Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 11(49), 2023.

В действительности всё совсем не так,
как на самом деле.
Станислав Ежи Лец

Приказ Ставки ВГК № 0428 от 17 ноября 1941 года критикуют не реже, чем создание штрафных батальонов. Особенно мощный вал осуждения обрушился на него в начале 2021 года, когда на экраны вышел фильм «Зоя». Ругали и Сталина с Шапошниковым, чьи подписи стоят под приказом, и военных, которые его исполняли, и Владимира Мединского, активно продвигавшего идею фильма.

О том, что творилось в это время на советско-германском фронте, критики старались не вспоминать. Действия Иосифа Сталина и Зои Космодемьянской они оценивали с позиций высшего гуманизма, не обращая внимания на то, как далеки от него реалии войны.

Кульминация в осуждении фильма наступила 3 февраля 2021 года. В эфире «Эха Москвы» журналист Александр Невзоров назвал Зою Космодемьянскую «ненормальной», а приказ, который она исполняла, — «преступным». О том, какой суд и когда вынес такое определение о сталинском приказе, Невзоров не сообщил. Оно и понятно. Ведь никакого суда не было. Однако уже на следующий день в радиоэфире «Эха» к мнению Невзорова присоединился Николай Сванидзе. Следом потянулись другие журналисты, историки и правозащитники либерального толка.

Нападки на Зою Космодемьянскую — дело не новое. Пресса перестроечных лет уже объявляла ее шизофреничкой. Журналисты писали, что психическое расстройство было вызвано менингитом. Утверждали, что о болезни Зои знали все одноклассники, что она месяцами не вылезала из клиники имени Кащенко. Однако ни одна из этих «уток» впоследствии не подтвердилась. Несколько лет назад миф о душевном расстройстве Зои пытался реанимировать психиатр Андрей Бильжо. И тоже без доказательств.

Для чего это делается, понять нетрудно. Невзоров, Бильжо и Сванидзе пытаются увести нас в параллельную реальность, где Великую Отечественную войну заменяет ссора двух диктаторов. Подвиги советских людей объявляются наглой выдумкой — в параллельной реальности их не было. Николай Гастелло врезался на самолете в колонну немецкой техники, потому что не справился с управлением. Александр Матросов поскользнулся на обледенелом склоне. Гвардейцы-панфиловцы у разъезда Дубосеково «благополучно» сдались в плен и служили немцам. Все приказы Сталина и Жукова были исключительно преступными. А настоящую, окончательную победу одержали американцы… В 1991 году. Когда развалили Советский Союз.

Всё это — эпизоды информационной войны, которая ведется против нашей истории и культуры. Но ведь на идеологическом фронте борьба идет по тем же законам, что и в реальных сражениях. Удары наносятся по болевым точкам и слабым местам. Туда, где позиции труднее всего защищать из-за изъянов в обороне. Почему от Матросова и Гастелло быстро отстали, а к Космодемьянской цепляются до сих пор? Может, с ее подвигом действительно что-то не так?.. Или что-то не так с приказом, который она исполняла?

Немного предыстории

Стабильное положение, достигнутое на западном направлении к сентябрю 1941 года, продлилось недолго. Утром 2 октября группа армий «Центр» прорвала советскую оборону восточнее Смоленска. Началась операция «Тайфун», которая должна была завершиться взятием Москвы. Через четыре дня немецкие танковые корпуса замкнули кольцо у Вязьмы, окружив войска четырех советских армий. 10 октября Сталин вызвал из Ленинграда Георгия Жукова — спасать ситуацию.

Умело маневрируя оставшимися силами и прибывающими резервами, новый командующий к концу октября восстановил сплошной фронт. Немецкое наступление захлебнулось. В 70 км от Москвы группа армий «Центр» перешла к обороне. Однако этот результат не устраивал Сталина. Он понимал, что остановить гитлеровские войска недостаточно. Их надо отбросить от города.

Но это была лишь одна из двух задач… И не самая сложная. От Жукова требовалось разгромить ударную силу вермахта — его танковые дивизии. Их нужно было выключить из игры хотя бы на два-три месяца, пока не сформируются аналогичные советские соединения. Иначе серия окружений грозила продлиться до полной победы рейха.

Всю первую половину ноября шла подготовка к новому сражению. Командующий группой армий «Центр» Федор фон Бок подтягивал отставшие тылы и формировал ударные группировки. В северную вошли войска 3-й и 4-й танковых групп под руководством Германа Гота и Эриха Гёпнера. На юге должна была атаковать 2-я танковая армия Гейнца Гудериана.

Жуков правильно определил направления будущих ударов и приготовил немцам сюрприз. Кроме укрепленных рубежей, вермахт ждали противотанковые районы, эшелонированные в глубину до 30—40 км. В полосе обороны 16-й армии Рокоссовского плотность минных полей доходила до 540 противотанковых мин на 1 км фронта. В занявших оборону полках и дивизиях формировались отряды истребителей танков. Их бойцы проходили дополнительное обучение.

Немецкое наступление началось 15 ноября. Но одновременного ввода войск в сражение фон Боку достичь не удалось. Дивизии втягивались в бои постепенно в течение пяти дней. Одним недоставало горючего, другим не хватало боеприпасов. Тылы группы армий все еще были ненадежны. На железных и автомобильных дорогах действовали партизаны и диверсанты. Они разрушали мосты, минировали шоссе, пускали под откос поезда, взрывали склады с боеприпасами и горючим. Вместо 70 эшелонов, составляющих суточную потребность наступающих войск, группа армий получала 23.

Кроме того, у фон Бока не было резервов. Гитлер обещал ему прислать дивизии, освободившиеся на других участках фронта. Однако сначала 12 ноября 52-я советская армия под командованием Николая Клыкова нанесла контрудар под Малой Вишерой, оттянув на себя резервы группы армий «Север», затем 17 ноября Южный фронт под командованием Якова Черевиченко начал наступление к Ростову-на-Дону и надежда фон Бока получить свежие дивизии исчезла окончательно. Тут было над чем задуматься… Тем более что с ходу прорвать оборону войск Рокоссовского немцам не удалось.

Темп продвижения был мизерным, потери в танковых частях велики… А тут еще донесения разведки — о том, что русские в тылу сформировали новые части. Если все их ввели в бой на севере и на юге, можно смело продолжать наступление. Если что-то оставили для Москвы — пора переходить к обороне.

Немцы должны атаковать!

Именно в это время Сталин и издает свой знаменитый приказ. На календаре 17 ноября. С начала немецкого наступления на Москву прошло двое суток. Днем ранее состоялся бой у разъезда Дубосеково. Фронт не прорван. 316-я дивизия организованно отошла на следующий рубеж. Немецкие потери в танках колоссальны. А сталинский приказ требует: «Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40—60 км в глубину от переднего края и на 20—30 км вправо и влево от дорог».

Критиков ужасает в этой фразе первая часть, а внимания заслуживает вторая. Военные приказы — особая категория текстов. Каждый командир знает: слова в них должны быть ясными и конкретными. Так, чтобы их правильно поняли даже те, кому не хочется понимать. А здесь? Вот подходит диверсант к деревне. Она в 50 км от переднего края. Сжигать или нет? Из приказа не ясно. А жечь жалко… Наша ведь деревня, не немецкая! Ладно, переходим к следующей. От нее до фронта 35 км. Наблюдаем за домами. Из одного детишки на улицу высыпали, из другого женщина вышла белье развешивать. Заглядываем в текст приказа… Что там про мирное население сказано? Занимая деревни и села, немецкие захватчики всех «выселяют и выбрасывают вон». А здесь не выкинули. Что делать? Спалить вместе с жителями? Этого в приказе нет… Не сжигать?

Читаем дальше: «Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе действия бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами».

Первую часть спокойно пропускаем: от бомб, мин, снарядов дома и так разрушаются. Никаких дополнительных действий не нужно. Зато в отчетности эти деревни можно указать как уничтоженные по приказу. Разведчики, лыжники, диверсионные группы — не строевые подразделения. Чьи они будут и откуда возьмутся — непонятно. В общем, сплошная абстракция.

Конкретика идет дальше: «В каждом полку создать команды охотников по 20—30 человек каждая для взрыва и сжигания населенных пунктов, в которых располагаются войска противника». Охотники — это добровольцы. Строит командир полк: «Кто хочет деревню в тылу у немцев сжечь? Ту, что еще вчера защищали. Вместе с бабами, стариками, детишками». Набралось 20 человек — выдает им спички, бутылки с бензином и отправляет в рейд. Не вызвался никто, жмет плечами и командует «Разойдись!» В полном соответствии с приказом.

Ну, это в немецком тылу… А на передовой? Читаем следующий пункт: «При вынужденном отходе наших частей на том или другом участке уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты, чтобы противник не мог их использовать». То есть дома нужно уничтожить после эвакуации населения. А если не смогли эвакуировать — сжигать или нет? Свобода для творчества…

Социализм есть учет и контроль

На этом фоне ярко выделяется последний пункт приказа: «Военным Советам фронтов и отдельных армий систематически проверять, как выполняются задания по уничтожению населенных пунктов в указанном выше радиусе от линии фронта. Ставке через каждые 3 дня отдельной сводкой доносить, сколько и какие населенные пункты уничтожены за прошедшие дни и какими средствами достигнуты эти результаты». Никаких двусмысленностей, никакой добровольности. Конкретные исполнители, четкие сроки, строгая форма отчетности — не отвертишься… И потекли бумажные реки!

По цифрам поджога с большим отрывом лидировал Западный фронт. Оно и понятно, ведь только здесь немцы активно наступали. 29 ноября Жуков докладывал, что за истекшие 12 дней его войска сожгли и разрушили 398 населенных пунктов. О том, насколько сильно разрушили, разговор впереди. Пока оценим саму цифру… В дальнейшем она почти не изменится, ведь после 29 ноября немецкое наступление фактически завершилось. Начались встречные бои, в которых одни и те же пункты по нескольку раз переходили из рук в руки.

Четыре сотни — это много или мало? Месяцем позже, отчитываясь о возвращении оставленных в ноябре территорий, Жуков будет говорить о 14 тысячах освобожденных городов и деревень. Четыре сотни — меньше 3% от их числа… Хиловато как-то — для тактики «выжженной земли». При этом не стоит забывать, что цифра уничтоженных войсками населенных пунктов — отчетная. Те из них, что разрушены или сгорели в ходе боев, без участия охотников-поджигателей, здесь тоже просуммированы. По принципу: не пропадать же добру! Что-то еще банально приписали… А кто проверит? Деревня уже под немцами. У них справку с подтверждением не получишь. Приходится верить на слово. В том, что подобные приписки — не выдумка автора, легко убедиться по отчетности 8-й гвардейской Панфиловской дивизии, благо ее документы широко разошлись в Интернете.

Если верить отчету от 1 декабря 1941 года, части дивизии с 19 [1] по 30 ноября сожгли и разрушили 50 населенных пунктов. Это очень много. Семь армий Западного фронта за тот же период уничтожили 398. В среднем — меньше 57 на армию. А тут одна дивизия 50! И при этом даже беглого взгляда на список достаточно, чтобы заметить: деревня Горки в нем встречается трижды.

В отчете от 6 декабря указано, что сожжены 20 домов поселка Крюково и 15 домов села Алабушево. Однако отчет от 8 декабря первую цифру опровергает. Из него следует, что за все время действия приказа № 0428 домов в Крюково сожжено 16. В сторону понижения корректируются и другие цифры. К примеру, населенный пункт Шишкино, который 1 декабря числился уничтоженным полностью, оказывается сожженным лишь на 25%.

О том, сколько всего «липы» содержалось в отчетах гвардейцев-панфиловцев, мы уже не узнаем. 8 декабря 1941 года приказ № 0428 был официально отменен, и контроль за его исполнением прекратился.

Обманывать пришлось не только врагов

Впрочем, бывали случаи, когда панфиловцы сжигали деревни по-настоящему. Один из них описан в мемуарах их бывшего комбата Баурджана Момыш-улы:

«К нам приехал начальник артиллерии дивизии подполковник Виталий Иванович Марков…

— Знаете, — с грустью сказал он мне, — нам приказано оставить занимаемые позиции и отойти на следующий рубеж. И приказано сжигать все на пути нашего отступления…

— А если не сжигать? — вырвалось у меня.

— Приказано. Мы с вами солдаты…

Ночью запылали дома: старые, построенные еще дедами, почерневшие от времени, и совсем новые, срубленные недавно, еще отдающие запахом смолы. Снег таял от пожаров…

К нам подошла пожилая русская женщина… Она была как комок возмущения…

— Что вы делаете? — строго спросила она Маркова.

— Война, мамаша, отечественная, — ляпнул я.

— А наши дома, по-твоему, не отечественные? Какой дурак назначил тебя командиром? — крикнула она и со всего размаха ударила меня по лицу. Я пошатнулся. Марков отвел меня в сторону…

Деревня горела. Мы уходили, озаренные пламенем пожара. Рядом со мной шел Марков. Мы долго молчали…

Позади нас слышался мерный звук приглушенных шагов. Батальон шел. Батальон молчал.

— Нет! — вдруг поднял голову Марков. — Она тебя правильно побила.

— Она должна была бить вас, товарищ подполковник, а не меня. Вы приказали…»

С Момыш-улы трудно не согласиться. Марков действительно виноват. Он не учел, что говорит с казахом. Русский язык для Баурджана не родной. Другой комбат по строению фразы мог догадаться, что подполковнику деревню жечь не хочется. Откуда это видно? В армии есть четкий принцип — директивы руководства командир доводит до подчиненных от первого лица: не «нам приказали…», а «Я приказываю!» Фраза «приказано сжигать» говорит, что Марков сожжения деревень не одобряет. А значит, контролировать исполнение не останется, если его к этому не принудить.

Надо было приложить руку к козырьку: «Так точно, сжечь! Будет исполнено!» Начальство уезжает в штаб, а батальон отступает, запалив пару ненужных крестьянам строений. Наверх уходит донесение: «Деревня уничтожена на 25%. Большего сделать не удалось». В общем, и дома крестьянские целы, и отчётность в порядке. Бумага — она все стерпит…

Очень непростой документ

Не будем забывать, что номер сталинского приказа начинается с нуля. И это — не пустая формальность. Приказ № 0428 от 17 ноября 1941, получивший в народе название «Выгнать немцев на мороз», был секретным. Точнее — считался таковым. Однако уже на следующий день на уровне фронтов, армий и дивизий были приняты директивы, дублирующие его слово в слово. Их содержание довели до каждого батальона, каждого дивизиона, каждой батареи.

С 21 ноября наверх пошла документальная отчетность об исполнении: полковая, дивизионная, армейская. В сводках сообщалось, сколько и каких населенных пунктов уничтожено за последние трое суток. Из фронтовых штабов обобщенные данные сразу отправлялись в Ставку.

Понятно, что этот вал бумаг не мог пройти мимо германской разведки. А чтобы сомнений у немцев не осталось, текст «секретного приказа Сталина» напечатали на листовках огромным тиражом. Летчики У-2 и Р-5 разбрасывали их ночами в прифронтовой полосе. Жуков выделил на это 45 самолетов — от 5 до 8 машин на армию. Формально это делалось, чтобы приказ дошел до партизан и подпольщиков, не имевших связи с Москвой.

Местных жителей перспектива поджогов не обрадовала. Начались обращения к немецким властям с просьбами разрешить ночное патрулирование деревень, чтобы в них не проникли диверсанты. Федор фон Бок воспринял это однозначно: большевики потеряли поддержку русского села. Теперь им не помогут даже резервы! Что толку от солдат, которые ненавидят власть? Советский фронт под Москвой держится на горстке фанатиков-горожан. Еще одно маленькое усилие, и он рухнет!

Догадку фельдмаршала требовалось подтвердить делами. 21 ноября в тыл группы армий «Центр» отправились 15 диверсионных групп в/ч № 9903 Западного фронта. В одной из них была Зоя Космодемьянская. 28 ноября ее схватили в Петрищево и на следующий день повесили. В это же время в соседней деревне Головково казнили сослуживицу Зои — Веру Волошину.

Странный выбор исполнителей

Потери среди диверсантов в/ч № 9903 были огромные. К своим вернулись немногие. И неудивительно. Ведь их готовили по ускоренной программе. Но вот что странно… Веру в диверсантки вообще не должны были брать. Если школьница Космодемьянская была просто симпатичной, то студентка Волошина — эталон женской красоты тех лет. Считается, что именно она послужила моделью для «Девушки с веслом», установленной у главного входа в столичный Парк культуры и отдыха имени Горького. К лету 1941 года копии этой скульптуры Ивана Шадра стояли во всех областных центрах СССР.

Но дело даже не в узнаваемом облике. Точнее, не только в нем. Главное препятствие — привлекательная внешность. Ни в одной стране мира армейская разведка красивых девушек в диверсантки не брала и не возьмет. Почему? Смоделируем ситуацию… Вот идет она такая красивая через лес. В кармане зажигалка или спички, за пазухой пара бутылок с горючей смесью, мина или взрывпакет. И вдруг, словно из-под земли, вырастают вражеские солдаты. Они сидели «в секрете», контролировали дорогу. У солдат приказ: задерживать и обыскивать всех подозрительных.

У дурнушки проверят документы и отпустят, а то и вообще останавливать не станут. Даже из укрытия не покажутся, словно и нет их вовсе. Красавицу — обыщут обязательно. И не потому, что в чем-то заподозрили. Просто чтобы потискать на халяву. В результате — задание провалено, исполнительница погибла. Хорошо, если просто застрелят, без допросов и пыток.

Женщины из диверсионных подразделений должны выглядеть как «Багира» в сериале «Морские котики». Рубленное топором лицо. Нескладная мужиковатая фигура. Чтобы вражеский солдат при взгляде на нее инстинктивно делал шаг назад и убирал руки за спину… Не дай Бог к такому чудищу прикоснуться!

По внешним данным в диверсантки даже Зоя Космодемьянская не подходила. Кстати, ее сначала и не взяли. Благо добровольцев было много — в несколько раз больше, чем требовалось. Пришлось пробиваться к человеку, руководившему отбором. «Ладно, возьмем! — пообещал он. — Что же делать, если ты такая настырная». Но, может, Зое повезло? Попала под хорошее настроение… Или просто — нарвалась на идиота?

В жизни, конечно, бывает всякое. Но в в/ч № 9903 ее отобрал Александр Шелепин. Тот самый «железный Шурик», который в советской разведке дослужился до председателя КГБ, а затем ушел на повышение. Стал секретарем ЦК КПСС, курирующим силовой блок. Не слишком ли большие должности — для идиота?

Почему не послали ОМСБОН?

Но, может, девушек отправили в рейд от безысходности? Может, у Сталина не было опытных диверсантов? Были. И в большом количестве. Речь об отдельной мотострелковой бригаде особого назначения (ОМСБОН) НКВД СССР. За скромным названием «бригада» скрыта громадная структура. В ее составе более 25 тысяч человек [2], из них почти две тысячи иностранцев: немцев, австрийцев, чехов, поляков, румын и т. д. В бригаде собраны лучшие советские спортсмены: чемпионы по боксу, легкой атлетике, самбо, стрельбе… Многие уже действуют за линией фронта — в ближнем и дальнем немецком тылу. Но и в Москве их осталось немало. Свыше 4000 человек. Вдвое больше, чем в в/ч № 9903, где служили Зоя и Вера.

Знакомясь с историей ОМСБОНа, мы узнаём, сколько фугасов они установили на дорогах в осенние и зимние месяцы 1941 года, сколько взорвали мостов, сколько эшелонов пустили под откос. Есть точные данные о минных завалах и полях, установленных на пути у гитлеровских войск, о закладке взрывных устройств, о разрушении железнодорожного полотна. Скрупулезно подсчитаны уничтоженные танки и броневики, автомашины и мотоциклы, пулеметы и радиостанции. Поштучно учтены заминированные, но не взорванные объекты столичной инфраструктуры. А по сожженным населенным пунктам отчетности нет. Никакой. И в перечне задач, стоявших перед ОМСБОНом во время битвы за Москву, эта строка тоже отсутствует.

Так что в ноябре 1941 года Сталину и Жукову нужны были не сожженные дома. Требовалось убедить фон Бока, что все пожары в занятых немцами деревнях — поджоги русских диверсантов. А значит, советские войска под Москвой ушли в глухую оборону. Ни к какому наступлению они не готовы, и проводить его они не то что не планируют, даже не мечтают.

А тем временем Ставка ВГК концентрировала резервы на линии Вологда-Пенза. 20 ноября, за сутки до выхода в рейд диверсантов в/ч 9903, началось их выдвижение к фронту. Кроме дивизий, переброшенных с Дальнего Востока, из Средней Азии и Закавказья, в состав десяти резервных армий вошли 75 стрелковых и 9 танковых бригад, созданных в октябре — ноябре 1941 года, а также 84 лыжных и 49 отдельных танковых батальонов. Половина этих сил вскоре будет задействована под Москвой.

Финал великой битвы

Изначально фон Бок планировал операцию на окружение. Две подвижные группировки наносят удары по флангам Западного фронта, обходят Москву с севера и юга, замыкая кольцо восточнее города. Однако 2-я танковая армия застряла под Тулой, и план пришлось перестраивать на ходу. Наступавшие севернее Москвы 3-я и 4-я танковые группы были усилены пехотными дивизиями 4-й и 9-й армий. 23 ноября 16-я советская армия была вынуждена оставить Клин. Вскоре немцы захватили Солнечногорск.

Между 16-й и 30-й армией образовался разрыв. Жуков оказался перед дилеммой. Чтобы удержать фронт, требовалось ввести в бой свежие части. Но сделать это нужно было так, чтобы не спугнуть противника. Ведь даже с учетом прибывающих резервов советские войска уступали немцам в 1,5 раза по числу солдат и танков, в 1,8 раза по артиллерии. И только по самолетам превосходили в 1,6 раза.

Перед тем как выдвинуть в разрыв между 16-й и 30-й армией свежие войска, Жуков на центральном участке изъял из всех дивизий по взводу. В атаку на прорвавшихся немцев они пошли в первых рядах. По документам, найденным на трупах после боя, фон Бок сделал вывод, что на север прибыли дивизии с центрального участка. Значит, оборона там ослабла.

Утром 1 декабря после мощной артподготовки немецкие пехотные корпуса атаковали центральный участок фронта. Фон Бок понимал — это последний шанс на победу. Или он сломит русских, или придется отступить от Москвы. К 5 декабря силы немцев иссякли. Фон Бок запросил у Гитлера разрешение на отход. Но было уже поздно.

6 декабря советские войска начали контрнаступление. Артподготовка была короткой. Встречный огонь слабым. Противникам приходилось экономить снаряды. Особенно тяжело было немцам, истратившим их на последний рывок к Москве. О том, чтобы вывести в тыл танковые дивизии, фон Бок не мог даже мечтать. Отступая вровень с пехотой, они оставляли на дорогах подбитую технику, и вскоре в группе армий «Центр» появился новый, не предусмотренный уставом род войск — танковые дивизии без танков.

Красная армия захватила стратегическую инициативу и удерживала ее до весны. Гитлеровские войска были отброшены от Москвы на 150—250 км. От 3700 танков, с которыми они начали вторжение 22 июня, к концу 1941 года в строю осталось меньше сотни машин.

Важно помнить, что под Москвой группу армий «Центр» разгромили войска, уступавшие ей и в численности, и в огневой мощи, и в боевой выучке. Одержать победу помогли меры по стратегической дезинформации противника, задействованные на оборонительном этапе боев. Ключевая роль в них отводилась приказу № 0428 и «особым способам» его исполнения.

Главная заслуга Зои Космодемьянской и Веры Волошиной не в том, что они пошли на фронт добровольно. И не в том, что просились на самые опасные задания… Обе девушки поняли, догадались или почувствовали, чего ждет командование от диверсионной вылазки в немецкий тыл, и помогли им обмануть фон Бока, заплатив за это своими жизнями… Потому что именно ТАКОЙ была в то время цена победы.

[1] В этот день на Западном фронте началась реализация положений приказа Ставки ВГК № 0428.

[2] Великая Отечественная война 1941—1945 годов в 12 томах (под редакцией С.К. Шойгу). Том 6. Тайная война, М.: «Кучково поле», 2013, стр. 577.