Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 12(62), 2024.

— Погоди-погоди. Ты хочешь сказать, что буквально через сутки Солнце погаснет? И что тогда?

Он удивлённо похлопал глазами. Вернее, выглядело это так, будто он удивился. Впрочем, не могу исключить, что его действительно поразила моя дремучесть.

— Как это «что тогда»? Насколько я понимаю, для вас, землян, это будет означать конец света и жизни как таковой. Под землянами я подразумеваю все более-менее осмысленные формы жизни от самой примитивной вроде растительности до самой высокоорганизованной. Вроде дельфинов.

Меня немного разочаровало, что он поставил людей ниже каких-то пусть и симпатичных, но всё-таки животных. После четырёх банок отменного крафтового стаута я даже не мог с ним поспорить. С другой стороны, о каких-либо видах культурного отдыха дельфинов я ничего не слышал. И уж точно готов поспорить, что они не варят никакого пива, на которое он так налегает.

— Ты имеешь в виду конец света? Никогда не воспринимал это так буквально. Я надеялся на развязку в духе постапокалипсиса. Ходить по пустошам, мутантов убивать и всё такое, а главное — никакой пятидневки с девяти до шести.

Теперь он посмотрел на меня как на законченного придурка. Видимо, он не знал, что в нашей культуре желать вот такого «конца света», как я описал, — это буквально тайное желание половины человечества. Должен признать, преимущественно мужской.

— Проблема в том, что это ваше последнее солнце. У нас нет материала, чтобы сделать новое… Знаешь, наверное, я пойду искать дальше. Не вижу заинтересованности в спасении собственной планеты. А ведь ты сказал мне, что патриот.

Это он спросил у меня первым делом. Не знаю, на какой ответ он рассчитывал. Полчаса назад я ещё не мог знать, что он инопланетянин, а первому встречному в наше время нельзя говорить, что тебя что-то вокруг не устраивает. Да и что может не устраивать, когда ты уже немного принял на грудь.

Он подозвал бармена и начал подниматься со стула, но я остановил его и, потянув за рукав, усадил обратно.

— Будьте добры повторить. Нам обоим, — кивнул я парню за стойкой. — Конечно же, я патриот, если речь идёт о целой планете. У нас даже выражение такое есть — «гражданин мира». Вот я как раз из таких. Так что, говоришь, тебе нужно найти? И насколько это срочно?

Он вздохнул и закатил глаза, причём так, что они сделали полный оборот вокруг оси. Я не был уверен, подействовало ли на меня так количество выпитого спиртного или это как раз были те отличия в физиологии, о которых он говорил. Я предпочёл остаться в неведении и взял в руки бумажку, которую он мне протянул.

— Видишь ли, я сам толком не могу объяснить, что мы ищем. Это вроде как ваше солнце, но в миниатюре. Честно говоря, я даже не представляю, где это можно найти. Нужно хотя бы одно такое маленькое солнышко, чтобы превратить его в то, что вы видите каждый день на небе. В тонкости процесса вдаваться не буду, тебе эта информация ни к чему, да и там очень много нашей математики, на объяснение которой у меня уйдёт около десяти земных лет.

— Полегче, парень, — его пренебрежение к человечеству начинало меня подбешивать, — у нас на Земле математику тоже учат десять лет, а некоторые и того больше.

— В этом-то и разница. На обучение нашей математике у меня ушла примерно сотня ваших лет…

Мне показалось, что он вздохнул. Тут я почувствовал в нём родную душу. На секунду я представил, что все эти годы изучения были потрачены на науку, которая уже настолько осточертела, что в итоге этот инопланетянин ни дня не проработал бухгалтером, а был готов полететь хоть в другую галактику, лишь бы ни дня не работать по специальности. Как же, плавали, знаем, всё это проходили.

После подобного откровения я был полон решимости помочь ему найти то, что он ищет. Уже не ради спасения человечества, а лишь из чистой солидарности настолько мелкобуржуазного, что почти рабочего класса, просидевшего в университетах долгие годы, но так и не нашедшего там своё призвание. Пусть хоть у одного инопланетянина будет работа, которой он сможет гордиться и рассказывать внукам, показывая пальцем в ночное небо, приговаривая: «Видишь, там синий шарик? Это я их спас».

Он так и сидел, рассматривая пузырьки в стакане, всем своим видом являя иллюстрацию к энциклопедической статье «пригорюниться». Я вздрогнул и похлопал себя по щекам, чтобы взбодриться. Он снова удивлённо взглянул на меня, но теперь уже по-другому, со страхом и какой-то долей надежды.

— Так, а ну собрались, не унываем. Времени, если я правильно понимаю, в обрез. Значит, будем думать. Что тебе известно вообще об этом маленьком солнышке?

— Да вот, — он ткнул пальцем в бумажку, которую я всё ещё держал в руке. — А больше и ничего.

И тут я наконец-то на неё взглянул.

* * *

Через несколько лет он всё-таки нашёл способ со мной связаться. Оказалось, что в его звёздной системе сто лет примерно как наши десять и он уже успел жениться, завести детей, а те даже подарили ему внуков. Впрочем, не уверен, что и в этот раз насчёт подарка он говорил не буквально: инопланетные нравы мне неведомы. Сказал, что очень благодарен мне за помощь, потому что после того задания его повысили и теперь он может работать из дома, где в свободное время занимается выращиванием местного хмеля. Ведь в тот раз он нашёл не просто одно маленькое солнышко, а сразу столько, что этого количества хватит на десятки таких солнечных систем, как наша. Или только на нашу, но зато десятки раз. В гости я его позвал тоже, разумеется, хоть и не думаю, что он прилетит. Но моё дело пригласить.

А бумажка та у меня до сих пор в рамке на стене висит. На ней написано: «Фасовщик №4. ДРАЖЕ ЛИМОННОЕ».