(Продолжение.)
Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 11(61), 2024.
2. Дело о моржевидном дельфине
Проблема существования южных моржей связана и с теоретическими (но очень даже влияющими на практику) ограничениями. Дело в том, что представителю северной фауны, весь эволюционный путь которого прошел в адаптации к условиям жизни в ледовых морях1, очень трудно пересечь пояс теплых, южных морей, а особенно — экваториальную область. И даже если южнее этой области для него найдутся достаточно прохладные зоны обитания (вплоть до Антарктики) — как ему попасть туда?
Это в принципе возможно для обитателей открытого моря, особенно — открытых океанских вод: Мировой океан достаточно прохладен. Поэтому некоторые крупные китообразные, ведущие пелагический образ жизни, таких проблем… не испытывают? Да нет, они их тоже испытывают, пусть даже ухитряются решать: например, синие киты, как и прочие крупные полосатики, хотя вообще-то и могут посещать практически любой участок Мирового океана, разделяются на три основные популяции (соответствующие основным подвидам) — северную, южную и «центральную», обитающую от субантарктических вод до северных участков Индийского океана.
Проведем биологическую аналогию: путь на север в данном случае не легче пути на юг — и трудность выхода за пределы «своей» климатической зоны стала главной причиной того, что пингвины так и не выбрались в Северное полушарие, где могли бы составить компанию моржам. Тропические широты они осваивают только вдоль холодных течений — Бенгельского, омывающего атлантическое побережье Южной Африки (африканский очковый пингвин), и течения Гумбольдта вдоль тихоокеанского побережья Южной Америки, с которым галапагосские очковые пингвины добрались фактически до экватора, сумев в итоге «оторваться» от по-настоящему холодных вод, — но они крохотные, поэтому у них баланс теплообмена сходится даже там. Около 40 миллионов лет назад почти в столь же экваториальной области, на побережье Перу, обитал гигантский пингвин икадиптес, но его ареал четко попадает в зону современного Бенгельского течения, так что и в те давние миллионолетия там, вероятно, было прохладно. А из ныне живущих видов еще только желтоглазый великолепный пингвин обитает на юге Новой Зеландии, куда он стартовал с островов Субантарктики, — однако новозеландский климат умеренный, до тропического ему далеко…
Как-то сумел преодолеть экватор морской слон, ареалы северного и южного видов которого сейчас не пересекаются, но это близкие виды, имевшие общего предка. Однако морские слоны никогда не были настолько адаптированы к зоне многолетних плавучих льдов, как моржи, — а главное, они являются активными охотниками на рыбу, добывая пищу пусть не в пелагических водах, но вдоль континентального шельфа. Моржи же — высокоспециализированные бентофаги, питающиеся главным образом донными моллюсками; поэтому в своих южных маршрутах они неизбежно будут куда более привязаны к побережью… и тем прохладным течениям, которые обеспечат холодолюбивому зверю хотя бы относительно приемлемую температуру.
Как далеко на юг они при этом могут продвинуться? Надо думать, максимум — до Нижней Калифорнии с ее более-менее холодными прибрежными водами: широты, которые стали южным рубежом и для северного морского слона. Что даже несколько более щедро, чем подтверждает палеонтология: ископаемые останки моржей, датируемые временем последнего ледникового периода, найдены у берегов северной Калифорнии.
Это если говорить о тихоокеанском морже. Атлантический подвид добирался вплоть до Северной Каролины…
До экватора еще неблизко. До южноамериканских вод подходящей температуры — тем более.
Однако тут в поле нашего зрения может попасть не только морж как таковой, но и моржевидный дельфин одобеноцетопс. Который, правда, считается вымершим давным-давно, с эпохи верхнего миоцена (то есть не менее 5,33 миллионов лет назад) — но на то и криптозоология!
А обитал он как раз там, «где надо»: в прибрежных водах близ современного Перу и Чили. И выглядел тоже «как надо»: ну, почти. Особенно если учесть, что и моржа, и дельфина, и сирену наблюдатели сплошь и рядом видят лишь частично: спину и высунувшуюся над поверхностью голову успевают рассмотреть (и нечто вроде бивней заметят), а вот задняя часть тела остается скрыта водой.
Моржевидный дельфин поневоле заставит задуматься кого угодно: одобеноцетопс в прямом смысле «отказался» от достижений эволюции китообразных и свернул на путь, свойственный тюленям вообще и моржам в частности. Его дыхало сильно сместилось вперед, почти на уровень моржовых ноздрей; морда сделалась короткой и широкой; способность к эхолокации утратилась — зато развились мясистые чувствительные губы, по-видимому снабженные густыми вибриссами, подобными моржовым (это у дельфинов-то, столь давно и основательно утративших волосяной покров!); вновь развилась подвижная шея, дающая голове возможность поворачиваться на более чем 90°…

Но самое главное — у одобеноцетопса появились торчащие вниз клыки, тоже моржовых очертаний. Причем асимметричные: один бивень, правый, был гораздо длиннее другого.
Вероятно, это особенность самцов. Известны два вида одобеноцетопсов: Odobenocetops peruvianus и более молодой (где-то на миллион лет) O. leptodon; для каждого из них обнаружен череп с асимметричными бивнями — тогда как бивни черепа взрослой самки, наоборот, симметричны и гораздо более коротки, примерно как у… молодой моржихи!
Одобеноцетопс — все же не совсем дельфин, но входит с настоящими дельфинами в единое надсемейство Delphinoidea. Если же говорить о более тесном родстве, то он близок к входящему в это же надсемейство семейству нарваловых, насчитывающему только два современных вида: нарвал и белуха. Оба полярные, оба с достаточно подвижной шеей, у обоих и пасти довольно сходной конструкции — но белуха беззуба… а для самцов нарвалов характерен длинный бивень, пусть ориентированный совсем иначе!


Функции этого странного зуба неясны: ни у нарвалов, ни у одобеноцетопсов. Раньше нарвалам приписывали самое различное его применение, от вспахивания донного ила либо проделывания во льду дыхательных лунок до фехтования с косатками; сейчас наука, в общем, склонна согласиться, что главная и почти единственная роль — служить «самцовым признаком». Половой отбор создавал у многих видов и куда более экзотические телесные конструкции!
Можно согласиться с тем, что у самцов одобеноцетопсов главная роль бивня тоже сводилась к половому отбору (он явно неудобен для защиты от хищников), но единственной она точно не была: на конце диковинного зуба заметен очень существенный рабочий износ. Что именно им делал моржевидный дельфин — трудно сказать. Скорее всего, выполнял «моржовую» работу: рылся в дне…
Казалось бы, одобеноцетопс отпадает просто потому, что он был, по дельфиньим меркам, медлителен, не очень велик, явно не удлиненных пропорций (а по крайней мере Хью де Бонелли, см. часть 1 статьи в прошлом номере журнала, упоминает, как ни относись к его описанию, длинное тело и большую скорость движений) — и главное: никто не говорит ни об асимметричных бивнях, ни об одиночном бивне. А ведь именно эта особенность бросилась бы в глаза прежде всего!
Однако… кто сказал, что если за южных моржей действительно принимали моржеподобных дельфинов, то это были конкретно O. peruvianus или даже O. Leptodon?! Эти виды — лишь поздние звенья той эволюционной цепи, которая увела их предков в сторону от мейнстрима, намеченного основной эволюцией китообразных. Тут даже не приходится говорить о «недостающем звене», наоборот — недостает вообще всех звеньев, кроме последних (и то: последних ли?)! А ведь их должно быть много: этот эволюционный путь явно занял очень много времени. И трудно сомневаться, что прежде, чем у поздних гиперспециализированных видов развились суперасимметричные бивни, их предки, уже давно начавшие осваивать «моржовую» экологическую нишу, обладали симметричными зубами более-менее «моржового» же типа.
Если так, то до наших времен могли дожить потомки именно этих предков — а не тех двух слишком далеко ушедших по пути полового отбора видов, которые попали в руки палеонтологам…
Во всяком случае, очень уж примечательно сходство моржевидных дельфинов, обитавших в водах Южного полушария, с их родственниками из семейства нарваловых, обитающими на тех же широтах, что и самые настоящие моржи!
Впрочем, дельфинья версия — не единственно возможная. Оставим ее на крайний случай, если будут исчерпаны все остальные. Те, о которых пойдет речь в следующих частях статьи…
(Продолжение следует.)
1 Предки моржей, по-видимому, родом из субтропиков — однако это именно предки, причем далекие. Непосредственные предки современного вида, чьей наиболее характерной особенностью стали пресловутые моржовые бивни, формировались уже в зоне плавучих льдов. (Примеч. авт.)