Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 6(44), 2023.
Ведунья выглядела богато. Одета в кафтан из сукна, что дороже лошади Прохора стоило. На глазах у ведуньи сверкали зрительные стёкла. Такого чуда Прохор никогда и не видел. Ведунья была старой, её бледно-голубые глаза под стеклами слезились, однако смотрели цепко и строго.
— Зачем пожаловали? — вопросила она.
Прохор помялся, но всё-таки зашёл в дом, протолкнув вперёд себя сына. Дверь за ними захлопнулась. Сама.
— Егорка мой, — забубнил Прохор, — умом тронулся. Я, эта, ежели лошадь отдам и пару серебряных, то хватит ли?
— Да погоди ты, — ведунья махнула рукой, будто отрезала, и подошла к Егорке.
Тот попятился, упёрся в стену спиной, посмотрел на ведунью испуганно. А та возвысилась над ним горой, поправила стёкла на носу.
— А это что? Усы у мальца? — указала скрюченным пальцем на тонкую черную полоску под Егоркиным носом.
— Да, три дня, как отросли, — ответил Прохор. — И начал сразу всякое нести. Нам с Милкой страшно стало. Будто бес в него вселился.
Ведунья нахмурилась.
— А ну-ка, повтори, что батьке с мамкой говорил!
Егорка всхлипнул, но вдруг поднял голову, осмелев. А потом понёс уже знакомое Прохору:
— За горами селяне живут неправильные. Смуглые, сучьи псы, в жёны девок берут сразу нескольких. А за рекой Вилкой народец язык свой придумал, какого и не было никогда. Придумал и хрючит на нём. Слова вроде нашенских, но смысла толком не разуметь. А за дальним кордоном…
— Всё, хватит, — отрезала ведунья. — Ничем тебе, мужик, не помогу. Фаш твоего сына укусил.
— Фаш? — Прохор удивленно поднял брови. — Что за зверь такой?
Ведунья тяжело вздохнула.
— Не зверь это. Нечисть редкая, кого укусит, тот сразу придумывает, что он остальных лучше, а особо ненавидит тех, кто в других землях живёт.
— Выди-ка да батьку во дворе пожди, — велела она Егорке.
Закрылась за сыном дверь, а ведунья повернулась лицом к Прохору и сказала:
— Лучше бы избавиться тебе от него, мужик. Иначе не вынести селению вашему этой напасти. Скурвитесь все.
Обратно ехал Прохор в печали. Егорка сидел в телеге за ним и что-то бормотал. Прохор старался не слушать, да нет-нет и долетит слово какое.
«Нелюди» да «сволочи» в основном.
Старухе ведунье тоже досталось.
— Сжечь за колдовство и её, и дом её с дьявольской дверкой, — бормотал Егорка.
— Ну, всё! Хватит! — Прохор натянул поводья. — Слазь с телеги да иди по той тропе, чтоб я больше тебя не видел!
— Но, бать, там ироды такие, что…
— Хватит, говорю! — Прохор достал небольшой топорик, что для защиты с собой возил. — Иди, иль рубану!
Глянул на него Егорка так, что у Прохора сердце в пятки провалилось. Глаза сынка лютой злобой горели, а усы сделали его на разбойника похожим.
— Ну, встретимся, батя, — процедил он, плюнул на Прохора и скрылся в кустах.
Ночью Прохор спать не мог, всё чувствовал, как горит огнём рука, на которую слюна Егорки попала. И стало ему тоже интересно — как люди за горами живут, а как за рекой. Почему такие все кривые да тупые. Не мог он уснуть от мыслей этих, а под утро захватил топор, вышел из избы и скрылся в тумане.