Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 6(68), 2025.

Отпустили!

Растерянная, Маня стояла на крыльце главного здания КИМа. Нет, умом-то она понимала — свободна! Но до сердца не доходило. А красотища вокруг какая — солнышко, травка, воробышки чирикают… и всё это — по-настоящему, вживую.

Как же она устала. Все эти тесты, процедуры… до тошноты обрыдло.

И тут мозг пронзило осознание: всё же, конец! Можно домой! Сто метров всего, ключ от квартиры дед торжественно вручил и сказал, чтоб торт весь не ела, ему оставила, как закончит дела — прибежит.

Куда-то девалась усталость, и она горной козочкой поскакала вниз по ступеням. Лёгонькая стройняшка. Но лысая.

Двадцать лет исполнилось, не девочка скакать, — одёрнула было себя, но шальная радость затмила унылую рассудительность.

Хорошо-то как! Она вздёрнула к небу руки и зажмурилась, плавясь довольством под ласковыми лучами солнца.

В этот самый момент её и схватили. Заломили руки, мешок на голову и куда-то втолкнули. В кар, куда ещё. Вж-жик — взмыл кар в небо.

— Э-эй, ты жива? — привёл её в чувство внутренний голос.

— Н-не знаю, Вась… Темно.

— Жива… нельзя так пугать. Что ощущаешь?

— Руки связаны. Ничего не видно.

— Шевелиться можешь? Кости не поломаны?

Она заёрзала, напрягая поочерёдно мышцы.

— Вроде норм.

— Посылаю для глаз. Видишь теперь? Опиши обстановку.

— Высокие стены. Бетонный мешок. Но почему, Вась? Меня ж отпустили!

— Не ныть! Собралась!

— Я стараюсь. Но мне страшно.

— А ты зубами не клацай и не трясись. Вот, шлю.

Её затрясло пуще прежнего.

— Ш-шут-тишь?

— Ох, прости. А так?

Трясучка прекратилась, по телу прошло тепло.

— Лучше. Сразу не мог?

— Хиральность перепутал, извини. Напугала, ну.

Она не сдержалась, заревела — оно само заревелось. А потому что обидно: вместо дома оказаться в мешке. И он ещё тут… перепутывает.

— Что? Где болит?

— Не обра… внима…

— Ох ты ж… прилепили тебя на мою бедную голову.

— Это у меня! голова! бедная! — возмутилась она так, что забыла рыдать. — А ты цветёшь и пахнешь!

— Неверно выразился. Мы в ответе за тех, с кем спутаны — вот так.

Их спутал дед пять лет назад, использовав внаглую своё служебное положение.

— Недоволен, что ли? — Она старалась дышать глубоко, без всхлипов.

— Наоборот. А ты?

— Так ты ж убрал боль и сейчас убираешь — как я могу быть недовольна?

— Хотел бы я… ну. Покружить тебя… и ты такая смеёшься…

— Дед сказал, ты умеешь в телепатию лучше всех, но показаться не можешь. Это правда?

— Прав он, да.

— Ничего, разберусь. Ещё как покажешься.

— Думаю, не справишься.

— Я? Не справлюсь? Да я… да чтоб тебя увидеть и обнять… вообще всё.

— Ахаха… забавная.

— Сам дурак. Ты мне нравишься — понял? Ужас, первой приходится… признаваться.

— Да и я… ну, мне тоже. Боялся только… изругаешь опять.

— Ой, — покраснела Маня. — Мы с тобой — что? — признаёмся — сейчас вот — друг другу — в любви?

— Так и есть. Ты моя Вселенная, Мань. И я хочу быть с тобой.

— А ты мой мужчина. И я тоже хочу быть с тобой. Почти.

— Почти? Что значит — почти?

— Вась… Я ж знаю, мне не жить. Хорохорюсь, но… болезнь сильнее. Жрёт и не давится. Потому нельзя мне… — она сглотнула ком в горле, — только больше потом страдать будете.

И даже слеза не выкатилась. А свыклась уже с этой мыслью, перекипело.

— Мы тебя вылечим, обещаю.

Маня поморщилась: не любила враньё. Пять лет уже как спутанная, лечат самыми современными средствами — и что? Всё хуже и хуже.

— Тс-с… кажись, ко мне идут. Исчезни!

КИМ, космический институт медицины, располагался в центре острова, окружённый военной базой. А дед, Кузьма Егорыч, занимал должность главного по научной работе. И был единственным родным человеком Мани. Её родители вскоре после рождения дочери умерли от агрессивной формы онковируса, который действовал сугубо избирательно, выбирая в жертвы одного из миллиона, причём «любил» выкашивать посемейно. Высокоспецифичный, в терминах биологов. Его изучали, но толку не было.

Кузьма Егорыч, откинувшись на спинку кресла, пребывал в напряжении — кулаки стиснуты, аж побелели. Внезапно вскочил:

— Василий, наконец-то. Жду тебя, жду. Как она? Где?

— Держится, — услышал в голове ответ. — Серые стены, бетонный мешок — о чём-то это тебе говорит?

— Так это ж предбанник Установки… Вот же гады, убил бы.

— Водички попей. И не трясись. Или тебе тоже послать воспомощь?

— Не стоит из-за моей трясучки корёжить планеты, справлюсь.

— Не планеты, а астероиды, — поправил Василий. Он любил точность.

— Выяснил, что за твари… нашу Маню?

— Сколько раз говорил — слишком вы глубоко. Ты вот — до ангстрема различаешь себя?

— Да знаю я… Ну а вдруг.

— Вот! «Вдруг» — как раз и случилось. Чуешь, я радостный? Можешь чепчик кидать. Нашёл подходящий её опухоли объект — и уже с ним работаю.

— Наконец-то, не прошло и пяти лет… Ох, не обращай внимания на бурчание старика, это я так выражаю безграничный восторг. Молодец! Что за объект?

— Звезда. Готова обратиться в сверхновую, осталось спичку поднести. Далеко от вас, не боись.

— Про термобаланс не забыл?

— Обижаешь. Расставил гасящие ловушки. Так что у Мани температура опустится всего на десять градусов в пиковом значении.

Кузьма схватил ручку, выписал на лист формулы. В спутанных объектах процессы идут «наоборот». Там взорвётся звезда с повышением температуры, тут опухоль схлопнется с охлаждением. И, чтобы Маня не превратилась в сосульку, взрывом надо управлять — для этого и предназначены ловушки. Эффективность их, как видно из расчёта, должна быть высочайшая, землянам такая и не снилась.

— Верно мыслишь, не снилась, — прошуршало в голове.

— И защиту на близлежащие органы! Не хватало одно вылечить, другое искалечить.

— Работаю над этим, до ночи успею. И сразу к тебе тогда. Насчёт энергии — не беспокойся, беру на себя.

— Не намекнёшь про материал ловушек?

— Нет. Не обижайся, но не воспримешь.

— Понял. Координаты скинь.

— Лови. Теперь мяч у тебя! — Вася просто-таки сочился довольством.

— Даже хорошо, что она в Предбаннике — это рядом с операционной. А всё благодаря твоему «вдруг», о великий Василий, поклон тебе низкий.

— Не ёрничай.

— Днём сложнее: у всех на виду, так что ночью в самый раз. И «краску» как раз успею схимичить за вечер. И этой ночью — мы сделаем это, ведь да?

— Да, Кузьма.

— Чую подкоркой, мой зам мутит. Зачем ему Маня, как думаешь?

— Давай ты решаешь проблемы у себя, а я на своей поляне. У меня их не меньше, поверь.

Работая в связке, они провели немало успешных операций, но настолько сложной в их практике ещё не было. Кузьма направит луч связи в центр масс опухоли, Василий поднесёт «спичку» к сверхновой — и они схлопнут гадину, пожирающую Маню.

Пять лет назад Кузьма совершил «преступление»: нарушил очерёдность. Отодвинул уважаемых людей. А что было делать, Установка уже активирована, а кандидат внезапно умирает: переволновался и словил инфаркт. Вот Кузьма и определил в Установку Маню, которая с самого детства всегда при нём. Внаглую, не испросив разрешения. Потом замучился оправдываться: мол, пока бы вы доставляли очередного кандидата, произошла бы авария. И снесло б остров, а возникшее цунами разрушило бы побережье.

Казалось, хорошее дело свершил — предотвратил катастрофу. Однако получил выговор за самовольство. Быть спутанным с Пузырём — великая честь и миссия, а тут впихнули в ряды элиты какую-то безнадёжно больную девочку, никакими особыми талантами не одарённую, науками не интересующуюся. Разве что весёлую — но и только.

Что такое на самом деле Пузырь — держалось в тайне. Тайна же состояла в том, что Пузырь — это наша Вселенная. Природа сама дала подсказку: компьютерная симуляция крупномасштабных структур Вселенной очень напоминает по рисунку срез мозговой ткани человека. Откуда напрашивается идея, что Вселенная есть мозг некой сущности, схожей в принципе с человеком. Назвали её Пузырём: столь легковесное имя выбрали для маскировки.

Если взять нашу галактику Млечный Путь, то в ней примерно сто миллиардов звёзд — и столько же нейронов в мозгу человека. А галактик во Вселенной триллионы, и число живых существ на Земле — триллион, что было установлено ещё в начале XXI века методом секвенирования ДНК. Вот и получается, что если мозг Пузыря, как и положено высокоэффективной системе, распараллелен по узлам-галактикам, то основная нить, на которую работают прочие, ей параллельные, — человечья, поскольку именно человек на Земле самый умный.

И, как только в академических кругах установился консенсус, поддерживающий идею соответствия Вселенной и человека, тут сам Пузырь и вышел на связь, будто того и ждал. Предложил спутывать с ним отдельных людей, чтобы напрямую через них общаться с человечеством. Спутанностью назвал то же в принципе явление, что и квантовая запутанность, но только в макромасштабе. Уточняющих пояснений не дал, зато дал Установку, где происходило таинство спутывания. В качестве компенсации гарантировал спутанным долгую и здоровую жизнь.

Кузьма как-то спросил у него: в мозгу человека, мол, совершенные синапсы, сигнал проходит практически мгновенно. А между его, Пузыря, краями свет идёт миллиарды лет — как же тогда он так быстро мыслит?

— При чём тут свет? — удивился Пузырь. — Там совершенно другое!

— Из мира тёмной материи?

— Почти. — Глобальные секреты своего строения он выдавать не собирался. Если и подсказывал иногда, то лишь по задачам, к решению которых человечество и так уже само подошло вплотную. Да один раз предотвратил надвигающийся извне катаклизм.

О том, что внучка болтает с Пузырём, знал только дед. Именно болтает! То есть ни о чём. И ладно б просто болтала, но она его и переучила языку на свой лад! Вместо сухой академической речи Василий взял за манеру изъясняться на её молодёжно-разболтанном слэнге. Сказал, так ему больше нравится. И лишь под напором уговоров Кузьмы согласился вот это «нравится» употреблять только с ними двумя — иначе окружающие догадаются, откуда оно пошло, и прикроют лавочку. А внучке дед сделал втык: хватит, сказал, чатиться в чатах, набираться народного лексикона, пора и серьёзные вещи читать. На что она обиделась и неделю с ним не разговаривала, пока он не осознал: в чатах она ЖИЛА, а в жизни… в жизни терпела боль.

Попросил прощения, обзывая себя нехорошими словами. Подарил мощный комп. И, за компанию, вслед за не         й стал звать Пузырь Василием — но только когда никто не слышит.

— Кузьма, я готов! — доложился Василий в десять вечера.

— У меня тоже всё на мази, вот сменится караул — и вперёд.

— Не могу с ней связаться! — Василий заметно нервничал.

— Спит, наверное. Возьми себя в руки… или что там у тебя. Раньше утра они не начнут, какую бы мерзость ни задумали.

— Почему так уверен?

— Потому что сон — по расписанию. Как и обед.

Кузьма вперился взглядом в потолок, просчитывая, не забыл ли чего. Главное — «краска», маркирующая опухоль. Нащупал за пазухой пузырёк. И шприц. Введёт Мане в вену, а кровь уж сама разнесёт — час как минимум займёт. А потом ещё пять часов неподвижности… должны успеть до восьми утра.

Ноу-хау успешного врачевания заключалось в том, что они научились — вне Установки — «подзапутывать» на короткое время отдельные структуры уже запутанных объектов. Вот и в этот раз: одна структура — это звезда в объекте «Пузырь», другая — опухоль в объекте «Маня». Структура опухоли могла быть кусочно-рваной, но воспринималась единым целом, если все элементы одинаково «окрашены». Свершил действие над одной (звездой) — и другая, с ней подзапутанная (опухоль), отзовётся «наоборот» всеми своими кусочками, то есть метастазами и очагами, рассыпанными по организму. Потому так важна процедура «окрашивания»: чтобы ни единой частички опухоли не осталось после в организме. Звезда взорвётся, опухоль схлопнется в неопасные пылинки, которые организм сам из себя извергнет.

— Поговори со мной, не молчи, — попросил Василий.

— Стоит ли? Мы оба на взводе, такого сейчас… наговорим.

— Ну и наговорим — всё лучше, чем трястись. Вот вы, люди, все от меня чего-то хотите. А она — нет. Она со мной просто так.

— Так она не понимает, кто ты. Думает, какой-то человек, заброшенный в дальний космос. Уж не знаю, чего и напредставляла.

— И пусть. И не вешай на её уши свою науку. Девяносто девять и девять — всё равно лишь нулевая итерация несходящегося процесса, в терминах вашей физики.

— Вот не надо принижать! Научились же общаться с тобой. Лечить прежде неизлечимое.

— Это потому, что я захотел.

— Не включай бога, а то перейду на академический стиль.

— Прости. Не надо переходить. Достали эти ваши… башкой в пол и копытом трясут.

— Какой ты у нас поэтический!

— И ты хорош: связал меня с Маней. Знаешь, а ведь я сегодня, кажется, понял, что такое — эта ваша любовь…

Кузьма упал бы, если б не сидел в кресле. «М-да… Манька кого хошь с ума сведёт».

— Вопрос можно? — сменил он тему, а то жених рассупонится, а дело предстояло сложное.

— Спрашивай.

— Вот ты говорил, добро и зло должны всегда сражаться друг с другом, тогда только энтропия стопорит движение ко всеобщему хаосу и, значит, к твоей смерти; и нельзя, чтоб одно победило другое.

— Да.

— И дал нам зачем-то Установку, уходящую вглубь Земли, непонятно как работающую.

— Я ж объяснил: для связи! Хочу знать, что за жизнь копошится внутри меня. Вы ж вот свои вирусы изучаете!

— А теперь — вопрос: добро или зло эта твоя Установка?

— Поясни.

— Процесс активации длится строго один час. И вот за этот час возможны ситуации, приводящие к авариям.

— Конкретней.

— Смотрим схему: на входе накопитель, в центре ПХ (подстройка хиральности) и на выходе человек, желающий стать спутанным.

После запуска активации автоматически открывается «краник» из накопителя в ПХ, однако пропускает он лишь излучение. А энергия в накопителе переходит в излучение, только если достигнут уровень 100%. Если меньше — процесс не запускается, и тогда нечему входить в ПХ.

И вот если в течение часа после активации не довести уровень энергии до 100%, то по окончании означенного часа произойдёт авария. Это ситуация номер один.

Теперь номер два. Это та самая ситуация, что случилась с Маней, не подставь я её — случился б кирдык. То есть проблема уже на выходе, а на входе как раз всё в порядке. Накопили 100% энергии, что обычно длится месяц, активировали, переведя энергию в излучение. Излучение через краник излилось в ПХ. И к концу часа — получаем либо нового спутанного, либо аварию, если на выходе никого нет. Тогда с Маней — повезло, успели.

Честно тебе скажу: у нас грамотный инженер не допустил бы таких проколов. Признавайся — ты ж специально заложил возможность аварий? Ведь да?

— И получил Маню — это ж прекрасно, ха!

— Я с тобой серьёзно.

— И я не шучу.

— Понял. Эта твоя Установка — есть маркер: достойна ли цивилизация существования. Дозволить ли микробу жить в тебе.

— Хм-м.

— И вместе с добром ты нам подкинул зло.

— Продолжай.

— А знаешь, чем мы возьмём тебя за жабры?

— Догадался. Любовью, конечно. И ты прав, возьмёте. Сдаюсь заранее.

— Стало тебе легче от нашего разговора?

— Ну, смотря с какой сторо…

Тут пикнули часы, и Кузьма взметнулся, будто пружиной подброшенный:

— Время!

— Поехали!

Имея высший допуск, Кузьма легко преодолел все посты, вошёл в предбанник.

Маня и правда спала. Да так крепко, что не проснулась, пока он нёс её на руках в операционную. Недалеко, двери рядом.

Василий усилил её сон. И они приступили.

К восьми утра всё было закончено. Операция прошла успешно! Выжатый, словно тряпка, Кузьма довольно щурился.

— И? — заполошно вопросил Василий, «забежав» на минутку к нему в мозг.

— Нормально.

— Подержу её с недельку во сне, как считаешь?

— Согласен, — выдохнул Кузьма.

— А ювелирно ты её на луче держал!

— И ты ювелирно подзапутал. А подраспутал — вообще класс. Надо же, вспышку обуздал!

— Мы с тобой молодцы. Спать иди, а то свалишься.

— Да, устал.

— А мне с ловушками надо закончить, выпустить сверхновую на волю. Навещу вас вечером.

— Ждём.

Он прикрыл глаза всего на минутку… а открыл уже в «зале», отделявшем «операционную» от лифта, разбуженный резким тычком охранника. Там же пребывали зам со свитой и каталка со спящей Маней.

Сразу, он даже ещё не очухался, ему сунули под нос приказ, где главным по научной работе с сегодняшнего дня назначался его зам, а Кузьму отправляли под домашний арест.

Кузьма отнёсся к приказу индифферентно: и хорошо, будет Маню выхаживать, с месяцок бы подержать ребёнка в постели.

Но вот дальше…

— Мы решили, что будет по-человечески, если позволим вам попрощаться с внучкой, — сказал новый руководитель, и щекастое лицо его скривилось в гримасе печали.

— Что с ней? — испугался Кузьма, сердце едва не выпрыгнуло.

Кинулся к Мане, выскользнув из рук охраны.

Она лежала бледная, но щёчки уже чуть порозовели. Потрогал лоб — прохладный, градуса 32, вполне прилично после ночного охлаждения. Спала, как и обещал Василий.

Кузьма непонимающе вскинул глаза.

— На общем совете было решено её распутать, а энергию отправить на очередное спутывание. Кандидат прибыл, уже в Установке.

— Что-о?

Пелена гнева опутала мозг, и Кузьма кинулся на говорящего с намерением дать в морду. Но его перехватили охранники, на этот раз вцепились крепко, не вырваться.

Это мёртвого распутывать нет смысла — не будет никакой энергии. А живого — без разницы, здорового или больного — смысл есть, и ещё какой: выплеснется прорва энергии, равная той, что набирается за месяц. Но есть нюанс: выплёскивать энергию имеет смысл лишь в накопителе. А поскольку энергии в спутанном объекте как раз под накопитель, то есть 100%, то произойдёт мгновенное преобразование её в излучение, которое дематериализует «носитель».

Тут только Кузьма обратил внимание на табло. Процесс активации запущен ещё двадцать минут назад!

— А как же закон? — глухо вопросил он.

— Закон — превыше всего. Действуем строго в рамках. — К его глазам услужливо поднесли бумагу.

Это было стандартное заявление из двух пунктов:

1) просьба снять запутанность ввиду плохого здоровья;

2) просьба использовать высвободившуюся энергию по усмотрению руководства.

Внизу — подпись Мани.

Не дожидаясь, пока Кузьма отреагирует, включили сразу и видеозапись, где Маня слабым голоском произносила те же, что и на бланке, слова. И в конце добавила, глядя прямо в камеру, а сейчас — в глаза деда:

— Прости, дед. Так для всех будет лучше.

— Дура! — не сдержался он.

Не могла она так поступить. Гипноз? Или нет? Вон Васька какой счастливый вчера был — наговорила ему, уж не прощалась ли? Или всё-таки гипноз? — слишком быстро прибыл новый претендент, всего неделю назад спутали предыдущего.

— Требую — немедленно — произвести — рентген! Сейчас же! И вы увидите, что опухоли нет!

Новый главный сочувственно покачал головой.

— Держите себя в руках. Хоть я и не обязан, но вам покажу, памятуя о ваших заслугах. Вот рентгеновский снимок, с разных ракурсов. А здесь — трёхмерный видеовариант. Неоперабельная опухоль, последняя стадия, метастазы по всему телу. Подписи врачей, все уважаемые люди со степенями — решение об удовлетворении просьбы принималось коллегиально. На дату обратите внимание — вечер вчерашнего дня. Ни один человек на Земле не опротестует данное решение. Зачем ребёнка зря мучить.

— Вот именно, ребёнка. Я как единственный родственник не даю разрешения на это ваше… распутывание.

— А вашего разрешения не требуется, ей двадцать лет.

— Требую немедленно повторить рентген! — прокричал дед, едва не дав петуха: выдержка изменила.

— Не принимается эта ваша просьба: суток не прошло, как сделаны снимки.

— Мы с Пузырём ночью провели иссечение опухоли, — выдвинул дед последний аргумент, чуть снизив тон.

Новый главный покачал головой:

— Некрасиво так врать.

— А вы проверьте! Аппарат подсвязи этой ночью работал!

— Конечно же, мы проверили. Истраченной за ночь энергии — нуль, — в голосе нового главного прозвучали неподдельно сочувствующие нотки.

«Василий всю энергию взял на себя, — сообразил Кузьма, — ну да, он же предупреждал». А следы после операции Кузьма сам же и подтёр.

Тупик.

Замигали лампочки, обрамлявшие вход в лифт. На табло зажглись яркие большие буквы: «ОПАСНОСТЬ, осталось 30 минут, не хватает 75% энергии». Включились хрипящие наждаком «пи-пи» сирены.

На стойке лифта, любезно распахнувшего двери, топырилась двусторонняя большая красная кнопка, подобно как на дверях транспорта. Её нажатие запускало лифт в накопитель, расположенный глубоко под землёй.

Кузьма отчётливо понимал: при данных вводных катастрофу может предотвратить только лишь помещение спутанного в накопитель.

Каталку с Маней вкатили в лифт.

Кузьма осел в руках охранников — опустился на колени.

— Прошу, дай мне последний раз взглянуть на неё… Пожалуйста.

Новый главный не смог отказать. Кивнул охранникам, и те разжали захват.

Кузьма медленно поднялся с колен, пошаркал в лифт.

Склонился над Маней, застыл. Застыли и стоявшие снаружи люди. Многие опустили глаза: слишком надрывной была ситуация.

И тут дед неуловимым сильным движением вытолкнул каталку из лифта. И сразу же вжал «пуск».

Пока медленно закрывались тяжёлые двери, он смотрел на раскрытые в крике рты, дёрганые бессмысленные движения. И улыбался.

Он был почти счастливый: каталка с Маней осталась снаружи. А Устройству всё равно, кого именно распылять — главное, чтоб спутанного. Снова он внаглую не исполнит приказ.

Ещё успел и голосовое сообщение послать Василию, тот прочтёт вечером:

«Оставляю её на тебя. Прощай».