Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 7(45), 2023.

Ирина Петрова

Мне недавно попалась информация, что кости некоторых динозавров находят чуть выше слоя массовой катастрофы, вызванной астероидом, причем это «чуть» — около 300 тыс. лет. Немало! Причем эти кости принадлежат аламозавру: не малышу размером с курицу, а великану длиной в 26 метров и весом до 30 тонн. Всякие брахиозавры давно вымерли, так что на момент катастрофы это был вообще крупнейший динозавр на планете — и он, выходит, уцелел, да еще сумел протянуть почти треть миллиона лет! Значит, другие, особенно мелкие, могли продержаться и дольше? Если так, то все ли ладно с гипотезой астероидного вымирания?

От редакции

Не будем утверждать, что с проблемой мел-палеогенового вымирания все ясно, а тем более не будем расставаться с надеждой, что когда-нибудь удастся обнаружить динозавра, пережившего этот рубеж. Тем не менее «проблема аламозавра» нам тут не в помощь.

Это действительно ящер очень поздний, неожиданно поздний. Но его останки чаще всего находят в формации Оджо-Аламо (69—68 миллионов лет назад, то есть все же раньше падения астероида) и в формации Джавелин, которую до сих пор не удается точно датировать. Действительно по меньшей мере один экземпляр аламозавра (молодая особь, далеко не достигающая максимальных размеров, но в принципе имевшая шанс до них дорасти) происходит из формации Блэк-Пикс на территории штата Техас, которая моложе формации Джавелин — и, как следовало из первых сообщений, моложе границы мел-палеогенового вымирания. Тем не менее исследования подтверждают, что эта находка, скорее всего, даже чуть старше 66 миллионов лет, то есть к «астероидному рубежу» приближается все-таки снизу и не совсем вплотную. Следовательно, аламозавр (и картина сделана 89 лет спустя, а Барра на момент смерти было 14) как вид, похоже, до него дожил… но не пережил, разделив участь всех поздних динозавров.

«Проблема аламозавра» действительно существует, но она связана не с его исчезновением, а с появлением: совершенно непонятно, откуда он, такой большой и красивый, взялся. Подобные ему завроподы исчезли в Северной Америке (точнее, в Ларамидии, ее «предковом» материке) почти за 30 миллионов лет до появления там аламозавров, явившихся словно бы «ниоткуда».

По этому поводу разработаны три основных гипотезы:

• Аламозавр — «мигрант с юга», потомок южноамериканских завроподов группы титанозавров. Это предположение выглядит спорным потому, что южный и северный материки, хотя и близкие, тогда все же не смыкались: до них можно было добраться «по цепочке» отдельных островов, но для огромного завропода этот путь сложен.
• Гипотеза «обитателя внутренних возвышенностей», предполагающая, что завроподы в Ларамидии не вымирали, а переместились во внутренние, гористые пространства континента, став таким образом «необнаружимыми». Действительно, ископаемые обычно сохраняются в прибрежных регионах; однако все же есть довольно много местонахождений, где отмечена фауна возвышенностей… и ничего похожего. Также и сами североамериканские завроподы миновавшей эпохи не очень-то похожи на предков аламозавров (а вот южноамериканские титанозавры — вполне).
• Гипотеза «азиатских мигрантов». Однако им пришлось бы идти через ту же Берингию (пусть тогда менее морозную, но все же расположенную в высоких широтах), через которую впоследствии прошла мамонтовая фауна, а затем и люди. Этот путь для крупных зауроподов был бы куда труднее, чем вплавь между островами…

Скорее всего, верен первый, южноамериканский вариант. Аламозавр и в самом деле родственен южноамериканским титанозаврам, а в Северной Америке он появляется фактически тогда же, когда гадрозавры, родственные североамериканским видам, появляются в Южной Америке. Так что, видимо, все они прошли одними и теми же путями, но в противоположных направлениях. Да, от острова к острову, пересекая многие десятки километров вплавь.

В. З.

Я где-то читал, что сегодняшние инфекции практической опасностью в доисторические времена не были. С одной стороны, если где-то появлялась суперубийственная бактерия (или вирус? Но читал я про бактерии), то племя быстренько вымирало вместе с этой бактерией. Вторая причина — на первом этапе большинство зараз набирает силу, интенсивно передаваясь от человека к человеку (не помню, что там за биологический механизм). Поэтому большинство инфекций приходит из самых густонаселённых регионов планеты. Тогда же таких районов не существовало.

Так ли это?

От редакции

Многие из таких инфекций — «плата» за животноводство, то есть, чтобы стать по-настоящему опасными для человека, им был нужен какой-то период притирки. Например, исходный вирус оспы до сих пор является малоопасным для коров и коней — а для человека и того менее, так как в человеческом организме он не может размножаться (с чем и связана возможность вакцинации). Правда, не факт, во всех ли случаях так: скажем, спирохеты, малоопасные для исходного хозяина (ламы), — они нуждались в «притирке» или сразу смогли вызывать у людей сифилис? Кажется, такие исследования не производились…

Современный вариант этого — СПИД: долгое время вызывавший его вирус был обезьяньим, потом через кого-то из местных охотников вошел в «черный социум»: не так, как сифилис из ламы (во время практиковавшейся в доколумбовой Америке ритуальной копуляции), а из крови в кровь, через ранки или трещины на руках при разделке обезьяньей туши… Добрался до обслуги аэропортов… И привет гею-стюарду с Американских авиалиний.

Впрочем, если у палеолитических охотников в течение многих поколений была преимущественная специализация на каких-то видах (северных оленях, диких лошадях и пр.), то она могла создать «притирку» не хуже, чем скотоводство.

Теперь о будто бы мгновенном вымирании пораженного инфекцией племени. Если это «быстрая» эпидемия вроде холеры, убивающей иногда за считанные часы, — то да. А вот туберкулез мог и погулять при межплеменных контактах.

Впрочем, именно холера появились поздно и «отдельно» от скотоводства. Внезапная и непредсказуемая мутация вибриона, ранее развивавшегося в речных рачках, она случилась аж в XVIII веке, сразу скакнула на индийских рыбаков, а потом быстро распространилась повсюду. Основным фактором тут стала даже не плотность населения, а его гораздо большая связность, ставшая возможной, когда заработали пути, намеченные во время эпохи великих географических открытий.

Для сравнения возьмем чуму, тоже сравнительно позднюю. Ее появление, с учетом блохи как промежуточного хозяина, должно было пройти через зимнеспящих животных (там довольно сложный цикл, не будем о нем сейчас), которыми стали сурки, и произошло это в районах, где человек встречается нечасто. Поэтому чума из азиатских степей до густонаселенных районов добиралась, через пастухов и караванщиков, долго, возможно, несколько веков — но в пору палеолита у подобных инфекций на это были и тысячелетия, и десятки тысячелетий… Правда, «черной смертью» чума стала там и тогда, где сумела заполучить крыс (почти родной для нее субстрат) в качестве распространителей. На палеолитических стоянках крысы, как и сурки, явно не кишели — но не кишат они и в городах, более развитых, чем средневековые. Так что в постсредневековой Европе, еще более скученной и по-прежнему не очень медицински продвинутой, чума уже больше никогда не становилась столь страшной угрозой…

А. Конрад

Не знаю, сохранился ли этот пассаж в современных школьных учебниках (подозреваю, нет: отношение ко всяческим революциям изменилось), но, когда мы в советское время проходили тему французской революции, мне особо запомнилась история героической гибели юного Барра. Якобы его захватили в плен мятежные вандейцы, долго мучили, пытаясь заставить кричать: «Да здравствует король!», но, четко помню эту фразу из учебника истории за седьмой (кажется) класс, «мальчик умер как герой с криком „Да здравствует Республика!“» Однако так же четко помню и сопровождающую это описание иллюстрацию, на которой юного Барра действительно рубят и колют со всех сторон, но это происходит в горячке боя, вокруг мальчика есть и другие раненые якобинцы, да и он сам продолжает держать узду коня, готовый, если получится, вскочить верхом… Как-то это не очень похоже на издевательство над пленным, которого требуют заставить выкрикнуть контрреволюционную фразу. Тогда я не очень об этом задумался, но сейчас, задним числом, интересно, что же там было на самом деле.

От редакции

Да, мы тоже учились еще по тому учебнику и помним эту иллюстрацию. Она представляет собой контурную прорисовку по мотивам вот этой картины, созданной в 1882 году, через 90 лет после события, то есть явно не с натуры:

Тем не менее ее автор, Жан Жозеф Вертс, опирается на одно из описаний современников 13-летнего Жозефа Барра, барабанщика при гусарском полку, наблюдавших гибель его отряда через реку. Небольшая группа якобинских кавалеристов была окружена вандейскими повстанцами, побеждена и перебита, в плен тогда обычно никого не брали… но именно мальчика вандейцы хотели пощадить, для чего и предложили ему крикнуть «Да здравствует король!»: такова была тогда общеизвестная формула сдачи в плен. Барра, однако, выкрикнул столь же общеизвестную формулу отказа от сдачи: «Да здравствует Республика!» После чего повстанцы его с сожалением, но и с уважением убили, отнесшись к нему как ко взрослому: à la guerre comme à la guerre…

Это именно одно из описаний — возможно, не самое достоверное. Наиболее раннее описание, исходящее от командира гусаров республиканского генерала Демарра, содержит гораздо меньше подробностей: мальчик участвовал в боях наравне со взрослыми солдатами, в одной из кавалерийских стычек он был смертельно ранен в лоб сабельным ударом и умер, прижимая к груди трёхцветную кокарду. Последняя деталь столь патетична, что Жозеф Вертс не нашел ей места на своей картине, а вот сабельный удар в голову решил сохранить: именно его пытается произвести (из чертовски неудобной для этого позиции) один из повстанцев, находящийся сзади.

Разумеется, такими подробностями смущать семиклассников никто не собирался. Как и конкретной формулировкой, приведенной во втором, менее официальном и, видимо, более правдивом письме генерала Демарра. Согласно ему, Барра, спешенный, продолжал удерживать под уздцы своего коня и коня одного из своих погибших товарищей (этот момент запечатлен и на картине Вертса), а на требование повстанцев передать им поводья лошадей отказался это сделать — и сопроводил отказ крепким солдатским матом, без малейшего упоминания Республики…