Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 4(66), 2025.

Я её чувствую.

Как чувствуют опасность бывалые люди — нутром.

Холодок небытия — краешком, поветрием издалека — страшит и будоражит поначалу, а потом привыкаешь. Ко всему человек привыкает — кем-то сказано из древних классиков так верно.

И вот когда ты привык к опасности, как к воздуху, которым дышишь, то без этой ежедневной и еженощной порции адреналина твоему организму уже тяжело. Поэтому бывших вулканологов не бывает. Либо не бывает совсем — по причине смерти, либо они заняты в каком-то другом опасном деле.

* * *

Что опасного сидеть на маяке? На земных уже давно автоматика. А вот на галактических в редких случаях работают смотрителями люди — там, где обстановка слишком сложна для автоматики и надо принимать быстрые решения.

Каким же надо быть анахоретом и даже мизантропом, чтобы обречь себя на одиночество такой степени — невероятной отдалённости от своей планеты, от любого общества людей.

Но мне нормально, мой случай особый.

Так вот, я её чувствую и даже вижу: когда планета КF-800-X затенена соседней, на тёмном фоне я вижу лёгкие перламутровые переливы — это она, Медуза — я знаю.

В этих переливах есть своя завораживающая красота, как в земном полярном сиянии, только легче, прозрачнее и даже призрачнее.

Нежные объятия смерти.

Почему Медуза?.. Она же безмозглая, да и похожа.

Уверен, что ничего, напоминающего мозг, у этой твари нет. И её движение в океане космоса так же, как у медуз на Земле, спонтанно, хаотично, безэмоционально.

Хотя кое-какие «чувства» имеются и у неё: неведомые рецепторы ощущают электричество сколько-нибудь приличной силы и направляют туда это существо, и дальше — поглощение, смерть источника электроимпульсов. А Медуза всё больше, всё обширнее.

Интересно, когда-нибудь выяснится, что Медузу первым воочию увидел и распознал именно я? Назовут ли этот космический объект или объекты — скорее всего, она не одна такая в космосе — Медузы Савелова, хотя правильнее будет — Савеловых: мы же с Лизой всё-таки вдвоём тут.

— Когда ж ты уже нажрёшься? — думаю я с тоской, наблюдая, как отблески ощупывают космос — не потянет ли где искоркой разряда.

Маяки мои сейчас в фазе молчания — не светят, да и некому. Их восемь под моим руководством. Место, где из подпространственного туннеля выныривают космические суда, оказалось сложным в навигационном отношении. Рядом находится нестандартная звёздная система, планеты которой склонны к вулканической деятельности таких масштабов, что создаёт в окружающем космосе изрядный пылевой пояс. «Тошнит» планеты в непредсказуемом ритме, движение пылевых затемнений хаотично, поэтому здесь маяками управляем мы с Лизой — моим сервером и не только.

Бытовое электричество, которое я использую по возможности очень мало, и тот минимум, что поддерживает жизнь моих маяков, Медуза всё-таки не чувствует: его недостаточно для того расстояния, которое нас, слава богу, разделяет.

Но стоит мне включить хотя бы один из восьми маяков — всё: её безглазая морда повернётся сюда, и неощутимая перламутровая пелена, будто саван, накроет мой ближний космос. Жизнь будет высосана отовсюду до самого дна. Ибо жизнь — это преобразование электроимпульсов разной силы, как выясняется по ходу событий.

И мы молчим. Нет, я не одушевляю свои маяки. Я про себя и мою Лизу так говорю: мы.

Её голографический образ, такой живой, почти осязаемый, всегда рядом: она чуть улыбается, в хорошем настроении, готова к свершениям — этакая «утренняя» Лиза, — когда весь день впереди и он обязательно будет хорошим, деятельным, значимым, как она любит… Все проблемы мы обдумываем вместе — сервер системы моих маяков разговаривает со мной её голосом, её интонациями и оборотами речи.

Тысячи уже, наверное, раз я думаю, что она чувствовала, когда Земля в слепой своей ярости окатила её первой струёй раскалённого пара… Бедная моя, бедная, как же ей было больно и страшно.

Конечно, мы — вулканологи — должны быть готовы к такому. Ярость Земли — внезапная, страшная, слепая — наш предмет. И вся вулканология затем и существует, чтобы свести риск гибели людей к минимуму. Умом понимаешь, а сердцем принять смерть не в силах.

Когда я осознал, что Лизы больше не будет никогда, что Земля «проглотила» её обваренное, избитое камнями тело и даже похоронить нечего, — жить дальше одному не хотелось. Смысл такой жизни виделся с трудом. Но потом живая Лиза, которая была в моей памяти, сказала мне, что если меня не будет, то и её не станет совсем, полностью, до конца концов… Разве это правильно?

Неправильно. Я решил, что Лиза должна жить хотя бы во мне. Но оставаться на планете, которая поступила с ней так жестоко, среди людей, которые всё так же жили, а Лизы не было, я не мог.

Так что мы с ней вдвоём на Четвёртом маяке. В голографическое изображение вошли все её фото и видео, какие были, — оно очень высокой достоверности.

Она мне улыбается. Я вижу тень от ресниц на щеке, завитки волос на затылке, её восхитительные ноги… Мы вместе, и никто нам не мешает. Кроме проклятой Медузы теперь.

* * *

То, что это нечто живое, я, конечно, понял не сразу: тяжеловато было уложить такое в голове. Три зонда из тех, что я отправляю периодически на удалённый край наблюдаемой звёздной системы, не вернулись на базу — ко мне, и только время спустя я «поймал» два из них челноком с манипулятором. Они были словно оплавлены слегка, от батарей внутри осталась одна оболочка. Я гадал, что же могло случиться, и отправил одновременно два зонда — один по тем же координатам, а второй — намного дальше, чтобы один видел другого «со стороны».

«Дальний» зонд вернулся, и я увидел такое, во что глаза отказывались верить. Еле видимая глазом полупрозрачная субстанция вела себя как амёба, нашедшая кусочек пищи: вытягивала щупальце-«ложноножку», ощупывала, втягивала, поедала, выплёвывала шкурку. Пищей был зонд. И что она в нём ест, я уже знал.

Теперь я могу видеть её и сам, без дальних посыльных: она стала гораздо больше. Невероятное существо, но и человечество только начинает осваивать Большой космос, кто знает, что там ещё «плавает» по его глубинам… Я думал о том, как они появились — вдруг. Как они рождаются, как умирают — искал аналогии среди земных организмов.

Многие, например полипы, размножаются массово, периодически, и совсем они не похожи на то, чем становятся потом.

Может быть, и космические медузы вылетают из своих «гнёзд» раз в миллиард лет? Собирают в себя электричество и оседают потом вокруг какой-нибудь планеты с железом в ядре, как у нашей. И она «оживает» — притягивает к себе разное, обогащает поверхность и атмосферу. Впрочем, я не космолог, не астрофизик, едва ли я прав, просто что-то приходит в голову. Но вдруг — вот так на Земле появилась жизнь?

Чего только не подумаешь, глядя на медленные колыхания еле видимых перламутровых волн, проходящих по «телу» Медузы с периодичностью около двух суток, — может, так она дышит?

Мы с Лизой написали подробный отчёт обо всём этом: события, обстоятельства, наши соображения. Написали на бумаге в том числе: её-то Медуза не сожрёт, разослали зонды к другим дальним пределам — но когда они дойдут…

Совсем скоро из туннеля должен вынырнуть корабль-транспортник по графику, который составлен на пятьдесят земных лет вперёд.

* * *

Раньше я берёг это воспоминание, хранил и «доставал» редко: чтобы не потускнела яркость — то восхищение, которое поразило меня, шестнадцатилетнего, при виде одноклассницы Лизы в совершенно взрослом облике — высоко поднятые волосы, красиво очерченное декольте и восхитительные ноги. Я впервые увидел её такой — не в «кроссах», не в чём-то простом и удобном: «взрослые» туфли сидели на её ногах так, словно ноги были их продолжением и росли оттуда так естественно и красиво, как стебли каких-то невероятных, идеальных растений, — длинные, гладкие, изумительной гармоничной формы.

Я осознаю, что не люблю людей. Слишком часто они вызывали у меня раздражение, даже брезгливость, кроме Лизы, конечно. Да, собственно, кто бы ещё согласился на работу с периодом связи в несколько лет. Понятно, что у нас тут на Четвёртом есть полная медицинская поддержка, ежесуточный мониторинг состояния организма — как иначе, да и я здоров — здоровее некуда. Но можно больше не беречь организм — я даже снова начал курить: а почему нет?.. Чего уж теперь-то.

Я много думал о том, как произойдёт смерть человека от «руки» Медузы — как это будет ощущаться?.. Исследователь в человеке моего склада умрёт последним, это да, я даже попробую записывать. Датчики и приборы, думаю, будут бесполезны, ибо «умрут» ещё раньше меня или одновременно — пока неясно. Пока ничего не ясно, но я веду дневник на бумаге с некоторых пор — его должны найти и прочесть когда-нибудь. Кто-нибудь, кто избежит поцелуя Медузы.

Как это будет ощущаться — смерть от исчезновения разницы мембранных потенциалов клеток живого организма? Думаю, что как холод или как паралич. Узнаю, если успею осознать. Моя Лиза тоже умрёт со мной — и «внутренняя», и сервер. Самоубийство влюблённых на астероиде-маяке — почти как на острове Небесных сетей — красиво. Ведь в каком-то смысле это действительно самоубийство. Я могу не включать маяки, остаться в фазе молчания, и Медуза почует не нас, а другой лакомый кусочек — наполненный электричеством транспортный корабль…

Могу, но не могу. Я надеюсь, что транспортник успеет уйти от Медузы, она ведь довольно медленная, у экипажа должно быть время на осознание опасности и бегство из опасной зоны. Сигнал опасности пойдёт красным светом и азбукой Морзе, её должны знать навигаторы. Также навстречу кораблю вылетит челнок с сообщением от меня — на бумаге. Я надеюсь, что всё это поможет. Надеюсь — а что мне ещё остаётся?

* * *

Ну что… Вот и началось…

Начало конца.

На горизонте подпространственного выхода появилось свечение: это приближается корабль.

Я жду ещё мгновение, наблюдая за Медузой — колыхания перламутровой дымки стали чаще: кажется, она уже чует что-то.

Свечение разгорается, как восход Солнца на Земле, вспыхивает красным — транспортник входит в зону видимости, и я врубаю все свои маяки.

«Опасность! Опасность! Немедленно покиньте сектор!» — сигналят они, и Медуза поворачивает в мою сторону своё переливающееся тело.

А она быстрее, чем мне думалось.

Маяки мои гаснут один за другим. Но они успели! Их увидели! Корабль начал менять траекторию!

Я успеваю, да, я ещё успеваю важное — сказать серверу-Лизе: «Прощай, моя дорогая девочка» — и вспомнить полностью, до миллиметра, тень от ресниц на щеке и длинные прекрасные ноги.