Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 7(45), 2023.

К высоким кирпичным стенам «Негодничника» и впрямь приближались по склону бодро семенивший впереди Чударий, делегация сельчан со свёртком из мешковины и нежный багрянец заката.

Ветка Ветровна вздохнула, воздела очи горе и твёрдым шагом центуриона вышла за калитку. Как была, не отложив надкусанный ломоть бузинного пирога. При виде главы исправительной школы назад подались все, не исключая и струхнувшую вечернюю зарю. Негодники же, напротив, высыпали из трапезной и примчались глазеть из-за стены.

— Госпожа попечительница… — вразнобой бухтели, пыхтели и басили сельчане.

— Мама Веточка! — просиял малолетний алконост, топорща пёстрые пёрышки на щеках и скулах. — Ур-р-ра!

Сельчане, смахивало на то, не разделяли восторга; солнце же и вовсе замялось поверх крон сурового глухого леса, демонстрируя крайнюю занятость. Ветка откусила от пирога.

— Снова набедокурил, — догадалась вслух, прожевав.

— Н-н-нет, магна!.. Я хотел сказать, уважаемая, — ужаснулся мясник, вскидывая мозолистые лапищи. — Всё вовсе даже наоборот!

Солтыс вздохнул и развернул мешковину, доставая крупное, с дородного кота, насекомое, походившее на раздобревшего жука-носорожку. Ветка мрачно посмотрела на поломанные бронзовые надкрылья, на семь обломанных усиков. С отвращением вспомнила про пирог и отбросила его в сторону.

Чударий вспорхнул, поймал ломоть в воздухе и тут же, не чинясь, слопал в три укуса. Урча.

Ветка присела, брезгливо расправила помявшиеся крылышки, пробежала глазами убористые строчки.

Подняла глаза на солтыса.

— Знаю, магна центурион, — невесело развёл тот руками. — Трое их было, и два успели слинять… ушёл бы и этот, да вот… мальчонка.

Мальчонка облизнулся и попытался обнять Ветку. Ветка прищурилась. Чударий скромненько сделал ножкой и без резких движений ускользнул к калитке.

— Читали? — спросила Ветка, сидя на корточках.

— Да они сами вещали, ровно бабы на ярманке… — махнул рукой мясник. — Отроки, говорят, и юницы… паче же, если волшебственной крови… подвиг, верещат. Ратный.

— Вербовщики, — рыкнул солтыс в распушившиеся белёсые усищи. — Пацанят сманивали прямо на лугу, на покосе! Если бы не пичужье отродье…

Из-за забора что-то возмущённо просвистал Чударий. Пусть окрасом и статью он и не тянул на породистого алконоста, как, в принципе, не соответствовал стандартам своего племени никто из воспитуемых Веткой: одно слово, «негодники», — зато гонору малец припас — впору орлу.

— Если они ищут волшебную кровь, — сказала Ветка, выпрямляясь, — так мы с ними знакомы. Жаль, что… — она умолкла. На щеках играли желваки, проявляя два почти изгладившихся старых шрама. — Жаль. А вам, добрые люди, спасибо.

— Не за что, магна, — скривился солтыс. — Одним ветром дышим, одними дорогами ходим. Только мы… — он оглянулся на безмолвную толпу. Откашлялся: — Мы хотели спросить, не надо ли покамест… ну, спрятать мальцов. От греха подальше. Мы наших-то уже… уже. Увели, словом. Мож, и этих-то, негодников?

С трудом проглотив жесткий шипастый комок, Ветка старательно всматривалась в лес. Ещё какой-то год назад сельчане яростно ненавидели учеников исправительной школы, а то и охотились на предмет вздуть от души. Ещё какой-то год назад… она тогда именовалась в селе не иначе как «ведьмой», а вовсе не магной центурион.

— Было бы замечательно, — Ветка кивнула, прикидывая шансы и варианты. — Конечно, если бы мы успели. Но уже навряд ли.

Сельчане обернулись, глухо ропща. Один за другим, кто раньше, кто позже, они различали несущийся к селу конный отряд. Толпа сдвинула ряды, всё больше напоминая тех, кем они и были.

Ветеранов.

— Поспешите, — посоветовала Ветка, разминая ноющие после дня занятий пальцы. И вдруг осознала, что не слышит шагов. Ни единого.

— Может быть опасно, — каркнула Ветка сердито.

Кто-то хохотнул, но тут же охнул, получив локтем в бок.

— Да-а-а, — с сомнением протянул солтыс, кашлянув в кулак и украдкой отерев ладонь о задницу. — Токмо зря мы вил не прихватили. Или, скажем, кос. Вот, к примеру, поставить косу торчком…

— И граблей с тяпками, — припечатал мясник. — И, обратно ж, баррикаду бы не помешало…

Ветка Ветровна пожала плечами. Выезжающая на площадь вербовочная команда выглядела отменными, как на подбор, головорезами. Возможно, боевой опыт сельчан и подсобил бы справиться с ситуацией. А может быть, и нет.

Кроме того, на седле у переднего всадника свисал мантикорыш Серб. И к загривку оного приставили острую на вид мизерикордию.

— Мы же предупреждали, — скучным тоном констатировал всадник. — Говорили: найдём сами, возьмём всех. А найдём точно. И что ж? Нашли.

— Хвалю, — спокойно сказала Ветка. — По обычаю, так и быть, предлагаю стол и кров…

— Насрать мне, — сказал всадник, похохатывая ещё гнуснее, чем нудил. — И на стол, и даже на кров.

— Высоковато будет! — крикнула из-за забора баншёныш, отзывающаяся на Наварру. — Не про твою жопу!

Ветка вздохнула и поморщилась. Вот уж исправительным учреждением «Негодничник» можно было счесть разве что сгоряча и по глупости: ни единый из малолетних монстрёнышей и не думал исправляться.

Дед Ветки про таких говорил, что под эдаких горбунов кривые могилы рыть приходится. Сейчас бы старик ими гордился.

— Ну да? — усомнился всадник и поднял перед собой Серба. Вдавил жало в загривок мантикорышу. — А ежели вот эдак?!

На площадь, запнувшись, сверзилась грузная, одышливая тишина.

— А?! Госпожа попечительница?

Вскинув голову, Ветка сделала короткий жест: ждать. Держаться тихо. И ветераны, и негодники одинаково хорошо знали армейские команды. Ни слова, ни вскрика не прозвучало у стен «Негодничника».

— Учащиеся не соответствуют расовым стандартам своих видов, — отрезала Ветка, твёрдо и чётко выговаривая слова: — Здесь только слабые дети. И они не подлежат вербовке.

— Одна трепотня. Как и предполагалось… Поступим так, — уверенно скомандовал всадник. — Всех чудовищ и образин немедля сюда, ко мне. Окажу им небывалую честь и приглашу служить в Легионе. Ну, а коли удумаете кого укрывать, пеняйте на себя!

Серб взвизгнул и дёрнулся, но рука у всадника оказалась тверда и крепка. Ветка опустила глаза. Жаль, подумала она, вызвав на пальце обманчиво крохотный огонёк, в который на фронте учили упаковывать даже самые смертоносные заклятия.

— Не отдадим! — крикнул кто-то из сельчан за её спиной. Она отчего-то не сумела узнать по голосу. Удивилась — слегка. — Не слышал, что ли? Дети оне! Мы, гнус вас заешь, семья! Родню не выдают!

— Отпусти мальца и проваливай! Вон! Пшли! Прочь, сволочи! — загрохотал городок, сгрудившийся за её спиною.

Всадник ухмыльнулся. Поднял руку с кинжалом, словно собираясь извиниться.

Болт, пробивший брюшину Ветки, появился будто из воздуха. Она вздрогнула, неверяще посмотрела вниз, оглянулась на сельчан, на гурьбу малышей, столпившихся сразу за оградой. Сберегла времени и силы ровно на одно заклинание.

Улыбнулась и спустила искру с привязи за миг до того, как обрушились бы новые стрелы, копья и клинки.

Дико, нескончаемым воплем взвыл Серб.

* * *

Горло снова саднило, будто проснулся в разбавленное туманом утро на верхушке донжона. Будто снова вывалился из злых, выкручивающих кожу на загривке пальцев. Будто снова бесконечно, несколько дней кряду, скулил, плакал и подвывал.

— А? Господин попечитель?

Сгиб уцелевшего крыла Чудария деликатно потыкался в затылок Серба.

— Все успели? — процедил мантикор, окидывая заполонившую долинку орду троллей и гоблинов ледяным взглядом. Пусть не столь властным и уверенным, как у мамы Ветки, но не менее внушительным и свирепым. В конце-то концов, после трёх дней стычек и боёв все старшие Негодники ещё живы.

И готовы сражаться до самого конца.

— Все, — хмыкнул Чударий, топчась на спине Серба. — Даже бобиков цепных приволокли.

— Бобики… — мантикор заурчал и провёл когтями несколько глубоких борозд на дороге. — Они им как родные, представляешь? Ну прямо, сказать бы, как семья.

Оба матёрых и порядком уставших монстра рассмеялись в унисон.

— Кштуры угр? — спросил тролль-переговорщик, чавкая. Косолапую ножищу он умостил на огромной каменной плите, которой сторонились даже портулак и борщевик. Чударий хрипло заворчал под нос.

— Прибить бы урода…

Тролль нехорошо нахмурился, начал ковыряться кривым пальцем в кривых же клыках.

— Кштуры угр муухжапп?!

— Посовещались, а как же, — сообщил Серб. Прищурился на тролля, пытаясь заставить себя быть вежливым и обходительным. — Если вкратце — проваливайте.

— Тургрыувх, — отмахнулся тролль-переговорщик, похлопывая по надгробию Ветки недоеденной ногой. Судя по обрывку штанины и запаху онучи — солдатской. — Муръэхру кгуйт?

— Они-то? — Серб шумно вздохнул сквозь поседевшую гриву и щёлкнул хвостом. Оглянулся на драконов, банши и пук, перегородивших дорогу к селению. И на людей, оставшихся там, на холме. — Мне-то? Семья они.

И за миг до стремительного прыжка и удара, что вырвал широкий розбрызг зеленоватой крови из бородавчатой тролльей шеи, взревел:

— Не отдадим!