Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 1(63), 2025.

Исаак Евсеевич Горон (1903—1982) — специалист в области радиовещания и звукозаписи, доктор наук, профессор, автор многочисленных научных трудов и учебников. Разработчик первых в СССР магнитофонов, видеомагнитофонов, автоответчиков, признанный патриарх отечественной магнитной записи. Вся его жизнь, все интересы, все достижения связаны именно с этим. Все, кто знал Горона, оставили о нем очень теплые воспоминания, но помнят его исключительно как ученого — либо как учителя, воспитателя целой плеяды будущих ученых.

Наверняка всех их очень удивило бы такое обращение Исаака Евсеевича (впрочем, тогда, в возрасте двадцати одного года, его едва ли кто-то звал по отчеству) к литературе. А нас скорее удивит другое: абсолютно зощенковский слог рассказа, опубликованного в №7 журнала «Радиолюбитель» за 1924 год. Звезда Зощенко только начала всходить, такая творческая манера еще не стала в полной мере его «фирменной маркой»… Выходит, не только его!

Несколько расшифровок, которые помогут лучше проникнуться духом времени:

• Фамилия изобретателя Грендель-Мэтьюза, упоминающегося в эпиграфе, конечно, фиктивная, но взята она не с потолка. Первая ее часть отсылает к американскому физику и изобретателю скандинавского происхождения Ларсу Грондалю (Lars Grondahl): в те годы за пределами англоязычного мира его фамилию обычно писали через немецкое «ö» или скандинавское «ø», а в кириллических алфавитах — через «ё» или даже «е». Гарри Гринделл Мэтьюз (Harry Grindell Matthews) — английский изобретатель, пользовавшийся в 1920-х годах довольно скандальной известностью. Автор нескольких вполне реальных и достаточно значимых изобретений, связанных с радиосвязью (кто бы сомневался!), он, похоже, не удовлетворился достаточно той достаточно скромной известностью (и деньгами), которую они ему принесли. В 1923 году Мэтьюз заявил, что изобрел электрический луч, способный сбивать самолеты, вызывать детонацию взрывчатых веществ во вражеских снарядах, останавливать корабли и выводить из строя живую силу. Несколько последующих лет он пытался продать это свое изобретение военным ведомствам разных стран, при этом каждый раз уклоняясь от того, чтобы продемонстрировать его результаты в присутствии квалифицированных экспертов. Так что в результате «луч смерти» оставил, условно выражаясь, только информационный след — прежде всего в фантастике…
• НОТ — научная организация труда.
• Кристадин — созданный в 1922 году советским изобретателем Олегом Лосевым радиоприемник, не содержащий электронных ламп и осуществляющий усиление принимаемых сигналов с помощью кристаллического детектора. Фактически это было началом полупроводниковой техники — однако слишком опередившим свое время и потому не нашедшим применения.
• РОБТиТ («Детекторша робтитовская!» — в ярости называет горе-изобретатель свою жену) — Русское общество беспроволочных телеграфов и телефонов, одна из ведущих электротехнических компаний с еще дореволюционной историей. Иронического отношения отнюдь не заслуживает: за сравнительно недолгий период своей деятельности (1908—1919), почти половина которого пришлась на очень нелегкие годы, сыграло значительную роль в становлении и развитии отечественной радиотехнической промышленности.

А уж название «гетеродин» известно даже тем, кто никогда не интересовался электротехникой — если они читали «Хищные вещи века»…

Изобретатель Грендель-Мэтьюз демонстрировал смерть
крысы под влиянием изобретенных им лучей.
Из журналов

Никто, в сущности, не удивился, когда Филамент Авдионович выскочил во двор в одних кальсонах, с волосами, сбитыми на манер половой щетки с двухлетним стажем. Но, когда он влез на стоявшую во дворе телегу и, усиленно размахивая руками, начал излагать свои теории, терпение окружающих лопнуло. Сапожник Иван показал ему кулак и, крикнув: «Эфиоп», — стремительно побежал домой, не забыв, впрочем, у самых дверей своей квартиры повернуться и послать оратора к чертовой тетушке. Это послужило сигналом к повальному бегству, и через несколько минут вся аудитория состояла из одного Скапа. Скап же остался только потому, что он, как и всякая другая собака, понимал значительно меньше людей и, кроме того, ему очень любопытно было смотреть на Филамента Авдионовича, махающего руками с силой четырех паровых лошадей и ворчащего точь-в-точь так же, как красная мотоциклетка, проехавшаяся вчера по его, Скапа, хвосту. Даже прачка Актиния, поборов свою колоссальную любознательность, ушла, предварительно перекрестившись и сказав с горечью: «Горбатого — могила не исправит».

Но было бы ошибочно думать, что оратор поразился столь холодным к нему отношением: Филамент Авдионович Некропуп знал, что он — великий изобретатель, и потому философски мирился со всеми последствиями этого грязного дела.

Но сегодня Филамент Авдионович все-таки был недоволен инертностью масс. Ведь не каждый день изобретаются приборы для истребления крыс радиоволнами. А ему именно удалось сконструировать такой прибор после усиленной десятилетней работы, выражавшейся в сидении, как полагается изобретателю, целыми сутками взаперти в кабинете, в загромождении комнат всевозможными махинациями, в агитвыступлениях перед соседями во дворе, в периодической руготне с Детекторшей. Детекторша была, как это ни странно, женой изобретателя. То есть ее по-настоящему звали Галиной, но Филамент Авдионович, подтверждая свой ехидный изобретательский характер, прозвал ее (в общем, весьма справедливо) — Детекторшей, за то, что она нередко занималась выпрямлением кочерги на его спине. Он, кстати, иногда ругал ее еще «Гетеродином», намекая на устраиваемые ею биения, но мы из приличия обойдем это молчанием, тем более что неприязненное чувство Филамента Авдионовича к своей жене ни капли не уступало в интенсивности аналогичному чувству, питаемому им к «Бюро патентов». Ибо ведь всякий приличный изобретатель знает, что легче получить из Округа связи разрешение на радиоприемник в шестимесячный срок и даже, если рационально, по НОТу, использовать время ожидания, — найти чувствительную точку на кристадине, — это все легче, нежели получить патент из этого ужасного «Бюро», хотя бы даже на самое заманчивое изобретение, вроде 1000-киловаттного дугового передатчика, умещающегося в жилетном кармане. Поэтому Филамент Авдионович и глазом не моргнул, получив отказ запатентовать его Радиокрысобой. Его только немного покоробила мотивировка отказа, что, де-мол, такой Радиокрысобой уже изобретен и запатентован в Южной Америке в 1736 году. Филамент Авдионович горячо протестовал, приняв патентованную позу и воскликнув:

­— Это — плагиат! Они украли мое изобретение!

С этим заявлением он приставал ко всякому встречному и поперечному, но число людей, выслушивавших его до конца, было даже меньше, чем число легальных радиослушателей (не радиозайцев!).

Он очень скоро так надоел всем своими заявлениями, что от него стали отмахиваться, как от назойливой мухи, восклицая:

— Ах, вы наводите такую же тоску, как метеобюллетень РДВ!

Увидя такое дело, Филамент Авдионович решил плюнуть на эту патентную историю. Сказано — сделано: поборов свое изобретательское самолюбие, он категорически плюнул. Облегчившись таким путем, он взялся за работу и, закончив ее сегодня, стал блестяще излагать теорию Радиокрысобоя с высоты телеги, во дворе. Он излагал бы еще очень долго, тем более что его единственный слушатель, Скап, смотрел на него умнеющими глазами и одобряюще вилял хвостом, но помешал сапожник: со свойственным ему отсутствием интуиции и чуткости он, в очевидно нетрезвом виде, подошел к телеге, на которой ораторствовал Филамент Авдионович, и, показав кулак, сказал:

— Чевой это ты все непонятное городишь? Совсем вроде как громкоговоритель какой! Проваливай, а то нюх наковыряю!

Оскорбленный в своих лучших чувствах, Филамент Авдионович ушел, сказав на прощание Скапу:

— Ах, знаете ли, иногда легче отделаться от атмосферных разрядов, чем от пьяного сапожника!

* * *

Вечером этого знаменательного дня Филамент Авдионович вернулся в сопровождении двух подозрительных субъектов, которых торжественно представил жене: «Катодников, изобретатель радиопечки; Батарейкин, изобретатель мощной катодной лампы из папье-маше: мои приятели».

После этого он влез на стол и, попросив жестом тишины, произнес срывающимся от волнения голосом исторические слова:

— Многоуважающие меня коллеги! Вот пред вами продукт моей многолетней деятельности!

С этими словами он карандашом указал на стоявшее среди комнаты сооружение, весьма похожее на трехногий скелет гиппопотама с самоваром вместо головы и метлой — вместо хвоста. Зрелище было настолько феерическое, что Катодников и Батарейкин совершенно одновременно сказали: «Ах!»

Филамент Авдионович продолжал:

— Дорогие коллеги! Я бесконечно рад, что вы оценили мое изобретение, в полной уверенности, что моему Радиокрысобою предстоит громадная будущность. Как вы это правильно заметили, моя великая заслуга состоит в том, что мне удалось моим прибором излучать такие волны, что всякая крыса, попадающая в сферу действия прибора, немедленно заболевает кожной раковой опухолью и через 4 минуты погибает, согласно расчету, в страшных мучениях. И вот я обращаюсь к вам с просьбой помочь мне поставить генеральный опыт, а также быть свидетелями оригинальности моего изобретения.

Филамент Авдионович грациозно спрыгнул со стола и торжественными шагами направился к аппарату, где вместе с приятелями весьма энергично завозился. Скоро аппарат ожил, загудел, запел на все лады, застучал, заревел, задвигался. Монотонно гудел трансформатор. Умильно и тихо, как лампады, горели лампы. Мотор завывал свою железную песенку, и каждые 20 секунд злобно каркала искра. Приятели смотрели зачарованные. Тогда Филамент Авдионович вытащил часы, обвел всех глазами и, крикнув: «Готово!», включил рубильник. Страшный грохот пронесся по комнате, осветившейся зеленым светом. Запахло озоном. Филамент Авдионович, весьма похожий в данный момент на Мефистофеля, ожесточенно крутил какую-то рукоятку, с колоссальной частотой переводя глаза с амперметра на часы, и лихорадочно повторял: «Сейчас… сейчас!..» Катодников впился глазами в волномер. Батарейкин дрожал от ожидания и шептал: «Скоро ли?»

Через несколько секунд радостный крик вдавился в общий грохот: большая крыса с отчаянным писком ползла к аппарату, оставляя по дороге клочья шерсти. Над самым хвостом явственно видна была опухоль величиной с кулак. Филамент Авдионович считал секунды: 42… 55… 4 минуты! Не успел он кончить, как крыса, подползшая к ногам изобретателя, опрокинулась на спину и, задрыгав ногами, издохла в страшных мучениях. Поднялся страшный шум. Десятки тысяч крыс, попавших в сферу влияния волн, ползли со всех сторон, из всех щелей, чтоб через 4 минуты найти свою смерть около аппарата. Душераздирающий писк крыс смешивался с лаем собак, с кудахтаньем кур, с плачем детей, перепуганных нашествием крыс, в соседних квартирах. Комната переполнилась отчаянно щебетавшими птицами, у каждой из которых на хвосте торчала большая опухоль. Изобретатели, окруженные мертвым кольцом дохлых крыс, отчаянно танцевали от радости.

Вдруг страшный грохот потряс дом. То Скап, у которого тоже появилась опухоль на хвосте, не пожелал стерпеть этого и, впрыгнув в окно, попал прямо на аппарат, разбив его на мелкие кусочки. Точно по мановению красной дубинки милиционера, наступила немая тишина. Изобретатели, заваленные трупами крыс, в изумлении оглянулись. Филамент Авдионович, увидев разбитый аппарат, с душераздирающим криком бросился к нему, и…

Как видно, все кончилось бы иначе, если бы не Детекторша. Дело в том, что не успела еще издохнуть вторая крыса, как Детекторша вскочила на кровать и от ужаса принялась энергично подражать крысам как в визге, так и в конвульсивных телодвижениях. Так как это не помогло, она вышла из себя и впала в истерику. Злорадно захохотав, она выбежала во двор и истошным голосом позвала на помощь соседей. Те, с милиционером во главе ворвавшись в комнату, дружно ахнули и попятились назад, увидев необычайную картину. Один только милиционер не растерялся и, выступив вперед, металлическим голосом произнес:

— Вы, гражданин Некропуп, имеете соответствующий мандат на право массового убиения домашних животных?

Но Филамент Авдионович не отвечал, так как был очень занят безутешным рыданием над обломками аппарата. Увидя такое игнорирование, милиционер решительно сказал:

— Пойдемте, гражданин, в отделение!

Тут Филамент Авдионович встрепенулся, засуетился:

— Это, товарищ милиционер, виноваты…

— Там разберут! — по традиции сказал милиционер и, захватив с собой в карман пару крыс как вещественное доказательство, повел преступника. Филамент Авдионович пошел, понуря голову. Только, проходя мимо Детекторши, он прошипел:

— Ух! Гетеродин ты казанский! Детекторша робтитовская!

И разве мог он сказать что-нибудь более едкое?..

Иллюстрации Д. Горлова