Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 3(65), 2025.

Это была простая задача. Детская. К празднику летнего солнцестояния нужно было принести модель Солнца. Все! Никаких расчетов, математических моделей, поэтических упражнений, стратегических планов завоевания галактики. Нет! Шарик из пластилина. Мячик от пинг-понга. Жеваный комок цветной бумаги. Капля плазмы в несгораемом футляре. Что угодно, но вовремя! Приказ сверху, непонятный даже директору. У Старшего в группе лежал лист картона, расчерченный на двадцать квадратов. Девятнадцать из них были заняты поделками. Последнее солнце должен был принести Тяу. Старший вздохнул. Как всегда, Тяу всех подводил. Три раза Старший сказал ему: Тяу, твое солнце — последнее, принеси завтра же, иначе загрызу, оторву хвост, сгною к чертям в соседней туманности. Тяу каждый раз клятвенно обещал, но ничего не приносил, и никто его до сих пор не загрыз, не подверг обещанным пыткам и не поставил на учет как профнепригодного. Как тебя только носят Гончие Псы, закатил глаза Старший. Тяу был невыносим.

Девятнадцать солнц лежало на картонке. Девятнадцать балбесов сдали все не просто вовремя, а заранее. Старший готов был сам намять бока пластилину, жевать и катать шарики, но на входе у модельного стенда поставили рамку, которая загоралась желтым глазком, если поделка принадлежала автору, и испепеляла, если проходящий подсовывал чужое. Рамку продемонстрировали на смертнике, осужденном в двух галактиках. Глядя на пепел, директор спросил: ну-с? И все кураторы молча разошлись по группам объявлять сбор собственноручно сделанных моделей. Ну просто праздник какой-то! Не солнцестояния, а души! Праздник души был у директора! Никто не спорил, не иронизировал, не попросился на больничный, а когда директор заботливо отсыпал пепла каждому куратору в качестве наглядного пособия для группы, и вовсе взяли под козырек с невиданным доселе энтузиазмом.

Поставлю вопрос ребром, нахмурился Старший. С каких это псов стали требовать сто процентов от группы? Кто-то из стажеров мог заболеть и поэтому не принести поделку. Модель могла потеряться, в конце концов: у Старшего были талантливые ребята, по части потерь в том числе. В любом случае, никогда нельзя ждать тотального выполнения плана. Восемьдесят процентов — и то хлеб, девяносто — прямая дорога на стенды «Псы ими гордятся», «Даешь!» и «Лучший куратор туманности». В любой последовательности и сочетаемости, возможно, пожизненно и на все стенды сразу. И уж тем более нет у них никакого права привязывать заполненность картонной сетки моделями к грядущему повышению. Почему от этих двадцати неработающих скособоченных солнц должна зависеть моя карьера? Старший был опытным наставником, выступал на ежегодных чтениях Крамера, дважды летал добровольцем на Землю, инвестировал в колонизацию Марса и жертвовал в пользу белых карликов. Биография Старшего была настолько образцовой, что многие организации считали ее неумелой выходкой искусственного интеллекта и регулярно разбирали эту самую биографию на обучающих семинарах как пример примитивной компиляции. Некоторые семинары Старший даже посещал инкогнито, после чего писал подробные инструкции организаторам, чем ставил их в неловкое положение, ведь вся почта отслеживалась наверху. Но, несмотря на свою неуемную иронию, Старший был честолюбив. И последнее солнце, коли уж именно оно уперлось в повышение, стоило всех беспокойств.

— Солнце! — зарычал Старший, завидев Тяу.

Тяу вздохнул и подставил хвост:

— Рви.

Чтоб ты подавился своим хвостом, засопел Старший. Нужен мне твой хвост, как Персеиды в январе, как Леониды в марте, как облезлая свора всех Гончих Псов вместе взятых. Немедленно притащи свое дурацкое солнце и положи его на эту дефективную картонку. Тяу отвел глаза, предчувствуя телепатическое дознание. Ты ведь сделал модель, вдруг понял Старший и хищно потянулся к стажеру. Тяу торопливо подобрал свой хвост обратно. Сделал же? Сделал, затрясся Тяу, не выпуская из рук хвоста. Где она? Я, наверно, потерял, не могу ее нигде найти, я лучше завтра принесу новую, я даже сегодня принесу, прямо сейчас пойду и сделаю, ну, я пошел тогда, ладно? У Старшего неприятно кольнуло в груди. Потерял? Ванька мог потерять, Одноглазый, даже Том. Но ты? Тяу никогда ничего не терял, это правда. Я же не знал, что мое солнце будет расширяться, заскулил Тяу, оно все равно уже на этой картонке не поместится. Старший понял, что голова сейчас взорвется: больше никаких телепатических дознаний на сегодня. Потерял он, как же.

— Ты мог взять пластилин? Простой, самый обычный пластилин, — как можно ласковее спросил он, только чуть-чуть брызгая ядом на стажера.

— Я и взял.

— Почему тогда солнце расширяется?

Нет ответа. Тяу начал ширкать носом, пытаясь разжалобить куратора, но Старший был неумолим и на телепатические провокации не повелся, а смотрел волком, багровея и безобразно раздуваясь. Тяу не выдержал пытки.

— Я взял водородный пластилин, — наконец признался стажер.

— А должен был?

— Пластилиновый? — тихо спросил Тяу.

— Восковой, гудроновый, полиэтиленовый. Какой угодно, но только не водородный!

Помолчали. Тяу уже решил было, что обошлось, но Старший так и кипел ядом.

— И ты ведь не просто водородный пластилин взял, верно? Турнул, небось, гелиевый сплав из черной дыры? А как солнце расширяться стало, испугался и выбросил от греха подальше?

— Как вы догадались?

— Да не бином Ньютона…

Тяу мелко затрясся:

— Вы же никому?

На Тяу было противно смотреть: взмок, трясется, как флаг, грызет хвост, глаза на мокром месте, давится соплями, мямлит что-то вербально и телепатически. И бессвязная канитель эта тянется так долго, словно две недели. Выходит, опять мне лететь к Млечному Пути, подумал куратор с тоской. Он вспомнил свои предыдущие полеты. Похоже, его послужной список и впрямь липовый, и не просто так он дважды летал на Землю. Только добровольцем ли…

— Давно выбросил? — спросил он стажера, прикидывая, на что можно закрыть глаза. Пожалуй, пару миллиардов лет Старший ему простит.

— Миллиардов шесть, не больше, — сказал Тяу неуверенно.

Старший побелел.

— Я хотел вам сразу сказать, — соврал Тяу.

Старший сдулся до нормальных размеров, став от этого еще страшнее, и молча пошел в гараж заводить свое ведро. Тяу постоял столбом, потом нерешительно поплелся за куратором.

А что если уже поздно, вдруг подумал Старший. Если там уже не просто черви, как в прошлый раз, и не твари дрожащие, как в позапрошлый? Если у них уже есть эти чертовы грустные глаза? Если они уже умеют не только плакать, но и загадывать желания? Если начали рисовать бизонов по стенам и смеяться, приручив наконец первого дружка — страшный красный цветок? Таких под ковер уже не заметешь. Что-нибудь придумаю, сказал себе Старший, пристегиваясь. Тяу поскребся в люк. Куратор взглянул на стажера и вздрогнул. Он еще не сообщал ни директору, ни в комитет, ни в учетную базу профнепригодности, а ведь они как-то дознались, и теперь на груди Тяу мигал красный пин-код, предупреждающий всех о немедленном прекращении взаимодействия с осужденным. Впрочем, теперь неважно. Прошло шесть миллиардов лет, а значит, шансов утрясти все без шума и пыли практически никаких. Это мы еще поглядим, вдруг зло подумал Старший, может, теперь хоть вам моя биография придется по вкусу: не будет отдавать образцовым картоном, сегодня я что-нибудь да нарушу.

На этот раз одним Тунгусским метеоритом не обошлось. На Земле, конечно, дознались, чьих рук Солнце, и прокляли Тяу: так бы люди век летали космической пылью, терлись по черным дырам, пропадали в туманностях, не ведая боли и страха… Старший на скорую руку устроил взрыв сверхновой, хотя ни желтым карликам, ни красным гигантам такая ветвь эволюции не полагалась. Планеты Млечного Пути обожгло солнечным ветром и раскидало по разным туманностям…

В комитете недолго терли лбы. Кто-то предложил подключить стажеров, все равно остальные рабочие кейсы были в опытных группах, а зеленых стажеров надо было натаскивать. Пусть наделают солнц, все равно уже сравнивать не с чем, хуже не будет.

— Сделают? — спросили директора.

Директор с облегчением кивнул: он ожидал худшего.

— Вот и отметим день летнего солнцестояния, — хихикнул кто-то в комитете, — пластилин можете забрать в группы, нам по ошибке завезли пару тонн, а по накладным невозможно дознаться, кто адресат. Заполняют, как курицы лапой…

Директор мял кусок пластилина и смотрел на кураторов.

— Всех стажеров бросить на модели солнца. Сойдет любая. Главная, чтобы они сами сделали. Не помогать!

Директор шагнул к кураторам через рамку. Желтый глазок моргнул.

— Принесут чужое — испепелю.

Директор поманил к себе Тяу и сунул ему пластилиновый комок в руки.

— Твое?

Тяу мотнул головой.

— Ну, так иди и сделай свое.

Тяу, так и держа в руках кусок пластилина, скомканный в шар, шагнул через рамку к двери. Желтый глазок не загорелся…

— Старший, ты все понял? — спросил директор и вложил ему в руку горсть пепла.

— Живодеры, — пробормотал Старший. Даже не пробормотал, а так, ляпнул телепатически, не сдержавшись.

— Мы живодеры? А сам-то? Напомнить тебе, какого черта ты мотался на Землю? Думаешь, стерли воспоминания, так ничего и не было? Как ребенок, ей-богу, который думает, что спрятался, если закрыл глаза: ему ничего не видно, значит, и его никому не видать. Только фигушки! Это все было, было! Тебя на Землю не чаи гонять отправляли. Впрочем, если не хочешь здесь больше работать, держать не будем. Принеси двадцать моделей и вали в любую туманность классом повыше.

Директор загнул пальцы куратора, который так и держал пепел в раскрытой ладони.

— Ну-с? — то ли спросил, то ли сказал директор.

Старший молча развернулся и пошел к своим стажерам, спиной чувствуя, как директор снова нажимает эту проклятую кнопку, стирающую воспоминания.