Из воспоминаний детектива Ниппа Нока

Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 12(74), 2025.

Фридьеш Каринти (1887—1938), одна из ярчайших звезд венгерской литературы, нашим читателям почти неизвестен. Его недолгая и очень богатая горестными событиями жизнь была удивительно насыщена литературным творчеством, причем, словно бы по контрасту с обрушивавшимися на Каринти ударами судьбы, творчеством очень веселым, даже озорным. А удары и вправду были тяжелыми: смерть от испанки горячо любимой жены, тяжелая депрессия, брак с женщиной-психоаналитиком, сумевшей вытащить Каринти из депрессии — но устроившей ему такую семейную жизнь, что он дважды предпринимал попытки самоубийства: после второй, более тщательно подготовленной, едва выжил. А когда отношения в семье все-таки с грехом пополам наладились, подстерегла новая беда: опухоль головного мозга. Доброкачественная, но и такие в те годы почти не умели оперировать…

Все же лишь «почти»: в 1936 году профессор Герберт Оливекруна, великий шведский хирург, один из основоположников мировой нейрохирургии, проводит успешную операцию. К своим предшествующим и последующим впечатлениям Каринти отнесся как исследователь, описав их в повести-эссе «Путешествие вокруг собственного черепа»: вещи скорее не научно-фантастической, а научно-популярной. Она по сей день остается ценнейшим образцом и литературы, и медицинской аналитики: мало кто из прошедших такое испытание рискнул поведать о нем читателям, а уж тех, кто сумел это сделать на столь высоком уровне, с тех пор, кажется, вообще не появилось…

(Только после публикации этой повести современники осознали, сколь мучителен был для него этот период: свои ощущения Каринти от них тщательно скрывал.)

Но с таким трудом восстановленное здоровье оставалось хрупким. Два года спустя Каринти со всей семьей наслаждался столь редкой для него идиллией на курортном озере Балантон. И посреди этой идиллии наклонился, чтобы завязать шнурок. И всё: разрыв крупных сосудов головного мозга — и мгновенная, как от пули, смерть.

В каком-то смысле ему повезло: наступали времена, когда Каринти непременно припомнили бы, что он, родившийся в еврейской семье, по предкам должен был носить фамилию Кон. Смена фамилии произошла еще до рождения будущего писателя, когда его отец, решив избавить своих потомков хотя бы от части испытанных им самим проблем, перешел вместе со всей семьей в христианство; однако это избавляло от проблем (частично) лишь в той Венгрии, которая была частью Австро-Венгерской империи…

Вдова Каринти, имевшая те же проблемы с национальностью, погибла в Освенциме. Сын от первого брака Габор, благодаря венгерской матери имевший «отмазку», позволявшую избежать выдачи в лагерь уничтожения, много месяцев скрывался (эта «отмазка» перестала быть надежной после оккупации Венгрии Германией) и сумел уцелеть — но его психическое здоровье оказалось подорвано на всю жизнь. Младший сын Ференц, никакой подстраховки не имевший, как-то сумел выпасть из поля зрения тех, кто составлял списки для отправки в лагеря, и уцелел тоже. Но сам Фридьеш Каринти был слишком известен…

Первое его опубликованное (в пятнадцать лет!) произведение было именно фантастикой: «Свадебное путешествие к центру Земли», пародийный, но при этом вполне самодостаточный рассказ, обыгрывающий сюжет романа Жюля Верна. Большинство следующих обращений к фантастике тоже решались в жанре литературных пародий: иногда веселых, иногда мрачноватых, но неизменно ироничных. На библейские сюжеты, на романы известных фантастов, на путешествия Гулливера… И вот — на истории о Шерлоке Холмсе.

А еще Каринти — автор знаменитой «теории шести рукопожатий», известный эсперантист, выдающийся шахматист. Но это уже совсем другие грани его личности…

Глава I

Убийство! Убийство!

Я разбирал свои бумаги в глубине комнаты, когда внезапно распахнулась дверь, и, обернувшись, я увидел своего друга, частного детектива Шорлука Ниппа Нока, беззвучно направляющегося ко мне. Немигающим взглядом он спокойно созерцал ширму позади меня в течение двух с половиной минут, а затем тихо усмехнулся в районе коренных зубов.

— Ну что ж! Довольно хорошо! — сказал он и сел.

По моей спине пробежали ледяные мурашки, но, собравшись, я обратился к старому другу.

— Откуда вы сегодня? — Однако сразу понял, что взял неверный тон.

Шорлук искоса взглянул на меня, а после этого с наигранным безразличием достал из кармана сложенную газету. Я ждал. Великий Детектив привязал крошечный резиновый шарик к одному из своих зубов, а потом лизнул край газетной бумаги.

— Никаких результатов, — пробормотал он. — Никаких…

Он понюхал письма и грустно улыбнулся.

Я был озадачен.

— Вы о чём?

Он молча посмотрел на меня, а затем заговорил холодно, но решительно:

— Правый каблук вашей туфли такой же чёрный, как и ноготь мизинца на левой руке. Сегодня вы не были на Паровозной улице, в доме номер 79 с чиновником государственной железной дороги?

Внезапно я ощутил лёгкое головокружение.

— Нет, — сказал я, уставившись на сыщика, — но, чёрт возьми, как?..

Он устало улыбнулся.

— О, это очень просто. Пустяки. Просто внимательность, ничего особенного.

— Но как вы поняли… Невероятно! — вырвалось у меня. — Откуда вы поняли, что меня не было в доме номер 79?

— Стоит мне рассказать, и вы сами поймёте, как всё просто. Видите ли, когда я шёл сюда, на лестнице я встретил старую женщину с круглым зрачком. Муж старухи — рабочий газового завода, а выше по улице есть каменный тротуар. Вчера был четверг, семнадцатое. По четвергам обычно проводят скачки… Связь, я думаю, установить нетрудно…

— Я не… — неуверенно пробормотал я.

— Ну, тогда я не буду продолжать.

И, закинув ногу за ногу, обратил свой взгляд к потолку, барабаня по подлокотнику. Я пристально взглянул на Шорлука.

— Что пишут? — я решил продолжить разговор.

— Прочтите сами, — сказал он, протянув мне газету. — Весьма любопытный случай. Так-так…

На пятом листе, в разделе «Разное», я увидел следующую заметку:

«Загадочное убийство на улице Ромбах

Полиция расследует загадочное убийство в доме номер 90 по улице Ромбах. В подвале дома были найдены два с половиной тела, одно из которых было ещё живо. Недостающая половина другого тела в тот же день была отправлена неизвестными преступниками запечённой в хлебе под майонезом посылкой экспресс-доставки в адрес Л. Л. Леопольда Голдбергера. На теле, найденном в подвале, нет признаков насилия: никаких следов травм, никаких признаков удушения; всё тело в норме, лёгкие безупречны, кровеносные сосуды в норме, глаза в порядке, полностью готов к работе. Мужчине на вид сорок — сорок пять лет, немец или англичанин. На полу возле головы был найден пустой стакан, заткнутый пробкой с двумя перекрещёнными булавками. Перед убийством преступники побрили подошвы своей жертвы и нарисовали акварельной краской два вопросительных знака. На стене подвала также были найдены три гвоздя, один из которых был продет в шёлковый шнур, конец шнура был приклеен воском в ноздре жертвы. Дворник говорит, что он ничего не слышал, но ему показалось, что в час ночи в подвале кто-то играл на скрипке ноктюрн Шопена „Волшебные часы“, примерно во время убийства. Кроме того, кто-то на третьем этаже дважды высморкался в три часа дня, но полиция не верит, что это связано с убийством. Полиция усиленно ведёт расследование данного преступления и отказывается сообщать какую-либо информацию».

— И? — с волнением спросил я своего друга.

— Прекрасно, — ответил тот, засовывая руки в мои карманы. — Есть только один факт, достойный упоминания во всём этом деле.

— Именно?

— Это то, — прошептал Шорлук, наклонившись близко к моему уху, — то, что «Волшебные часы» не были написаны Шопеном.

Внезапно он встал и достал из кармана стофутовую верёвку, полный костюм тенориста, две зубочистки, четыре или пять самовзводных браунингов, самовзводного бульдога, самовзводного фокстерьера, самовзводный потайной фонарь и самовзводного второгодника, посмотрел на них и запихнул обратно.

— Прекрасно. А теперь отправляемся в подвал.

Мы шли по сужающемуся коридору, внезапно возникшему в этом месте повествования. Стены светились призрачным зелёным светом, холодом веяло от потрескивающих, гаснущих свечей. Мой друг Шорлук Нихт Нок, непринуждённо посвистывая, шёл рядом со мной, придерживаясь одной рукой за пол, а другой за потолок. Внезапно он остановился, потянул меня назад и чудовищно похоже издал неподражаемый щебечущий звук нильского крокодила. Затем он три раза сказал: «Прекрасно!»

— Это Блейвейс, король злодеев, — прошептал он мне, рассматривая что-то в мощный бинокль. — Мне удалось ввести его в заблуждение. Он почти узнал меня, но, к счастью, я вспомнил одну старую проверенную штуку. Мне удалось заставить его думать, что здесь всего лишь крокодил.

Я смотрел на этого необыкновенного человека, преисполненный восхищением.

— Приготовьтесь! — приказал он мне. — Я нажму кнопку, и мы скоро окажемся на улице.

Я затаил дыхание. Шорлук Найт Нихт спокойно трижды нажал на одну из пуговиц своих брюк — как обычно, затейливо застёгнутую на жилет. Одновременно он крепко сжал мою руку, и мы пробежали примерно пятнадцать шагов. Мы поднялись по следующему узкому коридору, затем по лестнице, подошли к решётке подвала, толкнули дверь чёрного хода, и та открылась! Через две минуты мы действительно вышли из подъезда жилого дома прямо на площадь Ретек.

Шорлук спокойно нажал на пуговицу ещё раз и как ни в чём не бывало повернулся ко мне.

— Пока нам удалось избежать опасностей, — произнёс он. — Если вы почувствуете запах сыра на ближайшем перекрёстке, то я буду спокоен: злодей Блейвейс на данный момент нейтрализован. А мы отправляемся в полицию по поводу убийства на Табачной улице.

Глава II

Возбуждённая толпа заполонила самые укромные углы и закоулки вестибюля Полицейского управления. Проникнув в здание через секретный люк, мы с Великим Детекпивом прошли в кабинет начальника полиции.

— Мы не можем вам ничего сообщить, — холодно сообщил тот.

Шорлук бросил на меня мимолётный взгляд, в котором я прочитал, что начальник полиции был его старым врагом, потому что в 1903 году в ходе расследования, в котором начальник полиции сыграл большую, но бесполезную роль, он, Шорлук, за две минуты так прижал преступника, что в дополнение к расследуемому преступлению грабитель признался в двадцати одном инцесте, удушении, прелюбодеянии и растлении.

— И всё-таки, — вопросил Шорлук, — как продвигается расследование?

— Ну что ж, — сердито ответил начальник полиции, — в этот раз вам не удастся посмеяться над нами, ибо в этот раз мы подошли к делу очень уверенно и очень ответственно. Прежде всего мы послали двух детективов на место преступления, чтобы в случае появления любопытствующего убийцы возле тел жертв он был немедленно арестован. Затем мы разместили объявления от имени влюблённой в него брюнетки-миллионерши, призывающие убийцу появиться в 6 часов вечера с красной гвоздикой на углу Элизабет-сквер. Затем мы позвонили в военкомат, чтобы поступающих новобранцев осматривали поодиночке, поскольку несомненно, что убийцы уже два дня грызёт совесть, а военный врач может легко определить глубину прогрызения, так что если убийца попадёт в число новобранцев, то будет немедленно арестован. Наконец, мы опубликовали во всех газетах, что я возглавил расследование, и убийца, прочитав это, станет настолько счастлив и уверен в себе, что запрыгает на одной ножке по проспекту Андраши, распевая народную песню «Птичка вольная Жихарка», и тем самым выдаст себя. Мы думаем, что на данный момент этого достаточно — если убийца не клюнет на что-нибудь из этого, то мы имеем дело с таким зверским злодеем, что он не получит прощения на Суде Господнем, так что можно считать торжество справедливости свершившимся!

После этих слов начальник полиции разрыдался, облобызал свою руку и, расправив хорошо развитые лопатки, рухнул в кресло-каталку.

— Прекрасно, — объявил мистер Шорлук, наблюдая, как начальника полиции увозили в инвалидном кресле, — отправьте взвод кавалерии к дому на улице Ромбах к четырём часам дня.

Глава III

Шорлук Нак Нек, таинственный детектив, ещё дважды произнёс с ледяным спокойствием: «Прекрасно», что в переводе с венгерского означает: «Цена каждой брошюры составляет тридцать пенни, требуйте свежий выпуск!»

— А теперь начнётся ужасающая погоня, — заявил он, скрестив на груди руки, и начал насвистывать леденящий марш «Янки Дудль». У меня заныла старая рана.

— Идите вперёд к дому, — сказал Шорлук, — и ожидайте меня там, мне требуется переодеться. За воротами вы обнаружите ступеньки, ведущие наверх: ставьте на них поочерёдно правую и левую ногу и продвигайтесь вперёд, ничего не боясь. Если в левом углу помещения вы не обнаружите двух затаившихся школьников, тогда всё прекрасно, просто проходите в зал; если вам окажут сопротивление, стреляйте, потом всё свалите на меня. Затем незаметно спрячьтесь за шкаф, замрите и думайте о горшке с водой, пока я не приду.

Внезапно он нажал кнопку и скрылся с глаз, подобно исчезнувшему под водой первоклассному грузилу. Я в смятении подошёл к нужному дому и вдруг увидел за углом завёрнутого в пелёнки ребёнка, пытающегося незаметно проползти вдоль забора.

Я обернулся и увидел, что с другого конца улицы ко мне стремительно приближается пожилая мать Шорлука, считавшаяся мёртвой уже двадцать лет как. Я начал вспоминать о прежних временах и вдруг увидел, что бывший ползунок уже ходит взад и вперёд по улице, тяжело топая и поглядывая на нас. Подозрение вызывали и два револьвера в его руках, из коих он и открыл огонь, подойдя к нам. Когда пятнадцатая пуля вошла мне в живот, я предупредил старуху.

— Не обращайте внимания, — прошептал Шорлук, наклоняясь ко мне (потому что, как я узнал позже, именно он переоделся старухой). — Это Блейвейс, старый лис! Но меня не обманешь хитроумной маскировкой. Подождите здесь минутку, понаблюдайте за мужчиной, но сделайте вид, что уходите. Я вернусь, и этот негодяй наконец-то будет в моих руках! — С этими словами Великий Детектив закурил трубку и немощной старушечьей походкой затерялся среди прохожих.

Едва детекпив скрылся, как на одной из улиц я заметил спокойно вышагивающую корову. Я сразу понял: это была очередная маскировка детекпива. Я вскрикнул.

Блейвейс взглянул прямо на него и прокричал издалека:

— Шорлук, старый мошенник, ты думаешь, что меня можно обмануть подобной ерундой? А как насчёт счёта?

Я взволнованно ожидал, что сейчас мой друг бросится на коварного злодея, наконец-то попавшего в ловушку. Однако, к моему удивлению, Шорлук сразу же развернулся и, неожиданным движением скрестив руки, с холодным спокойствием побежал в противоположном направлении, прекрасно имитируя манеру человека, встретившего своего портного и решившего совершить усиленную пробежку.

Я понял его план в одно мгновение. Зная, что Блейвейс, исполненный вековой народной мудрости и хитрости, легко может сбежать, Шорлук не бросается на него сразу, а, обойдя город, нападёт сзади, когда тот будет абсолютно беспечен. Я похолодел, и у меня опять открылась старая рана.

Что произошло дальше, я узнал позже.

Шорлук бежал около получаса и прыгнул в специально установленный жёлоб для яблок. Но в этот момент под ним открылся секретный люк, и он провалился в подземелье.

Сыщик немедленно понял, что попал в руки сообщников Блейвейса.

Его схватили, завернули руки за шею и связали узлом на спине. Его уши сшили вместе над головой, к пятке прикрепили верёвку, а рот набили двумя подушками, спортивной сумкой, простынёй, полосатой футболкой и двумя ночными рубашками вместе с пуговицами. Затем его опустили головой в таз с водой, на дне которого были вытиснены стихи символистов.

— Поймай меня, если сможешь! — раздался ехидный голос. — Мы наконец-то покончили с тобой и твоими чёртовыми трюками. Мы сейчас уходим, но под тазом запущен часовой механизм, и через двадцать с половиной минут два двигателя по двенадцать лошадиных сил втиснут в ваши недра современную поэзию. Кроме того, другая машина вводит негашёную известь в ваши кровеносные сосуды, в результате чего у вас развивается кальцификация крови, убивающая медленно, но верно.

После этого негодяи ушли, зловеще смеясь.

Шорлук остался один, и теперь мы можем заверить наших читателей, что никакое спасение ему не грозило, истекали последние минуты жизни. Шорлук спокойно сунул руку в карман и убедился, что не потерял присутствия духа, спрятанного под кожей. Он ждал смерти с ледяной невозмутимостью, надеясь разгадать последнюю загадку жизни. Всё кончено. Прошла минута. Две минуты. Пять с половиной минут. Семь минут и три четверти… Восемь… минут… Де… де… девять минут… Одиннадцать и половина… Две… две… две… двенадцать… (Вот сейчас! Следите, дорогой читатель!) …Пятнадцать минут!!!!… — ? — ? (Досчитайте до двадцати, а затем спокойно теряйте сознание, ибо на этом глава заканчивается.)

Глава IV

Окровавленный скелет в газовой трубе

В это время я и Блейвейс добрались до дома номер 90 по улице Ромбах, где на втором этаже в ожидании новостей собралась огромная толпа.

Мы поднялись к двери номер 12. Подражая методам Великого Детектива Шорлука, я понюхал дверь и осмотрел служанку, стоявшую перед дверью, а затем понюхал служанку. Я не обнаружил ничего подозрительного. Мы позвонили.

Дверь открыл высокий, слегка бледный молодой человек.

— Это номер двенадцать? — спросил я.

— Да.

— Мы сотрудничаем с полицией от имени Шорлука. Речь идёт об убийстве на улице Ромбах.

— Чем могу помочь?

— Мы хотим осмотреть тело.

— С удовольствием, — сказал молодой человек, вежливо поклонившись, — это я.

Я растерянно посмотрел на него, потом на Блейвейса. Я задался вопросом, что бы сделал детекпив в таком случае. Но в голову ничего не пришло, и я просто последовал за молодым трупом, который, пропустив меня вперёд, прошёл в комнату.

— Убийство произошло два дня назад, — любезно пояснил он, — вчера было произведено вскрытие, но ничего установить не удалось. Этим утром мне пришлось собрать вещи и уехать.

И, закатав рукав, он показал на локте, что плоть уже позеленела.

— Мои лёгкие всё ещё держатся, хе-хе-хе, — он весело рассмеялся и бросил один из своих отвалившихся пальцев в мусорную корзину, — мои лёгкие всё ещё держатся, но вот кишки полны воды. И мою гортань — фу! — щекочут бактерии! — Он смеялся и почёсывался.

Я понимал, что что-то пошло не так, но не мог представить, что сделал бы Шорлук в подобной ситуации. Блейвейс пристально посмотрел на происходившее и вежливо сказал:

— Может, нам стоит подышать свежим воздухом?

— С удовольствием, я хотя бы проветрюсь! — вскочил молодой труп.

В конце узкой и тёмной улицы горел единственный газовый фонарь.

Блейвейс внезапно оттащил меня в сторону и взволнованно прошептал на ухо:

— Всё это очень подозрительно. Этот джентльмен не может быть мёртвым.

Я непонимающе посмотрел на него.

— Ну, — яростно продолжал Блейвейс, — я сделал интересное наблюдение. Этот человек ходит и разговаривает. Выслушайте, пожалуйста, мой вывод: труп не может ходить и говорить!

— Конечно! — вскрикнул я, и будто молния сверкнула в моей голове. — Я ведь почувствовал это по запаху!

Я повернулся к фальшивому трупу, стоявшему чуть дальше от нас, под газовым фонарём, читая деньги.

Я прыгнул на него, но он увернулся. Затем произошло нечто неожиданное.

Газовый фонарь задрожал, наклонился и схватил мошенника за шею.

Газовый фонарь оказался переодетым детекпивом…

Между Шорлуком и молодым псевдотрупом разгорелся яростный спор, из которого мы могли ясно разобрать только резкие крики знаменитого детектива: «Прекрасно». Молодой труп сердито пожал плечами, которые Шорлук сжал железной рукой. В результате Шорлук сдал молодой труп прибывшей полиции.

— Отведите этого человека в Институт химии, — приказал Великий Детектив, — и велите поместить его в марганцовый раствор азотной кислоты. Если появится осадок, используйте лакмусовую бумажку; если она посинеет, то этот мужчина — опасный злодей, неоднократно судимый за кражи со взломом и двоежёнство.

Полицейский схватил молодого человека, тот брыкался и сердито кричал, что его приняли за кого-то другого, что он мёртв и что, по крайней мере, его не следует щекотать, ибо это заставляет его смеяться.

Шорлук спокойно подошёл и пожал нам руки.

— Ну, — взволнованно спросил я, — как же вы избежали смертельной опасности, когда жизнь ваша висела на волоске?

— Какая ещё смертельная опасность? — немало удивился сыщик.

— Ну, о которой шла речь в прошлой главе… Вижу, — добавил я укоризненно, — вы снова не купили очередной выпуск… Издатель будет в гневе…

В этот момент позади нас раздался громкий растерянный крик. Полицейский стоял на углу, с испугом глядя на размахивающего руками человека, который вдруг начал разваливаться на части. Его плоть скатывалась коричневой крошкой, обнажая скелет. Тот ещё пару секунд размахивал своими костяными руками, затем съёжился и исчез, а полицейский остался со старым жилетом в руках. Он сердито швырнул жилет на землю и набросился на детекпива.

— Да чтоб Господь вкрутил мозги твоему папаше! — крикнул полицейский. — Этот человек совершенно точно помер. Что ещё тебе от него было нужно?

Вокруг нас начали собираться заинтригованные прохожие. Многие откровенно веселились.

— Прощай, детекпив! — раздалось над нашими головами, и, подняв глаза, мы увидели изящный моноплан. Моноплан, ухмыляясь, парил над нами и вдруг сорвался с места.

— За ним! — крикнул Шорлук с холодной улыбкой. — За ним! Это Блейвейс, жалкий негодяй!

За углом была станция монопланов — Шорлук бросился туда. Один из монопланов был свободен: его пилот мирно дремал. Шорлук встряхнул его и пообещал два счётчика, если он догонит Блейвейса. Моноплан с треском взлетел, и нам потребовалось добрых десять минут, чтобы добраться до Египта. Наконец над пирамидой Хеопса мы увидели самолёт Блейвейса.

— Направо, в Сахару! — крикнул Шорлук лётчику.

Пять минут спустя самолёт Блейвейса столкнулся с пролетающим петухом и начал терять скорость. Расстояние сокращалось: над Тихим океаном Блейвейс находился всего в ста метрах от нас. Мы пролетели над Китаем, удачно срезав путь Великого Детектива. Над Балтийским морем самолёт Блейвейса зафыркал и начал терять высоту. Но у Блейвейса оставалось достаточно времени, чтобы дотянуть до Чёрного моря. Шорлук быстро расплатился с пилотом и отправился вслед за убегающим преступником. Они устремились вниз.

На коралловом острове Блейвейс внезапно развернулся и напал на Великого Детектива.

— Стоп! — крикнул он. — Сначала мы кое-что обсудим. Как насчёт счёта?

— Послушайте, мистер Блейвейс, — объявил Великий Детектив, — здесь неподходящее место для разговоров. Давайте зайдём и выпьем кофейку.

Они были уже на дне. Зашли в освещённую кофейню «Моллюск» и прочитали этот кровавый роман за двумя чашками чёрного кофе.

— Послушайте, мистер Блейвейс, — начал Шорлук, — войдите в моё положение. Речь идёт о моей репутации. У меня нет таких денег. У меня есть десять крон. Я дам тебе эти шесть крон и оплачу ваш кофе, если вы позволите мне поймать вас.

Блейвейс достал из кармана блокнот и после долгих подсчётов кисло посмотрел на Великого Детектива.

— А смысл? Дело-то на этом не окончится. Вам нужно поймать убийцу с улицы Ромбах.

— Проще простого. Ты будешь убийцей с улицы Ромбах. Я буду убийцей с улицы Ромбах. Никто не собирается быть убийцей с улицы Ромбах. Я собираюсь доказать, что никакого убийства не было. Я всё это выдумал.

Они уже собирались уходить, когда Блейвейс остановился и изумлённо посмотрел на него.

— Нопп! А как насчёт верхушек лёгких?

— Каких лёгких?

— Вы забыли название своего романа?

— Какого?

— «Спиленные верхушки лёгких».

— «Спиленные верхушки лёгких»?! Что за бред! — воскликнул Шорлук, потрясённо качая головой. — Как можно отпилить верхушки лёгких? Такое могут придумать только сумасшедшие сочинители этих отвратительных детективных романов!

Перевод с венгерского языка Антона Лапудева