Вернуться к содержанию номера: «Горизонт», № 10(60), 2024.

Мальчик был местный, деревенский. Красное от бега лицо, большие от страха глаза, вместо одежки — старая рубаха до колен. Запыхавшись, он с трудом проталкивал слова:

— …ам… …дут… …ого…

Дадар скривился, показал крепкий кулак.

— Поразборчивей, — перевела сбоку Юль.

Она всегда сидела рядом с вожаком, потому что мало кто мог разобрать в ней убийцу. Враги всегда подпускали ее чуть ближе, чем остальных, и Дадар этим пользовался.

Пацаненок сглотнул слюну. Грудь его все еще ходила ходуном.

— Там. Идут. Много!

Дадар оказался на ногах быстрее, чем можно было ожидать от такой туши. Владелец харчевни, которой не посчастливилось стать обиталищем разбойников, взявших «под крыло» деревню, постарался не дышать в своем кубле.

— Жало и Огонек, — вожак ткнул толстым пальцем вверх, — вы на крышах.

Двое за соседним столом поднялись и молча растворились в ночи.

— Тутр, Звягло, наверх, только молчком. Раньше времени не суйтесь.

Смуглолицый Тутр, стуча коваными сапогами, загрохотал по лестнице. Звягло, шепотом его проклиная, побежал следом.

— А мы?

— Мы, дорогая, останемся здесь. — Дадар скривил гримасу, заменяющую ему улыбку. — Примем поздних гостей.

Юль кивнула.

— Беги домой, — велела она мальчишке. — Ты молодец! Только через ту дверь, — кивнула она в сторону кухни, — и, пока будешь бежать, захвати с собой чего хочешь и сколько унесешь.

Мальчик мгновенно юркнул под стойку и, пошарив грязными руками по полкам, дал деру с черного хода, прижимая к груди огромный каравай и не разделанного еще гуся. Владелец проводил его грустным взглядом.

Дадар, не торопясь, пересел поближе к стене, так, чтобы было видно дверь. Топор он демонстративно положил на стол. Юль привычно примостилась слева. Маленькая, с копной рыжих волос, остриженных под мальчишку, вся в веснушках, вплоть до ушей, рядом с ним она смотрелась как тощий лисенок возле медведя. Тот, кто не видел, какое у нее лицо, когда она резала глотки, мог и обмануться ее внешностью. А тот, кто видел, уже ничего не мог…

Юль никогда не пасовала, когда дело доходило до убийства.

Уступая в силе, она была верткой и шустрой. Недаром уступавший ее когда-то своим клиентам купец представлял ее всегда как «Рыжую Молнию» и любил много шутить по этому поводу. Она была очень полезна ему при сделках: пока клиенты делали с ней то, что хотели, она слушала, смотрела и запоминала. А потом рассказывала купцу, который, поглаживая усы, обещал больше не уступать ее никому… И обещал до следующей важной сделки. Да, Рыжая Молния была очень полезна ему… пока не ударила его — двузубой вилкой чуть пониже подбородка…

Дадар не сомневался, куда придут непрошеные гости. В такое время пожрать можно только здесь, а сунешься по домам — жители с перепугу и отпор могут дать, особенно те, что помоложе да поглупее. Можно и наказать потом, конечно, да только парочку бойцов оглоблями да топорами могут и пришибить, а здесь каждый на счету, особенно когда Кузнецы так близко. Зато с утра да на сытое брюхо — можно и сунуться, посмотреть, какие нынче бабы под юбками. Там уж, на свету, увидят шрамы да оружие — испугаются, не сунутся рукой за печь — топор вытягивать. Отвернутся, глаза отпустят да стерпят. А девки — девки и есть, повизжат да притихнут, не впервой.

Дверь скрипнула, в полутемный зал ввалилось четверо. Судя по голосам с улицы, там осталось столько же. Большие, даже толстые, черноволосые. В руках — сплошь луки да ножи, веревки по бокам. Ловцы. Такие по лесам здешним каждую тропку знают. Хорошо, что здесь на них нарвались, а не среди их капканов да деревьев: там бы и полегли все. А так…

А так бывало и хуже. Гораздо хуже.

Один из четверых, с обожженным лицом, редко обросшим волосами, увидал парочку за столом, посмотрел по сторонам и хмыкнул. Скользкий взгляд полирнул топор на столе.

— Жухлый расклад, — осклабился он. Правая, обожженная часть лица у него почти не тронулась, зато слева раскрылась, показав в улыбке редкие зубы. Такой на земле не осядет и бабу по своей воле не возьмет. Только в леса.

— Тащи все из погреба, — велел второй харчевнику, снимая с пояса кролика и кидая его на стол. Другой рукой он взялся за нож, поглядывая на Дадара. — И жрать, и пить! И смотри, за кислятину сразу брюхо распорю. Что получше неси!

Несчастный мужик побелел, но с места не сдвинулся. Он еще помнил, как неделю назад, когда явился Дадар с ватагой, жилистый Стась, солдат в отставке, схватился за саблю и кинулся защищать родную деревню. Лохматый вяло отмахнулся топором, а Стась теперь лежит в земле, и чуть-чуть не хватило того удара, чтоб пришлось схоронить бывшего солдата сразу в двух могилах. А на Обзор надеяться и вовсе не стоило: в последний раз обзорные были здесь два с лишним года назад, да и тогда вели себя не особенно лучше, чем разбойники.

— Оглох, гонина рваная? — повторил второй и на этот раз, подойдя к столу, швырнул кролика прямо харчевнику в лицо. Тот что-то пискнул и сжался в комок.

— Он все правильно делает, — прогудел Дадар. Четыре взгляда уперлись в него с новым интересом. — Хозяин не велел, а чужаки, я вижу, платить не спешат. От этого убыток идет мне. А убытки я не люблю…

Четверо надвинулись. Обожженный вытянул короткий клинок, охотник достал кривой нож, а один позади со звоном вытянул из сумки, это ж надо, настоящий меч. Четвертый, кажется, потянул лук со спины, но на это не было времени обращать внимания. Дадар положил руку на топор и поднялся. Не вскочил, как ранее, а наоборот, воздел себя медлительно, как будто гора росла, вводя противников в заблуждение.

— Гнудишь толково, — заявил обожженный, видимо вожак. — А только с девкой воевать не с руки. Тебя убьем, ее попользуем…

Юль взвизгнула, словно заправская степнячка, дико, громко и как-то даже мерзко и, взвившись вверх, отмахнулась широким рукавом, как от назойливой мухи. Все четверо от неожиданности вздрогнули и уставились на нее, и даже у Дадара дернулась щека, а в ушах зазвенело. Он знал, что и те четверо, оставшиеся на улице, тоже замерли, повернув свои головы к двери и подставив темному небу шеи и спины.

Обожженный попытался оторвать руку, прибитую ко груди ножом, но, увидев, сколько крови оттуда полилось, вновь прижал к себе.

Рыжая Молния разила наповал.

А Дадар этим временем двигался вперед, уже не прикидываясь медлительным.

За спинами ловчих с лестницы кубарем скатились Тутр и Звягло. Один с ходу рубанул наискось, перерубая так и не успевшего наложить стрелу лучника, другой насел на ловчего, неумело отбивающегося мечом. Дадар, не обратив внимание на обожженного, вытягивающего что-то здоровой рукой из-за пояса, проскользнул мимо него и подрубил ногу вскрикнувшему охотнику. Позади него Юль, оказавшаяся за спиной рассвирепевшего и пробирающегося к выходу с ножом в руке обожженного, чуть отвела ему голову и полоснула по шее. Дадар опустил топор на голову кричавшего на полу охотника. Последнего ловчего у самых дверей с двух сторон взяли на ножи Тутр и Звягло, и тот повис между ними, выронив меч на окровавленные опилки. Обожженный пытался оторвать прибитую к груди руку, второй зажимая бьющую из шеи кровь. Он уже не шел — просто стоял и качался посреди таверны.

На улице поднялась суматоха. Кто-то дернул дверь на себя. Из темноты появилось окровавленное лицо.

— Муха, нас там бьют! Там на крышах стрелки… — Он захлопнул за собой дверь и, зажимая рану на плече, повернулся. Замолк.

Юль рывком вытащила прибитую руку из груди обожженного, подняла ее чуть выше и вновь прибила рядом с шеей. Тот сделал пару шагов, оторвал от шеи вторую руку и уронил ее на стойку, сбивая тарелки и свечи в попытках устоять на ногах. Кровь из его шеи выплескивалась теперь прямо за стойку, на лежащего там харчевника. Вбежавший ловчий закрыл рот и обернулся на дверь, затем вновь уставился на трупы под ногами. Обожженный попытался что-то ему сказать, но лишь захрипел, разбрызгивая кровь. Кто-то за окном, истошно матерясь, побежал. Щелкнула тетива. Раз. Второй. После третьего топот и крики убегающего оборвались мягким шлепком.

— Ну решай уже, ну? — сказал ласково Дадар. — Либо на улицу, либо здесь, с нами.

Стоявший в дверях ловчий было потянулся к висящему на поясе топору, затем нерешительно остановился, посмотрел на свою рану, на дверь — и вновь, уже со страхом — на обожженного. Тот, видимо, все поняв по его лицу, обернулся к стойке и зашарил по ней взглядом. Затем подался вперед и подтолкнул кружку в сторону харчевника.

— Налей, — разрешила Юль, вновь оказавшись рядом. — Спорим, не выпьет?

— Выпьет, — рассмеялся Звягло. — Такие и после смерти выжрут, коли дашь.

Харчевник поднялся на ноги и, расплескивая вино на стойку, налил обожженному полкружки. Последний ловчий, видимо, сделал выбор и, пока все отвернулись, рванулся к двери — и с размаха ударился о дерево. Всхлипнув и утирая разбитые губы, оглянулся.

— Хороший выбор, — Дадар приподнял топор и направился к нему. — Вот только дверь-то уже подперли. Дверь, знаешь ли, в первую очередь и подпирают.

Обожженный некоторое время собирался с силами, а затем, выпрямившись, протянул руку к кружке, но, потеряв равновесие, ударился лицом о стойку и свалился на пол, где продолжил слабо хрипеть.

Дадар вытер испачканное лицо и зашагал от двери обратно к стойке.

— Жухлый расклад, — сказал он и, сплюнув на умирающего, опрокинул в себя кружку с вином.

В тишине всё так же скулил харчевник.

Дверь рывком открылась. Жало с порога оглядел харчевню.

— У них тут в мешке что-то! — сказал он и снова скрылся в ночи. — Оно шевелится!

Юль пожала плечами и, наклонившись над захлебывающимся кровью разбойником, отодвинула в сторону от его руки тонкий нож.

— Девка какая-нибудь, — сказала она и полезла по карманам умирающего. Шманать покойников было ее обязанностью: своими тонкими пальцами она могла отыскать даже золотую брошь в подштанниках жирного купца. — Меня когда-то точно так же и вывезли из дому, в мешке и без портков. — Она поднялась на ноги, покручивая в руках кисет с жевой и небольшой сверток. Жеву бросила Тутру — сама она эту дрянь не любила — и развернула сверток.

— Эй, — прокричал Жало через какое-то время. — Кажись, пацан! Кажись… или, может… Слушайте, кажись…

Юль выскочила на улицу, перепрыгнув остывающее тело, подбежала к Жало и, оттолкнув в сторону, согнулась над сгорбившимся существом. Схватила за волосы, приподняла.

— Ну-ну, — сказала она, смотря прямо в огромные, на четверть лица глаза. — Не тронем мы тебя, не тронем… Ты кто?

— Со, — отозвался мальчик.

— Со, а дальше как?

Мальчик пару раз моргнул. Сзади, тяжело ступая по окровавленному песку, подошел Дадар.

— Просто Со, — сказал малец.

— Со, — Юль облизала губы. — Ты же луноликий, да?

— Глупости. — Тутр, наблюдавший из проема харчевни, скривил смуглое лицо и сплюнул. — Глупости это.

Мальчик с интересом осмотрелся, затем кивнул Юль.

— Да, — сказал он. — Только это секрет.

Сзади выругался Жало.

— Выходим, — приказал Дадар. — Сейчас же. И на этого, — указал он на Со, — мешок. Чтоб никто из этих его не видел.

Со заскулил.

— Может, ему на мешке хоть вырезь на глазах сделать? — задумчиво сказала Юль. — Я слышала, их в темноте долго нельзя.

Дадар посмотрел на бледное мальчишеское лицо с двумя огромными, почти квадратными глазами.

— Это тогда придется весь мешок искромсать, — сказал он.

— Глупости, — повторил опять Тутр. А затем побежал за своими вещами.

* * *

Они шли почти всю ночь, и, лишь когда подслеповатый Звягло в третий раз влетел в дерево и расшиб бровь, Дадар решил остановиться. Развели костер, мальчишку кинули на поваленное бревно, где он и замер. Неунывающий Огонек уже напевал что-то неприличное, нарезая захваченную из харчевни свинину. Дадар, взяв у Юль тряпку, пытался рассмотреть нарисованные на ней закорючки.

— Ну и что это? — спросил он.

— Карта, — сказала Юль. — Я такие у воев видела. Только не воевская эта карта, а монастырская.

Огонек перестал петь и удивленно к ним обернулся.

— Какого монастыря? — спросил он. — Того самого?

— Не знаю, — Юль покачала головой. — Я только знаю, что вот так монастырские чертят, а которые — не знаю.

— А где…

— Сап-сап, — оборвала его на полуслове Юль, и все замолчали. Они, конечно, знали, что Юль провела там первых два года плена, обслуживая мужчин, но говорить с ней об этом было опасно.

— Так, — кивнул Дадар. — Теперь — главный вопрос. Что с луноликим будем делать?

— Эти, — кивнула Юль в сторону оставленной деревни, — тащили его к Кузнецам, это уж точно. Нищие засранцы, до другого бы не додумались.

— Я к Кузнецам не пойду, — Жало пугливо посмотрел в сторону гор, скрытых от взглядов темнотой. — Меня там ищут.

— Скажу — пойдешь, — лениво заверил Дадар. — А ты что думаешь? — обратился он к Юль. — Раз уж ты у нас слегка даже образована?

— Я думаю, что надо его к Черте тащить, — сказала она. — Дион ихний за такую птицу, может, и звание какое нам придумает, а уж общую помильную — так точно даст.

— Глупости, — Тутр вдруг бросил бревно, которое волок из леса, и подошел к ним. — Не так всё. Не бывать этого.

— Ты помедленней говори, а? — скривился Дадар. — Я твой говор и так не понимаю.

— Не бывает вашего луноликого. Это всё сказки, которые глупый говорит перед снами.

— А ты откуда знаешь, а? — спросил вдруг Жало. — Ты ж у нас здесь сколько, лет пять? Небось до этого ничего страшнее ящерицы в своих песках и не видел.

— Глупости, — сказал опять Тутр. — Не посланец он богов!

Стало тихо.

— Да, кстати, — сказал несмело Огонек. — А как быть с этим, а? Ведь если про луноликих правду говорят, ну… что там один раз за поколение, и про глаза богов, то ведь боги сейчас его глазами на мир смотрят…

— Ну и? — спросил Дадар.

— Да я так…

— Ты уж договаривай.

— Он хочет сказать, — Звягло подошел к костру из темноты, застегивая на ходу ремень, — что, мол, боги сейчас лупятся через эти здоровые зенки и наблюдают, так сказать, каков наш мир, хорош или плох. И ежели мы наломаем дров, то следующему поколению будет, — и он сделал неприличный жест.

— Глупости, — Тутр указал на небо. — Есть два бога — Череце и Сайац. Им нет дела до мирского, ведь они вечно борются и…

— Да заткнись ты, — поморщился Огонек и, поглядывая на Со, подошел к Дадару поближе. — А что если это правда? Что если мы как-нибудь разгневаем богов, и они на нас и на всех живых того… кару жуткую, животы рвущую, и огонь синий, глаза слепящий, и дальше как там еще, а?

— Глупости! — Тутр было собрался говорить дальше, но на него со всех сторон посыпались уговоры заткнуться.

— Прежние, — сказал Жало, — кажись, не лучше нас были. В мешке его таскали, руки вязали вон — аж до синяков. И тащили в Кузнецы, а там бы его, — он поводил рукой вверх-вниз, — чтоб узнать, чего у него там внутри и кто на них оттудова смотрит. А только никакой кары на людей боги не послали.

— Это да, — кивнул Огонек. — Вроде бы вокруг всё так же.

— А что если, — сказала Юль, — это мы?

Дадар удивленно посмотрел на нее.

— В смысле?

— Ну, что если… — она кивнула на оставшуюся вдалеке деревню, — что если боги наслали на ту шайку страшную кару? И этой страшной карой были мы?

Долгое время все молчали.

— Я пить хочу, — сказал вдруг Со, и все вздрогнули. Звягло даже вступил ногой в костер и, ругнувшись, направился к мальчику.

— Не тронь! — закричали Жало и Огонек, одновременно кидаясь ему наперерез. Дадар выругался.

— Ну, ч-черт, влипли, — он встал на ноги. — Дайте ему попить и накормите. Пусть боги видят, что мы не жадны до жратвы. Черт, да и вина ему налейте, — он хохотнул. — Да я ему лично уступчивых девок в Полумесяце куплю, пусть боги порадуются! Нам за него столько дадут, ребята, что мы должны пылинки с него сдувать! А кто не будет, — он окинул всех взглядом, — того я сам сдую. Все поняли?

Все поняли.

* * *

С утра пришлых решили закопать. Во-первых, страшно было — подумают еще, что деревенские их порубили, а во-вторых, харчевня-то все еще стояла, хоть и кровью залитая, а новую построить было никак не с руки. Командовал Волот, крича и поругивая нерасторопных мужиков. Ходил он твердый, крепкий и даже немного счастливый — никто из ушедшей банды не опознал бы в нем сейчас плачущего и дрожащего харчевника. Он пережил кровавую ночь — и остался жив. Теперь мужики уважали его куда больше, чем раньше.

Когда Юцек, сиротный мальчишка, что на ветле у большака глядел, вдруг вышел из лесу и направился к мужикам, махая рукой, те вначале даже лопаты побросали: этот мальчишка день за днем приносил одни дурные вести. Но, как оказалось, махал он только одному — Волоту. Улыбался и рукой тряс, только как-то странно, а потом взял и остановился посреди поля.

Волот осторожно приблизился к нему. Что-то спросил, прикрикнул даже. А потом вдруг закричал и вытянулся на мысках, с прижатыми к бокам руками, словно на кол посадили. И затрясся весь, будто его кто невидимый в руке держит.

Тут уж мужики и правда деру дали. Да только говорил потом Валич, который последний бежал и всё оглядывался, что мальчишка тот постоянно и Волота допрашивал, а тот ему отвечал.

А когда особенно напивался Валич, а это случалось с того раза всё чаще и чаще, рассказывал он, как видел в самом конце, уже издалека, что положили они оба — и мальчишка этот сиротный, и Волот-харчевник — руки себе на головы да и свернули себе шеи. Разом.

Мальчишка при этом всё еще улыбался…

Чуть позже, но этого уже никто не видел, из леса вышло несколько высоких фигур и двинулись в ту сторону, где скрылись разбойники.

* * *

Телегу они отобрали у мужиков. Четверо бывших хозяев, едва увидав вышедшую на дорогу компанию, бросили вожжи и рванули наутек. Дряхлая кляча равнодушно докатила ношу до новых хозяев и замерла.

— Кататься любишь? — спросил Огонек у мальчишки.

Со прикипел своими глазищами к животине, будто впервые такую видел.

— Эй, лунный мальчик, ты чего?

— Слабая, — отозвался Со. — Умереть мечтает. Грустно и одиноко, говорит, ей. Всю жизнь.

— Кто, лошадь?

— Кончай бары лясать, — велел Дадар.

Огонек, опережая грубого вожака, схватил мальчишку под руки, обошел с ним лошадь и аккуратно перенес через борт. Жало уже устраивался впереди, примеряя вожжи. Дадар жестом загнал остальных в скрипящее корыто на колесах, новоиспеченный кучер хлестанул клячу, и та обреченно, с натугой сдвинула телегу.

— Бить не нужно, — попросил Со.

Похоже, угрюмые разбойничьи рожи его нисколько не смущали. Сколько на него ни зыркал Дадар, мальчик только лупился в ответ своим немигающим взглядом. Долго этот взгляд не мог выдержать никто. Пугать его черные провалы не пугали, но если хоть на миг допустить, что из них на тебя смотрят боги…

— Если ее не бить, она сдохнет раньше, чем дотянет нас хоть куда-нибудь, — попробовал объяснить Огонек.

— Он и вправду разговаривал с лошадью? — наклонившись к Юль, спросил Звягло. Похоже, долговязый стареющий разбойник, а в прошлом — беглый каторжанин с весельной торговой коры начинал проникаться симпатией к Луноликому мальцу.

Юль неопределенно пожала плечами.

Сбоку фыркнул Тутр.

* * *

— И что ты думаешь с ним делать? — шепотом спросила Юль, когда они стали лагерем на ночлег.

Дадар глянул на подругу. Тяжело вздохнул и прогудел неохотно:

— Не решил еще.

Ватага переругивалась у костра. Мальчик сидел на корточках перед клячей. Вот он протянул руку и робко дотронулся; лошадь блаженно закрыла глаза, словно пес, которого взялся гладить добрый хозяин.

— В монастырь я не дам его продать, — тихо сказала Юль. — Зарежу не моргнув, а продать этим… не позволю!

— Этим не позволишь, а остальным позволишь? — хмыкнул вожак. — Даже Кузнецам?

— Даже Кузнецам.

— Скорее всего, монахи уже ищут потерю, — дураком Дадар не был и прекрасно представлял себе, что такое Монастырская Пятерня, взявшаяся рыскать по окрестностям в поисках чудо-мальца. — Может статься, у нас просто выбора не будет…

— Но все же, — повторила вопрос Юль. — К Черте пойдем?

— Успеть бы добраться до города… Заляжем на постоялом дворе. Там видно будет. Что-то мне подсказывает, что скоро такое начнется… Если его глазами и вправду смотрят боги, они такого насмотрятся!

Утром выяснилось, что кобыла сдохла. Жало с досады дал пинка мертвой животине и развел руками.

— Накормили, напоили, чего она…

Юль перевела взгляд на мальчика.

— Ты вчера вокруг нее целый вечер крутился.

Со кивнул.

— Она попросила.

Большие черные блюдца, заменяющие мальчику глаза, не выражали ничего. Вчера он жалел скотину, сегодня даже не глянул в сторону трупа.

— Что попросила? — насторожилась Юль.

— Уйти.

Манера отвечать только на один вопрос и замолкать, не пытаясь ничего разъяснить, бесила Рыжую Молнию. Но ее гнев сразу же рассеивался, вяз в глазах Со, как букашки в смоле.

— И? — подхватили сбоку в один голос Огонек и Жало.

— И я ушел ее, — невинно объяснил мальчик.

Неожиданно хохотнул Дадар.

— Из мальца получится настоящий душегуб! Еще несколько подобных финтов, и мне станет жалко продавать такой талант…

Впрочем, улыбка тут же растаяла, и уже суровый, привычный вожак скомандовал:

— Мешки на плечи и вперед. Нужно спешить, пока наш след не взяли.

— Подождите, — подал голос Тутр. — Я проверять-смотреть!

Он обошел мальчишку по широкой дуге, не отрывая взгляда. Склонился над лошадью и взялся что-то щупать на ней. Задрал веки, понюхал под губами.

— Глупости, — прошептал он наконец и оставил труп в покое. — Словом убить? Одним словом?!

Со мотнул головой.

— Не словом. Просто отпустил.

* * *

Ближе к обеду пацан стал задыхаться. Заметив это, Юль пристроилась рядом.

— Устал?

Он покачал головой и посмотрел, прищурившись, на солнце.

— Жарко, — сказал он. — Я к такому не привык.

— В горах? — спросила она. — Ты был в одном из монастырей?

— В маленьком, — кивнул Со. — Там людей мало было.

— А что… — Юль сглотнула. — Что ты знаешь о том самом монастыре?

— Они идут в неправильную сторону, — пожал плечами Со. — Там ничего нет.

— Там демоны, — Юль плюнула на пальцы и провела по лбу, отгоняя зло. — Уж ты-то должен был знать. В том монастыре изучают демонов… — Она помолчала. — Вроде тебя.

— Я не демон, — сказал Со.

— Ты луноликий. Вы тоже демоны, как хвачи и чорвилы.

— Хвачи и чорвилы — просто животные, такие же, как волки или мертвороты. А я не демон.

— А кто ты? — Юль заинтересовалась. Пацан разговорился. — Кто ты такой? Через тебя и правда боги смотрят на нас?

Со вытер узкий бледный лоб и спрятал руки на груди. Долго молчал.

— Ба-Ро говорил, что нас раньше было много, — заговорил он наконец. — Он говорил, что раньше мы появлялись чаще.

— Раньше?

— Очень раньше. Он говорил, такие появляются редко, — он постучал пальцем по руке. — Отсюда.

— Из руки, что ли? — Юль посмотрела на его тонкие руки и нахмурилась. — Как-то не верится.

— Из крови. Есть такие штуки в крови…

— Демоны, — поняв, кивнула Юль. — Это да.

— Нет, в крови демонов нет. — Со посмотрел на нее, и на какой-то момент Юль показалось, что он старше, чем кажется. — Там другое…

— В крови демоны есть, — оборвала его Юль. — Ты просто еще не знаешь. Когда они жгут кровь… — она замолкла, вспомнив свой побег из Сап-сап. — Когда они говорят в твоей крови, ты… Ты слушаешь их, и тогда случаются всякие вещи.

— Ты сделала много таких вещей, да? — спросил он и положил руку ей на плечо. — Ничего страшного. Человек не может оставаться всегда одинаковым. Люди — как вода, текущая между камней. Русло всегда можно изменить, направление поменять. Всё вокруг влияет на его течение, и в разных местах он может быть разным. В воду можно плюнуть, а можно вообще перекрыть, понимаешь? Но вода должна течь — это ее жизнь. Она не может не течь. В том, куда течет ручей, — нет его вины и нет его заслуги. Это так.

Юль какое-то время смотрела на него, затем с яростью сбросила с плеча его руку.

— Да что ты знаешь, сосунок, дитя слюнявое, а? Люди-ручьи, русла. Ничего ты не смыслишь, понял? Можно терпеть, а можно, — она сделала какое-то движение руками, будто что-то сжав. — Можно отдавать, а можно брать, брать, понял? Ручьи твои — ничего общего! Ручей не может, — она запнулась, подбирая слова, затем заговорила зло, отрывисто. — Я сама всё сделала! Сама выбирала! И никто там… Никто меня никуда не направлял, дошло?

Со улыбнулся и кивнул в сторону.

— И даже он?

Юль посмотрела на Дадара и открыла было рот, но затем, скривив губы, пробормотала ругательство и, развернувшись, зашагала вперед со всех ног. Вскоре она уже шла впереди, рядом с Жало.

Дадар, немного отстав, поравнялся с Со и, разглядывая идущую впереди Юль, сплюнул на землю.

— Ты чего ей сказал, малец, а? Чего она так взбесилась?

— Я сказал ей, что люди — как ручей, — сказал Со. — И ей это не понравилось.

— Да ну? — Дадар с сомнением посмотрел на девушку. — И всё, только про ручей? Чего ж она взбесилась?

— Потому что жизнь — это сплошь острые высокие горы. — Со смотрел куда-то вдаль, совершенно не мигая. По спине Дадара неожиданно для него самого поползли мурашки. — А она всё еще боится стать водопадом.

Дадар набрал было воздуху, но вдруг, захлопнув рот, замолчал.

«Глупости», — хотел сказать он.

Но не стал.

(Окончание следует.)