Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 11(73), 2025.

Поводом для этой дискуссии действительно стала серия вопросов, поступивших от одного из наших читателей, зоолога, причем не «отставного» и не кабинетного. (Нет, в прошлом цикле статей «Беседа зоолога с криптозоологом» дискуссия велась отнюдь не с ним: «Горизонт» читают многие биологи!). Постараемся дать на эти вопросы последовательные ответы.

Читатель

Если криптозоология претендует на звание научной дисциплины, у нее должен быть как минимум четко очерчен объект исследований. Вот есть зоологи. Среди них выделяются териологи. Среди териологов есть цетологи (через е). У них объект исследования вполне понятен. Если криптозоолог — это тоже разновидность зоолога, у него тоже должна быть область исследований, не перекрывающаяся другими дисциплинами. Пока у меня вырисовываются три направления:

1. Объект исследований — все неоткрытые виды животных. Но ведь это абсурд и дублирование кучи смежных дисциплин. Новые виды описываются ежегодно сотнями, а классифицируют их, как правило, узкие специалисты, работающие с малоизученными таксонами или использующие новые методы классификации.

2. Объект исследований — животные, считающиеся исчезнувшими на всем своем ареале или в его отдельных частях. Тоже дублирование смежных дисциплин, в частности фаунистики. Проверка данных о редких и исчезнувших видах традиционно ведется группами при мониторинге списков Красных книг, в заповедниках, заказниках и прочем. Я сам этим много лет занимаюсь: и с исчезнувшими видами работаем, и с новыми находками как фауны регионов, так и страны. Это вполне традиционная работа полевого зоолога, чаще всего попутная, но в некоторых случаях и вполне направленная и организованная.

3. Объект исследований — это виды, традиционно считающиеся мифическими (йети, Несси). То есть проверка различных фольклорных данных на местности, решение загадок и их объяснение. Вот тут вопросов нет, именно это в моем понимании и есть криптозоология. Но открываю заметки и вижу, что в число «криптидов» попадет все подряд, от окапи до латимерии. То есть любой более-менее крупный объект, открытый в последнее столетие, почему-то пытаются вытащить из своего раздела зоологии и запихнуть в криптозоологию, даже если он туда с трудом лезет. И от этого совсем грустно становится. Вместо того чтобы работать в своей нише и разрабатывать ее более глубоко и детально, идет натягивание совы на глобус.

Может, я в чем-то неправ с объектом исследования, но впечатление сложилось именно такое. Или есть еще 4-й вариант?

Редакция журнала «Горизонт»

Можно, конечно, сказать, что криптозоология — это просто поиск животных, свидетельства о которых есть, но научно приемлемые доказательства существования отсутствуют. Поиск — и сбор доказательств. Но это определение слишком широко, тем более что некоторые криптозоологи включают в число «недоказанных» и явно инвазивные виды, которые были завезены в какую-то местность при известных обстоятельствах, в историческое время — но, по официальной версии, не прижились там и вымерли. Наиболее известным примером этого является пресловутый «фьордлендский лось» в Новой Зеландии: на каком-то этапе английской колонизации туда были завезены олени и лоси из Канады (тоже британского доминиона), олени-то сумели там закрепиться, а вот лоси вскорости исчезли… или нет. Многие новозеландские криптозоологи считают, что информация о будто бы доживших до наших времен лосях проходит по их ведомству и заслуживает не меньшего внимания, чем такие заведомые, хотя и разные криптиды, как сумчатый волк в современной Тасмании, загадочное выдрообразное существо «вайтореке» в самой Новой Зеландии — и множество разновидностей реликтовых гоминоидов по всему свету.

Строго говоря, эти утверждения — показатель глубокой провинциальности новозеландской криптозоологии и ее «местнических» чувств, но дело не только в том. Тут мы подходим к определению того, что такое криптид. Скажем для начала, кем, по нашему мнению, криптиды не являются.

Те лоси, которые бродят по (если бродят, конечно) по Фьордленду в Новой Зеландии, не являются криптидами потому, что в информации, связанной с ними, отсутствует научная загадка как таковая. Это касается и их собственной биологии, и истории появления вне традиционного лосиного региона: известны имена акклиматизаторов, известны годы и обстоятельства…

Можно сказать: а какая научная загадка связана с тилацином, сумчатым волком? Ведь он, исчезнувший на памяти ныне живущих людей, был вполне признан наукой… Ну, хотя бы та, что тилацин ни разу не был исследован современными научными методами — а ведь это очень интересный вид: найденный живым сумчатый волк или даже его свежие останки очень много дадут науке (прежде всего, конечно, эти новые знания будут направлены на то, чтобы сохранить или «воссоздать» его живым). А еще потому, что он считается полностью вымершим. Вымри лось везде, кроме Новой Зеландии — не дай-то бог, конечно! — их положение сравнялось бы.

А в каких случаях сведения о существовании животных за пределами их ареалов (нынешних или даже прошлых) могут иметь отношение к криптозоологии?

Приведем пример из «побочки» кавказских криптозоологических экспедиций, основной целью которых, конечно, были поиски алмасты, местной формы реликтового гоминоида. Многие десятки лет назад, в пору волны акклиматизационного безумия, на Кавказе расселили енотовидную собаку. В большинстве мест расселения она не выжила (соседство с шакалом — это вам не конкуренция с лисой!), но, если в каком-то из этих мест мы вдруг встретим сведения о том, что она там все же продержалась до наших дней (и действительно встречаем), — считать ли ее криптидом? Нет, ни разу!

Вот и новозеландского лося — не считать…

А вот другой пример с того же Кавказа. Полосатая гиена для Кабардино-Балкарии — автохтон, считающийся вымершим с 1948 года. Поэтому когда мы получаем о ней сведения, то относим их к криптозоологическим — но… на грани: вид-то известный и не вымерший в других участках ареала. Для нас это скорее показательная «модель» того, как легко десятилетиями не замечать (или не узнавать) популяцию крупных плотоядных зверей.

Впрочем, вот вишенка на торте: сохранившиеся — может, и не подвид, но необычная цветовая форма (рыжая, почти или полностью без полос), то есть можно говорить о локальной морфе.

И другая криптозоологическая вишенка, пускай «от противного»: кавказская гиена, поразительно быстро позабытая местными жителями, при редких встречах обычно идентифицировалась ими как неясно рассмотренный волк или уродливая одичавшая собака — но… Но иногда видевшие ее пастухи и охотники смутно ощущали, что перед ними какое-то совсем особое существо. И эти встречи породили серию рассказов о загадочных зверях (в Кабарде — «зверь из Мазехи», в Балкарии — «дикий «волкобульдог» из Приэльбрусья» и… «гигантская енотовидная собака»: некоторые горцы сохранили в памяти сведения об этом когда-то расселенном в их краях звере, но не о его облике). Тут действительно требовалось какое-то криптозоологическое объяснение, потому в 1980-х годах участники кавказских экспедиций регулярно собирали сведения о данном загадочном криптиде. Эта загадка (не только криптозоологическая, но и общенаучная) получила объяснение лишь в 1991 году, когда один из криптозоологов, к счастью бывший «по совместительству» и биологом — а такие «совмещения», увы, действительно нечасты! — сумел не просто встретить загадочного зверя, но и как следует разглядеть его, с уверенностью идентифицировав как гиену.

Продолжим рассуждения. Если вдруг появятся свидетельства, что где-нибудь в Чаде встречается медведь, то в этом случае можно будет предположить его именно криптидный статус. Так как своим ходом он туда, с учетом научных данных, попасть не мог (даже если это бурый медведь, изолированные популяции которого в обозримом прошлом обитали на территории Африки: например, в Атласских горах), а интродукция маловероятна.

Другой вопрос, что, если даже действительно есть такие сведения — это не значит, что там есть такой зверь. Поэтому делать какие-либо выводы на основе единичных сообщений грамотные криптозоологи не спешат.

А являются ли криптидами крупные кошки вне своего ареала (например, в Британии и Австралии и т. д.), обычно идентифицируемые как пумы или пантеры? Сведения о них многочисленны; надо полагать, это тоже в большинстве своем завезенные и сбежавшие животные и их потомки — но…

Но тут пока что присутствует элемент неясности. Пока эти кошки не пойманы и не определены — мы не можем с полной уверенностью говорить о недавних интродуцентах. (Ну да, есть случаи поимки пумы и рыси, но они, вероятно, были одиночками, непричастными к загадочной самовозобновляющейся популяции — которая, по-видимому, в Британии все же сложилась.) По крайней мере в некоторых случаях сохраняются «подозрения на криптидность», в смысле — на подлинную криптидность: например, за часть сообщений в той же Австралии все-таки может отвечать неизвестный «кошкообразный» представитель сумчатой фауны… или такой вполне известный плацентарный хищник, как дымчатый леопард. В эпоху снижения уровня океана представители плацентарной фауны временами ухитрялись пересекать «линию Уоллеса»: свидетельство тому — хотя бы расположенный по австралийскую ее сторону остров Флорес, до которого добрались не только знаменитые «хоббиты», но и слоны-стегодоны и буйволы…

Пожалуй, такой естественный интродуцент заслуживает статуса полноценного криптида, даже если он за десятки тысяч лет своего существования и не отдалился от «материнского» таксона на дистанцию, превышающую внутривидовые вариации (а ведь за сотни тысяч лет, которые вполне могли иметь место, способен был обрести и видовые отличия!). Во всяком случае, научная загадка тут присутствует — и открытие подобных животных может многое дать хотя бы зоогеографии!

А вот пример счастливого «выбывания» из числа криптидов. Этой весной появилась новая информация по поводу загадочного нечисарского козодоя (о котором наш журнал публиковал материалы свыше трех лет назад в статье «Малоизвестные криптиды наших дней»), см. https://vk.com/wall-13973502_13468. Он все-таки оказался гибридом.

Жаль, конечно, что не новым видом, но гибридная версия была одной из выдвигавшихся с самого начала. Что ж, его огромный (по козодоевским меркам) размер — от гетерозиса. Весьма вероятно, что гибриды даже не очень редки, но, скорее всего, существуют только одно поколение: для размножения «в себе» вероятность встречи мала (а фертильность наверняка как минимум понижена, во всяком случае у самцов), при скрещивании же с одним из родительских видов заметные отличия вскоре исчезают…

Тут, конечно, можно возразить. Птицу нашли и описали как предположительно новый вид зоологи; искали ее несколько лет орнитологи и бёрдвотчеры, лабораторный анализ и подтверждение статуса гибрида тоже сделали биологи, представители большой науки. Так есть ли в этом комплексе исследований криптозоологический вклад?

На это ответим так: даже не став объектом исследования криптозоологов, птица из-за своего неясного статуса какое-то время побывала в статусе криптида. Вообще — счастливы те криптиды, которыми сразу начала заниматься большая наука, фактически так и не передав их криптозоологам!

При этом, не будь нечисарский козодой найден и определен, продолжай бёрдвотчеры поиски еще столько же лет, сколько прошло со времени первой и единственной находки — а ведь миновало уже более трех десятилетий! — к ним (тем, кто ищет этого козодоя, во всяком случае, преимущественно его) научная общественность стала бы относиться именно как к криптозоологам…

(Окончание следует.)