Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 11(61), 2024.

— Фнуля, а что у нас с кредитными картами? — спросил однажды вечером Скоррт, шелестя газетой в кресле около окна.

— Штуки две или три осталось, а что?

— Отгрызи мне пару сантиметров по длинной стороне.

— Ты задумал что-то важное?

— Нет, я задумал нечто великое.

— О-о?.. — черные глаза Фнули округлились, а тонкий голос зазвенел от волнения.

— Я хочу купить письменный стол писателя Кая Разумбери, — гордо сказал Скоррт.

— Но стол ведь ОГРОМНЫЙ. Зачем он нам?

— Фнуля, ты любишь сказки Разумбери так же, как я?

— Спрашиваешь! — Фнуля так старательно закивала головой, что иголки на ее рыжевато-коричневой спине пришли в движение.

— Тогда представь себе: бесконечная зимняя ночь, в плюшевом небе блестят замерзшие брызги молока, наш дом по самую макушку укрыт пуховым платком из снежинок, только дымок из трубы показывает, что он тихонько дышит, а мы с тобой, поджав теплые задние лапы, спим под письменным столом самого Кая Разумбери. Разве ты этого не хочешь?

— Конечно, хочу, Скоррт! Это будет самая лучшая зимняя спячка!

— Ты всегда меня понимаешь, — растроганно шмыгнул носом Скоррт и уткнулся в газетный лист, то ли внимательно читая раздел объявлений, то ли стесняясь непрошеных слёз. Минутная стрелка негромко топала по кругу, оставляя за собой точки черных следов.

— Скоррт? — опустив разноцветное вязание, через некоторое время позвала Фнуля. — А если стол не уместится в наш дом? Я хочу сказать, что он наверняка сюда не уместится, — оглянувшись, добавила она.

— Да, пожалуй, с этим могут быть проблемы. — Скоррт озабоченно нахмурил мохнатый лоб.

— А если поставить его на улице вместо летней беседки?

— Отличная идея! — просиял Скоррт. — Под ним можно будет прятаться от дождя, и не надо будет прикрываться лопухами, чтобы добежать до старого сарая. — Он повел носом, отчего усы на мордочке задвигались в разные стороны. — Я вижу только одну проблему: пока никто не продает стол Кая Разумбери.

— Жа-а-алко, — разочарованно протянула Фнуля.

— Жалко — это не то слово. С тех пор, как в нашем гнезде появились листы из той книжки, я мечтаю прикоснуться к какой-нибудь из его вещей. Эти мелкие черные буквы гораздо занятнее букашек, что толпами бессмысленно слоняются по огороду, хоть и сильно на них похожи. А бумага такая теплая, когда в нее заворачиваешься, в ней так сладко засыпать, что, мне кажется, все вещи Разумбери должны быть очень приятными на ощупь и исключительно вкусно пахнуть.

— Да, пахнуть звездами.

— Фнуля, посмотри, как скучно мы живем. Бегаем, разглядывая то, что под ногами, выслеживаем мышей, вытаскиваем из земли червяков и никогда не смотрим в небо. Даже осенние листья умеют летать и видят гораздо дальше нас. Так ведь вся жизнь пройдет мимо.

— Пролетит, как железный самолет.

— Еще быстрее, как ракета. А Разумбери летал к звездам, поэтому был такой умный. Про него даже в Победетии написано, под пятном от яблочного варенья.

— Где?

— Это имциклопедия такая. Ты ее на стол вместо скатерти постелила.

— А-а-а…

— Фнуля, я знаю, как попасть к звездам! Нам нужна железная ракета.

— Ты что? Они же для ЛЮДЕЙ. А мы ежики.

— Ну и что? Если я ежик, я не должен летать? Не могу мечтать? Обязан всю жизнь сидеть под лопухом, как последний слизень, пока другие оставляют следы своих лап на далеких планетах? — Скоррт, волнуясь, шагал по комнате и размахивал сложенной газетой. — Что мы будем рассказывать нашим детям? Сколько мух засохло от скуки, пока мы перекапывали огород в поисках самого толстого червяка? — он остановился и серьезно посмотрел ей в глаза: — Фнуля, какая сказка тебе нравится больше всего?

— Про планету с тиграми.

— Давай туда и полетим. Ты ведь хочешь увидеть тигров?

— Очень хочу. Но я боюсь далеко уходить от дома.

— Фнуль, ну давай полетим, а? — жалобно попросил Скоррт. — Даже Разумбери летал в ракете, а ведь он был совсем старый.

— Совсем старый? — недоверчиво переспросила Фнуля.

— Конечно! Ведь он носил очки!

— Ну, тогда ладно. А как мы узнаем, куда лететь?

— Это очень просто. На листках из той книжки должно быть название планеты. А в большом зеленом ведре для мусора наверняка найдется старое расписание автобусов до космопорта. Ты ведь не боишься летать?

— Нет, наверное. Но я очень боюсь автобусов. Я читала, что много ежей гибнет под колесами.

— Не переживай, мы просто не будем подходить к этим ужасным колесам. И надо взять с собой воду, вдруг долго не будет дождя, — Скоррт обнял Фнулю и аккуратно поцеловал в черный нос.

Это был удивительный вечер. Сердца бились сладко и тревожно, чуткие усы ловили пролетающий ветер, лапы были готовы сорваться с места вслед за белым пухом засыпающих одуванчиков, а над головой между листьями старой яблони поднималась огромная желтая луна. «Как же мы жили раньше, когда у нас не было мечты?» — думали они, теснее прижимаясь друг к другу и запрокидывая головы вверх. А звезды дразняще подмигивали в зеленоватом сумеречном небе, маня к себе, как ягоды земляники в густой летней траве.

* * *

Скоррт и Фнуля сидели в коробке и тряслись то ли от страха, то ли вместе с внутренностями грузового звездолета, мощные двигатели которого толкали корабль к намеченной цели. На пакетах с сухими макаронами сиротливо лежала давно опустевшая бутылка из-под воды. Время от времени Фнуля тоскливо поглядывала на нее, облизывая пересохшим языком потрескавшийся нос.

— Идут! — прошептал Скоррт. — Я их отвлеку, а ты закатишь банку за ящик с консервами.

Фнуля обреченно кивнула.

Щелкнул выключатель. Помещение камбуза наполнилось светом, тяжелыми шагами, звуком сдвигаемой мебели и громкими голосами ЛЮДЕЙ.

— Может, по пивку? — спросил низкий мужской голос.

— А что, повод есть? — удивился голос помоложе.

— Ну так! Юбилей — десять лет, как летаю на этой посудине, — ответил первый.

— Доставай, — хрипло поторопил третий.

Хлопнула дверца большого холодильника, на столе звякнула посуда. С коротким тихим шипением вскрылись вакуумные упаковки, и поплыли дразнящие запахи колбасы, хлеба, мясных и рыбных консервов. Стукнул по доске нож, нарезая хлеб.

— А до этого ходил техником на пассажирских. Собачья работа, скажу я тебе, ни минуты покоя. То ли дело здесь. Тихо, спокойно, никто толпами не ходит, ничего на память не откручивает. Больше всего любили «Не влезай — убьет» и «Слушай капитана, как маму родную». На пассажирских не успевали таблички менять: коллекционеры замучили, только отвернешься — опять что-нибудь пропало. Кажется, что ерунда, а уходит на нее уйма времени.

Скоррт осторожно выглянул из укрытия. Голос принадлежал человеку в синем рабочем комбинезоне и коричневых ботинках на толстой подошве. Большая рука держала ломоть хлеба с толстым куском розовой колбасы. Скоррт сглотнул.

— На грузовых свои заморочки, — возразил хриплый. На нем тоже был комбинезон, под светом лампы в волосах поблескивала седина. — Вот практикант, небось, хочет попасть на работу в пассажирские перевозки, на какой-нибудь туристический лайнер, — он повернулся к молодому парнишке в клетчатой рубашке и отхлебнул из банки. — Да? — Парнишка кивнул. — А зря. Там никогда ничего серьезного не случается. Все давно заезжено, и одна суета. Подумай сам, кто же повезет туристов на неизведанную или опасную планету? А мы, работяги, летаем. Настоящие опасности здесь, у нас.

При слове «опасности» Скоррт тяжело вздохнул, выскочил из укрытия и побежал к людям.

— Глянь, ежик! — ошалело протянул техник в коричневых ботинках.

Все зашевелились, старший резко встал, задев стол. По столешнице, выплескивая недопитое содержимое, покатились банки, одна или две с глухим стуком упали на пол. Скоррт бросился под ноги молодому, чудом успел проскочить между огромными кроссовками и протянутыми к нему длинными руками, снова пробежал по открытому месту, привлекая к себе внимание. За спиной тяжело бухали ботинки, гремели голоса. Скоррт отчаянным рывком добежал до стеллажей с припасами, прополз под низкими ножками до самой стены и затих. Сердце громко колотилось, едва не выскакивая из груди.

— Оставь, сам вылезет, если не померещился.

Рука с растопыренными пальцами пошарила в тесной темноте, замерла, совсем чуть-чуть не дотянувшись до поджатых лап, и исчезла.

Фнуля тихо всхлипывала и дрожала в объятиях Скоррта.

— Все хорошо, все позади. Попей, — уговаривал он. — Смотри, я уже проковырял дырку. Вот так банку наклоним, и можно пить.

— Ты тоже пей, только это не сок. — Капли дрожали на усах, шерсть на шее Фнули намокла.

— Да какая разница, главное, что теперь не умрем. — Скоррт с наслаждением ловил губами тонкую струйку.

— Здесь даже мышей сроду не водилось, — в отдалении басил техник. — Может, с оборудованием попал? У космодромных вечно бардак на погрузке.

— Главное, чтобы в пункте назначения незваных гостей не оказалось, — рассудительно добавил хриплый голос.

— А что, могут быть и опасные? — поинтересовался молодой.

— Так я ведь о чем толкую? Это тебе не туристические линии от курорта до курорта. У нас планеты всякие попадаются. Сейчас вот передали, что вокруг рудника хищников развелось немерено. Так что ты далеко не уходи. Сдадим оборудование, обратный груз возьмем, и домой.

Люди поговорили еще немного и ушли. Скоррт и Фнуля успели поесть, напиться, до краев наполнить заветную бутылку и оттащить ее в грузовой отсек, где они обитали с момента отлета. Теперь они блаженствовали, сидя на штабеле из коробок и перебирая взятые с собой листы сказок. Они увлеклись и не услышали приближающихся шагов. Когда вспыхнул яркий свет, Скоррт и Фнуля испуганно замерли, вцепившись лапами в бумаги с буквами.

Вошедший тоже замер на мгновение, потом покачал головой и пошел прочь, хрипло приговаривая себе под нос:

— Читающие ежики, надо же. Точно померещилось. И в глазах двоится. Все-таки в космосе пить вредно.

Время тянулось медленным плавным ручейком. Делать было нечего. Фнуля уже в третий раз распускала и перевязывала жилетку. Ее неудержимо клонило в сон.

— Люди такие странные. Ругают свою работу и проводят на ней всю свою жизнь. И не верят своим глазам, — вяло рассуждал Скоррт. — Фнуля, я вот все думаю, если Кай Разумбери столько путешествовал, когда же он писал свои сказки?

— А может, во время путешествий и писал? Больше все равно нечем заняться.

— А как же тогда письменный стол? Ты думаешь, он каждый раз брал его с собой в ракету?

— Это вряд ли. — Фнуля зевнула, прикрыв рот лапой.

— Но тогда это получается не настоящий письменный стол. И мы правильно его не купили. — Скоррт помолчал. — Дома, наверное, уже рано темнеет. И трава пожухла. Помнишь, как мы с тобой убегали от падающих яблок? Оно, огромное, летит, а ты отскакиваешь в сторону и смеешься, когда оно шлепается на землю рядом с тобой. Ух и страшно было тогда. Но весело. Я люблю, когда яблоки лежат на земле и пахнут вкусно сразу и летним теплом, и осенней прохладой. А потом целыми днями идут дожди, а дома печка. Кипит чайник, шерстяные носки щекочут лапы, а в вазе на столе сушеные вишни. Я взял с собой горсть, хочешь? Фнуля, ты меня слышишь?

— Можно я посплю немного?

— Фнуль, ты только совсем не засыпай, не надо нам спать так далеко от дома.

— Я совсем чуть-чуть. — Фнуля снова сладко зевнула и прикрыла глаза.

Но тут корабль задрожал и навалилась тяжесть. Лапы опускались и не хотели шевелиться. Стало трудно двигать головой, нос потянуло вниз, к животу, захотелось лечь, закрыть глаза и замереть. А потом снова стало легко и наступила тишина. Прилетели.

* * *

Металлические захваты большого погрузчика методически перемещали контейнеры из недр корабля на залитую бетоном землю. Погрузчик поменьше забирал ящики с оборудованием и прочими грузами и сортировал их, раскладывая кучками на отведенные места.

Улучив момент, когда никто из людей их не видел, Скоррт и Фнуля выбрались наружу и откатились от ящиков в траву за пределами площадки. Свежий ветер разогнал остатки сна. Поднявшись на задние лапы, ежи шевелили носами, ловя приметы незнакомого места. Все напоминало космодром: металл, пластик, запах масла, шум техники. К этому примешивался странный вкус ветра и далекие раскатистые звуки грома.

— Я никогда не пойму людей, — ворчал Скоррт, пробираясь по оставленной бульдозером колее. — И что такого они нашли в космосе? Похоже, что все планеты одинаковы.

— Все, где есть люди?

— А где их нет, людей-то? В этом мире людей гораздо больше, чем ежей. А везде, где есть люди, обязательно находится мусор. Вот от птиц или, скажем, кошек никогда не бывает столько отходов.

— Это потому, что у нас мало вещей и мы ими не разбрасываемся.

— Я не об этом. Стоило ли лететь так далеко, чтобы спотыкаться о консервные банки?

— Скоррт, ну ты же прекрасно знаешь, что люди не умеют вовремя остановиться и всё делают с запасом. А ты просто хочешь спать, потому и ворчишь.

— Да, я хочу ворчать. А почему бы не запасать что-нибудь хорошее?

— А разве всё хорошее, когда полежит, не превращается в плохое? Ну сколько могут храниться припасы? Вот и ты, как я посмотрю, со временем не становишься лучше, особенно когда ругаешься.

— Люди, наверное, тоже постепенно портятся от скуки, ведь они живут почти бесконечно. Наверное, когда им становится совсем нечего делать, они отправляются путешествовать, чтобы не прокиснуть.

— Ты знаешь, а мне жаль людей. Они проводят так много лет в своих каменных и железных муравейниках, что забывают, что можно просто жить. Бегать по мокрой от росы траве, поднимать с земли упавшие сливы, заваривать чай с только что сорванным малиновым листом. — Фнуля аккуратно обходила разбросанные обломки пластика.

Вскоре вытоптанная земля и примятая трава вывели на наезженную дорогу, но разглядеть окрестности мешали низкие, набухшие влагой тучи и моросящий дождь. Каменистая дорога забирала все время вверх, в горы. Дыхание сбивалось, и разговоры сами собой сошли на нет. Проявляясь из-за дождя и тумана, путь всё теснее обступали скалы.

— Куда же мы с тобой забрались?

Фнуля шмыгнула носом.

Скоррт перехватил поудобнее сумку. Натоптанные, сбитые о камни лапы болели, спина устала. Сердце глухо стучало, голос звучал хрипло и незнакомо. «Стоило ли вообще так далеко убегать из дома?» — подумал Скоррт, глядя на осунувшуюся мордочку Фнули.

Тем временем дождь закончился, и ветер сдувал тучи, отгоняя их обратно на плато к посадочной площадке. Широкую седловину перевала миновали молча. Дорога повернула, открыв вид на соседнюю долину.

Вдалеке щекотали небо заснеженными вершинами горные цепи. Как корона, обрамляли они берега бесконечного, до самого горизонта, озера. Завернутое в зеленые шелка трав, его огромное зеркало безмятежно блестело под пробивающимся сквозь тучи солнцем.

Скоррт и Фнуля замерли от восторга, а затем с радостным визгом и фырканьем заторопились, побежали, покатились вниз — по дороге, затем не разбирая дороги, огибая камни и путаясь в траве, которая становилась все выше, зеленее, сочнее.

Остановились только увидев на своем пути жука. Черного, лоснящегося. Вкусного. И червяки под кустами с мелкими желтыми ягодами оказались толстые, жить можно. А какие красивые здесь были деревья — с гладкими стволами, ровными кронами, свободно тянущие ветки в небо, чтобы прикоснуться к облакам. И воздух — чистый, умытый дождем, с легким запахом неведомых трав и цветов.

Скоррт и Фнуля вышли к озеру. Бесконечная гладь воды отражала небо с плывущими остатками туч, и мир казался то ли перевернутым, то ли безграничным.

— Мне кажется, что я лечу, — восхищенно прошептала Фнуля.

Она зажмурила глаза, раскинула лапы в стороны и закружилась, что-то напевая себе под нос. Дохнул теплый ветер, и мир вдруг наполнился звоном кузнечиков, щебетом неведомых птиц, листва деревьев зашелестела, и даже облака как будто поплыли быстрее.

Они играли в траве, пока не побежали вечерние тени, окрашивая небо в прозрачный сиреневый цвет. В наступающих сумерках сели у самой кромки воды. Уходящее солнце подсвечивало облака теплым золотом, постепенно приглушая его до мягких оттенков топленого молока, налитого на лиловое блюдце озерной глади. А потом между тучами показались звёзды. Скоррт и Фнуля всматривались в незнакомые созвездия, пытаясь отыскать далекую точку, где остался их дом.

— В детстве я думал, что летом ночи короткие, потому что светят звёзды. Ближе к зиме они опадают, как листья, и ложатся на землю снежинками, а оставшиеся наверху почки не могут осветить бесконечную зимнюю ночь. К весне звёзды прорастают, и сумерки наступают всё позже и позже. Я лежал и ждал, когда стемнеет, чтобы посмотреть, подросли ли звёзды за день. А мама удивлялась, почему я так долго не сплю.

— А я думала, что снежинки спускаются с неба, чтобы укутывать нас одеялом во время зимней спячки. И прятала их в варежку, чтобы сохранить, ведь весной тоже бывает холодно и мерзнут лапы, а летом так хочется прохлады. Интересно, а здесь бывает зима?

— Может быть, и нет. Меня уже не так тянет спать, как обычно осенью.

— Хорошо здесь, — вздохнула Фнуля. — У тебя чего-нибудь вкусного не осталось?

— Будешь сушеные вишни? — порылся в сумке Скоррт.

— Давай. Ой, рассыпала. Ну и ладно, я их полью, пусть цветут, когда вырастут. Иначе как узнать, когда весна, если зимы совсем нет?

Вода тихо плескалась у самых лап, теплый ветер ласково ерошил шерсть, травы качались над головами.

— Красиво. Как же здорово, что Разумбери придумал всё именно так. Наверное, и тигры где-то ходят, — Фнуля мечтательно вздохнула.

— Я иногда кажусь себе таким маленьким и никчемным, — помолчав, тихо сказал Скоррт. — Вокруг столько прекрасного, а мы совсем обычные, коричневые, ничего не умеем. Зачем мы живем?

— Наверное, чтобы любить все это. Я не знаю.

— Эх, лодку бы сейчас. Я читал, что здорово ходить под парусом. — Сложив лапу козырьком, Скоррт щурился, вглядываясь в темноту у горизонта.

— Что ты, Скоррт! С лодкой нам точно не управиться. Да и откуда она здесь. Разве что осталась от Разумбери.

— Интересно, а ежики здесь водятся? Представляешь, если мы будем первыми?

Ночь убаюкивала. На волнах качались звёзды, над головами травы, всё дышало спокойствием и тишиной.

Следующие дни они ловили жуков, грелись на солнце и ровным счетом ничего не делали. По утрам озеро куталось в туманы. С первым щебетом птиц туман начинал таять, и зеленая щетина леса, казалось, подступала ближе к воде, чтобы увидеть свое отражение. Солнце проводило теплой ладонью по верхушкам деревьев, и они расправляли ветви, тянули их ввысь и в стороны, подставляя ветру и птицам. Днем в озеро смотрелись облака, и казалось, что силуэты гор парят в небе. Скоррт отважно бродил по отмели, распугивая стайки головастиков, а потом подставлял мокрый живот солнцу. Теплый песок у кромки воды запестрел следами лап. Поляна покрылась тонкой вязью тропинок.

Лишь однажды ветер нагнал волну. Атласная гладь воды пошла складками, волны заострились, потемнели, побежали к берегу, перекатывая и смывая мелкие камни, шурша и выглаживая песок. А потом снова выглянуло солнце.

Охотиться здесь было сплошным удовольствием. Фнуля и Скоррт быстро набирали вес, иголки весело топорщились в разные стороны.

— А ведь здесь неплохо. Не остаться ли нам тут жить? — задумчиво произнес однажды Скоррт. Фнуля радостно прокатилась клубком по траве.

— Только надо уйти подальше от людей и выбрать место для дома.

Утром, когда птицы начали сновать по своим делам и пересвистываться разными голосами, Скоррт и Фнуля собрали нехитрые пожитки и двинулись навстречу неизведанному.

— Фнуля, мы с тобой настоящие отважные путешественники. — Скоррт бодро шагал вдоль берега, размахивая веткой.

— Что ты, Скоррт, какие же мы путешественники? Если настоящий путешественник попадет в грозу, он не остановится и пойдет дальше, а мы ведь спрячемся под дерево, правда? И настоящие путешественники всегда ночуют только на земле, под открытым небом. А я знаешь как хочу домой, в наше теплое гнездо?

— Ты, Фнуля, не переживай, будет у нас дом. До зимы мы три раза успеем его построить. Если, конечно, здесь есть зима.

Они брели сквозь зеленые заросли, и ветер пел над головами, перебирая листву деревьев. Берег озера становился все более крутым, пришлось забираться выше, туда, где над обрывом росли синие цветы. Фнуля не выдержала и набрала семян из отцетших побегов. Зато и озеро было отсюда очень хорошо видно. Когда солнце начало припекать и пора уже было подкрепиться, они вышли на странный белый луг. Издалека казалось, что на траву легло большое белое облако. Когда Скоррт и Фнуля подошли ближе, они увидели, что среди травы покачиваются на толстых ножках огромные пуховые одуванчики. Скоррт пробирался между стеблями, раздвигая и наклоняя их, а Фнуля подбрасывала белый пух, прилепляла его себе на колючие бока; свернувшись клубком, каталась по лежащим на земле одуванчикам. Скоррт заливался смехом, глядя на торчащий из белого кома коричневый нос и блестящие бусины глаз. Фнуля раскланивалась и пыталась танцевать, сдувая с усов легкий пух. А потом солнце закрыла тень и рядом встали огромные мягкие лапы.

— Тигры! — Фнуля восторженно запрокинула морду вверх.

Их было несколько. Высоких, мощных, закрывающих небо своими большими головами, нетерпеливо бьющих хвостами с черными шерстинками на концах. Самый крупный из зверей наклонился, приблизив бархатный нос к Скоррту, который стоял ни жив ни мертв, а потом к Фнуле. Фнуля поднялась на цыпочки и зажмурила глаза. Длинные усы дрогнули от теплого дыхания. Тигр приоткрыл пасть, высунул огромный язык и провел им по беззащитному мохнатому животу. Фнуля приоткрыла один глаз, потом другой, ухватила огромную морду за мех на щеке и поцеловала огромный нос. Зверь фыркнул и сел на задние лапы. Стая неторопливо обошла странных незнакомцев, развернулась и плавным мягким шагом двинулась в сторону горной цепи у горизонта. Скоррт и Фнуля завороженно смотрели им вслед. Вдалеке послышался грозный рык.

— Скоррт, здесь действительно водятся тигры! Настоящие тигры! Какие они красивые!

— Если здесь водятся тигры, может, и лисы здесь есть?

— Скоррт, ты что! Не говори это слово, даже не думай об этом! — Она беспокойно оглянулась. Травы между одуванчиками качали рыжими метелками. Упавшее дерево было похоже на притаившегося хищника. Большие валуны пестрели охристыми пятнами. Кого прятали они за своими каменными спинами? В какой-то момент показалось, что в зарослях мелькнуло что-то рыжее.

— Бежим! Скорее!

Кубарем скатились они с обрыва, промчались, мелькая лапами, по песчаному берегу, задыхаясь, забрались в гору и прошли перевал. Тяжело, из последних сил дыша, скатились к бетонной площадке. Погрузчик примерялся захватом к последнему контейнеру.

Солнце медленно садилось в фиолетовые тучи.

* * *

— Слышь, я думал, что померещилось, — седой техник в синем комбинезоне задумчиво поскреб подбородок. — А ведь и вправду ежики.

На дне коробки с образцами среди обрывков бумаги, перепутанных ниток и пуха лежали два колючих тельца. Седой повертел коробку в руках, тронул ежей пальцем. Те не дрогнули.

— Эх, бедолаги. Получается, они весь рейс с нами отлетали. А новую планету так и не увидели. Ну а что делать, перегрузки и для людей тяжелы, не только для ежиков. Вот оно, понимаешь, как бывает.

— Что в журнале-то писать?

— Напиши чего-нибудь. Что подмокло или повреждено при погрузке. Груз в порядке, только упаковка подпорчена, даже акт не обязательно составлять.

— А с этим что делать? — второй техник ткнул пальцем в коробку.

— Что тут теперь сделаешь? — вздохнул седой. — Эй, практикант, иди сюда. Отнеси их… куда-нибудь. Сам сообразишь, в общем. Вместе с коробкой забирай, ее теперь только выбрасывать.

Прижимая к себе закрытую коробку, практикант вышел на площадку космодрома. Здесь, вдали от посадочной полосы, было тихо. Деревья еще не распустились, но солнце пригревало в полную силу. Он подошел к огромному блестящему бункеру утилизатора и наступил на педаль. Крышка с лязгом приподнялась, внутри механически заурчало. Парнишка помедлил. Открыл коробку и потрогал ежиков. Запаха разложения не чувствовалось. Тельца были мягкими и прохладными. Казалось, ежики просто уснули. Он аккуратно разжал пальцы с когтями, маленькая ладонь оказалась розовой. Другой кулачок не разжимался. Он провел пальцем по торчащим в разные стороны иглам, погладил коричневую шерсть. Снял ногу с педали утилизатора и, перепрыгивая через весенние лужи, двинулся к лесу.

Снег только стаял, обнажив прошлогодние листья, но в тени и в низинах еще лежал ноздреватыми залежами. Парнишка выбрал сухое место, не видное с тропы. Поставил коробку на землю, закидал отломанными ветром ветками, слегка присыпал листьями и аккуратно, выбирая места посуше, пошел по тропинке к автобусной остановке, которая проглядывала между деревьев.

Весна оказалась дружной и неожиданно теплой. Неделю грело солнце, а потом пошел дождь. Сначала робко, потом смелее и чаще устремились к земле прозрачные капли. Они падали на голые ветки с набухшими, готовыми лопнуть почками, смывали с них зимний сон. Намокшие стволы заблестели ожившими красками. Капли зашуршали по старым листьям, прижимая их к земле. Вода собиралась на выцветших листовых пластинках, стекала по поверхности, просачивалась между листьями, пока не промочила их бурый слой насквозь, до самой почвы. Дождь все шел и шел, таяли остатки снега, влага растекалась по земле, впитывалась в нее, пробуждая новую жизнь.

Сквозь осеннюю прель полезли тонкие стрелки молодой зелени. Она пробивала себе дорогу, протыкая старые листья, раздвигала их, огибала лежащие на земле ветки. Чуть слышно, тише, чем падают капли дождя, лопались почки. Прорастали упавшие по осени семена. Земля оживала после зимней спячки. Пригорок покрылся мелкой россыпью мать-и-мачехи, ощетинился зелеными иголками травы. Только там, где лежали наломанные сухие ветки, трава была старой, коричневато-белой и торчала в разные стороны. Да и не трава вовсе, это выполз ежик и подслеповато щурит заспанные глаза. Как восхитительно пахнет весной! Вот и жук пробежал, очень вкусный жук. И еще один.

— Фнуля! Весна! Просыпайся!

Коричневый клубок развернулся. Фнуля зевнула, потянула затекшие лапы. Разжала онемевшие пальцы и удивленно посмотрела на зернышки:

— Скоррт! Это было на самом деле! — и крепко прижала к груди промокшую сумку.

Дом показался маленьким и старым, яблоня огромной, а куст смородины был окутан нежным ароматом разворачивающихся листьев.

Оставляя мокрые следы, они зашли в дом и завернулись в теплые пледы. Разожгли огонь, вскипятили чай. Фнуля перестелила скатерть и достала прошлогоднее варенье. Грея лапы о покатые бока чашек, вдыхали родной запах дома. Внутри разливалось тепло. Стрелки часов медленно перешагивали с одной точки на другую.

— Надо же, здесь написано, что Разумбери никогда не летал на звездолете. — Скоррт подчеркнул когтем строчку на бумажной скатерти.

— Не может быть. Откуда он тогда узнал про тигров? Они ведь были настоящие. И пятна у них на боках были очень красивые.

— Какая теперь разница. Главное, что без него мы вряд ли куда-нибудь выбрались бы.

— Это точно. Мне и сейчас кажется, что все это нам приснилось. — Фнуля хлопнула себя по лбу и выбежала из кухни. В чулане послышался грохот падающих лопат и граблей.

Стрелки часов с каждым днем неслись по кругу все быстрее, ведь дел было невпроворот. Время всегда летит быстро, когда есть чем заняться. Вот уже вишни присыпали дорожки круглыми белыми лепестками, одуванчики сменили желтые головы на легкие воздушные звездочки. Скоррт гонял мышей из старого сарая, а Фнуля возилась в огороде.

— Фнуля, а ты знаешь, что один путешественник объехал весь свет за восемьдесят дней?

— Восемьдесят дней? Это ужасно много, целое лето. Даже и не думай. Сначала надо вымести пыль и навести в доме порядок. Иди лучше посмотри, как расцветают синие цветы. Скоро и на наших вишнях у озера будут ягоды.

— Когда это еще будет? — присвистнул Скоррт.

— Когда ежата подрастут, — дернула носом Фнуля и решительно уперлась лапами в бока: — Но перед этим тебе придется отремонтировать дом!

Бегали букашки, щебетали птицы, а высоко-высоко в небе, среди облаков, широко раскинув крылья, парил самолет.