Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 12(62), 2024.

Двести шагов до асфальта. Двести шагов по вертикали, с той крыши, где я сижу, свесив ноги. Когда-то, в самом начале, она не дала сделать мне первый. Просто подошла сзади, обвила руками и поцеловала в макушку.

Я жду её появления. Жду, когда она неслышно остановится за спиной, обнимет и уткнётся носом мне в шею.

Едва касаясь, я провожу пальцем по её руке, от локтя к запястью. Нежная гладкая кожа, напоённая жизнью. Она ловит мою ладонь в свою, мягкую и тёплую. Тянет за собой. «Пошли». Мы опускаемся на сдутый матрас и торопливо занимаемся любовью под безлунным небом.

Она ждёт, пока я приведу себя в порядок. Потом говорит: «Он».

Она немногословна. Так распорядилась судьба, что не дала практики. Не дала друзей, пикников, пляжей, ответов у доски и заученных на ночь стихов. Всего этого в избытке у Фёдора.

Я отпираю дверь на крышу, привожу сына. Федя уже большой мальчик, почти десять лет. Он уже не спрашивает, почему может видеть маму только раз в месяц, в новолуние, и только на этой крыше.

Они сидят, обнявшись, беседуют. Фёдор рассказывает всё, что случилось с ним за месяц. Она гладит его по белобрысой голове, временами тихо смеётся. Я не прислушиваюсь. Я с замиранием сердца жду, когда ночной воздух прорежет жалобный крик отчаяния и боли — её первый крик. И, когда это происходит, я хватаю Фёдора в охапку, прикрываю ему глаза и прошу: «Не смотри, не надо». У него ведь отличное ночное зрение, дар матери.

Она трансформируется медленно, и это самое жуткое. Отрастают когти, спину ломают крылья. Громадные, перепончатые, серые — крылья летучей мыши. Голову растягивает в уродливую харю с ощерившимся ртом, острыми длинными ушами и рожками на лысой голове. Невидимая сила тянет её к углу крыши. На четырёх лапах она спускается к водостоку и застывает камнем. Она — горгулья.

Пока спускаемся, Фёдор утешает меня. Он — меня! Он говорит, что вырастет и найдёт способ расколдовать маму. Он не понимает, что мама — не принцесса, злым волшебством превращённая в чудовище, а чудовище, каким-то чудом временами становящееся принцессой. У меня нет сил ему это объяснить. Как нет сил рассказать, что мать передала ему не только ночное зрение. И года через четыре он перестанет взрослеть. Навсегда.

Как-то она сказала мне: «Подбери… ему… хорошее… место».

Правда, у меня немного другой план. И если получится, то они будут рядом, на одной крыше одного невысокого домика, окружённого яблоневым садом. Мать и сын. И какое-то время я, становясь с каждой семейной встречей всё старше и старее.