небес, и учёные Вашего Величества верят в его звёздное происхождение.

Самодовольцы были расой выносливой и разумной, но иллюзорно верившей в покорение природы. Их год делился на два сезона — лето и зиму, первый был тёплым, второй холодным. Примерно в начале девятнадцатого века, согласно моему археотермографу, лето стало короче и жарче, а зима длиннее и холоднее. В каждой точке их страны и каждый день в году царила или самая жаркая погода, или самая холодная. Если они не умирали сотнями от солнечного удара, то тысячами умирали от мороза. Но эти героические и преданные своему делу люди продолжали бороться, полагая, что они приспособятся быстрее, чем ухудшится климат. Уезжавшие из страны по делам испытывали ностальгию и с фатальной радостью возвращались в духовку или морозилку, в зависимости от сезона прибытия. В конце концов лета вообще не стало, хотя последняя вспышка жары унесла жизни нескольких миллионов человек и сожгла большинство городов, и воцарилась вечная зима.

Самодовольцы наконец остро осознали погодные опасности и, покинув свои дома, попытались добраться до своих сородичей, калифорнийцев, на западную сторону континента, на территорию ныне вечно благословенного королевства Вашего Величества. Но было слишком поздно: снег день ото дня становился всё глубже и глубже, осаждая их в городах и жилищах, и спастись они не могли. Последний из них погиб примерно в 1943 году, и да смилостивится Господь над его глупой душой!»

На это сообщение Ахкунд ответил, что, по королевскому мнению, самодовольцы были обслужены по высшему разряду.

Несколько недель спустя я сообщил следующее:

«Сир! Страна, которую щедрость Вашего Величества позволяет исследовать вашему преданному слуге, простирается на многие сотни прастамов на юг и юго-запад от Самодовольнии, её восточными и южными границами являются Зимнее море и Огненный залив соответственно. Местное население в древние времена состояло из белых и чёрных примерно в равном количестве и примерно с одинаковой моралью — по крайней мере, таковы показания моего этнографа, настроенного на двадцатый век и сориентированного на юг. Белых называли „снежками“, а чёрных — „ниггерами“.

Я не нахожу здесь ничего похожего на бесплодие и запустение, характерные для земли древних тошнотов, и климат здесь не такой суровый и переменный, как в стране последних самодовольцев. Здесь довольно приятная температура, а почва чрезвычайно плодородна, вся земля покрыта густой и буйной растительностью. Мне ещё предстоит найти здесь хоть кусочек местности, открытой или хотя бы не являющейся логовом какого-нибудь дикого зверя, пристанищем какой-нибудь ядовитой рептилии или гнездом какой-нибудь вредной птицы. Снежки и ниггеры давно вымерли, а это их преемники.

Ничто не может быть более отталкивающим и нездоровым, чем эти бесконечные джунгли с ужасающим богатством органической жизни в самых отвратительных формах. Путём неоднократных наблюдений с помощью некроисториографа я обнаружил, что жители этой страны, обречённые на вымирание, были полностью истреблены одновременно с катастрофами, уничтожившими увальней, тошнотов и самодовольцев. Причиной исчезновения стало эндемическое заболевание, известное как жёлтая лихорадка. Ужасные волны сей страшной болезни прокатывались по стране, не оставляя здоровым ни одного поселения; но некоторые сезоны были поистине кошмарны. Сначала раз в полвека, а потом каждый год⁸ где-нибудь происходила вспышка заболевания, охватывавшего обширные территории настолько смертельно, что живым не хватало сил грабить мёртвых; но с первыми заморозками инфекция утихала. В течение последующих двух-трёх месяцев сбежавшие здоровые глупцы возвращались в заражённые дома и ожидали следующей вспышки. Эмиграция спасла бы их, но, хотя калифорнийцы (над чьими счастливыми и процветающими потомками Ваше Величество благоволит царствовать) снова и снова приглашали всех на свою прекрасную землю, где о болезнях и смерти почти ничего не известно, те отказывались ехать, и к 1946 году последний из них, да будет угодно Вашему милостивому Величеству, был мёртв и проклят».

Произнеся это в передатчик изохронофона в обычное время — 23 часа, я прижал трубку к уху, уверенно ожидая обычной похвалы. Представьте себе моё изумление и тревогу, когда я услышал хорошо знакомый голос моего повелителя, произносивший самые ужасные проклятия в адрес меня и моей работы, сопровождаемые ужасающими угрозами моей жизни!

Ахкунд перенёс время своего ужина на пять часов позже и слушал меня на пустой желудок!

Перевод Антона Лапудева, 2023

---

¹ Великий дервиш Ахкунд — герой произведения Е. П. Блаватской «Ахкунд из Свата. Основатель многих мистических обществ» (1878). (Здесь и далее — примеч. перев., если не указано иное.)

² Симеон Такер (1847—1941) — владелец ранчо и отеля (промежуточной станции) на маршруте через каньон Сан-Франциско.

³ Этот рассказ был опубликована в «San Francisco Examiner» задолго до изобретения беспроводного телеграфа, поэтому название прибора и принцип его действия тоже проходят по ведомству фантастики. Впрочем, далее будут продемонстрированы еще более диковинные аппараты…

⁴ Возможно, имеется в виду город Анахейм, основанный немецкими колонистами в 1857 году и известный как «German Field» — Немецкое поле.

⁵ Строки из поэмы «In Memoriam A. H. H.» Альфреда Теннисона (1809—1892).

⁶ Пик Пайка — пик высотой в 4302 м в Скалистых горах близ Колорадо-Спрингс.

⁷ De novo — заново (лат.).

⁸ Одно время глупо полагали, что болезнь была искоренена путём уничтожения москитов, считавшихся её возбудителями; но несколько лет спустя лихорадка вспыхнула с большей силой, чем когда-либо прежде, хотя москиты покинули страну. (Примеч. А. Бирса.)